Имя

Подходя к станции, я заметил указатель на стене: “И всех вас гроб, зевая, ждет. “ – Да уж, мысли материализуемы. Нам только бесов не хватает для полного счастья, тьфу. Гермоворота были закрыты, так что я начал стучать, что есть сил. Ответа не следовало около пяти минут, даже когда мы начали звать их во весь голос. Но тут тяжелая монолитная дверь, такая же, как в ту ночь, начала со скрипом открываться, высвобождая теплый желтый свет наружу. На нас было направлено несколько стволов, что заставило меня сразу скомандовать отряду поднять руки, а сам начал:

– Мы с Южной. К вам должен был приехать гонец с докладом. Начальник знает.

– Не было никакого гонца, а про начальника заикнешься еще хоть раз – от тебя ни черта не останется, понял, шайзе? –Тут до меня дошло, с кем я имею дело.

– Вот черт, Моряк, ты?

– А что, изменился сильно?

– Да как-то трудно понять, когда от тебя только твой ствол торчит.

– Да ладно тебе, не дуйся, Фюрер заморский. – Это было мое прозвище, полученное за недолгое пребывание на станции. Честно сказать, все, что было хоть как-то связано с Немцем – было моим прозвищем. Моряк приказал двум другим бойцам опустить оружие и вышел на свет: это был человек с темной кожей, тощий, без бороды и волос, но с отличным опознавательным знаком – с серьгой в носу, что отблескивала в свете фонарей.

– Ну ты даешь, конечно! А где здоровяк? Не говори только…

– Нет, нет, он жив-здоров, орёл! Его ничего не возьмет.

– Хух, а то я уж подумал. Хорошо, проходите тогда скорее, а то с открытыми воротами не охота сидеть и ждать, пока всякая дрянь из темноты набежит.

Заходя, нас ждало небольшое помещение, наполненное сплошными деревянными коробками, служившими стульями, столами, сошками и баррикадами. Моряк скомандовал двум несговорчивым напарникам, и железная дверь с тем же грохочущим, как и раньше, звуком, начала стремительно закрываться. Это была комната дозора, что отделялась от станции дополнительной металлической решеткой, которая открывалась ключом. Повернув его, моряк открыл решетчатую дверь и, развернувшись, кивнул нам в знак приглашения. Безмолвно переглянувшись с двумя бойцами, оставшимися на посту, мы вступили на станцию. Тут, на мое удивление, ничего не изменилось с момента моего последнего пребывания год назад: все тот же искусственный и такой редкий сегодня свет, сливающийся в единую палитру с желтовато-бежевым фасадом. Хромой считал, что если сохранить былое искусство, то возможно сохранить и человечность. Поэтому здесь находился целый стеллаж с книгами и вырезками газет, которые могли брать все желающие, с обязательным условием: возвратить все на место в том состоянии, в котором и было получено. Лоскутная была намного больше и уютнее Южной. Правда, люди здесь будто бы были спрятаны: они все жили под платформой благодаря ее размерам. Также, учитывая наличие света из-за здешних электриков, здесь было запрещено даже курение, а речи о кострах и не шло. Я почувствовал себя героем романа, который вернулся в некогда свой дом. Наверное, в основном потому, что здесь были мои хорошие знакомые, среди которых был и Моряк.

– Значит так, вы знаете нашу цель, поэтому никакой выпивки и местных шлюх, всем ясно? Иначе наш профессор лично вас выведет на ночь в цепях. Мы спасаем сотни людей, а не веселимся. Можете отдохнуть около часа, а я вас потом найду.

– Да не кипишуй, командир. Все будет чики-пуки. – Это был гадкий голос Снайпера. И на кой он мне достался, а? Ладно, надеюсь, что на сегодня все ограничится его лязгающими шутками.

Моряк окликнул меня и я пошел с ним к начальнику.

Единственный проход к Северной был возможен только через служебную дверь, находившуюся на Лоскутной. Она всегда усиленно охранялась, но являлась единственной возможной связью этой станции с оставшейся частью метро, а недоброжелательных гостей и вовсе не наблюдалось, так что заваливать ее точно не было смысла. Но чтобы ей воспользоваться, было необходимо разрешение от Хромого – старика с седой бородкой, но весьма крепкого как внешне, так и внутренне. Он держал кулак над столом все время, готовый ударить при любой опасности, если это понадобится. Как я помню, он всегда был суровым человеком, но насилие ненавидел, так же, как и курение. Именно поэтому на его станции было запрещено курить – сигареты не доставлялись, а иного пути достать их попросту не было, так как все адекватные ходы на поверхность заблокированы, а оставшиеся не стоят вылазок ради обычного табака, да и то искусственного. А вообще, Хромой просто боялся пожара на станции, тем самым ограничив использование огня по максимуму. Здесь даже был собран боевой отряд из десяти человек – настоящие подготовленные бойцы, тренирующиеся и держащие себя в форме каждый день. Правда, я не понимал необходимости в них сегодня, раз эта станция стала обособлена от всего – даже от улицы и мародеров. Но видимо, так старику просто-напросто было спокойнее. Я помню, когда еще служил здесь – ситуация была совершенно иная: Хромой вел открытую войну с убийцами-соседями, а также постоянно отправлял меня на поверхность за припасами. Я был лучшим сталкером, а Армия был лучшим солдатом. Но со временем бесконечные стычки вымотали и жителей, и самого Хромого, поэтому было принято решение взорвать прилегающие туннели, чтобы закончить этот безумный хаос. А затем и мои вылазки было приказано прикатить, выживая лишь за счет лазутчиков и местных торговцев, жаждущих наживы, ради которой можно жертвовать и жизнью. Именно тогда нас стали отправлять к Алите, которая наоборот, только поощряла наши методы и желания, отчего со временем мы с Армией решили мирно уйти с Лоскутной. Хромой даже не стал возражать, правда, потеря своей правой руки стала для него серьезным ударом. Честно сказать, я не понимаю, почему Алита отправила именно меня идти по метро, взяв удар на себя. Ведь Армия подходил на эту роль куда лучше. Но спрашивать лишний раз себе дороже, так что нужно просто сделать дело и покончить с этим.

– Я краем уха слыхал, зачем вы здесь. Думаешь, начальник одобрит очередную войну?

– Будем надеяться. Уверен, что после нас лишнего шума от соседей поубавится.

– Ну, смотри сам. Сегодня старик в настроении. Если предложит выпить – полдела уже сделано. Я же сам с удовольствием бы размялся с этими уродцами, поэтому если что, ты мне маякни.

– Я спрошу у начальника, Моряк.

– Не-не, он ни в жизнь меня не отпустит. Ты же меня знаешь – я не подведу. –Я не хотел рисковать бывшим товарищем и подставлять Хромого, поэтому и не стал наседать.

– Хорошо, не переживай на этот счет.

Мы подошли к двери начальника станции. Около нее на раскладном стульчике сидел охранник с местным короткоствольным автоматом и похрапывал. Моряк дал ему легкую пощечину – тот моментально проснулся и встал по струнке.

– Ну ты дембель, а. Скажи спасибо, что начальник не увидел.

– Прошу прощения, капитан Моряк! Больше не повторится!

– Вольно, идиот. Пойдем, Немец.

Мы постучали и ничего не услышав в ответ, вошли внутрь.

Помещение походило на самый обыкновенный кабинет до войны: широкий, с диваном в одном углу, с электрическим светом и деревянным столиком в другом: настольная лампа над столом, освещавшая открытую бутылку рома, один наполненный бокал и пачку старых сигарет. Свет частично падал и на сидящего: Седой старик в почтенном возрасте, бывший вояка, прошедший многое. Роста он был богатырского, но из-за проблем со здоровьем и старости, он всегда ходил согнувшийся в три погибели с тростью, хотя даже это не мешало ему смотреть на нас свысока. Его руки, все в морщинах и шрамах, лежали на каких-то мятых бумагах и папках, что отблескивали в холодном свете. Сам он молча смотрел в стол и не обратил на нас никакого внимания.

– Ладно, я эт…Пойду, а ты тогда мне сообщи, как закончите. –Моряк, заманчиво наблюдая за бутылкой, развернулся и захлопнул за собой дверь.

– Товарищ начальник! Я к вам с просьбой. Гонец, что недавно был здесь, должен был отдать папку со всей информацией. Вы получили ее?

Хромой все так же продолжал неподвижно сидеть.

– Товарищ Хромой, Вы меня помните?

Его челюсть медленно начала двигаться. Мне стало ясно, что вчера он осушил такую же бутылку алкоголя и сейчас его одолело желание выпить обычной воды. Я обвел взглядом помещение и нашел графин с “чистой артезианской”. Налил ее в чистый стакан и подал старику. Он аккуратно взял его и с осторожностью начал пить. Поставив стакан на стол, он выдохнул и глаза его ожили. Хромой посмотрел на меня и сказал:

– Вот за что я тебя всегда уважал, Ганс, так это за твою проницательность. Присаживайся, а я тебе подам выпить. –Я понимал, что отказаться от угощения – значит получить “нет” на свою просьбу, так что колебаться я не стал.

Он с трудом достал из ящика особенный бокал для выпивки и подал мне, а затем уверенно и четко налил мне половину.

– Знаю, знаю. Читал я белиберду девки этой, – он прихлебнул из своего стакана и продолжил. – Скажу честно, мне вообще плевать, чем вы там будете заниматься, лишь бы это нас не коснулось потом. Я знаю, что все метро через полгода будет мертво, мне уже посрать на все, как видишь.

– У вас нет вакцины? – Спросил я прямо, в надежде на то, что в голове ответ на свой же вопрос ошибочен.

– А у тебя есть, что ли? – Хриплым голосом процедил он.

– Пусто.

– Вот и у нас шиш с маслом. Осталось на месяц, может, два. Поэтому давай выпьем, и ты свалишь отсюда на хрен поскорее.

Не чокаясь, я осушил бокал залпом вместе с Хромым и вышел наружу.

Теперь точно конец. Доигрались глупые хомоновусы. Ну и отлично – давно пора было. Хромой уже мертв, как и многие другие. Но лично я еще поборюсь. Я так просто не дамся.

Пройдя к входу на станцию, где сидел Моряк, я подозвал его к себе:

– Идешь с нами, прихвати пару ребят.

– Ну ты дал! Через десять минут жди у Хирурга. Ты же помнишь?

– Такое не забыть.

Хирург была местным врачом, что приторговывала спиртом в ночное время – тучная женщина средних лет, немного тронутая, но весьма предприимчивая. Пациенты были редким явлением после прекращения вылазок и стычек – все жители либо боялись идти ко врачу и молча умирали в яме, либо просили “спиртику” от всех недугов. Поэтому ее огромная палатка стала местным баром для завсегдатаев. Мы с Армией там не очень любили сидеть, так как часто было слишком шумно, но пару веселых вечеров вспомнить можно было с удовольствием. А несколько других вспомнить не представлялось возможным… Я подошел на точку сбора Моряка сразу и начал ждать. Хирурга на месте не было, поэтому бар был пуст. Через пару мгновений подошел моряк с тремя местными. Все они были примерно его возраста, выбритые и здоровые бугаи, все как один. Теперь нас было ровно двенадцать – для штурмового отряда нового мира вполне неплохо.

– Ну что, принял дозу уже от местного химика?

– Теперь вы ее так называете? – С ухмылкой поинтересовался я.

– Да ну тебя к черту. Нет ее, что ли? Видимо, вчера с хозяином перебрала. По нему видно.

– Я пойду разыщу своих, а ты пока здесь подожди. Отсюда и пойдем.

– Да без проблем, Хаксли.

– Он был Англичанином.

– Да плевать вообще. Жду короче.

Я вышел, и на глаза мне сразу попался Цветок.

– Так, найди всех и веди сюда. Видишь палатку здоровую? Там точка сбора. Выходим как можно раньше. Понял?

– Так точно!

– Ну и отлично, давай быстрее.

Я вернулся в бар, где разговор между Моряком и неизвестными мне уже набирал обороты. Самое время познакомиться с теми, кто должен защищать мою спину. М-да.

– Меня зовут Немец и я командир отряда. Очень рад видеть вас с нами. Самое время познакомиться.

– Ну, тут все просто, дружище, – вступил Моряк. – Это Фома, это Мативей, а это Матевий. Они два брата близнеца, если что.

– Это Настоящие имена?

– Да сплюнь ты, это прозвища. Они с Библией в руках к нам пришли. Ну так и прозвали. Они, знаешь, почти не говорят. Только Фома.

– Все верно! – С добротой бодро ответил Фома – самый щуплый из троих.

– Ты их Герасимом, может, назовешь?

– Они же не животные какие, чтобы им имя по своему желанию менять! В самом деле.

Спустя десять минут пустых разговоров, начали приходить и мои бойцы. Когда собралось уже шестеро – я начал собираться выходить. В баре стало уже шумно. Тут на возгласы и вышла хирург-химик, еще не успев отойти от последствий выпивки. Когда она увидела меня, то сразу же подбежала и начала визжать от радости, что увидела знакомое лицо спустя время. Да, слово “баба” я не любил, но, когда ее здесь так называли – я был с этим согласен. Это была женщина боевая, пережившая мужа алкоголика, а по слухам и сама его зарубившая. В общем и целом, истории многих выживших были окутаны разными тайнами. Про меня вообще рассказывали, что я целые станции голыми руками вырезал. Поэтому меня кто-то фрицем или фашистом и прозвал – за жестокость, которой отродясь и не было. Я многих убил, это правда. Иначе в наше время и не выжить, но, чтобы делать это по своей воле и получать удовольствие – это не про меня.

Пока хозяйка заведения расспрашивала про ее любимчика – Армию и про другие события, связанные со временем, когда мы служили у Хромого, в бар зашел Цветок с последним моим человеком – Снайпером. На удивление, был он в трезвом состоянии и без проститутки под боком. Раньше дамы легкого поведения славились на этой станции – в первое время Лоскутная была центром досуга всех жителей метро, но затем, когда все закрылось, самые амбициозные барышни разъехались покорять независимые места, а остальные нашли пару и обычную работу здесь, на уже мирной и отреченной от всех станции. От былого состава осталось всего пару женщин, в числе которых была и Хирург. Да уж, вот это действительно мастер на все руки.

– Все готовы?

– Так точно, товарищ командир! – ответило человек пять или шесть.

– Выдвигаемся согласно плану: На все про все восемь часов. Два часа до станции Северная, четыре часа на полную зачистку и поиск необходимого, а затем дорога обратно. Я командую – вы слушаетесь и беспрекословно выполняете приказы. Все ясно?

– Так точно, товарищ командир!

– Это не будет легко. Мы прикрываем друг друга и смотрим в оба. Без команды огонь не открывать. Все, пора. – Да, у Армии с его командирским голосом получается намного лучше. А, к черту. Сейчас главное выполнить задание, а остальное уже ерунда. Если все провалится, то уже ничего не будет важно.

Попрощавшись с хозяйкой, которая провожала нас как в старых фильмах: с платком и слезами, мы направились ко второму выходу со станции – потайному для чужих, но известному каждому на Лоскутной. Он вел в служебный туннель, который пролегал напрямую к Северной. Первое время там постоянно находился патруль и один укрепленный пост, но за год не было совершено ни одного нападения, поэтому старик решил свернуть все, оставив лишь пару бойцов у самого подхода. На них мы и наткнулись сейчас. Отдав честь и приняв пожелание удачи, мы пошли вглубь. Да…У Хромого невозможно было что-то узнать по поводу мародеров, поэтому я сопутствовался лишь теми данными, которые дала мне Алита. Она собирала их около года: постоянные наблюдения и сплошные разговоры. Правда, в последние пару месяцев стояла тишина, отчего информация была устаревшей, но все еще весьма “впечатляющей”: данные о пропаже людей в том районе, смерти лазутчиков, сталкеров и прочие сводки, внушавшие лишь опасения или сомнения. Действительно нужной информации было мало: единственный вход и два выхода, один – наружу к ресторану, где и располагалось хранилище, а другой, ведущий к центру города, в самое сердце метрополитена, которое было уже давно отрезано. На �