Глава 5. Виталий делает карьеру
Время, как и у всех в молодости, летело быстро и незаметно. Виталий Волосов, окончив в Кострове десять классов, поступил в сельскохозяйственный институт в областном центре. В селе это становилось традицией: выпускники-середнячки выбирали аграрный вуз – абитуриентам мужского пола там не было отказа в приеме. Поступал Виталий на агронома, но после первой же практики понял – это не для него. Ходить по полям, мерить глубину вспашки, ругаться с небритыми механизаторами – такое будущее не прельщало. Он подумывал бросить институт, но в институте открылся еще один факультет – экономический. Решил перевестись туда.
На экономическом факультете учились в основном девушки. Как ни странно, многим из них не приходилось ютиться в общежитии – они были местные, городские. С одной из таких и сблизился Виталий. Алла Леонова была яркой девушкой, внешне неуловимо похожей на Анюту. Если бы не вечно надменное выражение лица, сходство было бы поразительным. Оно Виталия и прельстило. А если честно – не только оно. Алла происходила из высшего круга – ее отец занимал высокий пост в сельскохозяйственном отделе обкома партии. И Виталий был парнем не из простых: его отец из председателей захудалого колхоза превратился в солидного руководителя – директора самого крупного в Славском районе совхоза, стал членом бюро горкома партии.
Виталию тоже не пришлось постигать незатейливый и скромный быт общежития. На родительские деньги он снимал комнату в частном секторе у одинокой тихой старушки. Плата была столь щедрой, что хозяйка никогда не имела к квартиранту никаких претензий. Даже когда он приводил сюда на ночь Аллу. Виталию было неведомо, под каким предлогом надменная девушка не ночует дома. По ее рассказам, отец был строгих правил и вольного поведения дочери не терпел. Но Алла влюбилась в обаятельного, хорошо сложенного, красноречивого однокурсника без памяти. И нравственными правилами отца пренебрегала. Пока все не открылось. Естественно, разразился семейный скандал.
Виталий был зван к Леоновым на ужин. Понимал, что идет не на смотрины, а на судилище, волновался, но постарался придать независимый вид. Мать Аллы была тенью своего сановного мужа. Всем в доме верховодил отец – Аркадий Николаевич. За ужином он не сводил с избранника дочери колючего, внимательного взгляда. А после пригласил Виталия в кабинет.
– Ну, вот что, молодой человек! Своей дочери по съемным квартирам таскаться я больше не позволю. Если серьезные отношения – оформляйте их.
Под громовой бас партийного начальника Виталий молчал. Ежась под суровым взглядом, наконец, тихо произнес:
– Да я вообще-то не против…
– Вот и прекрасно, – повеселел Леонов. – На первом курсе жениться рано, а вот по окончании третьего сыграем свадьбу.
После тягостных минут будущий тесть перевел разговор на другую тему:
– Чем думаешь заниматься, получив диплом?
– Как чем? Придется отрабатывать у отца в совхозе три года. Должность главного экономиста он для меня держит.
– Вот что я тебе скажу: сидеть в кабинете в нарукавниках и крутить арифмометр – не дело для настоящего мужчины. Тебе надо продвигаться по общественной линии. В институте времени не теряй – в комсомоле прояви активность, в партию постарайся вступить. Экономическое образование – оно универсальное, любой пост поможет занять – хоть в партии, хоть в советах.
Прощались тепло. Леонов даже приобнял потенциального зятя. А Виталий намотал на ус полученные наставления и стал настойчиво претворять их в жизнь. Отправляясь перед выпускным курсом на преддипломную практику в совхоз «Костровский», Виталий уже был секретарем институтского комитета комсомола. На предстоящую осень была назначена их с Аллой свадьба. Но первые же дни в Кострове поломали все планы.
А причиной, естественно, стала Анюта. Так получилось, что дома он не был больше года. Предыдущим летом по протекции Леонова ездил по студенческому обмену в Болгарию, а это лето полностью провел в Крыму на сборах комсомольского актива, где завел полезные связи с аппаратчиками из ЦК ВЛКСМ.
От областного центра до Славска пассажирский поезд на тепловозной тяге медленно тащился всю ночь. В Славске Виталия встречал шофер отцовской служебной «Волги». По дороге домой рассказывал директорскому сыну местные новости. Он и сообщил об Анюте. Родила от Андрея Панкратова мальчика. Сыну скоро год. А сам Андрей из армии не вернулся. Как полтора года назад отбыл после краткосрочного отпуска в часть, так до сих пор о нем – ни слуху, ни духу. Родители писали в часть, а оттуда сообщили, что сын пропал без вести, не вернувшись из зарубежной командировки. Анюта ходит сама не своя.
Виталий был сильно обижен на девушку за то, что предпочла Андрея. И теперь, после услышанного, мелькнула мстительная мысль: поделом ей. Но тут же устыдился. Как ни пытался все это время выбросить ее из сердца – не получилось. Даже связь с Аллой не помогала.
В тот же вечер он пошел домой к Анюте. Волновался изрядно. Встретила его обрадованно, но вскоре эта радость потухла. Тихая печаль, которую носила все последние месяцы, вновь появилась на ее лице. Показала Виталию сына. Мальчик очень походил на мать, и это почему-то его умилило. Виталий стал регулярно бывать в доме Анюты. Возвращаться в институт не хотелось. И он перевелся на заочное отделение – втайне от Аллы. Стал работать главным экономистом совхоза, готовился к защите дипломного проекта.
Наказ Леонова он выполнил целиком – не только продвинулся в комсомоле, но и кандидатом в члены партии успел стать. На городской комсомольской конференции в Славске ярко, эмоционально выступил, заслужив горячие аплодисменты делегатов. Получив диплом об окончании института, почти одновременно стал членом партии. Блестящая у парня складывалась анкета. Виталия пригласили в горком комсомола – заведующим организационным отделом. Замаячила отдельная квартира. Как холостяку – однокомнатная.
Отношения с Анютой становились все теплее. Молодая женщина постепенно свыкалась с мыслью, что Андрея больше нет, а заботливый Виталий – вот он, рядом. Да и сын к нему привязался. И однажды, когда Виталий у нее засиделся, Анюта оставила парня на ночь. Наутро, лежа рядом в постели, Виталий позвал ее замуж. Анюта в ответ промолчала. Рассказала матери. Екатерина Павловна настойчиво принялась уговаривать:
– Сколько еще будешь ждать своего Андрея! Нет его! А Виталий – отличная партия. И Сережу любит. Так что нечего раздумывать.
Под напором матери Анюта согласилась. Свадьбу играли в Кострове. Стояла первая половина сентября, погода была по-летнему теплая. Столы накрыли в просторном огороде Волосовых. Вино лилось рекой, и на закуски директорская семья денег не пожалела. Кричали «Горько!», бегали купаться на Тихую. Пели песни, танцевали и плясали под баян. Словом, деревенская свадьба во всей красе. Гуляло все село, за исключением Панкратовых. Родители Андрея поздравлять молодых не пришли. Виталий был оживлен, невеста улыбалась, но скрыть печаль ей до конца не удавалось.
После свадьбы молодые уехали в Славск – в новую двухкомнатную квартиру. Сережу устроили в ясли. Анюта стала преподавать в школе. У Виталия карьера резко шла в гору.
Заведующим орготделом успел побыть всего полгода. В преддверии очередного пленума горкома комсомола Виталия неожиданно вызвала к себе секретарь горкома партии Галина Павловна Ершова. Ершиха – так ее в Славске называли за глаза. Молодящаяся дама, всегда изысканно одетая, она была образцом стиля для местных женщин высшего круга. А еще ее считали серым кардиналом в юбке – кадровые интриги были по ее части.
Усадив Виталия в глубокое кресло, отчего он вжался почти до пола, Ершиха первым делом поинтересовалась:
– С Кудряшовым какие у тебя отношения?
Павел Кудряшов был первым секретарем горкома комсомола.
– Нормальные, рабочие отношения. Считает меня своим протеже – он же пригласил на работу в горком.
– Он да не он, – отрезала Галина Павловна. – Кадровые решения принимаются в другом месте.
Виталий, вспомнив про серого кардинала в юбке, в ответ промолчал. А Ершиха продолжила:
– Послезавтра пленум. Я на нем буду. А тебе надо выступить принципиально. Кудряшов засиделся, не тянет, погряз в рутине. Скажешь, что в работе горкома нужна свежая струя в свете рекомендаций ЦК партии. Что в 35-летнем возрасте молодежной организацией руководить нельзя.
– Кудряшову уже больше тридцати пяти, – вставил Виталий.
– Тем более. Скажешь в заключение, что обновление руководящих кадров в комсомоле идет везде, надо и нам не отставать.
Виталий хотел было напомнить, что в ЦК комсомола сидят пятидесятилетние, но промолчал. Кольнули муки совести: Кудряшов ему всячески благоволил, двухкомнатную квартиру выбил без звука.
Заметив его терзания, Ершиха сказала жестко:
– Имей в виду – это тебе партийное поручение как молодому коммунисту. Пора учиться проводить линию партии в комсомоле.
Выходя из кабинета, Виталий не удержался, спросил:
– Почему все-таки я?
– Мы умеем разбираться, кто на что способен.
Пленум шел по накатанному сценарию. А в конце вмешалась Ершова:
– В списке выступающих нет члена бюро горкома комсомола Волосова. Но он просит слова. Дадим?
Зал дружно согласился. Виталий, выйдя к трибуне, почувствовал, что привычное красноречие ему отказало. Но пересилил себя, высказал все, о чем требовала Ершова. Кудряшов, который вел пленум, оцепенел. Обычно номенклатурщиков к таким неожиданностям готовили. Но этот экспромт был в духе Ершихи. Зал застыл в недоумении. А Галина Павловна, сидя в президиуме, направила разговор в нужное русло:
– Горком партии рад, что в ваших рядах нашелся принципиальный человек, поставил перед пленумом вопрос, который давно назрел. Поступило предложение освободить товарища Кудряшова от занимаемой должности в связи с переходом на другую работу. Кто за?
Ошеломленный зал проголосовал как надо. Кудряшова перевели директором в отдаленный совхоз. А две недели спустя на внеочередном пленуме так же дружно голосовали за избрание Виталия Волосова новым первым секретарем горкома комсомола. Тогда он был самый молодой секретарь во всей области. Словом, жизнь налаживалась в том русле, как Виталий и распланировал.
А весной, перед майскими праздниками, вернулся Андрей…
Глава 6. Вьетнамский пленник
Вскоре после возвращения из отпуска Андрея вызвал командир батареи С-75 майор Орлов.
– Как отдохнул? Дома все в порядке? Настроение?
– Так точно! В порядке! Настроение боевое.
– Тогда идем со мной к командиру.
Командир части полковник Борис Иванович Сулимов в царской армии мог бы служить гренадером. Высоченного роста, широченный в плечах, а в ладони, протянутой Андрею для пожатия, уместились его две. Несмотря на внушительные габариты и суровое выражение лица, полковник был не строг, в особенности с теми, кто проявил себя в службе.
Командир полка обошелся без вопроса о недавнем отпуске, начал сразу с причины вызова.
– Помнишь сержанта Колесника?
– Он же меня обучал на С-75!
– Так вот, сержант был из последней партии военных, которые во Вьетнаме сбивали американские самолеты. Принято решение заменить наших армейцев на обслуживании С-75 вьетнамцами. Но их надо обучать. Первый призыв инструкторов заканчивает командировку. Им на смену группу формируют части нашего корпуса. От каждого полка, оснащенного С-75, по одному инструктору. Лучшему из лучших. От нашего полка ты поедешь. На полгодика. Вернешься – до осени демобилизации не ждешь, отпущу домой с весенним призывом. Как, готов?
Хотя услышанное стало полной неожиданностью, Андрей оценил перспективу досрочного дембеля, поэтому отчеканил:
– Так точно, товарищ полковник!
– Вот и ладненько! – огромный Сулимов любил словечки с уменьшительными суффиксами. – Утречком завтра и отправишься.
Сразу после завтрака Андрей на командирской машине уехал в штаб корпуса. А поздним вечером того же дня самолет с группой новоиспеченных инструкторов с подмосковного военного аэродрома взял курс на Ханой.
Приземлились на небольшом аэродроме вблизи вьетнамской столицы. Здесь инструкторов уже ждали встречающие – старшие офицеры, все – в звании не ниже майора. Андрея Панкратова отозвал худощавый мужчина с седыми висками, одетый в полевую форму с двумя большими звездами на погонах.
– Подполковник Сазонов, – представился он.
– Старший сержант Панкратов, – ответствовал Андрей.
После рукопожатия они последовали к машине. Это был американский джип, по-видимому – трофейный. За рулем сидел тщедушный вьетнамец, сзади – еще один, постарше, как оказалось, переводчик. Нгуен, так его звали, учился в Советском Союзе, неплохо изъяснялся по-русски.
По дороге Сазонов объяснил: расчеты для обучения подобраны, ЗРК уже на месте. Дислокация – поближе к позициям южан, чтобы сбивать американцев еще на подлете к северной территории.
Приехали на место, когда уже совсем стемнело. Дорога через джунгли вывела на расчищенное место, где стояли в ряд палатки тропического защитного цвета. Такого же цвета были навесы из непромокаемого материала, укрывающие военную технику.
Наутро состоялось знакомство с обучающимися. Это были молодые вьетнамцы, на вид – худосочные, но, как объяснил Нгуен, отличающиеся хорошим здоровьем и определенным уровнем образования. Их в стране с истощенным от голода и почти поголовно неграмотным населением отобрать было сложно, но задачу, поставленную товарищем Хо Ши Мином по защите вьетнамского неба собственными подразделениями, удалось выполнить не только здесь, но и на других точках, где сконцентрированы советские С-75 «Двина».
Подполковник Сазонов контролировал процесс подготовки, ну а Панкратов впервые ощутил себя в роли инструктора. В теории – изучение материальной части, наука вдалбливалась медленно и не только потому, что каждая фраза повторялась дважды: Андреем – по-русски, Нгуеном – по-вьетнамски, но и из-за того, что слабо технически подготовленные слушатели осваивали знания с трудом. Но – вода камень точит, настойчивость инструктора и регулярное повторение пройденного позволяли медленно, но двигаться вперед.
Наконец пришел день, когда подполковник Сазонов разрешил перейти к практическим занятиям. Здесь учеба пошла легче. Наведение на цель, старт боевой ракеты – это у вьетнамцев вызывало живейший интерес и неподдельную радость от приобщения к советской технике. Месяца через два стало понятно, что боевые расчеты из вьетнамских военнослужащих сформировать можно. Новоиспеченным ракетчикам предстояло испытать себя в реальном бою с американскими самолетами, методично вылетающими на бомбежку северовьетнамской территории. Инструктор ждал этого с не меньшим волнением, чем его подопечные.
И вот расчет под присмотром Панкратова поставлен на боевое дежурство. Позиция – среди джунглей. Подлет американских бомбардировщиков – под контролем. Наведение на цель – по радиосигналу. Команда на пуск ракеты. Первый залп оказался неудачным. Поскольку бомбардировки были частыми, ждать новой цели долго не пришлось. Самолет сбит! Вьетнамцы ликовали, стремясь поочередно выразить признательность инструктору то громкими возгласами, то восторженными объятиями.
Когда на счету подопечных Андрея стало три пораженных ракетами бомбардировщика, подполковник Сазонов дал приказ возвращаться домой:
– Ты свою задачу выполнил, Панкратов. Теперь управятся без тебя.
В путь на аэродром отправились на том же джипе. Андрей сел рядом с водителем, сзади – двое вооруженных вьетнамцев для охраны. Тронулись затемно. Дорога шла сквозь мрачные заросли. Андрей начал задремывать, но проснулся от резкого торможения автомобиля. При свете фар было видно, что дорогу преградили три фигуры с автоматами наперевес. Диверсанты.
В затылок Андрею уперся ствол автомата – вьетнамец, сидевший сзади, оказался их сообщником. Второго охранника он застрелил. Такая же участь постигла и водителя.
Подталкиваемый автоматом, Андрей вывалился из машины. Один из диверсантов торопливо его обыскал. Андрей был в гражданской одежде, без оружия (иметь его при себе советским инструкторам категорически запрещалось). Пленника усадили обратно в джип на заднее сиденье, по бокам – два диверсанта, третий – спереди, сообщник – за рулем. Под покровом ночи двинулись дальше, но – в другом направлении. Трупы убитых вьетнамцев взяли с собой.
Андрей понял, что угодил в лапы к врагам недавних подопечных. Его оставили в живых, значит, на пленника у нападавших – свои планы. Пленение инструкторов южными вьетнамцами – такого сценария у советского командования не предусматривалось, никаких рекомендаций на этот счет от начальника особого отдела штаба корпуса старший сержант Панкратов не получал. Пока его везли в неизвестном направлении, Андрей на ходу придумывал себе легенду.
На место прибыли под утро. По виду это был командный пункт, охраняемый часовым. Андрея затолкали в какое-то тесное и темное помещение. Сидеть в нем можно было только на полу, что Андрей и сделал, прижавшись спиной к стене. Стал ждать своей участи.
Миску риса и кувшинчик с водой принесли лишь через сутки. Кормят – значит, не убьют, пронеслось в мозгу. На допрос не вызывали, смысла не было, никто из вьетнамцев не понимал по-русски. Его держали взаперти еще неделю, две… Андрей потерял счет времени. Наконец, вывели из темного помещения. Глаза отвыкли от солнечного света – Андрей зажмурился. Тычком оружейного ствола ему приказали двигаться вперед. Привели в другое помещение, больше похожее на европейское. Представитель белой расы в военной форме жестом приказал садиться. «Американец», – понял Андрей. Тот что-то спросил. Справляется о здоровье, догадался пленник, вспомнив свои познания в английском. Ответил коротко. Но дальше беседа не пошла – нужен был переводчик. Американец дал знак увести.
Вновь потекло тягостное ожидание. На этот раз оно затянулось всего на два дня. Вновь вызвали на допрос. Тот же американец вел его через переводчика, тоже одетого в военную форму, выглядевшую на нем мешковато. Изъяснялся переводчик неплохо, но с жутким акцентом.
Скрывать свое предназначение было бессмысленно. Андрей стал излагать придуманную легенду. Он – гражданское лицо, автомеханик по профессии. В армии никогда не служил. Прибыл во Вьетнам для обслуживания автомобилей советского производства. В военную часть его пригласили для текущего ремонта автомобиля «УРАЛ». Сделав свое дело, возвращался в Ханой, чтобы затем отправиться на Родину.
Легенда выглядела довольно беспомощно, но американец сделал вид, что поверил. Заявил, что пленника повезут в Сайгон для дальнейшего решения его судьбы. В южновьетнамской столице Андрея продержали еще неделю. Ни испытания голодом, ни избиений не было. Андрей, стараясь не терять присутствия духа, гадал, что намерены сделать с ним американцы. Ожидал худшего – пустят в расход. Но остаться навсегда вдали от Родины – это ему казалось страшнее смерти.
Судьбу его решили неожиданным для пленника образом. Северовьетнамская сторона предложила обменять Андрея на попавшего в плен американского летчика. Начались переговоры, в которые включилось советское посольство в Ханое. Наконец, согласие было получено. Обмен состоялся на демаркационной линии, разделявшей два Вьетнама, и прошел моментально. Бок о бок встали две машины. Открылись дверцы. Оба пленника поменялись местами.
В тот же день Панкратова доставили в советское посольство. Посольские сразу же по прибытии во Вьетнам отобрали у всех, включая Андрея, документы. Теперь его военный билет лежал у чиновника, к которому Панкратова привели на беседу, на столе.
Андрей коротко рассказал о своем пребывании в плену. И поинтересовался, как получилось, что один из сопровождавших его охранников оказался сообщником диверсантов.
– У наших вьетнамских товарищей пока слабо поставлены проверочные мероприятия, – объяснил посольский чиновник. – Внедренный в охрану ЗРК вьетнамец – часть операции по захвату советского инструктора. Мы это не сразу выяснили. Поначалу было ничего не понятно: машина со старшим сержантом Панкратовым исчезла. Никаких следов. Не могли предположить, что вы попали в плен – ни с кем из наших офицеров и солдат прежде такого не случалось. У вьетнамских товарищей есть агентура на той стороне. Через нее выяснили о вашем нахождении в плену. И предложили американцам по дипломатическим каналам совершить обмен.
– А что мои родители? Они знают, что случилось?
– Им сообщили, что ваша командировка продлена на неопределенный срок.
Благожелательного посольского чиновника сменил другой – неулыбчивый, немногословный, задававший вопросы. Его интересовало, не выдал ли пленник американцам военные секреты.
Андрей рассказал о легенде, которой он упорно придерживался. Собеседник этим не удовлетворился, не раз спрашивал об одном и том же, пытаясь подловить Андрея на несовпадениях в ответах. Но он не прокололся, поскольку говорил правду. Потом чекист (Панкратов без труда догадался, что тот представляет органы) долго выяснял подробности об американцах, с которыми пришлось общаться Андрею. Но и на эти вопросы были скупые ответы. Наконец, особист отвязался, и вчерашнему пленнику сообщили об отправке домой.
Андрей надеялся, что пойдет на дембель сразу после прибытия в полк. Но прямо с самолета его повезли в штаб корпуса. Здесь его терзал еще один особист – в погонах майора. Вопросы, вопросы, вопросы… Теряя терпение, Андрей стал дерзить.
– Не забывайте, где находитесь! – вскипел майор. – И в каком качестве. Вас освободили из вражеского плена. У нас нет гарантий, что вы достойно себя там вели, ничего не выболтали американцам. Причитающуюся всем инструкторам награду вы не получите. И настоятельно советую: держите язык за зубами, нигде и никому не рассказывайте про плен. Вернулись из затянувшейся командировки – вот и все подробности.
В полковой казарме никого из знакомых не было – все сослуживцы давно уволились в запас. Андрей пошел на доклад к майору Орлову. Тот был изумлен его появлением. А вот полковник Сулимов не удивился и ни о чем не расспрашивал, наверное, по своим каналам ему сообщили о вызволении пленника.
– Прибыл, наконец! Вот и ладненько! Готовься в запас, Панкратов! Приказик сегодня же подпишу.
Наутро Андрей, одетый в новенькую парадную форму, был уже в пути. И к вечеру добрался домой, в Кострово – нагрянул как гром среди ясного неба. И потом жалел, что явился без предупреждения. Мать, завидев сына на пороге, упала без чувств.