Мой друг Камиль Исхаков

Юату

⁵⁸

Мама никогда не рассказывала об отце подробно.

Я попросил Камиля поехать к ней, попробовать деликатно расспросить. Итог оказался ошеломляющим. Крепкий парень Камиль вернулся подавленным.

Он привез два старых фото. Мы долго рассматривали их, не находя ничего особенного – такие фотографии лежат практически во всех семейных альбомах нашей большой страны. Но произнести это вслух было невозможно.

На нас в упор смотрела история.

Расстрелянный бухгалтер, в наглухо застегнутой куртке-кителе из дешевой бумазеи – даже в наши с Камилем студенческие годы они висели в магазине «Рабочая одежда» на улице Кирова – сфотографировался с товарищами. Отсидев первый срок, он только что вернулся из ГУЛАГа. За стеклами круглых очков, прикрывавших застывшие глаза, угадывалась тревога, как бы глубоко он ни старался ее запрятать. Такому не до «антисоветской агитации». На другом снимке красивая, спокойная девочка. Скоро она почувствует, что в мире, ее окружающем, сын за отца отвечает, даже если он – дочь. На долгие годы она усвоит, что ее парта последняя, как и место в жизни, и школу менять бесполезно. И двор пустеет, стоит только выйти. И высшее образование не для нее (в семье бухгалтера, а это была не слабая ступень в социальном лифте тех лет, лишь Раузе удалось окончить университет, уже после реабилитации отца). И, вообще, кушать нечего «в связи с потерей кормильца» по формуле умника из райсобеса. Ее детские впечатления оказались настолько сильными, что, даже став уже взрослой, став матерью, она боялась навлечь беду на собственных детей. Поэтому молчала.

Характерная деталь: дед С. А. Губайдуллиной тоже был муллой. Он был одним из организаторов «Общества мусульман-прогрессистов», для этого специально ездил в Петербург, встречался с премьером России С. Ю. Витте. Тогда казённые средства выделялись только русским школам, и новая организация взяла на себя все заботы о финансировании просветительства среди мусульман. После 1917 года почти вся его семья тоже была репрессирована, они долго жили в ссылке на Аральском море. Ида, сестра С. А. Губайдуллиной, так описывает это время: «Детские годы запомнились по страху, в котором постоянно пребывали наши родители. О причинах страха мы могли только догадываться, – в доме о прошлом родителей разговаривать было не принято»⁵⁹.

Из разговора Камиль понял, что мама ничего не забыла. Он чувствовал – ей тяжело дается их разговор, и уже хотел прервать его. Но мама опередила.

Словно что-то для себя решив, она вдруг прочитала стихи. Наизусть.

Юату⁶⁰

В памяти моей твой образ дышит

Пламенем горящих карих глаз.

Мне бы «этием»⁶¹ хоть раз услышать,

И не плакать, дочка, как сейчас.

Помню, как меня ты обнимала,

Чуть скучая перед каждым сном.

Издали завидев, подбегала,

Когда шел с работы я в наш дом.

Скоро я вернусь, пройдут ненастья.

Захлебнувшись счастьем на бегу,

Ты взлетишь стремглав в мои объятья,

Обниму я сильно, как смогу.

Будет жизнь нам новой милой сказкой.

Братику, сестричке, маме, всем.

Наполняясь радостною краской,

Жизнь веселой станет насовсем.

Ты начнешь учиться очень скоро,

Силу в новых знаньях обретешь.

В них создашь надежную опору

Ты себе, и в жизнь легко пойдешь.

Я приеду, привезу отсюда

Всем гостинцев. В новый туесок

Положу подарки, ягод груду,

Чем богат Путмянский наш лесок.

Ну, пока, пора и мне прощаться.

В срок недолгий здесь я остаюсь.

Мне с делами надо разобраться:

Вот закончу, и домой вернусь.

Помни, дочка, ты не одинока.

Не тревожь печалью сироты

Душу, обнаженную до срока.

Папа жив, он любит так, как ты.

Папа жив, он полон светлых планов,

День и ночь он думает о вас.

Он приедет, поздно или рано…

Только чуть попозже, не сейчас.

Разгони все мысли про несчастье,

Лучше вспомни ситец, что дарил.

Сшей себе из ситца, дочка, платье.

Всем скажи: мой папа так просил.

Знаешь, ты мне снилась в эту ночку.

Лучезарный взгляд развеял тьму,

И увидев маленькую дочку,

Стало легче сердцу моему.

В снах своих дочурку обнимая,

И без снов все мысли лишь о ней,

Сколько дней, томясь, я здесь скучаю

По тебе. О, свет судьбы моей!

Ты сестру Раузу и Сайдаша

В пухленькие щечки расцелуй,

Чтобы жизнь счастливой стала ваша…

Ну, прощай, кызым, и не горюй!

Эти стихи Камиль услышал впервые. Его дед написал их в тюрьме. Он хотел успокоить свою дочь. А девочка не подозревала, что их разделяли 700 метров: от места, где жила семья, до «Черного озера»⁶², где держали ее отца, – 1400 шагов. Полвека спустя, Исхаков не раз будет в этом здании на Дзержинского, 19 у своего друга Александра Гусева, начальника УФСБ РФ по республике Татарстан.

Среди моих знакомых тоже немало казанских чекистов, на счету которых имеются конкретные результаты, действительно важные для безопасности страны. Но на их плечи давили грехи «стариков». Служебный кабинет одного из них – большого чекистского начальника – располагался там же, где когда-то сидел замнаркома НКВД ТАССР, а потом была следственная часть наркомата. Он искренне рассказывал, что в тех стенах «тени прошлого» ощущались почти реально: 3 декабря 1937 года в этом кабинете во время допроса умер от паралича сердца Шамиль Усманов⁶³. Другой товарищ – «из знающих» – на особом, старо корпоративном сленге так и объяснил: «забили табуреткой». Деда Камиля могли допрашивать там же. От внутренней тюрьмы, где его, скорее всего, расстреляли, осталась дверь одной из камер, обитая железом. В назидание потомкам ее сохранили в ведомственном музее. Уже в 2000-е годы здание бывшего НКВД сгорело. Что повлияло на такой итог, остается догадываться. Есть тут что-то сакральное. Может быть, нам повезло, и тот огонь, пожравший ад, был очистительным? Хотя стены, конечно, ни в чем не виноваты.

Уходя на фронт, Муса Джалиль, памятник которому Исхаков видел из окон своего кабинета в здании городской мэрии на Площади 1-го Мая, тоже оставил своей дочери стихотворение. Как эти два отцовских послания похожи по духу.

Ты прощай, моя умница,

Погрусти обо мне.

Перейду через улицу,

Окажусь на войне.

Если пуля достанется,

Тогда не до встреч.

Ну, а песня останется,

Постарайся сберечь.

Наверное, неслучайно сам Камиль, унаследовав пристрастие деда Абдуллина Газиза Гарифовича к стихам, любил Джалиля. Ну, а песню, которая осталась «маленькому Вдохновению» от ее отца, она тоже постаралась сберечь. Теперь ее будут знать все Исхаковы.

Женский след

Хочу обратить внимание читателя на ту «молоденькую односельчанку», которую взял в жены Ибрагим, прадед Камиля, и которая стала матерью его деда Абдуллы. К слову, разница в возрасте была у них за 30 лет. Ведь это та самая Бибисайда, указанная в документе Института истории, прабабка Камиля, через которую к Исхаковым пришел «ген Байки». Благодаря этой девчушке, которая, к сожалению, прожила всего 28 лет, все, кто были в роду Исхаковых после Абдуллы – и будут еще, – стали членами «общей семьи» великого сподвижника Чингисхана. Натурально – «Шерше ля фам»⁶⁴, только вариант татаро-монгольский. Вообще «женский след» играет важную роль в семье Исхаковых. Жена, две дочери и две внучки, это испытание для мужчины, а для Камиля – его самый ближний круг, без чего никакая родословная не состоятельна в принципе.

– Ну, и как тебе живется в таком «малиннике»? – поинтересовался я у Камиля.

– А ты спроси у Фании Хасановны, – Камиль был явно не расположен комментировать эту тему, ему было все ясно и так.

Но Фания к моей просьбе отнеслась серьезнее.

– Как-то на страницах одной из казанских газет появилась статья «Женщины в жизни мэра», – начала она. – Я, естественно, «напряглась», и тут же давай читать написанное.

– Неужели приревновала?

– А как же?! – Фания улыбнулась. – Ты сам журналист, знаешь, как присочиняют. Пойди потом разберись, что и как.

Оказалось, что в той статье было просто написано, что у казанского мэра жена, две дочери, да еще и внучка родилась – Карина.

– И как он только справляется с вами один?

– Ну не знаю, что и сказать, – глаза Фании заиграли веселыми искорками. – Восьмого марта ему приходится «трудно».

Камиль, который сидел рядом, стал проявлять интерес к нашему разговору. А Фания, будто не замечая его, продолжила:

– Весь этот день он не выходит из нашей кухни. Праздничное меню «от Камиля» – жареная картошка и яичница.

Теперь Камиль заерзал «чисто конкретно».

– Но никого вниманием не обделит, всем приготовит праздничные подарки, – довольная собой, закончила Фания.

Потом, наедине, Фания призналась:

– Для меня дороги все его подарки. Но один – особенно. Когда я родила вторую дочку, нашу Альбиночку, Камиль подарил золотые сережки. Самые первые в моей жизни.

От первого лица.

Исхакова Фания Хасановна:

«… Дом моей тети находился на улице Меридианной, где жил Камиль. Так что бегали мы с ним по одним савиновским болотам, не подозревая о существовании друг друга. А заметила я Камиля уже в университете. Запомнила его по стихам – так он их замечательно читал. Когда познакомились в райкоме, он влюбился в меня с первого взгляда. Сначала я старалась не воспринимать уж близко к сердцу его чувства. Но он ухаживал красиво – дарил мои любимые розы. Я все переживала, как быстро они осыпались. Я была одной из первых невест в длинном свадебном платье. В то же время не носили одежду длиной ниже колен. Наряд, за которым я ездила в Москву, Камиль забраковал. Но зато где-то умудрился купить совершенно обалденный и страшно дефицитный тогда трикотин – белый с серебристыми блестками. До сих пор хранит тайну его приобретения. А мама Камиля сшила мне платье…»⁶⁵.

Совпадение: дед Камиля одно время работал бухгалтером в Раифской детской колонии. А в числе воспитанников был будущий папа Фании – Хасан. Он рано осиротел. Девяти лет ушел пешком из родной лаишевской деревни Кабан. Жил с подростками в люке на площади Вахитова в Казани: рядом проходила теплотрасса, и зимой там было не так холодно. Дабы прокормиться, торговал папиросами поштучно на углу Кирова. Где и был «взят» чекистами. Тогда по всей стране отлавливали беспризорников, и отправляли их в детские колонии. Среди советских педагогов был популярен А. С. Макаренко, который занимался такими ребятами, в 70-е годы я изучал его наследие в пединституте. В Раифе Хасан случайно познакомился с будущей мамой Камиля, ей было всего 5 лет. Девочка купила хлеб и несла его, большую по тем голодным дням драгоценность, домой. Но колонисты отобрали хлеб. Ильхамия заплакала. «Не плачь, я верну твой хлеб», – сказал Хасан. Он прогнал хулиганов и проводил девочку. Когда Камиль пришел свататься к Фание, Хасан и Ильхамия узнали друг друга.

Я уже упоминал, что Камиль и Фания поженились, будучи комсомольскими работниками. Огромные глаза комсомолки с чертовщинкой – истинно казанской – искрились на фоне копны волос. Завистливые подруги называли их «гривой». А для окружающих они были «оружием массового поражения», ибо без особых усилий со стороны хозяйки напрочь выносили мозг всем без исключения мужчинам, когда-либо видевшим ее. Только его, – камилевы – «усы» пробились к сердцу красавицы. Исхаков «зачистил» всех поклонников, самоуверенных и поначалу задиристых. Многомесячная битва происходила на моих глазах, включая совсем уж ортодоксальные варианты. Однажды вечером нас с Камилем даже «встретили» у подъезда Фании. До сих пор не пойму: мне то, что там было надо? Однажды один «кадр» пригласил Фанию на танец. Он не догадывался, что с Камилем все серьезно:

– Твою фигуру, Фаечка, забыть не могу, – начал он.

– Левка, – в глазах Фании мелькнула та самая «чертовщинка», – а ты фигуру Камиля помнишь?

Фания тоже умела ответить так, что любые попытки «очаровать» ее становились бессмысленными. Для всех, кроме Исхакова.

В 1980-м году мы с Ляйлей уехали в Москву, я стал работать в ЦК ВЛКСМ. Перед отъездом заглянули на улицу Космонавтов.

– Возьми нашу фотографию, – сказал Камиль. – Мы специально сфотографировались.

Я повернул карточку. На обороте почерком Исхакова было написано: «Помните нас!» Этот снимок до сих пор хранится в семейном фотоальбоме.

Камиль давно работал первым секретарем райкома комсомола, был женат, растил дочь, а своего угла не имел. Даже таких начальников, как он, партия не баловала. Камиль сохранил самый первый ордер «на право занятия» квартиры площадью 30,9 кв. м. Двухкомнатная «хрущоба» была маленькой, особенно кухня. За неимением другого помещения, там был «рабочий кабинет» Камиля. Но это была их квартирка. И она доставляла Исхаковым радость. Как показало время, квартирка стала их домом на долгие пятнадцать лет. Они продолжали в ней жить, даже когда Камиль был уже главой города.

Во время переезда в маленькую квартирку на Космонавтов тащить пианино выпало нам с Федей (если быть точным, с Фирдусом Юнусовичем Зариповым, другом детства Камиля, казанским фотографом – вся партверхушка снималась только у него). Камиль и Фания считали, что Тереза должна учиться музыке – Альбины еще не было. Покупать собственный инструмент им было не по карману, поэтому он был взят напрокат. Благо, услуга такая существовала.

– Стоп, – сказал Федя, когда мы поднялись на первый лестничный пролет. – Перекур.

С трудом отрывая тяжелую бандуру от пола, мы плохо себе представляли, как доберемся до третьего этажа.

Федя скинул лямки. Посмотрел на меня.

– Справимся.

Он открыл крышку пианино, и достал тарелку с крупно нарезанной колбасой и черным хлебом. Потом оттуда же появилась чекушка водки и пара граненых стаканов.

– На улице мороз, – сказал Федя. – И мы не лошади.

Дело, действительно, пошло веселее.

За праздничным столом мы пожелали Исхаковым:

– «Рояль» тяжелый. Будем растить М-моцáрта.

Много позже, уже в дни работы над книгой, я вдруг задумался – а каково это быть детьми большого начальника? Ведь никому не секрет, что вокруг них всегда и везде вьются «ловцы удачи».

– Фания, как девчонки пережили эту напасть?

– Да уж пережили, Терезе меньше досталось, когда Камиль стал мэром, она уже была достаточно взрослая, и многое понимала, – для Фании этот разговор был непростым. – Я помню, Альбиночка училась в младших классах. Она любила дежурить по школе. Однажды она стояла на крыльце, дежурила. К ней подошли мальчишки из местных, спрашивают: у вас учится дочка Исхакова? У нас, ответила Альбина. Она всегда была очень открытым ребенком. А ты можешь ее показать? А это я....

– Ну, и что тут такого?

– А вот ты представь, – Фания уже сердилась на меня. – Дальше начались чисто дворовые приколы: «Вон, дочка Исхакова! Скажи папе, чтобы он мороженого больше продавал в городе. Ха-ха-ха!» В тот день Альбина пришла зареванная. И ведь так не один день. Дети бывают злыми. Может быть потому, что дома у них говорят: начальники живут хорошо, лучше нашего, такие они сякие…

– А когда девочки подросли?

– Многие стали набиваться в кавалеры, появлялись как черти из табакерки. И все как один влюблены без памяти. И всем что-то надо от Камиля. Были попытки и со стороны преподавателей «сблизиться» с мэром.

Фания продолжала рассказывать, а мне постепенно становилось ясно, почему Альбина, которая, как Камиль, и как старшая сестра Тереза, поступила в Казанский университет и успешно в нем осваивала курс положенных наук, вдруг уехала учиться сначала в Хельсинки, а потом в Эдинбург. Это отец защищал ее таким способом.

Наверное, в этом тоже есть некая расплата за «ветер перемен», который «проветрил» страну и перевернул жизненный уклад во многих семьях. Изменил привычки, которые по крупинкам домашней памяти, по атмосфере в стране в целом, складывались поколениями. В бурливые 90-е годы так пришлось защищаться не только Исхаковым.

В моей памяти осталось ощущение, что в доме Исхаковых всегда вкусно пахло пирогами, даже если никаких пирогов не было. Просто такой Домашний Дом.

От первого лица.

Исхакова Фания Хасановна:

«… По натуре я человек домашний: мне нужно, чтобы изба была «красна пирогами», чтобы пылинки нигде не было и рубашки отглажены. Я нахожу удовольствие в стряпне и уборке. Но даже не могу назвать любимое блюдо Камиля. Ему нравится вся моя стряпня – по крайней мере, ни разу не упрекнул и не пожаловался. Слава Богу, не привередничает…»⁶⁶.

Фания вообще отличалась особым женским навыком обуючивать любое место, в котором им с Камилем приходилось жить. Так было в Казани, когда они жили сначала в коммуналке у Фании на улице Журналистов, а потом уже в их общей квартире на улице Космонавтов. Так было в Москве. Так было и в Саудовской Аравии в представительском особняке России, который сам же Камиль и построил – до него мидовцы ютились в гостинице.

От первого лица.

Исхакова Фания Хасановна:

«… Я благодарна Камилю: при своей занятости он не забывает о семье, приходит домой с улыбкой, а плохое настроение оставляет за порогом. Ко мне иначе как «матурым»⁶⁷ не обращается…»⁶⁸.

Не одно десятилетие Исхаковы прожили – и счастливо живут – вместе, самим этим фактом утверждая, что в их случае брак, это не просто гражданский институт, а самая настоящая любовь. Та, которая не стареет. При этом в сутолоке человеческого быта, в котором утонуло счастье не одной влюбленной пары, им постоянно удавалось удивлять друг друга чем-то таким, что с каждым разом все больше и больше согревало их общее чувство. Камиль мог подарить Фание на ее юбилей романтический ужин в Париже, а Фания спеть ему красивый романс, в качестве такого же романтического подарка. При этом, чтобы спеть профессионально, как было на 60-летии Камиля, она брала уроки у оперной (!) певицы. С этим парижским ужином многих из нас Камиль подставил. Ведь об этом узнали наши жены. Попробуй теперь объясни, что пока не их черед лететь в Европу.

Говоря о женщине, нельзя обойти молчанием такую неотъемлемую часть ее личного «космоса», как мода, стиль, вкус. Очень точно это сформулировал Армани⁶⁹:

– Элегантность женщины – это ее ум.

А Александр Васильев⁷⁰ развил тему еще дальше:

– Только умная способна быть элегантной, а дурочки будут горничными⁷¹.

Обе эти мудрости про Фанию. Как все молодые девчонки, они с сестрами бегали на танцы. При этом Фания покупала ситец, и сама шила себе наряды. Когда появилась возможность одеваться у тех, кого я процитировал, она всегда выглядела о’кей: и на дружеской вечеринке, и на приеме в Московском Кремле, и на самом чопорном дипломатическом рауте. Везде, где приходилось бывать. Когда-то мне довелось написать им в свадебной песне: «ведь домашний очаг сохраняет твоя королева…». По-моему, Исхаковы до сих пор живут по этому принципу и поют это также вдохновенно, как в наши молодые годы. И даже передарили песню детям. А вообще-то Фания Хасановна была и остается вполне самостоятельной фигурой, несмотря на внешнюю оболочку покорной татарской жены. Сказалась мощная комсомольская закваска. Я лично знаю случаи, когда Фания выходила «на линию огня», называемую политикой, и становилась рядом с мужем. Ее вклад в работу Камиля – помимо кухни, дома и детей – еще требует своей оценки. Камиль всегда рвался вперед. И у него была такая возможность, поскольку Фания обеспечивала самый надежный тыл. Даже когда Исхакову выпала неожиданная карта отправиться в далекий Хабаровск, она, не раздумывая, поехала за ним, в отличие от иных многозначительных дам. Правду люди говорят: «За успешным мужчиной стоит Великая Женщина».

На одном из приемов в Кремле к ним подошел В. В. Путин, и Фания вдруг произнесла:

– Спасибо Вам за Дальний Восток.

– Там очень красиво, правда? – сказал Президент.

Владимир Владимирович пошел дальше, потом остановился, обернулся, и добавил, будто бы лично для нее:

– Ваш муж здόрово работает.

Отношения Исхакова с детьми – Терезой, Альбиной и Кариной – абсолютно необъятная тема, всю ее здесь мы не осилим. Только уточню: назвав в числе детей Карину, я не ошибся, ибо душа их отношений живет в хорошем татарском слове «этиемка» – папочка. Так зовут Камиля и дочери, и внучка. Последняя, правда, еще с младенчества приноровилась добавлять: «Ты мой король!»

В советские времена на мероприятиях устраивалась торговля книгами. Возможность купить книгу была знаком избранности, до «Мерседесов» еще не дошло – при Исхакове вся знать вообще ездила на «Волгах». Камиль уносил по две большие упаковки. И никто не знал, что он нес не «Королеву Марго», а детскую литературу. Росла Тереза, и он очень хотел, чтобы девочка читала хорошие книжки. Он и уроки проверял, находя этому время. Тереза, которая училась писать, ставила запятую после каждого слова.

– Это, этиемка, я так отдыхаю!

Потом повзрослевшая Тереза стала помогать Камилю в его городских заботах. Помогать по-своему: собирая беспризорную шпану, она кормила их бесплатными обедами. Благотворительность, стремление непременно помочь страждущему стало ее вторым «я». Уже в зрелые годы Тереза взяла к себе на воспитание детей, брошенных своими родителями, и даже открыла частный детский сад и частную школу. Она же первой прилетела в Хабаровск – заботиться о папе, который в чужом городе один. Даже свою дочь назвала со значением. Ведь имя Карина состоит из имен двух главных мужчин ее жизни – Камиль и Ринат, до срока ушедший муж Терезы.

А потом наступили 90-е годы, и наш очередной переезд. В Америку. Меня назначили собственным корреспондентом газеты «Россия» в США.

Фания и Альбина позвонили под самое Рождество:

– Здрасьте, мы в Нью-Йорке, приехали Америку посмотреть.

Для нас это было грандиозное событие, мы уже третий год сидели безвылазно в США, и ужасно тосковали по дому и друзьям.

– Срочно приезжайте! – кричали мы в трубку, и не верили, что такое возможно, очень уж далекий был путь. – Автобус «Грейхаунд», 42-я улица, это пять минут от Таймс-сквер, в Ди Си⁷² мы вас встретим.

Но девчонки приехали. Они были единственными белокожими пассажирами, которые вышли из автобуса. В компании молчаливых афроамериканцев, с нескрываемым вниманием разглядывавших их (не надо забывать, что, вопреки официальной пропаганде, «цветная проблема» в Америке существует), Фания и Альбина, обе без языка – как Камиль под Гамбургом, – долгие четыре часа ехали вдоль всего северо-восточного побережья.

Мы прекрасно провели каникулы, ребята увидели весь Вашингтон, Дина и Альбина были на празднике в посольстве, пользуясь своей журналистской аккредитацией, я сводил их в Белый Дом на елку г-жи Клинтон.

Но в первый вечер, когда мы, уложив девочек спать, сели на кухне – пропустить за встречу рюмку-другую, – я увидел нечто такое, от чего стиснулось сердце. Сидя в длинной ночной рубашке на кровати, Альбина читала, сосредоточенно и очень правдиво, молитву. Малышка просила Аллаха, чтобы он защитил ее папу. За несколько месяцев до этого Камиль заболел. Именно тогда Фания научила детей молиться за отца. Причем маленькая Альбина, еще не улавливая теологические тонкости, просила напрямую: она искренне верила, что где-то есть такой добрый человек – Аллах, который может помочь ее папе не заболеть снова.

Так что, помимо примера, который ежедневно подавал детям сам Камиль, культ отца кропотливо воспитывала Фания. Умными и осторожными действиями – главное, не навредить – она направляла ход мыслей девочек в нужное русло.

Уже не помню, какая была дата, но семья готовилась к очередному дню рождения Камиля, и все были заняты. Домашние, а их в семье Исхаковых немало, были в сборе. Отсутствовала лишь Альбина. Она училась в Эдинбурге и не смогла приехать, будучи связанной плотным графиком университетских занятий.

Пятилетняя Каринка, которой очень хотелось, чтобы на нее обратили, наконец, внимание, забралась на стол, покрытый белой накрахмаленной скатертью, но еще без посуды, и устроила дефиле. Томно гуляя по столу, внучка Камиля «по-взрослому» виляла тем, что должно было называться бедрами.

– Апр-р-радисменты! – сделав финальный книксен, потребовала маленькая разбойница и игриво посмотрела на зрителей.

Это был успех!

В большой бревенчатый дом, построенный Камилем на берегу Волги в Боровом Матюшине, под Казанью, съезжались приглашенные гости. Настроение у всех было приподнятым. И даже помятая Каринкой скатерть, которую быстро заменили, не могла его испортить. Исхаковы любили праздники, и умели их устраивать. и для себя. и для друзей.

С поста на въезде в поселок позвонила охрана:

– Подъехала «Ди Эйч Эль», впускать?

– Всех впускать!

Желтый «каблучок» развернулся перед домом и двое сбитых мужичков в униформе внесли большую коробку, перевязанную бантом. Кто-то расписался в квитанции. Все столпились у подарка. Интрига была налицо. Как истинный боец, Камиль не стал развязывать бант, а под громкие крики собравшихся гостей взрезал синюю ленту ножом. Открыл коробку, и обомлел. Изнутри выскочила Альбина, ее хитрющие глаза сияли от счастья. Несмотря на то, что большую часть юности она провела, учась за границей, не было ни одного дня рождения мамы или папы, на который бы она не приехала. Это тоже семейная традиция. Когда папу назначили на Дальний Восток, Альбина тоже подставила плечо отцовскому делу. Получив заграничное видение многих проблем, она создала информагентство «DV-news», системный инструмент информационного обеспечения такой непростой дальневосточной жизни.

Потом была свадьба Альбины. И опять не обошлось без «удивлений»: событие было организовано в Константиновском дворце, в Стрельне, под Санкт-Петербургом – вот так они, Исхаковы, и стараются друг для друга. Правда, «удивляться» в этот раз пришлось и нам – друзьям-гостям, – потому что сгонять на свадьбу в Питер, – это не в ближайший ресторан сходить, допрыгав до семейного торжества на каблучках. В феврале 2013 года у Альбины родилась дочь – Амани, что означает «желанная». Камиль стал «дваждыдедом».

Это радостное для семьи событие породило во мне неожиданное логическое построение. «Ген Байки» пришел к Исхаковым по женской линии, от прабабки Бибисайды, это факт. Три поколения он существовал в роду Исхаковых по линии мужчин: дед Абдулла, отец Шамиль, и сам Камиль, это тоже факт. И вдруг опять «ушел» к женщинам. После Камиля за развитие рода стали «отвечать» две дочери и, теперь, – две внучки. Может быть, Байки дает понять, что для сохранения рода ему надежнее идти «женским следом»? Ведь общеизвестно, женское начало сильнее мужского, в нем основа жизни. Причем, не только биологической. Если так, то у Исхаковых неплохое будущее.

Дополнение (историческое): пока вышло первое издание книги, потом готовилось второе, в роду Исхаковых появилось новое пополнение. В 2014-м у Альбины родился мальчик Камиль, а в 2016-м – дочка Айлин. Так что, кто будет рулить – еще вопрос. Парнишку то, Камильчика, назвали в честь деда!

А тот памятный день рождения дочь сделала отцу еще один подарок, – придуманный за много лет до этой книги, он как нельзя лучше вписался в наш рассказ. Когда страсти улеглись, и дочь с отцом уединились в его домашнем кабинете, Альбина развернула картину. На ней было изображено дерево, ветвистое и большое. Это была их, Исхаковых, семейная родословная, большое генеалогическое древо.

Один из предков, Мухаммед бин Акман, указан на древе в качестве основателя крупного татарского села «Богатые Сабы». Другой, Тэхфэ-солдат, участвовал в Крымской войне. И что интересно, он воевал на Камчатке, отражая десант англо-французской эскадры.

Когда К. Ш. Исхаков стал полпредом Президента РФ по Дальнему Востоку, он приехал в Петропавловск-Камчатский, поднялся на Никольскую сопку, где дралась 3-я батарея Максутова, и своими ладонями ощутил спокойный холод старых орудий, по-прежнему смотрящих в сторону Авачинской бухты. Возможно, из одного из них палил его предок. Я верю, что так оно и было!

Кстати, в том бою единственным военным кораблем русских был фрегат «Аврора», тоже своего рода предок, предшественник бронепалубного крейсера I ранга «Аврора», в Цусимском проливе участвовал в кровавой бойне с Императорским флотом Японии под командованием адмирала Того. В те проклятые для русских моряков дни почти вся 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Зиновия Рожественского была потоплена, но крейсер «Аврора», корабль-красавец, в числе немногих, уцелел. Он был интернирован на Филиппинах. Для нашего рассказа «Аврора» больше памятна тем, что это с ее выстрела в 1917 году у дедов Исхакова начались все беды.

Исхаковы вообще отличались активной жизненной позицией. Воевали. Зубаир, рабочий с 22-го авиазавода, пропал без вести на финской. А вот тесть Камиля – тот самый, бывший беспризорник Хасан – оказался счастливчиком, он вернулся. Хоть и с большими приключениями.

– Ты представляешь, – увлеченно рассказывал Камиль, – папа моей Фаечки всю войну прослужил в полевой разведке.

Камиль не стал уточнять, что в 1945 году путь его тестя не закончился у Бранденбургских ворот. Его часть перебросили в далекую Маньчжурию, воевать с японцами. На Дальний Восток! На вторую Родину Исхакова.

Я думаю, подарок, который Альбина преподнесла Камилю, продиктован все той же активной жизненной позицией. Моя Дина тоже собирает старые фотографии и записи, которые сохранились в семье, подолгу их рассматривает, донимая вопросами. И эти факты с особой теплотой греют наши души. Значит, правильно мы воспитывали дочерей. Им становится важным знать свои корни, свое «шәҗәрә». Такое родное и неповторимое.