Любовь на двоих. Строптивая невеста. Книга 1

Федор бесцеремонно ввалился в кабинет Ланы Лянской, открыв ногой дверь, кинув «привет» и тут же развалился на ее новеньком удобном диване.

– Я, конечно, понимаю, что ты можешь себе такое позволить, но у меня остался еще один пациент на сегодня, и я не могу…

– Лан, это я твой последний пациент.

– Ты?! Овсянников?

– Ляпнул первое, что в голову пришло. Иначе ты бы стала звонить и расспрашивать все… – Черные глаза, обычно блестящие искорками наслаждения от каждого момента жизни, смотрели на нее мутно и подавленно.

– Мы могли бы поговорить и дома.

– Мне нужна стационарная терапия.

Лана подошла и села рядом.

– Я не думаю, мой дорогой, что в свете грядущих событий тебя можно будет удержать в стационаре.

– Ланка, скажи, что мне делать?

– Это уже не терапия. Ответ на такой вопрос за гранью моих врачебных возможностей.

Она минуту помолчала и взяла руку Федора в свою.

– Если я скажу, что в таких случаях лечит только расставание, а потом время, ты же не послушаешь.

– Это исключено. Я не оставлю ее. Я буду рядом, даже если придется терпеть адские муки. Такой поворот не обсуждается.

– Вот.

– Если она в него влюбится, мне крышка. Я уже никогда ее не верну.

– Но она не горит желанием выходить за Воронцова, поскольку на данный момент совершенно им не интересуется. Шансы есть. Только 5 лет – это не пять дней.

– Я разведу их раньше.

– Если это «раньше» будет вовремя.

– Она не сможет с ним ужиться…

– Точнее он не сможет, если попробует просуществовать с нашей Асенькой без потерь для здоровья.

– Она моя половина, а значит, по определению не годится для него.

– Почему ты раньше не попросил ее руки?

– А смысл? Возможно, нам бы даже не дали пожениться. Или сама Ася не согласилась бы – ты же ее знаешь. Знаешь ее отношение к замужеству. Да и она бы все равно не оставила семью. Нам пришлось бы развестись, чтобы она вышла за Воронцова.

– Нет, не пришлось бы, просто раньше бы вскрылся вопрос о завещании и его бы аннулировали еще при жизни старого графа!

– Я к тебе за помощью пришел, а ты режешь по живому.

– Иногда, если остро необходимо, операции делают без наркоза. Я ничем тебе не помогу, только могу поддержать разве что. И, я не вправе тебя обнадеживать, но с врачебной точки зрения, Анастасия любит тебя. Притом гораздо сильнее, чем может себе это представить. Но, несмотря на силу этой любви, вовсе не значит, что она не сможет увлечься своим мужем.

– Ну, если будет исправно играть спектакль, который придумала, мне не грозит никакая конкуренция.

– Это все теория, Федор. Наша с тобой теория.

– Я лишь хочу, чтобы она была счастлива. Пусть хотя бы она.

– Если это действительно так, ты справишься, поверь! – Лана посмотрела на осунувшегося Федора.

– Значит, справлюсь.

Дальше они так и сидели в кабинете Ланки, молча, до тех пор, пока на город стали спускаться сумерки, а в небе начали по одному зажигаться крохотные огоньки.

Федор то уезжал, то возвращался, помогая руководить журналом на расстоянии и скрашивая Асино безрадостное время, что оставалось до приезда Воронцова-младшего. Правда рандеву с кофе и чебуреками так больше и не удалось повторить. Его заменила одна незапланированная встреча прямо накануне знакомства с будущим мужем, которой вполне могло и не быть. Федор все время вел себя максимально корректно и галантно, показывая заботу исключительно об интересах Аси, не напоминая лишний раз о предстоящем и, не заикаясь об их отношениях. Сама Ася почти смирилась с неизбежным, она уже не злилась и не психовала. Спокойные уговоры Ланки и разумные доводы Федора сделали свое дело. Хотя при мысли о свадьбе с совершенно чужим человеком ей становилось невыносимо грустно.

Лана вырвалась еще раз с работы, чтобы побыть с Асей во время встречи с Воронцовым. Она вся извелась, думая, что девушка слетит с катушек. С таким-то характером немудрено. Потому прикинув, раз пара дней решит дату свадьбы, а это будет совсем скоро, то она сможет провести с подругой больше времени, чтобы хоть как-то подстраховать. Ведь, по сути, Анастасия была в своем кошмаре одна. Федора вряд ли можно считать союзником в такой ситуации. Решив сделать сюрприз Асе, девушка появилась в городе без предупреждения, но и для нее самой эта поездка без сюрпризов не обошлась.

Ася подходила к дому, где располагалась квартира подруги и приметила на обочине черную довольно знакомую машину. Она возвращалась после обеда с Лесновым, чтобы переодеться и вернуться в дом родителей. Предчувствие не обмануло: на площадке перед квартирой ее встречал Абдулла. При появлении девушки он учтиво склонился.

– Добрый вечер! – поздоровалась она.

Телохранитель снова, молча, поклонился.

– Я могу войти? – спросила Ася, понимая, что может нарушить спокойствие находящихся внутри.

Опять последовал такой же кивок. Она открыла дверь и вошла.

– Саид, да оденься ты уже! Ася будет с минуты на минуту, – услышала она голос Ланки.

– Понимаю, что должен уйти, но я не могу тобой насытиться, сладкая моя!

– Это пахлава сладкая, а я предпочитаю не быть съеденной. Вот сейчас поедешь обедать в VERITAS, там, конечно, пахлавы не подают, но оттуда все уходят сытыми и довольными.

– Извините. Я не хотела мешать, – Ася застыла в дверях и опустила глаза в пол, поняв, что застала голубков в недвусмысленной ситуации.

– Салам алейкум, Анастейша!

– Саид! – Ася медленно почтительно кивнула.

– До завтра, свет очей моих! – Саид целомудренно поцеловал Ланку в лоб, несмотря на то, что минуту назад видела Анастасия. – Без тебя мое Солнце не встанет…

– До завтра и береги себя! – Лана не скрывала своего трогательного отношения к гостю.

– Не ожидала меня увидеть здесь, принцесса? – Саид повернулся к Асе, не стесняясь на ходу застегивать пуговицы рубашки.

– Просто вы, вроде… расстались.

– Расстались.

– И это было четыре свидания назад.

– Ты, как всегда, цветешь, как майская роза под горячими лучами, хотя и на душе твоей туман, – не прокомментировав слова Аси, Саид поцеловал ей руку и удалился.

Повисла тишина.

– Какое именно Солнце он имел в виду? – спросила Анастасия подругу.

– Не придирайся к словам! Это всего лишь поэтическое выражение. – ответила Лана, сдерживая смех на двусмысленное замечание подруги. – Прости за сюрприз! Хотела тебя порадовать, но Саид немного спутал планы.

– Я очень рада, что ты приехала. Сюрпризом стал твой персидский шейх.

– Он арабский принц.

– Ну, да.

– Ась?

– Что?

– Ну, скажи уже.

– У тебя помада смазана и не уложены волосы.

– Мда. Мы тут не на светские темы разговаривали.

Подруги рассмеялись.

– Я знаю, ты его недолюбливаешь.

– Дело не в этом. Он красив, и он мне нравится. Просто я неспокойна, когда он рядом с тобой.

– Он ничего мне не сделает. Ты же видишь, как он дорожит мной.

– Вижу и потому боюсь. Ты вроде планировала…

– Знаю. И, хочу. И по той же причине. Не могу никак отказаться от…

– … пахлавы. Понятно. Ты всегда любила сладкое.

– С ним я забываю обо всем. Тепло, спокойно и мухи не кусают.

– Золотая и вся в алмазах. Клетка.

– Да. – Лана минуту помолчала. – Мы с тобой завтра приглашены на обед.

– Куда?

– Во дворец. Поедем в Бахчисарай? Он машину пришлет в 12.

– Кто бы сомневался. Поедем. Я тебя не брошу. Только возьмем Леснова, а? Все ж спокойнее.

– Зачем он тебе?

– Я неловко себя чувствую в присутствии Саида. Прости, но такое впечатление, что он женщин глазами раздевает.

– Во-первых, не всех женщин, а только красивых. А во-вторых, он мусульманин и мы для него – экзотика. А ты роскошная женщина.

– Вот это то, меня и смущает. Я не хочу в гарем.

– А я, хочу разве? Хотя, если второй женой будешь ты, я еще подумаю.

– Лан, чего ты себе им душу травишь? Ты можешь влюбиться, а в Саида невозможно не влюбиться, и ты влюбишься. Ты практически на грани. Он же хуже, чем… инопланетянин!

– Скажешь тоже. Обещаю, это в последний раз. Правда он к себе зовет.

– Совсем спятила? Я, конечно, понимаю, что у тебя нет моего Леснова и граф в очереди за штампом в паспорт не стоит, но все же рассудок терять не надо, а?

– Ну, не съест же он меня в самом деле? Погощу и вернусь.

– Так. Это мы ВЕРНЕМСЯ к этому разговору, а пока я должна позвонить Леснову, чтоб он билеты поменял.

– Ты, кстати, где была?

– Обедала с ним.

– В его номере?

– В ресторане.

– А потом?

– Лан, мы работали. У меня голова шумит от проблем, образовавшихся с моим вынужденным отъездом. Некогда думать о глупостях.

– Ладно, звони Федору, – согласилась Лана и пошла привести себя в порядок. Ася набрала номер адвоката.

– Привет!

– Привет, босс!

– Вольно!

– Есть!

– Слушай, кроме шуток. Ты мне завтра очень нужен здесь.

– Знаешь, что я готов сделать за эти слова?

– Едем с Ланкой в Бахчисарай. Самый настоящий арабский принц зовет нас на обеих в гости.

– Ого! И чего я там буду делать? Насколько мне известно, мужчин в гарем не берут, даже таких красавцев, как я. Точнее берут, только…

– Федор!

– Разве я могу тебе отказать?

– Можешь.

– Но не хочу. За вами заехать?

– В 12–00 у Ланки. За нами машину пришлют.

– Хорошо. Целую в обе щечки.

– Взаимно.

Саид встретил гостей с восточным радушием и размахом. Ася не особо любила сладкое, но устоять перед таким количеством изысканных лакомств не смогла даже она. В Бахчисарайском дворце их ждал сюрприз: хозяин предложил переодеться в восточные одежды, что испортило настроение Федору, но отказаться он не смог и, нахмурившись, позволил слуге одеть себя будто куклу в диковинное платье. Настроение несказанно улучшилось, когда в комнате, где был накрыт стол, появились девушки – Лана и Ася были бесподобны в полупрозрачных, расшитых золотом и серебром платьях, открывавшие соблазнительные формы на груди. У каждой в тон к наряду на распущенных волосах сверкали диадемы, а на декольте колье с драгоценностями.

– Такое впечатление, что я в сказке! – отозвался Леснов, до сих пор говоривший с хозяином лишь когда тот задавал вопросы.

– Восток – дело тонкое, Федор Алексеевич.

– Это точно. А вы знаете, как Ася великолепно танцует belly dance?!

– Анастейша?

– Да. Она с детства занималась, только ее ни за что не уговорить станцевать, – Ася многозначительно посмотрела на Федора. Если бы она могла пускать стрелы взглядом, то сейчас бы он уже был сражен наповал.

«Вот идиот! Перепил, что ли!» – бунтовало внутри, и Ася поняла, что придется танцевать.

– Могу я попросить мою дорогую гостью исполнить танец для наших скромных глаз?

– Тебя за язык кто-то тянул? – прошептала Федору Лана.

– Ну, простите, не я сюда меня притащил. Ляпнул лишнего, не подумав. Так что теперь, меня убить? – как можно тише возразил он.

Вдруг Саид встал, взял за руку Лану, заставив подняться с подушек, и едва слышно сказал ей, глядя в глаза:

– У меня дома полно танцовщиц. Я могу менять их каждую ночь всю свою жизнь. Но я преодолел все это расстояние, чтобы хоть несколько часов провести с тобой.

– Я тебя поняла, – ответила она.

Девушка подошла к Анастасии, опустилась на колени и сказала ей:

– Ась, потанцуй для нас, пожалуйста. Саид очень просит. Неприлично отказывать радушному хозяину.

– Хорошо, родная. Я станцую. Не переживай так.

Ася встала и пошла на середину зала. Зазвучала мелодия. Саид усадил Лану себе на колени и с интересом наблюдал за танцовщицей. Федор не сводил с Аси глаз, периодически заливаясь краской. Он бросил взгляд на Саида и сцепил сильнее зубы. Когда музыка закончилась, Ася поклонилась, а зрители зааплодировали. Саид пересадил Лану подле себя и подошел к Анастасии.

– Ты очень талантлива. Мало кто из профи так вот танцует.

– Спасибо, Саид. С некоторых пор я вообще не танцую ни для кого.

– Лана рассказала мне, почему ты смутилась. Твой танец – услада для глаз мужских. Помни: это мощное орудие.

Ася улыбнулась в ответ, а хозяин поцеловал ей руку.

После обеда они долго гуляли по дворцу, а затем Саид предложил отдохнуть, показав апартаменты для Аси и Федора. И пообещав, что их доставят домой и ни о чем не нужно беспокоиться. Ася и Лана переглянулись.

– Я домой хочу, сказала Анастасия шепотом. Я не буду отдыхать в одной спальне с Лесновым. Я практически замужем, в конце концов.

– С каких пор это тебя останавливает? – по-доброму посмеялась подруга. – Завтра погуляем вдвоем. А сегодня ты обо мне можешь не беспокоиться, поезжайте домой.

– Хорошо. Только позвони мне сразу, как вернешься.

– Договорились.

Она повернулась к принцу и сказала:

– Саид, я остаюсь, а Асе и Федору нужно на побережье. Федор перенес свою поездку из-за визита сюда.

– Хорошо, вас сейчас отвезут. Если хотите, оставьте платья себе на память.

– Спасибо за приятный вечер! – поблагодарили хозяина Ася и Федор . Им вынесли вещи, и после прощания с Ланой и Саидом Федор с Асей устроились на заднем сидении большущего джипа с перегородкой, отделявшей водителя от пассажиров.

Полдороги проехали молча. Федор не знал, что сказать и выжидал подходящий момент, который по его разумению должен был отразиться на лице Аси, но ничего особенного на нем не проскальзывало. Девушка безучастно смотрела на картинки, мелькающие за окном.

– Скажешь, когда я буду прощен.

– Я не сержусь.

– Ты меня во дворце прямо-таки пригвоздила взглядом стенке.

– Хм.

– Ася, прости. Я это сделал непреднамеренно. Просто к слову как-то пришлось. Не думай, пожалуйста, что я с помощью Саида заставил показать мне танец.

– Я же сказала, что не сержусь. Ну, танец и танец. Ничего особенного.

– Ты умопомрачительно танцевала! Я не мог отвести глаз. И Саид, кстати, тоже.

– Саид… хм… У Саида иная культура, он смотрит на женщин совершенно другими глазами.

Федор молчал.

– Я бы для тебя и просто так станцевала, – сказала Анастасия чуть погодя. – Только подходящего момента не было. – Она посмотрела на собеседника. – К сожалению, теперь уже вряд ли получится, так что, ты хотя бы увидел то, что так хотел.

– Ася…, – уловив с какой грустью она это сказала, Федор осторожно взял ее за руку, – иди ко мне… пожалуйста…

Анастасия поколебалась минуту, делая нависшую в салоне тишину невыносимой, но потом одним движением развернулась и оказалась сидящей у Леснова на коленях.

– Анастасия…, – прошептал он, легко касаясь губами ее раскрасневшихся от вина пахнущих шербетом губ и ощущая, как тяжело начала вздыматься грудь, туго зажатая в корсете топа. Руки судорожно стали пробираться сквозь многочисленные ярусы шелка и органзы.

В тот последний вечер Анастасия ощутила, что это было своего рода прощание с их свиданиями. И то, похоже, потому, что им обоим не хватило выдержки просто разойтись, зная, что это может быть их последний шанс побыть вдвоем.

Пытаясь пересмотреть свое отношение к Федору Леснову, она пришла к выводу, что, наверное, не может охарактеризовать это как любовь. Хотя, кто его знает, какой должна быть эта самая любовь. Описанная в романах, воспетая в стихах и сводившая с ума все человечество. Наверное, она просто ее никогда не испытывала, коль не знает, каково это должно быть. Результатом самокопания стала мысль, что никто не помешает ей съездить к Федору, не привлекая постороннего внимания, тем более, что поводов для их встреч будет предостаточно. Так, сведя баланс к нулю, к исходной точке, Ася решила сосредоточиться на встрече с Александром Воронцов.

Глава 3. От ненависти до любви и обратно

Алекс стоял в гостиной напротив камина и рассматривал их семейные фото. Он выглядел уставшим, подавленным и хмурым. С отцом возникало много разногласий, как бывает у всех детей с родителями, но с самого детства тот был эталоном для своего мальчика. Именно таким, в тайне, Александр Воронцов мечтал стать: похожим на своего отца, Виктора Семеновича.

На самом деле Алекс ничем не походил на сдержанного графа. Он был более эмоционален. Виктор Семенович держал все в себе и никогда не говорил ничего лишнего, тогда как сын часто говорил, а после думал. Лишь с возрастом Воронцов-младший стал сдержаннее, да и то ему иногда хотелось подурачиться со всей детской непосредственностью и глупостью, до смеха со слезами вперемешку.

Поездка на кладбище далась нелегко. Алекс старался из последних сил сдержать эмоции. Когда мама позвонила месяц назад, казалось, горю не было предела. После приходила мысль, что, чем больше времени пройдет, тем легче будет перенести потерю. Пока его от нее отделяют тысячи километров, невозможно остро прочувствовать всю боль. Позже она должна притупиться. Обязана. Но легче не стало. При одной мысли о том, что, пересекая порог дома, он больше не услышит отцовского голоса где-то в глубине комнат, не почувствует его крепких объятий, заставляла терять самообладание. Ноги почему-то становились ватными, и было тяжело дышать. А ведь он у матери остался единственной опорой в этом мире.

О пении придется забыть. Забыть навсегда. На его плечи ложится управление семейной компанией. От него зависит теперешнее благополучие семьи и всех тех людей, кто на них работает многие годы. Раньше, при отце даже мысли не возникало, что в семье что-то может пойти не так. И теперь Алекс почувствовал себя мальчишкой, стоящим на лыжах перед спуском, как тогда, в детстве, когда отец пытался уговорить его съехать с холма. А он боялся до слез, и папа нашел слова, которые вселили в него уверенность. Сейчас Александр Воронцов так и не мог вспомнить, что же тогда сказал отец. Только одно он помнил точно: после этого склон показался не таким уж крутым, комок в горле растаял и там, внизу, его ждала победа.

Невеселые мысли прервал оживленный спор их повара Жака и друга Алекса, Глеба, который приехал вместе с ним поддержать и погостить в их семейном особняке. По счастливой случайности приятный улыбчивый паренек, с которым Александр познакомился несколько лет назад в чужой стране, оказался родом из его же города. С тех пор они стали не разлей вода. Александр всегда восхищался дружбой отца и Григория Филипповича Вересковского. Они напоминали английских джентльменов или лордов из фильмов про старую Англию, потому эта дружба, казалась, будто прописанной в книге. Совершенно нереальной, эталонной. Раньше Алекс даже не задумывался, что в жизни без такой поддержки, каковую составляли друг другу Воронцов и Вересковский, просто нельзя. До тех пор, пока не встретил Глеба. Простой мальчуган, совершенно далекий по статусу и положению, имеющий совершенно иные интересы, стал практически братом, и молодой Воронцов искренне полюбил этого болтливого беззаботного и веселого паренька.

– О! Мадонна! Нет! Моветон, месье!

– Та якой я вам «месье»! Вот елки-палки! Глеб я, господин… Паганель!

– Мсье Воронцов, Александр Викторович! Если Вам не нравится мое произведение искусства, я ухожу, я не достоин – мне здесь не место.

– Та погоди ты, Паганель! Шо случилось, объясни толком?

– Уберите от меня этого неразумного человека!

Александр, увидев более, чем комичную картину, где повар-француз, именитый шеф в десятом колене, в истерике срывает передник, спасаясь от Глеба, который пытался что-то ему доказать на ходу, от души рассмеялся. Тогда как еще пять минут назад, он даже представить себе этого не мог. Алекс сразу догадался, что коль месье Жак в таком состоянии, значит, его утонченная натура не выдержала простоватого натиска Глеба, касающегося его стряпни.

– Жак! Жак! Успокойся! Никто не посягает на твои шедевры. Ведь, правда, Глеб?

– Ну, я… это…

– О, Мадонна! Как можно? Как можно?

– Что случилось, брат?

– Я пошел на кухню, ты ж знаешь, это мое любимое место. Кстати, теперь я знаю, как должна выглядеть кухня моей мечты, – Глеб расплылся в блаженной улыбке и поднял глаза на потолок, судя по всему визуализируя свою мечту.

– Это МОЯ кухня! – отчеканил француз.

– Погоди, Жак! Глеб имеет виду, что у тебя роскошная кухня – мечта любого повара. И себе, дома, он хочет точно такую же. – Француз слегка расслабился.

– Я пошел просто посмотреть. Увидел, как он там готовит какую-то абракадабру и сказал, шо борщика бы, можно с галушками, та котлет. Тем более, у нас принято по таким грустным поводам подавать именно борщ. А он мудрует.

– Ну, знаете ли, месье! Это не абракрабадра, а… Это… это… Я – творец, я – гурман, а этот…, – повар закрыл глаза ладонью и запрокинул голову.

Алекс снова расхохотался.

– Жак! Я обещаю, что месье Глеб больше не будет так бесцеремонно говорить о твоих кулинарных шедеврах. Кухня – твоя и ты там господин. Так что, ступай и продолжай колдовать над обедом, а я поговорю с другом!

Кинув вражеский взгляд на Глеба, Жак удалился. А молодые люди, едва дождавшись, пока он скроется за дверями хозблока, прыснули со смеху.

– Де ты раздобыл такое чудо? Та его только по телеку в шоу показывать! Я ж ниче такого не имел в виду. А он закатил истерику!

– О, друг мой! Ты посягнул на святая святых – кухню. Единственное железное правило в этом доме для всех гостей в обход «чувствуйте себя как дома» – это забыть, что тут есть кухня.

– Как это? Как это забыть?

– Не кипятись. Я думаю после некоторых переговоров, месье Жак сжалится и позволит тебе наблюдать за тем, как он творит. Дай ему к тебе привыкнуть. Все творческие люди немного сумасшедшие. И он вполне заслуживает всех своих трехэтажных званий, а потому не терпит конкуренции себе. Здесь на кухне, он – Бог и царь. Уж извини, даже я не в силах бороться с такой монополией.

– Я не посягал ни на шо, просто хотел как лучше, а он… Тоже мне, Паганель лягушачьи лапки!

– Ц-с-с! Еще обидится.

– Де вы его откопали? Сколько ему лет? Он безразмерный какой-то.

– Жаку? Хм… Да за полтинник давно перевалило. Скоро шестьдесят. Он работал в нашем французском ресторане. Отличный малый, между прочим, если не говорить о еде. Очень талантлив. Как-то с ним случилась беда. Что-то там перевернулось, он вдохнул какой-то дряни… не знаю точно, но в результате повредил легкие, развилась сильная аллергия, отдышки начались. А как готовить с таким недугом, если постоянно специи и прочее в тесном контакте. Жак впал в депрессию. Отец предложил ему пожить в Крыму, типа климат волшебный и все такое. Тот согласился, ну, а когда ему через неделю здорово полегчало, француз поездил по окрестностям, и наотрез отказался возвращаться домой. Так и живет здесь уже лет двадцать.

– А шо ж он не в ресторане творит?

– Сказал, что для него честь работать у отца, спасшего его от немыслимой гибели во всех смыслах. С таким здоровьем он бы долго не проработал и не прожил.

– Понятно. Значит, буду осторожнее с месье Паганелем.

– Он, кстати не Паганель, а Паскаль.

– А есть разница? Все равно лягушатник.

– Ладно, не дуйся! Твоим борщам и даже пиццам все одно равных нет.

– А шо он все время «О, Мадонна!»? Это мне напоминает хозяйку нашей итальянской квартиры.

– А! Да так. Жак считает себя французом, несмотря на то, что ему от отца достался совершенно итальянский темперамент и корни тоже. – Жак родился и жил во Франции с матушкой, но отец принимал горячее участие в воспитании. Хотя и жил с ними не все время.

– А-а-а, то-то он так жестикулирует, когда говорит. Значит лягушачьи лапки с пастой.

– Глеб! – Алекс снова не удержался от улыбки.

Их милую беседу нарушила Элеонора Павловна, принесшая кофе:

– Мальчики мои дорогие, давайте выпьем кофе перед нашим поздним обедом. – Месье Жак любезно приготовил его по нашему любимому рецепту.

– Ну, коль месье Жак готовил, то конечно! – сказал Алекс.

– Спасибо, Элеонора Павловна!

– Это тебе спасибо, Глебушка. Если б не ты, Сашенька бы с трудом переживал смерть отца.

– Та шо вы, Элеонора Павловна!

– Да-да-да и не отпирайся!

Глеб скромно опустил глаза:

– Кстати, Вам с Алексом поговорить нужно, я пойду на кухню. Буду наводить международные мосты.

– вы только там не убейте друг друга сковородками, – заметил Александр.

– Постараюсь, как можно дипломатичнее и тише. – Глеб откланялся и исчез в направлении кухни вместе со своей чашкой.

– Какой умный мальчик. Такой тактичный. А что у них с Жаком?

– Не сошлись во мнениях на предмет обеденного меню.

– Надо же!

– А что ж вы хотели, мама, это ж два мастер-шефа. Вот и нашла коса на камень.

– Сашенька, ты у нас теперь единственный мужчина в семье, ты у руля. Можешь обращаться ко мне на «ты».

– Мам, ну что вы!

– Алекс, не обсуждается. Мужчина должен быть в семье главой.

Александр помог матери, сесть в кресло, а после устроился на диване напротив нее и отхлебнул ароматного напитка:

– О чем вы хотели поговорить? Я так понял, что есть какое-то завещание у отца. – Воронцов младший стал расстегивать манжеты своей темно-синей рубашки и подкатывать рукава до локтя. – А в чем тут может быть проблема: я единственный наследник, вы – мать семейства. Империя в надежных руках.

– Сашенька, что ты с одеждой делаешь? – мягко заметила мать, внезапно оттягивая тему. Я же тебе сколько раз говорила.

– Мамуль, мне так удобнее. Могу я почувствовать себя комфортно в своем доме? Ведь никого нет. Давай опустим строгости? – Алекс снова потянул к себе кофе.

– Хорошо, сын, – сдалась графиня.

– Мам?

– Я не знаю, как тебе сказать и с чего начать… Господин Кошкин, Варфоломей Борисыч, хотел поговорить с тобой сам, но я решила, что лучше сначала это сделаю я.

– Мама, не волнуйтесь так, говорите, как есть, – он поставил чашку на столик и взял руку матери в свои.

– Видишь ли…

Александр, заметив колебания матери, осторожно предположил:

– Мам, я что, не единственный наследник? Папа Вам… простите… – молодой человек запнулся, – он не был честен с вами? – во рту появился вкус горечи, при одной мысли, что сейчас пошатнутся все его жизненные идеалы.

– Нет-нет, Сашенька, что ты! Мы с отцом очень любили друг друга. Ты единственный наследник. Дело не в этом. – Александр выдохнул, от сердца отлегло. – Помнишь, как отец в наказание тебя в армию отправил?

– Еще бы, такое забыть. Помои вместо супа и ватные сосиски.

– Настя Вересковская тогда тоже в неприятную историю попала.

– Ну, да, помню, – Алекс стиснул зубы при неприятном воспоминании.

– В общем, ваши отцы тогда в назидание непослушным детям и с целью сохранить целостность Империи VERITAS составили документ, по которому вы с Настей сможете получить свои части наследства лишь в том случае, если поженитесь и проживете в браке 5 лет. Иначе VERITAS отойдет независимому фонду и ее распродадут по частям.

Алекс почувствовал, как дрожит рука матери в его ладонях. Неожиданное волеизволение отца повергло в шок и его. Не то, чтобы он совсем не собирался жениться, и не то, чтобы не сейчас. Но на Насте…

– Сашенька, отец тогда в сердцах подписал документ, и Григорий Филиппович тоже. Просто, когда бумага потеряла актуальность, дети выросли, остепенились, про нее забыли. Да я сама забыла, пока не случилось это несчастье. А Наталья вообще не знала. Я впервые в жизни увидела, как Вересковские скандалят на людях.

– Мам, не волнуйся, пожалуйста! Все же в порядке. Ну, подумаешь, женитьба. Поженимся, если нужно. – Он поцеловал графине руку, встал и снова подошел к камину, концентрируясь на фото. Ему потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. От матери не ускользнуло, как его ладонь, которой он оперся на обналичку, сжалась в кулак.

– Алекс!

– Все в порядке, – сын повернулся, стараясь сделать выражение лица как можно более беззаботным. – Просто неожиданно.

– Настя умница, хорошо воспитана, из приличной семьи.

– Да причем тут семья! Мне не с семьей жить, а с Настей! – слегка не сдержался Александр.

– Ты ошибаешься: семья многое значит в жизни каждого человека.

– Да, мам, прости. Просто отец всегда говорил, что жена должна быть одна и на всю жизнь. И я полностью эту мысль разделяю. Что касается Насти, то в детстве она была… м-м-м… интереснее, чем когда выросла. Из нее слепили не совсем то, что обычно нравится мужчинам. При всем моем уважении к крестному Григорию Филипповичу. И я не уверен, что у нас будет крепкий брак. Тем более на всю жизнь.

– Пусть она не блещет красотой и дорогими нарядами, которые, кстати, вполне, в состоянии себе позволить, но девушку украшает скромность, и готовность соглашаться с мужем.

– Чаще увлекает не готовность покоряться и соглашаться, а как раз наоборот – горячее противостояние.

– С ней ты всегда сможешь быть уверен, что честь твоей семьи не пострадает.

– Ага. Лишь бы она была со мной уверена…, – Элеонора Павловна покраснела. – Извини, мамочка, я …, – Алекс неопределенно развел руками.

– Вон, как было неприятно, когда красавица Анна Меньшикова, мать двоих детей, нашла себе кавалера на стороне. Огласка получилась немыслимая. Каждая собака в подворотне об этом лаяла. Она ведь из простых, а такую фамилию нужно уметь носить.

– Мам, ты б еще Анну Каренину вспомнила! – Александр снова отвернулся к камину и сделал вид, что смотрит на фото.

– Чего ты так кипятишься? И вспомню!

– Просто сейчас такой уклад жизни, что практически все ходят на сторону. Ну, кому какое дело, кто с кем спит? Меньшиковы, Романовы, Ивановы, Сидоровы – какая разница? Я никогда этого не понимал. Это дело двоих – мужа и жены. А общественность, – лицо Алекса пренебрежительно исказилось.

– Пусть сейчас мы и не во времена процветания дворянства живем, но достоинство семьи в ее честном имени и непоколебимых традициях, свято хранимых веками и передаваемых родителями детям. Дело в репутации, а даже не в публичности и в происхождении. Хотя, уж если оно у тебя достойное, то и подавно. Суть в той самой чести, что не пустой звук, которую с малых лет прививали детям так, что во взрослом возрасте и помыслить иначе было невозможно. Молодежь в наше время повсеместно утрирует всякую мораль. И если ты не донесешь благонравие своим детям, то не думаю, что твоих потомков ждет что-то хорошее. Ты, как глава семьи, отец и наследник Воронцовых просто обязан блюсти честь фамилии сейчас и передать это будущему поколению.

– Мамуль, с Настей тебе повезло. С таким интерфейсом, как у нее, на сторону не особо посмотришь. Плюс благородное происхождение.

– Александр, я не узнаю тебя! Что ты себе позволяешь? Почему ты так дерзишь? В чем дело? Скажи, может у тебя есть девушка? Может, были серьезные планы? Признайся матери! Тогда будем договариваться с Вересковскими. Будем решать все по-другому, искать выход.

– Если бы можно было по-другому, дело бы ограничилось моим разговором с Кошкиным и парой подписей, а не браком. – Он вздохнул. – Нет у меня никого. Я свободен. И не ударю лицом в грязь, струсив перед обязательствами, данными моим отцом. Тем более, коль слово было дано моему крестному. Я вспылил из-за того, что…, – он покачал головой, – вобщем тем кавалером Анны Меньшиковой был я.

Элеонора Павловна нахмурилась, опустила взгляд в пол:

– Мне неприятно это слышать. Еще и потому, что огласка затронула женщину, а ты остался в тени.

– Это случайность. Просто случайность. От меня там ничего не зависело. Мы расстались уже на тот момент, когда все стало известно широким массам. Она даже не знала, кто я. Да и вообще речь сейчас не о ней.