Чтобы разгребать растущие с каждым днем сугробы, я придумал делать снеговые лопаты из того же елового расщепа. От узкого штыкового полотна проку было мало. Древесина, правда, быстро лохматилась, приходя в негодность, но я решал проблему количеством изделий, благо материал имелся в достатке. Избушку замело по скаты крыши и со стороны она теперь напоминала сказочный домик. Особенно живописно смотрясь в ясную лунную ночь, когда на синем снегу недвижно замирали тени. Среди разлапистых веток, склонившихся под тяжестью шапок, маяком теплился огонек в моем окошке, и курился дымок из трубы.
Признаться, до сих пор у меня не было опыта зимовки, и я несколько по этому поводу переживал. Оказалось, все не так страшно. Все также, как весной или осенью, только со снегом. Не являлась проблемой и помывка. Я нагревал два ведра воды и отправлялся за избу, в безветренное место, где предварительно настилал под ноги слой соломы. Скажу, что моржеванием никогда не занимался, но при наличии кипятка, даже на хорошем морозе, вымыться вполне возможно. Не май месяц, конечно, но вполне. Если сутками кряду лепила пурга, приходилось намыливаться стоя в тазу у печки. А наружу выбегать только для того, чтобы с уханием и кряканием ополоснуться. Зато потом у меня уже все было готово: полотенце, стопка клюквенной, хлебный ломтик с розовым лепестком сала и чесночинкой, комплект чистой одежды и булькающий котелок наваристого борща с косточкой.
Дело плавно приближалось к Новому году, если верить отметкам в бумажном календаре. Не то, чтобы я ожидал визита гостей с подарками, но пройти мимо столь знакового события не мог. Поэтому, назначив одну из близ растущих елочек нарядной, торжественно украсил ее цветными ледышками на нитках. Выстирал вещи. Навел генеральный марафет в доме и пристроил над входом венок из сосновых веток, придав таким образом жилищу праздничное убранство. На новогодний ужин у меня ожидался медовый пирог с ягодами и фаршированная грибами и сушеными травами щука, томленая на медленном огне. Серое зимнее небо с готовностью приняло в себя мои поздравления родным и близким, но в ответ, увы, ничего не извергло, сколько я ни скакал с телефоном по округе.
На этом я счел, что формальности соблюдены и можно приступать. Мы с Балабаном, как положено, проводили год уходящий и приготовились ко встрече с новым. Я замер над тикающей стрелкой часов и задумался. Приближался гипотетический бой курантов, требовалось определяться с формулировками желаний. Ну, здоровья всем, это понятно. Детям, нам с собакой – в схватках с дикими и ядовитыми зверями. Здоровье – вещь такая, его много не бывает. Что еще? Чтобы картошка уродила. Чтобы гречку не пожрал долгоносик… Я пожал плечами и рассмеялся. Все. Мне больше ничего не нужно. Все остальное в моих руках.
Я вышел на улицу, чтобы махнуть пролетающему Деду Морозу, спеши, мол, к нуждающимся. Налить – могу. Пирогом угостить. Оленьей упряжке фураж задать – запросто. А подарков не надо. Мне хорошо и так. Хотел из ружья шарахнуть от чувств – традиция ведь, но передумал. Не стоит. Лучше тихонько, чтобы не спугнуть.
Небо разъяснилось, сверху пристально смотрели крупные яркие звезды. И тут меня осенило: на небосклоне никакого движения, ни верениц Илона Маска, ни одного спутника вообще. Лишь прочертил огненный штрих одинокий метеор. И самолетов я за последнее время не припомню, чтобы слышал или наблюдал. Если с последними, пожалуй, все объяснимо и логично – нефтяной кризис, то куда подевались космические аппараты – непонятно.
Я стащил шапку, рассчитывая уловить отдаленные хлопки петард. В сухом морозном воздухе отзвуки разлетятся на многие километры. У нас каждый уважающий себя человек считает своим долгом что-нибудь взорвать в новогоднюю ночь. В своем часовом поясе это обстоятельство не оставит клочка суши, где до утра не будут слышаться китайские канонады. Странно. Но меня окутывала густая первозданная тишина. Может я напутал с числом?
Закинув ружье за спину, я запрыгнул в лыжи, свистнул пса и отправился на променад. Что у нас принято делать, когда организм изнемог от застолья? Правильно, гулять. Я двинулся через замерзшее болото в сторону большого озера, откуда пришел минувшей весной. Удивительно, но с тех пор я ни разу не возвращался туда. Пока шел, поднялся ветер, мигом нагнал тучи. Сразу потемнело, повалил снег. С трудом узнавая места, я выбрался на туда, где когда-то хотел основать лагерь.
Противоположный берег сливался с небом. Все вокруг окутывала сплошная серая завеса. Казалось, там, дальше заканчивается пространство и начинается мгла, великое ничто. Почему-то сделалось неуютно, захотелось вернуться. Тем более, что следы мои заметало на глазах, а навигатор не работал. И я, кажется, знал почему.
Говорят, зимой природа замирает. И каждый день похож на статический оттиск своего предшественника. Но это лишь на первый поверхностный взгляд. Мне не было скучно. Я открывал для себя неповторимое в простых вещах. Мне нравилось слушать, как щекочут наст чешуйки коры. Это шныряла по стволам знакомая пищуха. Я подсыпал ей немного зерен, и толи от хорошего питания, толи от теплого оперения, она здорово округлилась тушкой, став напоминать двухцветное яйцо, снизу белое, а спинкой окраса маскировочного, в крапинку серого. Я любовался симфонией красок, разыгрываемой на прощание падающим за виднокрай солнцем. И пробовал на вкус ветер, что приносил новые оттенки. Даже сосна пахла всякий раз иначе. То ледяной смолой, то сорвавшейся с ветки снежной пылью, то проскакивала на мгновение тончайшая нить эфирных масел, невольно уводя памятью в июльского марево.
Прочь улетучились тревоги и страхи. Удивительно, но подобного умиротворения я не ощущал никогда. Я читал, забравшись под ворох одеял. И уносился в несуществующие миры. Или в существующие? Как знать… Вот, чтобы услышать написанные на бумаге ноты, необходимы, как минимум, исполнитель и инструмент. А буквы рождают образы напрямую, без посредников. Разве что, помогали окунуться в грезы алые угли.
Несмотря на холода и змеящуюся поземку, все явственнее ощущалась в воздухе ни с чем не сравнимая кислинка. Все чаще проступали сквозь облака бирюзовые лоскуты. Их ни за что не спутать с блеклой морозной синью. И она пришла. Закапала с растущих сосулек, засвистела мелкими пичугами, и, принявшись плавить снег, наконец, прорвалась звоном ожившего ручья. Явилась, по-хозяйски уперев руки в бока, и заявила о себе многочисленными хлопотами, прорытыми, чтобы не поплыть, канавами, водой в погребе, рыхлым пористым льдом и вскрывшимися протоками. Как не совпадают магнитный полюс с географическим, расползлись и мои рубежи нового года. Тот календарный, привычный висел на мокрой елке нелепыми нитками от цветных ледышек, а истинный, прожитый мною здесь, лишь только наступил.
Помню, в тот день я возился с теплицами. Лезущие по прогретым проталинам ростки, вызывали приступы зависти, а организм после долгой зимы обоснованно требовал свежих витаминов. Из забот меня выдернул призыв Балабана. Я хотел было отмахнуться привычно, весенний азарт встрепенулся, неймется, не иначе. Тем более, судя по звуку, находился пес совсем рядом. Что тут может случиться? Но сердце зашлось у меня в груди встревоженной перепелкой и перехватило дыхание, когда лай превратился в то ли в вой, то ли в стон. Лапнув ружье, я на ходу проверил стволы и побежал, теряясь в догадках, кто там на сей раз: рысь, шатун?
Не знаю, кого бы я предпочел не встретить, но спина моя похолодела, когда я явственно услышал, что возня и поскуливание доносились из-за густых веток потустороннего пятачка. Что ж тебя туда понесло, родной? На долю секунды, на миг я замер. Да, наплевать, что меня ждет! Аномалия, черти, преисподняя! Там – мой пес. Я решительно вломился в заросли…
Под нависшей шатром елкой раскинулась поляна, усеянная какими-то беленькими цветочками-звездочками. Прижимая измазанный нос к земле, Балабан встревоженно рыл передними лапами, близ двух кочек правильной продолговатой формы. Один холмик был побольше, другой поменьше, но оба навевали совершенно недвусмысленные погребальные ассоциации. Сходства с погостом добавлял массивный валун, лежащий подле, надо полагать, в изголовье. Рядом с надгробием, затянутая плесенью и прошлогодней травой, стояла моя пропавшая кружка, в которой угадывались останки полевых ромашек.
Очень добрый день… Я прокашлялся и помотал головой, разгоняя черные точки перед глазами. Голова соображала плохо.
Ну, могилки чьи-то. Охотников, наверное. Мало ли… Вон, даже нацарапано чего-то на камне. Я погладил пальцами затертый рисунок, стараясь разобрать смысл.
Вот, человек, ага. Так схематично нарисовал бы ребенок: голова, туловище – овал, палочки конечностей. Держит что-то в руках… В одной лопату, вроде бы. А в другой… ружье?
Рядом зверь какой-то. Волк? Собака? Ухо одно торчком, другое заломлено… В зубах держит что-то … Что-то с пушистым хвостом…
Знавал я одного такого вооруженного огородника. И пса, машущего ухом «до встречи»…
Я сглотнул.
Да, бред!
Вот он же я, стою!..
Шутки это дурацкие чьи-то, инсинуации. Сейчас чего только не придумают, и на камеру снимут, и в интернете выложат на потеху. Но чем больше я убеждал себя, тем глубже в мозг проникала предательская липкая мысль. Любые аргументы можно опровергнуть, странности – объяснить. Но я чувствовал, что это не розыгрыш. Ощущал и все. Просто боялся признаться себе…
Балабан заскулил и улегся, обдав меня взглядом, полным тоски.
– Ты, это, – произнес я севшим голосом и принялся затаптывать ямку, – не копай здесь!.. А то выкопаешь еще чего-нибудь…
На ватных ногах я вернулся в лагерь и без сил привалился к шершавому стволу. Прислушался к ощущениям. Ветер трепал уголок целлофановой пленки, чесалась пятка, хотелось пить. Сделав несколько глотков прямо из ведра, я с удовлетворением констатировал, что в воде по-прежнему отражаюсь. Так-то ничего не изменилось. Вроде.
Подошел Балабан, виновато боднул коленку. Скажи, вот, друг любезный, просил тебя кто лезть, куда не надо?
– Эх, ты, – вздохнув, я потрепал его за ухом, – нежить…
А дух лесной, выходит, просто оберегал моральное мое спокойствие. Чтобы я, значит, ненароком умом не тронулся. Да еще и за могилками ухаживал по мере способностей. Добрейшей души существо.
По крайней мере, теперь объясняется отсутствие спутников. И появления сотовой связи ожидать стоит вряд ли. Хотелось бы, конечно, надеться, что сообщения мои действительно уходят, чтобы дети не волновались. А у них… У них все хорошо. Я это знаю и так.
Похоже, и летоисчисление здесь иное, электронные календари сбоят, не в силах осуществить хронометраж. Может, и остаток моего невосполнимого ресурса уже измеряется не годами…
Вообще, меня не сильно заботят подобные нюансы и как чего организовано. Есть куча более насущных дел. Мельницу надо поставить на ручье, по науке, как положено, с плотиной, с лопастным колесом и передаточными шестернями. Баню срубить, чтобы «эге-гей!», чтобы со шлюхами, рулеткой и прочими архитектурными излишествами. Пристроить к избе сарайчик, террасу крытую. Утка перелетная пошла, а у меня еще с приезда лук со стрелами нераспакованный. И хариус сейчас на перекатах долбит со страшной силой.
Я за своим счастьем шел. Я его получил.
Ну, а чего тут нового? Все и всегда искали рай и обетованные земли, и, что характерно, ни разу не по месту прописки. Гарри Поттер бегал в Хогвардс, Макс Фрай – в Ехо, дети – в Нарнию. Булгаковский Мастер, не заслужив Свет, обрел Покой. Бесконечный, нескончаемый список…
А я не заслужил Покой.
Я заслужил Глушь.
Глухомань.
А если ты обретаешься в новом мире, справедливо предположить, что в другом ты умираешь. Все честно. Смерть – это событие весьма интимное, а если разобраться, то, вообще, чистой воды эгоизм…
Стащив шапку, я расправил плечи и выгнулся дугой, набрав полные легкие весенней лазури. Хорошо-то как, мать честная!.. Подхватившийся порыв ветра растрепал мою шевелюру и принес что-то, ткнувшееся в руку. Я поглядел и улыбнулся, это прилип к ладони лепесток сосновой коры, контурами напоминающий сердечко.
– Спасибо, – я склонил голову.
На ум совсем не к месту пришел анекдот про кардиохирурга, который утверждал, что по форме это, скорее, другая часть организма. Что он, сердец, что ли в своей практике не видел?
В задумчивости я побрел по тропинке к аномальному пятачку. Перебрался через пограничную сосну и заработал неуверенный тычок.
– Ладно, – я примирительно погладил еловую лапу, – не толкайся. Чего уж теперь?.. Кружку свою заберу. Надоело из банки пить из консервной…