Хороший мальчик

– Похоже, они тебя очень контролируют, – нахмурилась я, вспомнив о своей меланхоличной семье, интересующейся моей жизнью лишь пару раз в месяц, когда нужно расписаться в дневнике. – Должно быть, с ними тяжело ужиться.

– О, вовсе нет, – спохватился вдруг Артём и живо замахал руками, словно оправдываясь. – Они редко бывают дома, всё время в командировках. В основном я с бабушкой, а она очень хороший человек.

– Так и играй, пока родителей нет дома, в чём проблема? – искренне удивилась я.

Еле заметная тень печали скользнула в глазах Ягелева. Он опустил голову, и удалая богатырская улыбка понемногу стала покидать его лицо.

– Нет, мне нужно готовиться к экзаменам. К тому же, родители правы: музыка – это несерьёзно. Я не могу их подвести.

– Подвести «их»? – переспросила я. – Для кого ты вообще учишься, для себя или для «них»?

Он промолчал, похоже, прекрасно зная ответ на поставленный вопрос, но не в силах его озвучить. Мне стало немного неловко за то, что я спросила, и потому тоже опустила взгляд.

– Грустно, когда люди забивают на свою мечту, – заметила я и осторожно покачала головой.

– Да это и не мечта, – Ягелев всё пытался вернуть на лицо былой оскал, но в этот раз ему это плохо удавалось. – Так, баловство.

– Ты говоришь совсем как взрослый, – я вдруг отчётливо уловила нотки обеспокоенности в собственном голосе. – Мне кажется, что ты слишком много переживаешь о том, как выглядишь со стороны и совсем не думаешь о собственных чувствах.

– «Взрослый» – не всегда значит «плохой». Да и как бы то ни было, это уже совсем неважно, – устало вздохнул Артём, разминая запястья. – В следующем году – поступление, и до того, что там у меня внутри уже точно никому не будет дела. Я могу послушать «Вечно молодой» или «Потерянный рай» в любой момент, когда захочу прожить эти эмоции. Но в обычной жизни показывать их точно не стоит, это отвлекает. Мир жесток, и в нём нельзя допускать ошибок.

– Это тебе отец такое сказал?.. – поражённая его словами, я раскрыла рот.

Ягелев молча кивнул. Обескураженная, даже немного напуганная этой ужасной тирадой, повторенной молодым парнем, очевидно, за собственными родителями, я почувствовала, как холодеют у меня руки.

– Допускать ошибки – это нормально, чел, – только и смогла выдавить из себя я. – И уж тем более – испытывать эмоции, хоть плохие, хоть хорошие.

– Только не для меня, – обречённо пожал плечами Артём. – Гораздо проще жить, когда вместо сердца – камень.

Сразу после этого разговора, Ягелев вдруг неестественно повеселел. Попытался рассказать о местном водохранилище, но больше говорить с ним мне совсем не хотелось. Весь оставшийся путь, до самого посёлка мы проехали в тишине, и на сердце я чувствовала какое-то гадкое послевкусие. Что-то липкое, серое и тревожное там, под грудной клеткой. Даже музыка не смогла вытянуть меня из этого омута странных размышлений.

Мы добрались до пункта назначения часа через полтора. На улице по-прежнему было жарко, а музее самоваров – жутко тесно, да и, что уж таить, очень скучно. Всем классом мы стояли в маленькой деревянной избушке с огромным количеством полок и стоящих повсюду расписных самоваров. Кое-где на стенах висели фотографии уже прошедших чаепитий; за стеклом, в большом советском серванте, была аккуратно расставлена посуда. Зазевавшаяся во время перехода от одного экспоната к другому Даша сделала шаг вперёд и чуть не сбила сидящую на краю стола тряпичную куклу в русском платье, кокошнике, с большими набитыми ватой щеками и ярким неестественным макияжем.

– Смотри-ка, – тихо пихнула меня вбок Алексеева, указывая на куклу. – На мою похожа. Помнишь, ту, в фиолетовом платье? Давно я её не видела, куда она делась интересно…

Наталия Владимировна зло шикнула на нас, всем своим свирепым взглядом веля не мешать экскурсоводу. Хозяин музея, старый седой дедок с усами, уже минут пятнадцать долго и нудно показывал, как правильно подготавливать дрова к растопке самовара, то и дело приговаривая одно и то же, как заведённый: «Вот так вот мы её возьмём… вот так вот мы её… вот так вот….»

Казалось, никому это скучное однообразное зрелище не было интересно, кроме самого седого деда, да Наталии Владимировны, отчаянно конспектирующей каждое его слово в блокнот. Даже товарищ Ягелев хоть и стоял в первых рядах, держался отрешённо, сложив руки на груди и сохраняя спокойствие на лице. Также, должно быть, и по моей физиономии было ясно: думала я лишь о том, как бы бахнуть стакан чего-нибудь холодного, да посидеть спокойно на втором этаже в компьютере, а не заниматься всей вот этой вот ерундой.

Я уже практически порвала себе рот в несдерживаемой зевоте, когда вдруг обнаружила, что Даши, всё это время стоящей чуть позади меня, рядом нет. Я принялась озираться по сторонам в поисках подруги, а когда окончательно убедилась в том, что нигде поблизости Алексеевой нет – заметила позади, в дальней части избушки, выход на задний двор. Я осторожно посмотрела на собравшихся: не отвлекаясь, все внимательно следили за усатым хозяином музея, склонившимся над бедным поленом. Он всё ещё делал на нём зарубки топором и приговаривал монотонно:

– Вот так вот мы её берём, вот так вот мы её…

Тогда, я сделала пару осторожных шагов вдоль стены, попутно оглядываясь на класс и учительницу. Никто не заметил моего тайного бегства, и я успешно выскользнула за открытую дверь.

Даша, как и ожидалось, стояла снаружи. Здесь на небольшом пригорке, открывался великолепный вид на посёлок, необъятное лазурное небо, наполненное воздушными облаками, и множество зелёных деревьев, рассаженных по всей местности. Где-то вдалеке виднелись две высоченные красные трубы, и серое здание, из которого они выходили, обнимало растянувшееся на половину посёлка синее водохранилище.

– Там работает мой папа, – указала пальцем Даша на высокие красные трубы, едва я появилась у неё за спиной. В голосе её как будто совсем не было печали, и фраза эта напоминала скорее детское хвастовство перед сверстниками, нежели жалобную тоску. – Он инженер-энергетик, мастер своего дела.

– Ягелев тоже собирается на инженера идти, – вспомнила вдруг я, тепло улыбнувшись и встав рядом с подругой. – В автобусе рассказал.

– Ого, – удивлённо заморгала Даша. – Вы с ним разговаривали? Я думала, ты терпеть его не можешь.

– Мне не нравится эта его показушная добродетель, – я пожала плечами, опустив руки в карманы, и перевела взгляд на простирающийся вид. – Что уж там у него в голове – не знаю, и мне неинтересно. По крайней мере, вкусы на музыку у него такие же старые, как и его манеры.

Даша чуть слышно рассмеялась и вновь перевела взгляд на красные трубы. Она вглядывалась вдаль, пока тёплый поток воздуха шевелил каштановые волосы, скользил по коже и словно обнимал нас обеих. Я вдохнула полной грудью, откинула голову назад и ощутила всем телом то, как я живу. Ощутила, что я – это я, и я есть на этом свете, стою с дорогим мне человеком на холме за деревянной избушкой. И будто весь мир у нас на ладони, и совсем ничего не страшно.

– Давай убежим? – вдруг повернулась ко мне Даша.

– Что? – не поняла я, обескураженная и удивлённая этим внезапным, непонятным предложением без капли контекста.

Даша смотрела на меня в упор, ожидающая дальнейшей реакции. Ветер ерошил её челку, бил локонами по лицу, но девушка этого не замечала.

– Убежим! – повторила она, с восторгом улыбающаяся под тенью крыши, и схватила меня за руки. – Сбежим с этого склада унылых чайников, пробежим по улицам, к самой ГРЭС¹³! А вдруг мы увидим папу?

– Даш, ты с ума сошла? – быстро заговорила я, выпучив на неё свой поражённый взгляд. – Да нас ни за что туда не пустят, к тому же – это опасно! Это тебе не ярмарка и не парк развлечений, это блин, электростанция!

Но она продолжала заговорчески настаивать, дёргая меня за руки и чуть ли не прыгая на месте от воодушевления:

– Здесь ужасно скучно! Дурацкие самовары, одноклассники и классуха, которая шикает на нас за любой звук!

– Нас будут искать, родители всыпят по первое число, как только узнают!

– Плевать! Что толку бояться, если жизнь такая короткая? Нам выпал такой шанс побывать хоть где-нибудь, кроме нашего собственного села, и этот город…

Она обвила рукой вид, простирающийся перед нами, и, поражённая происходящим, я потеряла дар речи.

– Весь город прямо перед нами, и мы приехали сюда только для того, чтобы посмотреть на деда, колющего дрова?!

Давно я не видела её такой безбашенной и весёлой. Даша зарядилась силами, что та электростанция, и потому не могла устоять на месте. Она светилась, словно искорка, прыгала на месте, кивала головой. От неё веяло таким бешеным детским восторгом и желанием жить, творить, бежать без оглядки в закатное солнце, что я, конечно, не смогла себя сдержать.

– Побежали! – схватила я её за плечи, и, увидав, мою согласную улыбку, Даша одним коротким рывком обняла меня.

– Вы чего здесь делаете? – окликнул нас кто-то позади.

От испуга мы обе дёрнулись, но стоило обернуться, как от сердца тут же отлегло: на пороге чёрного входа в музей стоял Ягелев.

– Тебе какое дело? – бросила ему я, машинально прижав Дашу к себе за плечо так, что та еле слышно ойкнула.

Ягелев стоял прямо, в этих своих строгих тёмных брюках, ни на миллиметр не помятой рубашке, с портфелем в одной руке. Он застыл в дверном проёме, смотря на нас со смесью строгости и лёгкого беспокойства.

– Мы уже к обсуждению посуды подошли, вы всё пропустите, – сказал он так, будто и ему вправду было дело до этой посуды и экскурсии в целом.

– Ягелев, – снисходительно нахмурилась я. – Иди куда шёл, мы сами разберёмся.

– Так не пойдёт, – Артём отрицательно помотал головой и, спустившись, стал приближаться к нам. – Хозяин музея старается для всех нас, к тому же Наталия Влади…

Ягелев не успел договорить, потому что я резко выхватила у него старый потёртый портфель, взяла ничего не понимающую Дашу за руку и вместе мы стремглав помчались прочь от музея самоваров. Обескураженный одноклассник остался стоять позади ещё на пару мгновений, прежде чем понял, что произошло. Тогда и сам он сорвался с места и погнался за нами с криками:

– Шарапова! Отдай! Вы куда?!

– Попробуй, отбери! – крикнула ему вслед я, на ходу показывая язык и хохоча во весь голос.

– Наталия Владимировна будет ругать вас! – продолжал кричать несущийся прямо за нами Ягелев.

– А ты её утешь, у тебя хорошо получается! – весело пропела несущаяся рядом со мной Даша.

Мы бежали по холму вниз, смеясь и прыгая с кочки на кочку, хватали друг друга за локти на поворотах, били распростёртыми руками по мелькающим мимо веткам кустов. Бежали по пустынным летним дорогам, на которых почти не было машин, резко сворачивали на перекрёстках, не глядя проносились мимо пёстрых ворот чужих домов, сменяющих друг друга на каждом шагу. Дома, тропинки, деревья, торговые ларьки и белые покосившиеся бордюры. Высокое небо, воздушные облака, яркое солнце и зелень, зелень, зелень!

Мимо нас спокойно шли прохожие, направляющиеся по своим делам. Взрослая женщина, с авоськой апельсинов, пузатый мужик в синей футболке с логотипом известной партии, весёлые радостные дети, проезжающие на ярких велосипедах прямо по дороге. Мы с Дашей неслись мимо них всех, на нас оглядывались, ругались за шум, усмехались нашей беспечности и махали след. Бедолага Ягелев всё преследовал нас, не отставая ни на шаг, то и дело крича вслед нравоучения и требуя вернуть ему портфель.

– Сначала догони-и! – кричала ему в ответ я, размахивая в воздухе своим трофеем и дразня одноклассника.

– Догоня-яй! – визжала радостная Даша, улыбаясь во все зубы и жадно хватая ртом дующий ей в лицо ветер.

На очередном перекрёстке Даша резко вывернула нас обеих в сторону, ухватившись за моё предплечние. Мы выбежали прямо на вершину высокого спуска, дорога с которого круто пролегала вниз и вела далеко-далеко, мимо зелёных равнин, тополиных аллей, к гуще шумных деревьев с простирающейся до самого горизонта синей глади водохранилища. По бокам от нас стояли чужие дома, спрятанные за разноцветными воротами, на ярких клумбах бушевали цветы, насыщенный запах сирени бил в лицо. Прямо у одного из дворов в траве стоял разбрызгиватель, выбрасывающий капли воды в воздух и поливающий ими усеянную оранжевыми бархатцами клумбу. Высоко, в почти безоблачном небе над всем городом возвышался яркий солнечный диск. Он заливал своим тёплым светом всё вокруг, отражался в окнах и стеклянных дверях супермаркетов, весело приветствовал всех, кто был здесь и радовался этому дню вместе с ним.

Мы с Дашей остановились на вершине пригорка, замерли под солнцем, держа друг друга за руки и чуть щуря глаза. Вскинув головы к небу, улыбались и вдыхали воздух полной грудью. Время как будто остановилась, и мы были одни, на вершине этого дорожного спуска, смотрели сквозь маленькую, образованную разбрызгивателем, радугу. Обнимались с миром и любили каждую секунду, которой так отчаянно владели. Мы были так увлечены этим невероятным мгновением, что не заметили, как откуда-то из-за угла вырулил огромный грузовик и с жутким рёвом понёсся на нас.

– Осторожно! – совсем рядом крикнул испуганный голос Ягелева, и парень резко напрыгнул на нас, сбив с ног и повалив в клумбу у соседских ворот.

Втроём мы упали прямо на оранжевые бархатцы, в мягкую сырую землю, а по дороге, прямо по тому месту, где только что мы с Дашей наслаждались моментом, со свистом пролетела грузовая машина.

Мы лежали в тени, на прохладной земле. Над нами возвышались два раскидистых дерева, и листва их прятала нас от солнечных лучей. Соседский разбрызгиватель заливал нас каплями холодной воды, попадал Ягелеву на затылок и нам с Дашей прямо в лицо. Мгновение, все мы были в кучу, на одном месте, в тишине и словно на небольшой паузе. Капли воды щекотали мой нос, и я инстинктивно поморщилась, чуть не чихнув. Ягелев, всё ещё нависающий над нами и закрывающий собой обеих, держался в планке, зажмурив глаза. Вдруг, Даша усмехнулась, тихо кашлянула, а потом резко расхохоталась.

Она вскочила на ноги и весело запрыгала под искусственным дождиком, радуясь каждой его капле. Продолжала смеяться и время от времени останавливалась, чтобы перевести дух от закончившейся пробежки по улицам посёлка.

– Я никогда в жизни так не веселилась! – хлопала она в ладоши и продолжала подпрыгивать на месте. Вся её одежда и руки были в земле, волосы и чёлка растрёпаны. Она смеялась, заливаясь этой прекрасной детской радостью, и не могла остановиться. – Так классно! Только бок болит…

Я осторожно посмотрела на Ягелева, всё ещё нависающего надо мной. Резко возникшее чувство отвращения заставило одним толчком сбросить бесячего одноклассника с себя и приподняться с земли. Я огляделась в поисках подруги, и невольно заулыбалась, наблюдая за тем, как та веселится. Мне тоже было весело, быть может, это и не было видно по мне так, как было видно по Даше, но я точно чувствовала это нежное солнечное чувство эйфории, безрассудством ударившее по голове.

– Вы в своём уме?! – закричал вдруг Ягелев, схватив с земли выроненный мной портфель. – Сбежать от класса, да вы умом тронулись! Наталия Владимировна всех по головам считает каждые пять минут, да она нам эти же самые головы и оторвёт, когда обнаружит, что нас нет!

– Ну и что, – совершенно спокойно ответила я, отряхивая одежду и поднимаясь на ноги, пока, где-то позади, продолжала прыгать под каплями разбрызгивателя радостная Даша. – Подумаешь – отошли на пару метров от музея, чего переживать-то?

– Пару метров?! – взревел Артём, и я поймала себя на мысли о том, что впервые в жизни вижу его таким напуганным. – Да мы за несколько улиц от него, не меньше! Как мы будем возвращаться назад, мы ведь даже не знаем, где мы!!

– Не мы, дорогой мой Ягелев, – наконец, отряхнув штанину влажных летних брюк, сказала я и ударила одноклассника рукой по плечу. – А ты. Даша знает этот город как свои пять пальцев, и в проводнике не нуждается.

– Да, у меня здесь па-апа р-рабо-отает! – пропела Алексеева и несколько раз прыгнула вокруг собственной оси.

– Да, – подтвердила я, обернувшись с подруги на одноклассника. – Так что возвращаться ты будешь сам, в компании своего пионерского портфеля и телефонного навигатора.

– И не думайте, что я пойду назад без вас! – уже спокойнее ответил Ягелев, сдержанно отряхивая грязь со своего плеча, оставленного после моего к нему прикосновения. – Мы все вернёмся назад, или…

– Или что? На ноль нас поделишь?! – я резко задрала нос, с готовностью ожидая, что же он мне скажет.

– Или расскажу Наталии Владимировне о вашем побеге, – строго заявил Артём. – И тогда свои проблемы будете решать сами.

Нахмурившись, я глядела ему прямо в глаза. Вот оно – то, из-за чего меня всегда так бесил этот мамкин отличник в белых рубашечках, с учебниками вместо мозгов: его популистская нравственность и нарциссическое великодушие, которое почти всегда было завязано лишь на том, чтобы правильно выглядеть в глазах окружающих. Всегда спокоен и уравновешен, в комфорте и тепле, не представляющих ему никакой опасности. Но как только «хороший мальчик» оказался за пределами своего нравственного кокона, в компании людей, очевидно не верящих в его общественную роль, истинное лицо Ягелева тут же вышло на первый план: он начал нервничать, ругаться, угрожать.

– Пошёл ты.

Я сказала ему прямо в лицо, почти выплюнула два этих слова, после чего взяла Дашу за локоть и потащила за собой в сторону дороги. Все грязные от земли и мокрые от брызг, мы перешли дорогу и направились в сторону автобусной остановки, находившейся за поворотом.

Ягелев, конечно, увязался за нами вслед, не желая затыкаться ни на минуту. Он всё нудил и нудил, одну за другой читал на нотации, продолжал кричать о том, что мы подставляем учителя, не уважаем хозяина музея самоваров, да и в целом ведём себя безответственно.

– Я просто не понимаю, чего вы пытаетесь добиться? – сокрушался он, расхаживая из стороны в сторону, пока мы с Дашей стояли, опершись спиной о перила остановки в ожидании нужного автобуса. – Сидели ведь все вместе, всем классом на интересной экскурсии. Выпили бы потом чая, сделали совместное фото и всё – свободны! Зачем всё так усложнять?

Говорил он всё это спокойно и размеренно, словно уговаривая нас. Он вновь надел свою маску добродетели и великодушия, пытаясь предстать мудрым наставником.

– Девочки, миленькие, – Ягелев остановился на месте и посмотрел на нас устало. – Поиграли и хватит. Давайте уже закончим весь этот цирк и просто вернёмся обратно, пока нас не хватились.

Мы с Дашей и бровью не повели. Как ни в чём не бывало, по-прежнему стояли у перил автобусной остановки, опустив на глаза отражающие солнечные очки и даже не глядя в сторону надоедливого одноклассника. Даша зевнула, прикрыв рот ладошкой, а я просто отвернула голову в сторону, слегка размяв шею.

– Ягелев, не будь ты таким занудой, – наконец, устало закатила я глаза. – Что ты вообще к нам пристал? Тебя здесь никто не держит. Ноги в руки – и вперёд, в музей самоваров – пить чай и обсуждать новую прическу Наталии Владимировны.

Артём проигнорировал мой едкий подкол.

– Я просто не понимаю, чего вы добиваетесь, – всё не унимался он.

Ягелев отвернулся в сторону дороги и повесил голову, внимательно разглядывая ровный однотонный тротуар.

– Ну, ты чего, никогда из дома не сбегал что ли? – я поднялась голову к крыше и развела руками. – Не задерживался на прогулке допоздна? Не воровал кукурузу в чужих огородах, не прятал сигареты от родителей?

– Я прятала! – почему-то весело подняла руку Даша.

– С тобой мы ещё поговорим об этом, – быстро бросила ей я и вновь повернулась к Ягелеву. – Ты вот, можно подумать, дорогу ни разу кассетной лентой перекрывал, водяные бомбочки из окон не бросал.

– Нет, – сухо ответил тот не оборачиваясь. – Ничего такого я не делал. У меня есть в жизни дела поважнее.

– Оно и видно, – хмыкнула я. – Нет, я тебе, конечно, не указываю. Это твоя жизнь и делай с ней, что хочешь. Но и в чужую в таком случае не лезь, тебя там никто не ждал.

Все замолчали, и пространство осталось заполнено одним только щебетанием птиц, запахом сирени, да отдалённым шумом чьёй-то газонокосилки. Ягелев стоял на месте, по-прежнему спиной к нам, и словно что-то отчаянно обдумывал. Он перетаптывался с ноги на ногу, мял в руке ручку своего портфеля, а потом резко повернулся к нам и сказал серьёзно:

– Не знаю, куда вы там собрались, но я поеду с вами.

Мы с Дашей одновременно повернули на него головы.

– Просто потому, что не хочу, чтобы с вами что-то случилось. И больше не почему.

– Чел, ты нам не нянька, —я вздёрнула брови, опустила очки к кончику носа и посмотрела на него с нескрываем раздражением. – А мы не твои дети, чтобы ты за нами присматривал.

– Это не обсуждается, – отрезал Артём. – Я еду с вами, и мы будем на связи, если вдруг учитель нас хватится. А учитель – поверьте мне, – нас точно хватится, и весьма скоро.

– Ты, кажется, не понял, – аккуратно сняв очки, я сложила их и повесила на вырез своего чёрного топика, после чего сделала несколько шагов и оказалась прямо перед одноклассником. – Мы не берём попутчиков. Мы типа вдвоём, сами по себе, сечёшь? Так что ты и твой доисторический портфель можете прямо сейчас разворачиваться на сто восемьдесят и катиться в храм знаний, изучать роспись гжелью.

– Вообще-то, – спокойно ответил одноклассник, снисходительно прикрыв глаза, точно считал самым последним безграмотным неучем на земле. – Это барсетка, а никакой не портфель. И в музее нам показывали не гжель, а хохлому.

– Да мне, знаешь ли, вообще пофигу, – откровенно призналась я. Наши лица становились всё ближе друг к другу с каждой секундой. И когда я уже почувствовала, как закипаю, сам Ягелев оставался абсолютно спокойным. – Мы тут личного телохранителя не нанимали. Так что ты сейчас либо уходишь по-хорошему, либо я на твоей физиономии такую хохлому нарисую…

– Ребят, смотрите, классики! – раздался вдруг откуда-то сзади голос Даши.

Мы с Ягелевым обернулись на оклик и увидели Алексееву. В своём розовом топике и белой теннисной юбке, измазанной в сырой земле, она стояла прямо на расписанных по асфальту «классиках» и внимательно изучала этот рисунок. В моменте она поджала одну ногу и прыгнула на первое деление игры, затем на второе, двумя ногами оттолкнулась от третьего и четвертого и вновь приземлялась на уже другой ноге на пятое.

– Она это сейчас серьёзно? – удивлённо протянул Ягелев. Не обращая на него никакого внимания, я быстрыми шагами направилась к подруге. Парень устало вздохнул, постоял ещё немного на месте, после чего последовал за мной.

Мы были в паре шагов от автобусной остановки. Вместе с противным мне, немного грустным отличником Артёмом Ягелевым смотрели на то, как весёлая хорошистка Даша Алексеева скачет на одной ноге по нарисованным на тротуаре классикам. Она весело смеялась и, время от времени теряя равновесие, меняла положение, размахивала распростёртыми руками в воздухе и считала:

– Раз, два, три, четыре…

Сложив руки на груди, мы с Артёмом стояли рядом и точно добрые родители смотрели за тем, как веселится наш ребёнок, снисходительно улыбаясь и подбадривая девчонку:

– Давай, молодец. А на одной ноге весь кон можешь?

Даша поджала левую ногу и попыталась пройти всю игру лишь только на ней, но уже на четвёртой ячейке потеряла равновесие и чуть не упала.

– Давай-ка я попробую, – сказала вдруг я, и Даша охотно уступила мне классики.

Я поджала правую ногу и без труда проскакала все деления, с первого до девятого, затем в прыжке развернулась назад, ни разу не остановившись надолго и не потеряв равновесие.

– Вау! – весело захлопала Даша, словно я сделала нечто столь трудно и необычное, что это стоило таких похвал. – Видел бы тебя наш физрук – он бы тебе руку пожал!

Я усмехнулась и сошла с ячеек.

– Да, ты молодец, – с какой-то усталой добротой произнёс Ягелев и тоже негромко хлопнул в ладоши.

– Попробуй ты! – восторженно крикнула Даша.

Ягелев опешил и посмотрел на неё с нескрываемым удивлением.

– Не-ет, – отшатнулся он назад, выставив перед собой руки. – Нет, не стоит.

– Давай! – стала уговаривать его вошедшая в раж Алексеева. – Попробуй, ну чего тебе стоит? Это же просто классики! Все играли в них в детстве!

– Не-не, – продолжал отнекиваться Ягелев. – Глупая затея, это для детей.

– Ну чего ты к нему пристала? – вступилась я. Вновь сложив руки на груди, я с вызовом взглянула на одноклассника. – Не хочет – не надо. Ты не видишь, что он у нас взрослый: сыграет разок в детскую игру – мир рухнет.

– Чего? – как будто искренне не понял он.

– Чего-чего, – усмехнулась я надменно и шмыгнула носом. – Кишка у тебя тонка, вот чего.

Ягелев посмотрел на меня всего секунду, после чего резко опустил свою «барсетку» на землю и, поджав одну ногу, принялся скакать по делениям классиков с таким рвением, с каким, мне кажется, ещё никто в мире в эту игру не играл.

– … семь, восемь. Девять!

Он победно остановился на «девятке» и обернулся на нас.

– А теперь назад! – участливо требовала Даша, пока я, стояла возле неё и качала головой в знак солидарности.

Ягелев великодушно выдохнул, после чего сделал прыжок. На этот раз чуть более спокойный, и уже как будто наполненный интересом, а не желанием кому-то что-то доказать. Прыгнул второй, третий раз. И когда, наконец, вновь оказался вначале, Даша весело зааплодировала, прикрыв глаза.

– Молодец!! – крикнула она ему. – Видишь, классики – это совсем не страшно!

– И мир не рухнул, – саркастично усмехнулась я.

– Это всё ещё очень глупо, – пробубнил уже не такой уверенный в своих словах Артём. – А главное – какой в этом смысл?

– Не во всём обязательно должен быть большой смысл, – пожала плечами Даша. – Классики – это просто весело, вот и всё. В этом их смысл.

Ягелев взглянул на неё. Взглянул как-то иначе, по-особенному. Так, как не смотрел ещё ни разу до этого, словно увидел в Даше что-то новое, доселе ему незнакомое. Меня насторожил этот еле заметный огонёк интереса в его глазах, который он так усердно пытался замаскировать. Но меня не проведёшь: я знала этот взгляд, потому что и сама смотрела на свою лучшую подругу точно также.

Из-за угла перекрёстка вывернул небольшой старый автобус, весь скрипящий, кряхтящий и как будто разваливающийся на ходу. Я вошла в салон первая, вслед за мной последовала Даша. В дверном проёме она остановилась, и я увидела, как Алексеева стоит лицом к оставшемуся на тротуаре медлившему Артёму.

– Ты идёшь? – спросила она, обеспокоенно глядя на одноклассника.

Он замешкал, стоя на одном месте. Неуверенно сжал в руке ручку поднятого с асфальта портфеля. Даша подала ему руку, и я театрально закатила глаза.

– Поехали уже, пионер, – окликнула его я. – Весь автобус тебя ждёт.

«Пионер» промедлил ещё мгновение, и лишь когда двери общественного транспорта начали издавать характерное шипение, опомнился: схватил Дашу за протянутую руку и вскочил в салон.

Мы ехали стоя, держась за поручни. Ягелев точно чувствовал себя неловко, будто не в своей тарелке. Он совсем не улыбался, не пытался говорить или рассказывать про сто тысяч видов каких-нибудь бабочек, о которых вычитал в биологическом атласе, не щеголял своими знаниями в машиностроении и не читал нотации нашему поведению. Он стоял молча, разглядывал мелькающие за окнами виды, крепко держась за поручень, пока мы с Дашей обсуждали только-только начавшиеся летние каникулы.

– Папа обещал, что мы съездим в Адлер в июле, когда ему дадут отпуск, – застенчиво рассказывала Даша, разглядывая ногти свободной руки. – Или в Туапсе. Посмотрим, главное, чтобы его поскорее отпустили.

– Круто, – кивнула я, подняв брови и поджав губу. – У меня в Туапсе тётя живёт, там самая вкусные барабульки на всём юге.

– А вы куда-нибудь летом поедете?

Я отрицательно покачала головой.

– Какие там поездки, – вздохнула я. – Мама вечно с мелким, отец на работе. Пока не до этого. Да я и рада, если честно. Что-то не хочется никуда ехать.

– И чем будешь заниматься всё лето? – хмыкнув, улыбнулась Даша и попыталась заглянуть мне в уставшие глаза.

– Не знаю, – честно ответила я. – Наверное, как всегда: наскачиваю игр с «торрентов»¹⁴, да и проторчу в компьютере все три месяца.

– На твоём месте, я бы был осторожнее, – подал вдруг голос доселе молчавший Ягелев.

Мы с Дашей обернулись: он стоял позади, движение автобуса раскачивало бедолагу из стороны в сторону, но тот продолжал попытку удержаться на ногах крепко, мёртвой хваткой вцепившись в поручень и смотря прямо на нас. Я вопросительно взглянула в его сторону, немым кивком спросив, о чём это он.

– Не скачивай что попало с интернета, – поучительно посоветовал он. – Весь компьютер вирусами заселишь, а то и на каких-нибудь мошенников нарвёшься.

– Очень интересно, – саркастично покачала я головой из стороны в сторону. – Ты у нас, смотрю, вообще на все руки мастер: всё знаешь, всё умеешь.

– Нет, – обыкновенно пожал он плечами. – То, что скачивать якобы бесплатные файлы с подозрительных сайтов небезопасно – итак все знают. Наверняка, и ты тоже.

– Я тоже, – ничуть не удивившись его словам, я почти равнодушно развела руками. – Но я уже не первый год так делаю, ещё ничего не произошло. Да и к тому же, кому я нужна? Кто там будет за мной следить?

Похоже, Ягелев почувствовал, что спорить со мной бесполезно, и отвернул голову. Стоящая между нами растерянная Даша попыталась спасти этот неловкий, ни к чему не ведущий разговор и вдруг спросила у Ягелева:

– А ты летом куда поедешь?

Он поднял подбородок и посмотрел на неё, минуя зрительного контакта со мной. Взгляд этот отличался, был чуть менее серьёзен и в нём проглядывались капли стеснения.

«Вот же гад, – мысленно я закатила глаза и сложила руки на груди, но в реальности воздержалась и от жестов, и от комментариев. – Показушник!»

– Никуда не поеду, – он пожал одним плечом и сказал это весьма спокойно, ничуть не грустно и без капли сожаления. – Буду к экзаменам готовиться.

– Ка-ак, уже?! – ошарашенная Даша выпучила на него свои светло-голубые глаза и чуть наклонилась вперед, подавшись корпусом к собеседнику.

Автобус наехал на кочку, и салон знатно тряхнуло, да так, что Даша еле удержалась на ногах и чуть не упала на первого отличника школы. Машинально мы с Ягелевым попытались помочь ей, каждый со своей стороны, но Алексеева и сама успела удержаться.

– Да, у меня трудные предметы, – улыбнулся Артём, когда девушка разогнулась и вновь крепко встала на ноги. – Лучше готовиться заранее. Тем более, я не могу допустить плохих результатов экзаменов.

– Кажется, будто ты боишься не экзаменов, – озабоченно заметила Даша. – А кого-то, кто тебя за эти экзамены поругает.