Треугольник короля

Глава 3. Треугольник короля

Дорога от Минска до Гродно – точно не самая длинная на свете. Но если её проделать на стареньком «корче», то она может стать длинной и красочной. Владимир и его зеленоватый автомобильчик были уже в Щучинском районе, где дорогу обступают с двух сторон старые, косматые, хвойные деревья.

Больше месяца назад ему в интернете написала девушка и, рассказав, что его порекомендовал, как хорошего историка, профессор Михаилас Литвакас, предложила сотрудничество. Жить предполагалось в Гродно, посетить которое Владимир всегда был не прочь, тем более, что показанные ему онлайн снимки найденных артефактов были для него поистине ошеломляющими.

Оказалось, что они уже знакомы заочно с этой девушкой и состоят в одной группе в социальной сети. Кроме того, в исследовании должен был участвовать и другой не понаслышке знакомый Владимиру историк из Гродно.

«Это будет прекрасно…» – думал Владимир, усмиряя малопокорный автомобильчик на повороте. Выйдя на прямую, он немного расслабился и даже подумывал включить магнитолу, такую же старую, как и сама машина. Это был раритет, работающий на кассетах, которые Владимир специально выискивал, где только мог. Он был настроен позитивно и, присвистывая, подкинул пальцами вымпел хоккейного клуба из Молодечно, болтавшийся на зеркале заднего вида…

Драм!!! Тяжёлый удар в бок автомобиля сотряс легковушку. Сзади что-то покатилось, а Владимира мотнуло в сторону. Резко нажав на тормоза, он довольно быстро остановил машину и выбежал из неё. На дороге темнело нечто. Нечто напоминающее большого зверя.

«Медведь» – почему-то пронеслось в голове у Владимира.

Подойдя поближе, он сразу же почувствовал себя глупо из-за этого предположения. Лежавший на дороге зверь был, конечно, гораздо меньше медведя, но всё же на глаз весил не менее 100 кг. Больших размеров кабан лежал рядом с машиной, и не подавал никаких признаков жизни. Глаза животного были закрыты. Владимир застыл на месте, пристально глядя на зверя и не зная, что делать. Неожиданно его отвлёк дальний звук взрыва за лесом, возможно исходивший из таящейся там деревушки. Опустив голову и снова пристально посмотрев на лесного гостя Владимир протянул к нему руку… В ту же секунду кабан открыл глаза, хрюкнул, и резко мотнул клыкастой головой, при этом чуть не ударив человека в колено. Отскочив от неожиданности далеко в сторону, Владимир услышал лихорадочный стук собственного сердца. Вепрь, между тем поднялся и побрёл в лес.

Подойдя к машине Владимир, к своему удивлению, не обнаружил вмятину на крыле. Это улучшило его настроение. Вернуться в салон, завести мотор, включить музыку: всё это стало делом одной минуты. И вот уже зелёный автомобильчик снова в пути.

«В древности гадатели использовали животных для предсказаний. Интересно, что бы на их взгляд означал удар кабаном в старый корч» – думал Владимир.

От этих мыслей он развеселился ещё больше и в отличном настроении въехал на улицы Гродно.

Серая дымка тумана покрывала старинный город. Зима, лишённая залежей снега и сильного холода, господствовала в нём. Одни люди были одеты в зимние куртки, другие – чуть ли не в летние наряды. Тротуары казались нарисованными тёмными красками по грубому холсту, а вдали, сквозь туман, проступали очертания храмов, казавшихся какими-то призрачными замками, в мрачных долинах.

Парень и девушка стояли в сквере Фары Витовта.

В три часа дня, они увидели, как со стороны улицы Замковой в сквер вошёл темноволосый человек с небольшой бородой, одетый в армейского покроя пальто. Он припарковался неподалёку и теперь шёл торопливым шагом к памятнику, у которого медленно прогуливалась молодая пара. Подойдя к ним человек застенчиво улыбнулся, и, протянув каждому из них руку, два раза сказал:

– Владимир, рад знакомству.

– Вика, – ответила девушка, – очень приятно.

– Мечислав, – сказал её спутник.

Знакомство в реальном мире людей знающих друг друга только через сеть – может быть очень интересным, как и начало сетевой переписки людей, знавших до этого друг друга только в жизни.

Через тридцать минут все трое сидели с ноутбуком в одном из городских кафе. Оторвавшись от кофе, Владимир сказал:

– Пока я ехал к вам меня чуть не протаранил дикий кабан. Это был самый впечатляющий контакт с природой в моей жизни.

Вика и Мечик одновременно изменились в лице.

– А у меня… – выпалили они вместе.

Мечик улыбнулся и помолчал, давая понять Вике, что она может продолжать.

– А у меня, – продолжила Вика, – тоже был, так сказать, контакт, пока я сюда шла. Бабочка, и, по-моему, это была редкая бабочка – павлиноглазка. Огромная просто! И ведь она ночная, но прилетела днём и кружилась у моего лица очень долго. И подумайте, бабочка зимой! Падал лёгкий снежок, когда она слетела ко мне.

Последние слова девушка сказала немного смущаясь своих больших знаний о бабочках.

– У меня была книжка, ну… о бабочках, – пояснила она, смутившись ещё больше.

Мечислав улыбнулся и звякнул ложкой о чашку с капучино. Ему тоже было что порассказать, и он отодвинул свой кофе чуть подальше.

– Я шёл сюда… – начал Мечик.

В этот момент его внимание привлёк человек, сидящий за барной стойкой, неподалёку от их столика. У него была настолько невыразительная внешность, что Мечислав, будучи художником, затруднился бы нарисовать его портрет даже с натуры. Этот человек пристально наблюдал за их компанией, но тут же уткнулся в свой бокал с вином, когда историк задержал на нём взгляд.

– Так вот, я шёл сюда, – продолжил молодой человек, выкинув невыразительного посетителя бара из головы, – мимо бернардинского костёла. И тут ко мне слетел сокол, что живёт там, за статуей святой Елены.

Вика закивала головой в знак того, что тоже в курсе проживания сокола в самом центре города.

– Там парочка соколов, у них даже есть имена, – добавил историк.

– Но самое поразительное, что он просто преследовал меня – этот сокол. Вот эта хищная птица просто-таки чуть не бросалась мне под ноги. Прохожие на это смотрели, как на чудо какое-то. И не знаю, разве они не улетают на зимовку?

«Как видно не меня одного преследовало животное. Может быть, я и не зря вспомнил о древних предсказателях… Мда уж…» – пронеслось в голове у Владимира, и он отхлебнул ещё кофе.

Троица молчала, обдумывая то, что с ними случилось. Решив перейти к цели своего визита, Владимир сказал:

– И что же у вас тут за археология любопытная, расскажите, пожалуйста.

Вика развернула к гостю ноутбук, на экране которого были снимки находок Мечислава.

– Фотки артефактов я уже и так видел, – сказал молодой человек. – Надеюсь, я смогу увидеть эти прелести и вживую?

– Разумеется, – проговорил Мечислав, прожёвывая круассан.

– Я так понимаю, – сказал Владимир, – что главная наша задача расшифровать эту рукопись из бутылки, то есть послание сквозь века от Понятовского.

Молодые люди кивнули.

– Покажите его, – добавил минчанин.

Вика щёлкнула по клавиатуре ноутбука и перед историком предстала фотография пергамента с надписью. Владимир знал её наизусть. С тех пор как он получил сообщением на свою страницу в социальной сети этот текст, он столько раз его читал, что мог бы пересказать даже проснувшись от удара грома, но фото пергамента видел впервые. И оно произвело на него большое впечатление. Пробегая его глазами, он читал про себя и сразу переводил:

«Рыцарь Salsinatus имена свои в треугольник сложил. Поставь избранных по именам на места их в день прихода рыцаря в мир звёздная карта его солнцем на солнце укажет в имён треугольник. Ответ в именах избранных сложенных вместе получишь ты. На Искомом найдёшь его в день назначенный».

– Пергамент просто изумителен, – сказал Владимир вслух.

– Имена свои в треугольник сложил… – пробормотал Мечислав.

– Как можно сложить имена в треугольник? – спросил Владимир.

– И где может быть этот треугольник? – добавила Вика.

– Речь о треугольнике явно неспроста, – сказал Владимир, – Это один из символов розенкрейцеров…

– А мы знаем уже, что на капсуле символ розенкрейцеров и что король Понятовский был масоном, – сказала Вика.

– И кроме того интересовался и розенкрейцерами, – дополнил Владимир.

– Может быть, речь о какой-то… карте, – предположила Вика. – Где может быть нарисован треугольник? Это должно быть что-то вроде карты, карты на которой есть имена.

– Тут речь об именах Понятовского, раз это он рыцарь Salsinatus, – проговорил Владимир.

Он почесал в затылке, сделал глоток кофе и продолжил:

– Но что это за имена?

– Станислав и Август? – предположила Вика.

– Или это какие-то другие имена. Какие ещё были имена у Понятовского? – спросил Владимир.

– Salsinatus – его тайное имя, – сказала Вика.

– В его монограмме «SAR» последняя буква R, – добавил Владимир.

– Это Rex, на латинском значит король, – сказал Мечислав.

– Да-да именно так, – подтвердил Владимир. – Имён у короля, выходит, довольно много, и это только те, что известны нам, но где та карта, или что-то типа неё, на которой можно сложить его имена вместе? Ну и, видимо, речь о трёх его именах.

– Да, ведь у треугольника три стороны и три угла, может быть должно быть ровно три имени, – сказал Мечислав.

– Но как выбрать три имени из всех тех его имён, которые нам известны? – спросила Вика.

Мечислав погрузился в раздумья. Каждый раз, когда он читал текст с пергамента, его не покидала мысль, что он видел где-то, у каких-то гродненских историков, что-то про треугольник, как-то связанный с королём Понятовским. Изо всей силы зажмурившись и резко раскрыв глаза, Мечик посмотрел на Вику. На шее у неё висело серебряное украшение треугольной формы, с тремя красными камешками по краям. Решение пришло к нему в одну секунду. Кусочки мозаики, которые он никак не мог подобрать из тёмных закоулков памяти, сложились в одно целое.

– Да, я понял! – не очень громко воскликнул молодой человек, заставив недоверчиво покоситься на его возбуждённое лицо, проходившую мимо официантку.

Забрав у удивлённого Владимира ноутбук, Мечислав принялся клацать клавишами, и через две минуты развернул его к товарищам, сидевшим с удивлёнными, но полными надежды лицами. Перед ними предстал спутниковый снимок Гродно, с нарисованным на нём почти правильным треугольником. По углам этого треугольника были расположены буквы С А П.

– Вот этот треугольник рыцаря Salsinatus, – заявил Мечик. – Если соединить на карте Гродно три королевские резиденции, которые соответствуют именам короля, то получится вот такой треугольник, как видите, он ещё и с почти равными сторонами, а значит все три резиденции на почти равном расстоянии друг от друга – это не случайность.

Мечислав указал на букву С у одного из углов треугольника.

– Это усадьба Станиславово, соответствует имени Станислав. Дальше… – историк передвинул палец, – A – усадьба Августово, соответствует имени Август, а дальше… – Мечик перевёл палец на последний угол треугольника, – усадьба Понемунь, первая буква П, как в фамилии Понятовский. Станиславово, Августово, Понемунь – Станислав Август Понятовский. Эврика! – торжествовал историк.

– Вот это и есть имена, сложенные рыцарем в треугольник, – добавил Мечислав, немного успокоившись.

– Ты прав, я уверена! – радостно сказала Вика.

– Да, это уже что-то, начало положено, – улыбаясь, проговорил Владимир.

В этот момент Мечик взглянул на невыразительного человека с бокалом вина. Тот продолжал сидеть и пить, но уже, казалось, не обращал на компанию никакого внимания.

– А давайте съездим в эти усадьбы и посмотрим, – предложил Мечислав.

Молодые люди расплатились и отправились в усадьбу Станиславово.

Небольшой дворец с монограммой короля, старые деревья, остатки ворот и два флигеля. Перед главным фасадом изящной резиденции, в вестибюле которой друзья осмотрели две шикарные, старинные печи, в стиле неоготики, стоял неподписанный памятник.

Затем они посетили Понемунь. В этой усадьбе историки видели изуродованную пристройками неоготическую часовню, небольшое строение, смахивающее на дом Мицкевича в Новогрудке, и сам дворец короля, от которого осталось немногое. Друзья также не отказали себе в удовольствии спуститься в огромный овраг, раскинувшийся бок о бок с бывшей резиденцией.

Напоследок они отправились за Неман, в усадьбу Августово. Королевский дворец в ней не сохранился, но на месте была часовня, построенная аристократами, владевшими усадьбой после короля. Эта небольшая часовня с куполом, представляла из себя редкий тип постройки – скрытая ротонда. Она была прямоугольной снаружи, а её зал – круглым.

Затем молодые люди засобиралась по домам. Владимир должен был жить у Мечислава. Вика же отправилась в дом, где жила во время редких приездов с учёбы, когда она покидала Вильно и возвращалась в родной Гродно.

Холодный вечер наступал в городе и зажигающиеся огоньки будто бы пронизывали каждого проходящего мимо них. Густой, сырой воздух, ползал под одеждой, наполнял собой лёгкие людей, спешащих домой с работы, щипал им глаза. Туман сгустился и играл со светом, рисуя тысячи световых снопов, которые обволакивали улицы, как паутина, гигантского паука, притаившегося где-то на крышах высоток, полных людских фигур, мелькавших в ярких, светящихся окнах.

Пару раз, среди тумана, Вике казалось, что за нею идёт какой-то человек и почему-то вспоминался профессор Литвакас. Наконец, неспешные шаги девушки услышал её родной дом – большая красная высотка, в элитном районе.

Вика была из хорошей и небедной семьи, ни лишённой тяги к прекрасному. Отец её был художником и, видимо, поэтому сама Вика прекрасно рисовала. С детства девочка тянулось ко всему красивому, и была упорна в учёбе.

Зайдя домой и раздевшись, девушка отправилась в душ. Через полчаса, укутав свою точёную фигурку в белый пушистый халат, она зашла в спальню, где стояла её большая удобная кровать. Рядом лежала книга Эдгара По, раскрытая на стихотворении «Сон во сне». Девушка видела, что всё вокруг как будто расплывалось. Обычно к ней не приходили сны, но на это раз, как только Вика закрыла глаза, её сознание провалилось в омут, полный видений…

Глава 4. Сон Вики

Большой овальный зал был слабо освещён свечами, потрескивающими в золочёных подсвечниках. В красивом, резном кресле, положив ноги в сапогах на бархатную подушку с кисточками, сидел человек, казавшийся погружённым в глубокие раздумья. Серебристые пряди на его голове делали его похожим на седого старика, вспоминавшего деньки беззаботной молодости. Шёлковые одежды и орден в виде звезды, на груди, поблёскивали в полумраке. Он теребил пальцами кружевной платок. У человека были большие глаза и орлиный нос. На некотором расстоянии от него, в почтительной позе стоял старик, с большими усами, подпоясанный огромным, расшитым золотом, поясом. Можно было догадаться, что это подданный сидевшего в кресле.

– Ваше Величество, – мягко сказал усатый слуга по-польски, – тот, кого вы изволите ожидать – здесь.

Король Станислав Август Понятовский, не переставая теребить пальцами платок и не поднимая взгляда, тихо ответил:

– Пусть войдёт.

Через несколько мгновений в зале уже стоял худой человек, в странном, не по моде того времени, наряде, с усами и бородой, длинным носом, большими глазами. Он слегка поклонился королю.

– Вот вы и пришли, – сказал Понятовский, подняв взгляд на гостя. – Оставьте нас одних.

Усатый в золотом поясе и ещё один слуга, стоявший у мраморной статуи, поклонились и вышли, закрыв за собою двери. Какое-то время в зале была почти полная тишина. Были слышны шаги прислуги и гостей короля за дверями. Одна из свечей стала коптить и мерцать. Король смотрел на её пляшущий огонёк и продолжал теребить кружевной платочек. Наконец, отложив его в сторону, он поманил гостя к себе жестом руки и тихо произнёс:

– Подойдите поближе, Пануриш. В этом дворце и вообще во всех моих дворцах, столько ушей, что каждый мой вдох и выдох описывается и отправляется императрице прямиком в Петербург. И хотя мы с вами будет обсуждать моё личное дело, а не… – тут король возвысил голос, – упаси нас Всевышний, не бунт же… – он опять стал говорить тихо, – мне бы хотелось, чтобы о нашем деле знали только мы. Мы посмотрим, осуществится ли моё желание.

Король движением глаз указал на кривоногий пуф, мягкое сиденье которого было обтянуто красным бархатом, и когда его гость подошёл, снял с пуфа чёрную трость с серебряным набалдашником и сказал:

– Вы уверены, что это сегодня лунное затмение?

– Абсолютно.

– Сядьте, Яков.

За те несколько секунд, которые гость потратил, чтобы выполнить приказ короля, Понятовский успел раздражиться и несколько раз с силой дёрнуть небольшой серебряный жезлик, привязанный к трости.

– Они держат меня здесь в плену, почётном, но всё же плену, – грустно сказал король.

– Я знаю, что вы скоро отправитесь в Петербург, – медленно проговорил Яков.

– В столице врагов, так далеко от родины… – еле слышно прошептал король. – Я бы так хотел сейчас попасть в Лазенки.

– Вы вернётесь в Волчин, Ваше Величество, – странно посмотрев на собеседника и едва уловимо усмехнувшись, проговорил Пануриш.

– Мой родной Волчин?

Как это часто бывает с людьми измученными нервным напряжением, Понятовский вдруг резко захохотал и спросил гостя, будто бы невпопад:

– А правда, Яков, что в вашем роду все старшие сыновья носят тоже имя, что и вы? То есть Яковов Пануришей уже было много, и будет ещё больше, если, конечно, ваш род не угаснет.

Гость почтительно склонил голову и ответил:

– Да, Ваше Величество, вы полностью правы.

– Значит вы как Радзивиллы. У них было предназначено имя Николай для старших сыновей, не знаю, правда, соблюдается ли сейчас этот обычай? Но вы то, ясное дело, не Радзивиллы. Эх, мне сейчас вспомнился весёлый Кароль Станислав Пане Каханку. Чудак же, вот чудак, – и король снова громко захохотал, накручивая на палец кисточку от трости.

Какое-то время Понятовский ещё посмеивался себе под нос, но затем, не глядя на своего гостя, вынул откуда-то три золотые фигурки на толстой цепочке и, подняв глаза на Пануриша, протянул ожерелье ему. Яков взял вещь, которую протягивал король и, поднеся к лицу, пристально посмотрел на то, что было в его руках. Перед ним висели золотая бабочка, усыпанная мелкими бриллиантами, золотой кабан, покрытый изумрудами и золотая, хищная птица, похожая на сокола, украшенная рубинами. Золотая цепочка была массивной, с огромной застёжкой, выполненной в виде креста с розой, лепестки которой были серебряными. Очевидно было, что украшение стоит несметных денег.

– Всё правильно? – спросил Понятовский.

– Да, всё именно так, как должно быть, – ответил Пануриш.

Раздался бой часов. Каждый удар глухо отлетал от потолка к полу и, в полутёмном зале, эти звуки казались по-настоящему зловещими. Король вздрогнул при последнем ударе, мотнул головой, а затем сказал:

– Значит, я буду жить в Петербурге.

– В Мраморном дворце, Ваше Величество.

Скрестив руки на груди и покивав головой, Понятовский усмехнулся.

– Хорошо быть всеведущим, Яков? О вашем даре мечтают многие. Но я смогу загладить свой грех? Как и вы?

– Не так уж и хорошо, Ваше Величество, но я не жалуюсь. Грех не ваш, а мой.

Король встал, и Пануриш сразу же поднялся вслед за ним. Понятовский подошёл к окну. В дали темнел Неман, на противоположном берегу которого, мерцали огоньки в деревянных домиках, а над их крышами вился едва различимый дым. Пануриш стоял за спиной короля. В тусклом свете немногочисленных свечей вид у гостя был таинственный и мрачный.

– Ну что же… – сказал король.

Понятовский вернулся к своему креслу рядом с которым стояла небольшая шкатулка, вся покрытая изощрёнными завитками. Открыв её, король достал серебряную капсулу со своей монограммой и вопросительно посмотрел на Пануриша.

– Это то, что нужно, Ваше Величество, – сказал тот.

Королевский гость взглянул на свой перстень, на котором был выложен украшенный мелкими изумрудами треугольник. Король проследил его взгляд. Украшение стоило, очевидно, невероятных денег.

– Если бы я не знал, что вы тоже своего рода король, я мог бы удивиться наличию у вас такого сокровища, – сказал Понятовский.

– Это семейная реликвия, Ваше Величество, – ответил Пануриш.

Засунув руку за пазуху, Яков достал оттуда какой-то скруток тёмной ткани. Развернув его, он вынул небольшой, свёрнутый лист пергамента.

– Вот пергамент, на котором Вашему Величеству следует писать, – низким голосом изрёк Пануриш.

– Пожалуй, нам понадобится больше света, – ответил король.

Пануриш подошёл к одному из подсвечников и, выдернув свечу, сделал несколько шагов в сторону небольшого столика, на котором стоял золочёный канделябр. Гость зажёг каждую из трёх свечей канделябра от свечи, которую держал в руках, а затем вернул её на место. Пододвинув кресло к столу, он почтительно склонился, давая понять королю, что он может занять своё место и преступить к письму.

– Эти чернила хорошо подойдут для пергамента, – сказал Яков, доставая из-за пазухи небольшую чернильницу с плотно прикрытой крышкой. – Соблаговолите воспользоваться моим пером, Ваше Величество, – добавил он, доставая маленькое чёрное пёрышко.

Перо это почему-то произвело особое впечатление на Понятовского.

– Это как будто воронье? – спросил король усмехаясь.

– Да, Ваше Величество.

Понятовский сел за стол, на котором его гость разложил принадлежности для письма, добавив обычный лист бумаги с текстом.

– Просто перепишите текст на пергамент, Ваше Величество, – сказал Пануриш.

– Не так давно я как раз упражнялся в каллиграфии, – ответил ему король.

Пока бывший правитель одного из крупнейших государств Европы переписывал текст с листка на пергамент, Яков Пануриш в полном молчании застыл рядом с королём. Он был настолько недвижим, что казался не живым человеком, а мраморным изваянием, закутанным в человеческие одежды. Он внимательно следил за пером в руке Станислава Августа. Не каждому доводилось видеть короля, самолично переписывающего текст с бумаги на пергамент. Чёрное перо поскрипывало и оставляло буквы, складывающиеся в слова.

Наконец, король закончил и, оставив перо в чернильнице, поднял голову на своего гостя.

– У Вашего Величества прекрасно получилось, – пробасил Пануриш, слегка поклонившись. – Готово ли место для дара?

– Да, – ответил Понятовский, – оно там, – он махнул рукой в сторону одной из дверей зала.

Встав из-за стола, он направился туда, куда показал рукой. Король открыл двери, из-за которых был виден выход в здание часовни соединённое с овальным залом посредством коридора.

– Нам нужно действовать быстро, – сказал король.

Пануриш и Понятовский прошли в дальний конец помещения, там виднелся маленький столик. Сдвинув его собственными руками, король приподнял доску, на которой столик стоял. Взгляду монарха открылась глубокая яма. На дне ямы лежал деревянный ларец, без каких-либо украшений.

– Всё так, как должно быть. Здесь и следует оставить дар. Нужно будет распорядиться, чтобы слуги скрыли все следы, тщательно заделали пол. У вас же ещё есть несколько доверенных слуг, Ваше Величество?

– Да, ещё есть.

Собеседники вернулись в овальный зал. За дверями послышалась русская речь, с аккомпанементом бряцанья шпор.

– Конвой… – проговорил Станислав Август, грустно посмотрев в окно.

Король помедлил в нерешительности ещё мгновенье, а затем обернулся к Пануришу, стоявшему в двух шагах.

– Те, кто должны знать – будут, в том числе какие-то евреи? – спросил король.

– Да.

– И последнее, что вы должны сказать мне. Я просил императрицу за свой народ, я не могу забыть свой долг перед ним. Россия победила. Нашей былой независимой Польши – больше нет. Я знаю, что вам известно будущее страны, и моё будущее тоже. Так вот, ответьте мне, я хочу знать: что будет с моей родиной? – король говорил всё быстрее, – и ещё одно: я умру в Петербурге?

Пануриш посмотрел на короля в упор. Его взгляд был непроницаем. Он сложил ладони вместе, казалось сейчас он начнёт уговаривать короля не просить ответа на эти вопросы. Бледное, лицо Понятовского было совсем не похоже сейчас на лицо некогда могущественного монарха. Перед Яковом был проситель. Разведя ладони в стороны, Пануриш сказал только два слова:

– Она возродится, – а затем добавил. – Да, в Петербурге.

Король побледнел ещё больше и несколько мгновений только двигал сухими губами. Он закрыл уши руками, как человек оглушённый взрывом, но быстро овладев собою, пристально посмотрел на гостя.

– Но ведь вы сказали, что я вернусь в Волчин!

– Да вернётесь, но уже после этой… – Пануриш помолчал и закончил, – жизни.