Иисус – крушение большого мифа

Глава 2. Странности молчания и запретов.

К теме «неприемлемых историй» Евангелия детства от Фомы, мы позже еще вернемся, а пока отметим, что означенный выше информационно-временной провал в биографии Иисуса может оказаться и большим, нежели восемнадцать лет, поскольку возраст, в котором Иисус начинает фигурировать в евангельских текстах, указывается в них лишь приблизительно. В одном случае сказано, что он «был лет тридцати» (Лк.3:23), а в другом – дискутирующие с ним люди произносят фразу: «Тебе нет еще и пятидесяти лет…» (Ин.8:57), – означающую, что ему могло быть и существенно больше, нежели тридцать. Вот, собственно, и все «указания», имеющиеся в нашем распоряжении относительно его возраста…

А что же было с ним до того, как он дожил до «лет тридцати» или, возможно даже, до около пятидесяти? Где, в какой семье он родился и вырос? Кем и как воспитывался? Как прошли его детство и отрочество? Что он делал в юности и чему посвящал свои более зрелые годы? Ни на один такого рода вопрос мы не найдем ответа ни в одном из, подчеркну, канонических жизнеописаний Иисуса.

Так неужели же этих ответов нет вовсе? Давайте, попробуем, все же, поискать…

И начнем мы эти наши поиски с того, что обратим внимание на величайшую странность самого по себе наличия в биографии Иисуса вышеозначенного периода «времени неизвестности», охватывающего основную часть его жизни, описываемую в канонических Евангелиях. Ведь даже если принять, что в них его жизнь начинают описывать с того момента, когда ему было тридцать, и описываемый период охватывает три года, как в Евангелии от Иоанна, а не один год, как в синоптических Евангелиях, и тогда получается, что нам известны лишь 10% его жизни, а 90% – это полнейшая неизвестность!

И это крайне странно для жизнеописания человека, чьи последователи создали религию его имени, религию, получившую всемирное распространение, просуществовавшую тысячелетия и на сегодняшний день являющуюся крупнейшей из мировых религий. Мы много знаем о жизни принца Гаутамы до того времени, когда он стал Буддой. Нам известна подробная биография Мухаммеда до того, как он стал основателем религии ислама. Мы знаем подробности жизни Авраама, Исаака, Израиля и Моисея…

Список можно продолжать долго. Но сколько его ни продолжай, такой ситуации вопиющего биографического информационного дефицита, как в случае с Иисусом Христом мы не встретим нигде и ни с кем из тех, кого относят к основателям религий!

Чем его можно попытаться объяснить? Древностью? Тем, что в ту далекую эпоху, когда жил Иисус людям попросту были-де малоинтересны биографические подробности жизни великой личности? Да нет, понятно, что такое объяснение никуда не годится. Гаутама-Будда жил в еще более древние времена, за шесть столетий до Иисуса, а его биографы и тогда проявляли живейший интерес ко всем аспектам его жизни.

В таком случае, может быть ситуация объясняется культурными особенностями жизни в древнем Израиле? Может именно там и тогда, среди иудеев было не принято интересоваться биографией тех, кого почитали великими не в делах «мира сего», а в «горних сферах»? Но нет, и это предположение не получает права на существование, поскольку о жизни еще более древних представителей великих вождей народа Израиля, тех, кто общался с Богом и с кем общался Бог, о жизни тех же Авраама, Исаака, Иакова и Моисея мы знаем в достаточно многих деталях и подробностях.

Кроме того, Евангелие детства от Фомы, как уже говорилось, является документальным отражением наличия в кругах христиан живого интереса к теме прошлого Иисуса. Да и непосредственно в Новом Завете имеются ясные указания на тот же интерес христиан, выражавшийся в широком распространение среди церковной паствы активных дискуссий по вопросу родословия Иисуса. Об этом, в частности, говорится в посланиях апостола Павла к Тимофею и к Титу.

Однако, самым удивительным образом, этот совершенно естественный, понятный и нормальный интерес уже первого поколения христиан к биографии того, кого они приняли, как центр и средоточие своей веры и упования, натолкнулся на резко отрицательную реакцию со стороны церковного руководства в лице того же апостола Павла. Апостол не только никоим образом не посодействовал удовлетворению этого интереса и не стал вносить какую-либо ясность в эту тему, но, сравнив дискуссии по этому вопросу с «небылицами», «баснями» (1Тим. 1:4) и «глупыми словопрениями» (Титу 3:9), он попросту… запретил их!

Таким вот престранным образом, вместо того, чтобы внести в тему о прошлом Иисуса полную ясность, действуя простым методом предоставления правдивой информации, чем и положить конец «глупым словопрениям» на сей счет, Павел резко и категорически, без всякого объяснения причин тему эту запрещает(!), закрывая ее раз и навсегда.

Что ж, с одной стороны, факт данного запрета несколько проясняет для нас причину возникновения того тотального информационного дефицита, который мы имеем в случае с биографией Иисуса, но с другой стороны, он же порождает еще больше вопросов с еще большей долей недоумения в них. Ведь сложение факта абсолютно синхронного молчания о происхождении и прошлом Иисуса всех его четырех биографов (как и полного молчания на сей счет всех остальных текстов Нового Завета) с вышеозначенным запретом апостола Павла, дает в сумме очевидный вывод о (ни много, ни мало!) преднамеренном сокрытии, засекречивании данной информации.

В самом деле, лишь этим засекречиванием можно объяснить то, что сразу все четыре биографа человека, чью биографию им не просто кто-то поручил составить, но человека, которого каждый из них сам лично безмерно уважал, любил и почитал, как Божество, вдруг, не сговариваясь, проявили бы совершенно невероятное «равнодушие» к девяноста процентам времени его жизни!

Отсутствие в Евангелиях данных о прошлом Иисуса не может объясняться ни случайностью, ни «незнанием» евангелистов. Случайная «забывчивость» тут невозможна по определению – это не букву в слове случайно пропустить. Не знать же о прошлом Иисуса они не могли, поскольку каждый из них достаточно долгое время очень близко общался либо с самим Иисусом, либо с кругом его ближайших учеников-апостолов.

В таком близком, длительном и доверительном общении, все вопросы, разумеется, были заданы, и все ответы получены, так что знать о прошлом Иисуса авторы его жизнеописаний, безусловно, знали. Разумеется, понимали они и необходимость хоть что-то из этой сферы упомянуть в своих Евангелиях. А раз, при всем при этом, они ровно ничего таки не упомянули, значит, это может говорить только о том, о чем и было сказано выше, а именно – информация о прошлом Иисуса преднамеренно скрывалась, была под запретом!

Но почему?!. Чем можно объяснить этот странный гриф «совершенно секретно», наложенный основателями христианской церкви на сведения о прошлом Иисуса Христа? На мой взгляд, ответ тут может быть только один, и он достаточно очевиден.

Во все времена, везде и всегда, о людях, имеющих хоть какое-то общественное значение, их сторонники старались тщательно скрывать лишь ту информацию, которая могла этих людей серьезно скомпрометировать. И в случае с Иисусом Христом, сокрытие информации о его прошлом и прямой запрет на ее поиск, едва ли может иметь какие-то иные причины.

Во всяком, об этих «иных причинах» нигде не сказано ни единого слова, а попытки объяснить ситуацию «отсутствием спроса» на информацию о прошлом Иисуса, «забывчивостью» или «неинформированностью» его биографов, как мы уже установили, никуда не годятся. Особенно в свете уже не раз нами помянутых запретов апостола Павла на поисковую деятельность в этом направлении…

Таким образом, вывод складывается однозначный: единственно возможным объяснением факта отсутствия информации о прошлом Иисуса является ее засекречивание, которое, в свою очередь, может иметь лишь то объяснение, что эта информация имела слишком предосудительный характер.

Глава 3. Слишком предосудительная информация…

Я хочу обратить внимание на то, что характер информации о прошлом Иисуса должен был быть именно слишком предосудительным! Ведь ее даже либо и не попытались хоть как-то «подкорректировать», видоизменить и приукрасить, либо попытались, но убедились в бесперспективности «нанесения косметики», и потому просто взяли и грубо обрубили всякий к ней доступ и всякое разглашение! Так что это тихое молчание о прошлом Иисуса, при ближайшем рассмотрении, оказывается очень даже громким и многозначительным…

Я понимаю, что для тех, кто привык ассоциировать Иисуса Христа исключительно с чем-то абсолютно идеальным, любая мысль о том, что его земная биография может состоять из чего-либо иного, кроме идеального совершенства, кажется совершенно нелепой. А уж тем более нелепа мысль о том, что в биографии Иисуса может быть нечто компрометирующее, не говоря уж о предосудительном.

Допустить же, что это «компрометирующее и предосудительное», не только имеется, но к тому же еще и носит настолько серьезный характер, что об этом даже и говорить запретили – это уж вообще из области чего-то большего и худшего, чем нелепость, это уже «настоящее кощунство»!..

Еще раз – я понимаю такие чувства и диктуемые ими выводы. Но вместе с тем, в условиях того, что все попытки объяснить молчание Евангелистов «чем и как угодно», увы, не дали никаких результатов, а принять вариант «вообще не объяснять» я никак не могу, я вынужден обратиться к тому варианту, который – каким бы он ни был! – ситуацию действительно объясняет.

Я вынужден это сделать, поскольку считаю Иисуса реальной, а не выдуманной, мифической личностью, и потому хочу обладать именно реальной, а не выдуманной информацией о нем и о его жизни.

Кроме того, паника по поводу допущения с моей стороны возможности существования каких-то «предосудительных» сведений об Иисусе, как минимум, сильно преувеличена, если не вовсе напрасна. Ведь даже более-менее внимательный взгляд на евангельские тексты, выявляет в них наличие такой информации об Иисусе, которую трудно расценить иначе, чем «предосудительную», и «компрометирующую».

Взять, хотя бы, параллельные тексты из Евангелия от Матфея, 11:16-19 и Евангелия от Луки, 7:31-35. Там Иисус, рассуждая о трудностях взаимоотношений проповедника с аудиторией, приводит образ детей, играющих на улице, когда одни дети то играют на дудочке веселые мелодии, то поют грустные песни, а другие дети на это совсем не реагируют: ни под дудочку не танцуют, ни под грустные песни не печалятся.

Далее, он раскрывает эту метафору и объясняет, что имеет здесь в виду себя и Иоанна Крестителя, – людей, ведущих два противоположных образа жизни и обращающихся к людям с двумя разными возвещениями, но, при этом, одинаково не принимаемых людьми:

«Ибо пришел Иоанн Креститель, ни хлеба не ест, ни вина не пьет. И говорите: «В нем бес». Пришел Сын Человеческий, ест и пьет. И вы говорите: «Вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам!». И оправдана премудрость всеми чадами ее», – Лк. 7:33-35 (синодальный перевод).

Здесь мне, прежде всего, хочется обратить внимание на то, что Иисус проводит четкую разделительную грань между собой и Иоанном Крестителем. Иоанн воплощал собой образ настоящего религиозного проповедника-обличителя: вел строгий аскетический образ жизни, проводя дни и ночи в весьма суровых условиях каменистой Иудейской пустыни, питаясь там лишь саранчой и диким медом, и одеваясь в нечто, названное в Евангелиях «одеждой из верблюжьего волоса».

Его проповедь была полна яростного обличения людей в их грехах и угроз, что некто, кто придет следом за ним, будет уже не просто «глаголом жечь сердца», а, испытав людей, провеяв всех, как зерно на гумне, сожжет всех тех, кого сочтет «мякиной» в совсем не фигуральном «огне неугасимом».

Всем, впечатленным такой перспективой, Иоанн предлагал покаяться в грехах и в знак очищения омыться в водах Иордана, за что и был назван Иоанном Баптистом, от греческого слова «баптизо», означающего «омывать, погружать». В русском варианте вместо слова «баптист» используется «креститель», что является даже не «вольным переводом», а просто ассоциативным присвоением смыслового значения: поскольку в русской церкви процедуру сакрального омовения назвали «крещением», то и Иоанна решили именовать Крестителем.

На омовения/крещения к Иоанну шли довольно многие, так что вокруг него сложилась достаточно большая группа последователей, почитавшая его как Мессию/Христа и просуществовавшая еще века после его смерти. Собственно, даже сегодня в Иране и Ираке существует религиозная группа Мандеев, почитающих Иоанна под именем Йахья, как Христа.

И вот с этим своим знаменитым современником, Иисус (сам некогда прошедший через процедуру Иоаннова крещения) и сравнил себя. И сравнив себя с Иоанном, он ясно и четко отделил себя от него!

В метафоре Иисуса, Иоанн – это певец грустных песен, а сам Иисус – это тот, кто играет на свирели мелодии отнюдь не грустные, а такие, под которые стоило бы пуститься в пляс. Так что, как можно видеть, цели и задачи у «певца» и «музыканта» тут разные и даже более того – противоположные.

Когда же метафора начинает раскрываться, и Иисус переходит к описанию двух образов жизни – своего и Иоанна, различие между ними становится и вовсе очевидным и вопиющим.

Иоанн – «классический» религиозный аскет, исключивший из своей жизни всякое, даже маломальское, удовольствие: «Ни хлеба не ест, ни вина не пьет». И хотя это приносит ему славу одного из виднейших религиозных деятелей, тем не менее, по свидетельству Иисуса, в народе есть немало тех, кто за спиной у Иоанна называет его «бесноватым», то есть – психически больным человеком, а короче говоря, извиняюсь, – просто психом.

Зафиксировав ситуацию с Иоанном, Иисус переходит к описанию уже своего образа жизни, и вот тут мы начинаем сталкиваться с некоторыми совсем неожиданными заявлениями, содержащими информацию как раз того самого «предосудительного» и «компрометирующего» характера, о которой шла речь выше. Судите сами, вот что Иисус говорит о себе и о своей репутации в народе:

«Пришел Сын Человеческий, ест и пьет. И вы говорите: «Вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам!».

В этих словах слышится ясное заявление Иисуса, что он, во-первых, совершенно далек от какого бы то ни было аскетизма. Если Иоанн «ни хлеба не ест, ни вина не пьет», то Иисус – «и ест, и пьет», причем под «пьет» явно имеется в виду употребление отнюдь не водички, без которой, разумеется, не обходился и Иоанн. Тут речь прямо и недвусмысленно идет о питии вина, коего Иоанн, по словам Иисуса, не пил, а вот Иисус, по его собственному утверждению – таки в своем рационе, скажем так, использовал.

Надо сказать, что христиане, отстаивающие принципы абсолютной трезвости и объявляющие употребление алкоголя грехом, пытаются утверждать, что под словом «вино» здесь (и во всех прочих текстах Нового Завета, где говорится об употреблении вина Иисусом Христом) следует понимать ни что иное, как просто «виноградный сок». Однако, увы, контекст данного эпизода, записанного в двух Евангелиях, говорит об обратном…

Иисус приводит слова «вот человек, любящий есть и пить вино», как отражение негативно-осуждающего отношения к себе окружающих, а не в качестве описания мнения народа по поводу его гастрономических предпочтений, имеющих совершенно «невинный» характер: любит-де «покушать и запить еду виноградным соком». Едва ли кому-то придет в голову осудить кого-либо за «виноградный сок»! Здесь же Иисус передает именно осуждающий смысл в мнении людей о себе, а потому речь идет все-таки именно о том «виноградном соке», который уже превратился-таки в вино.

Более того: в обществе, в котором само по себе употребление спиртных напитков не запрещено и входит в этико-гастрономическую норму, не станут никого осуждать просто за употребление вина – осуждению может подвергнуться лишь злоупотребление оным. А это означает необходимость признать, что Иисус не просто пил вино, но и с некой периодичностью употреблял его в количестве, скажем так, выходящим за рамки нормы, поскольку за иное он никакому осуждению окружающих явно не подвергся бы…

И надо сказать, что этот «кощунственный вывод» подтверждается прямым и честным переводом исходного греческого текста. Дело в том, что рассматривавшийся нами синодальный перевод, в котором сказано «вот человек, любящий есть и пить вино», на самом деле является примером не точного перевода, а стыдливо-цензурированного изложения исходного текста. Того исходного греческого текста, в котором на самом деле стоят совсем другие слова: «Смотрите, вот обжора и пьяница» (Лк7:34; Мф.11:19, современный русский перевод, Москва, РБО)!

Такая вот «правда текста»…

И хотя церковные переводчики ХIХ века (когда был составлен тот перевод, который называют «синодальным» и считают «классическим») стыдливо завуалировали «грубости» оригинального греческого текста более «приличным» «любит есть и пить вино», но даже и в этом варианте тут мало что удалось закамуфлировать.

Факт очевиден: за Иисусом, по его собственным словам(!), в народе закрепилась слава «обжоры и пьяницы», любителя весело, как говорится, «погулять»! Причем «погулять» в компании со «всяким сбродом», как следует понимать цитирование Иисусом презрительного: «Приятель сборщиков податей и прочих грешников!» (перевод РБО).

Согласитесь, сведения о том, что в народе за Иисусом закрепилась репутация «обжоры и пьяницы», иначе, чем «порочащими» назвать трудно. Только представьте себе, если бы сегодня нечто подобное стали говорить о ком-то из сколь-нибудь заметных христианских священников, проповедников или любых иных религиозных деятелей – что б тут поднялось!..

Все немедленно и решительно стали бы от всего отмежевываться и категорически все опровергать, заверяя в своей полной непричастности, обвиняя в клевете и распространении порочащих измышлений, что воспринялось бы всеми, как вполне естественная реакция. Так вот, на фоне всей такого рода «естественной реакции» проповедников и «нормальных» религиозных деятелей, реакция Иисуса на «обжору и пьяницу» в свой адрес выглядит просто поразительно!

Иисус ничуть не пытается «защититься» от такого народного мнения о себе, не пытается оправдаться и объясниться, что «обжора и пьяница» – это гнусная клевета и наветы врагов. Ничего подобного!

Процитировав этот, мягко говоря, неоднозначный «глас народа» о себе, Иисус лишь спокойно произносит некую многозначительную фразу: «И оправдана премудрость всеми чадами ее», – чем и завершает свой сравнительно-аналитический экскурс в тему отношения определенной части людей к попыткам что бы то ни было им проповедовать. Никаких оправданий, никаких опровергающих заявлений, никакой патетики из серии «как они только могут!» – ничего подобного мы от него не слышим…

Однако, что же означают эти его слова о «премудрости», которая, оказывается, «оправдана всеми детьми ее»? Тут, правда, надо сразу отметить, что разные греческие тексты дают здесь разные варианты: премудрость оказывается оправданной либо «детьми своими», либо «делами своими». Но и в том, и в другом случае становится очевидным убеждение Иисуса, что характер проповедуемой им «премудрости» таков, что она не должна и не может пострадать от «дурной репутации» ее проповедника, как любителя «славно попировать».

Не может и не должна, потому что, судя по всему, мудрость, в понимании Иисуса, не требует от человека отказа от неких самых обычных, «земных» радостей и удовольствий. Так что, если он своим образом жизни и не укладывается в рамки стандартных представлений о «настоящем/правильном» учителе мудрости, все же внимание следует обращать не на «степень соответствия», а на суть того, что он пытается донести – на саму ту мудрость, которую он излагает.

А о том, действительно ли это мудрость или просто некое «напыщенное пустословие», Иисус предлагает судить по тем плодам, которые она приносит (или не приносит!) в жизни людей. Не по тому судить о наличии или отсутствии мудрости, насколько соответствует проповедник образу «настоящего проповедника», а именно по тому, насколько его идеи работают или не работают в реальной жизни реальных людей!

Так что, когда проповедь Иисуса подтверждается делами такого рода, что «слепые снова видят, калеки ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвых воскрешают» (Лк.7:22, перевод РБО) – то вот на это и надо обращать внимание, решая вопрос о том, «настоящий» ли проповедник и «настоящая» ли у него мудрость.

Таким вот образом и оказывается Божья мудрость «своими делами оправдана» (Мф.11:19, перевод РБО). Те же, кто научились это понимать – это есть «дети премудрости», в коих она обрела свое «оправдание»…

Однако глубокому и детальному погружению в понимание идей и возвещения Иисуса мы в дальнейшем посвятим отдельную главу этой книги. Пока же – вернемся к нашему исследованию прошлого Иисуса, и выводу о том, что молчание о нем его биографов является ничем иным, как замалчиванием этого прошлого.

Глухим, тотальным замалчиванием, объяснить которое невозможно ничем, кроме предположения о том, что в прошлом Иисуса было нечто такое, что очень и очень серьезно компрометирует его образ. Настолько серьезно, что этого было даже никак и не подправить, не подретушировать, так что оставалось только одно – просто молчать, не рассказывая о его прошлом вообще ничего.

В ответ на вполне предсказуемую реакцию возмущения этим выводом со стороны религиозного сообщества, не могущего допустить и мысли о чем бы то ни было неидеальном – не говоря уж о «предосудительном»! – в жизни и личности Иисуса, мы исследовали один из монологов Иисуса. Монолог, в котором он сам свидетельствует о том, что его образ жизни воспринимался в народе именно, как предосудительный и неподобающий, что выражается в словах о нем, как об «обжоре и пьянице».

Так что, как можно видеть, сам Иисус ни себя, ни свою жизнь за «идеал» не выдавал. А это значит, что и предположение о том, что в его прошлом могло иметься нечто такое, что христианским биографам пришлось попросту скрывать и засекречивать, не является ни невозможным, ни, уж тем более, «кощунственным».

Причем, если биографы Иисуса не стали воздерживаться от публикации такого факта, как мнение окружающих об Иисусе, как об «обжоре и пьянице», то остается только догадываться, что же могут представлять собой те сведения о его прошлом, которые заставили обойти его прошлое гробовым молчанием. Явно, что это нечто более серьезное, чем «он мог выпить и закусить»…