Глава 7. Анютин выбор
Мать была дома одна. Придя в чувство, она начала хлопотать у плиты. Вскоре весь стол был уставлен деревенской едой, по которой Андрей ужасно соскучился. Поужинав, сын заторопился уйти. Мать остановила его предупреждающим жестом:
– Нет твоей Анюты. В Славске она. Замужем за Волосовым.
Андрей обессиленно опустился на стул. А мать стала рассказывать. Про сына Сережу, про печальную Анюту, про Виталия, не дававшего ей проходу, про свадьбу, про отъезд молодоженов. Про то, как они хорошо устроились. Андрей все больше мрачнел.
– Что делать, сынок, – мать погладила его по голове. – Анюта – отрезанный ломоть. Так уж сложилось. Оставь ее.
Но Андрей не послушался. Следующим утром он с первым автобусом рванул в Славск. После уроков поджидал Анюту у школы. Она увидела его издали, остановилась, закрыла лицо руками, потом открыла. Медленно пошла вперед, потом побежала, бросилась к нему на шею, бормоча:
– Я не верила, не верила, не верила… Прости, прости, прости…
Андрей целовал заплаканное лицо, гладил, успокаивал. Потом они сидели в кафе, делились друг с другом пережитым. Всего Андрей рассказать не мог, но и того, что рассказал, хватило, чтобы Анюта поняла – ее любимый хватил лиха сполна.
Потом они вместе забирали из яслей Сережу. Мальчик не мог понять, почему чужой дядя его так целует и тискает. Дядя Виталий никогда так не делал. Вместе они пошли к дому. Андрей не стал заходить в квартиру, ждал во дворе. А Анюта все для себя решила.
Она вышла во двор с большой сумкой, ведя за руку сына.
– Поезжайте в Кострово. Вот вещи. Я приеду вечером.
– Зачем? Поедем сейчас! – запротестовал Андрей.
– Так не честно, не по-человечески. Я дождусь Виталика, все ему объясню и сразу уеду.
Проводив Андрея с сыном на автовокзал, Анюта стала ждать Виталия. Тот пришел, против обыкновения, рано. Увидев напряженное лицо жены, спросил с порога:
– Что случилось, Анют?
– Я от тебя ухожу. Сегодня. Сейчас.
От неожиданности Виталий потерял дар речи. Потом опомнился:
– Уходишь? К кому?
– К Андрею.
– К какому еще Андрею?
– К моему Андрею. Любимому.
– Его же нет!
– Он вернулся – и я ухожу. Прямо сейчас, – с этими словами Анюта, не в силах продолжать мелодраматическую сцену, выбежала из квартиры.
Надо бы броситься ее догонять, но Виталий впал в ступор, не в силах переварить случившееся. Опустившись на пол прихожей, он тупо смотрел на стену, где красовалась удачная фотография – они втроем на отдыхе: улыбающийся Виталий, смеющийся Сережа, Анюта с цветочным венком на голове. Виталий застонал, заскрипел зубами. Прошел в комнату, достал из серванта непочатую бутылку коньяка, приложился прямо из горлышка. Потом налил в рюмку, еще раз и еще… Но алкоголь не помогал. Виталий завыл от бессилия.
Он пил неделю, не переставая. Не ходил на работу в горком, сославшись на болезнь. Из ступора его попытался вывести приехавший в Славск отец.
– Долго еще будешь страдать? – набросился он на сына. – Посмотри на себя: опух, обрюзг, небрит. Работу забросил. Ты ли это? Не узнаю!
Виталий отмахнулся:
– Отстань. Не до нравоучений!
– Я сразу не одобрял твою женитьбу. И прав был: стоило появиться Панкратову – она от тебя сбежала. Уже в Славске живут, в заводском семейном общежитии. На развод подала. Не вернешь ведь ее – так что бери себя в руки.
В ответ Виталий лишь поморщился, вновь приложившись к початой бутылке коньяка.
Ничего не добившись, отец уехал. А следующим утром на домашний телефон позвонила Ершова, велев срочно явиться в горком партии. Виталий побрился, кое-как привел себя в порядок и отправился на неприятную беседу.
Вопреки ожиданию, разноса не последовало. Ершиха начала разговор миролюбиво:
– Я все знаю – Василий Алексеевич ко мне приходил, рассказал. Ты напрасно думаешь, что личная жизнь коммунистов горком партии не интересует. Еще как интересует! Страдания молодого Вертера не к лицу первому секретарю горкома комсомола. Тем более, что лирическому герою ничего не светит. Так что вот тебе партийное указание: перестань разнюниваться и ищи другой выход.
– Какой?
– Выход есть! Как я знаю, год назад у тебя свадьба в областном центре расстроилась. Вот туда и поезжай. Невеста все еще свободна. На коленях стой, в ногах валяйся – но вымоли прощение. И возвращайся новоиспеченным женихом.
Виталий уехал в тот же день. А возвратился спустя две недели. Лишь затем, чтобы сдать дела в горкоме комсомола, сняться с партийного учета, освободить необжитую квартиру, уладить формальности с разводом. По протекции Леонова будущего зятя переводили в аппарат обкома комсомола – заместителем заведующего отделом комсомольских организаций.
Жизнь вновь входила в привычное русло. Лишь иногда накатывала невыносимая тоска по Анюте. И сильная злость на Андрея. Виталий не мог определить, какое чувство сильнее.
Глава 8. Завод
Машиностроительный завод «Молмаш» был самым крупным предприятием древнего города Славска. На нем трудилось около двух тысяч человек. Всплеск в своем развитии старый завод получил еще перед войной по плану сталинской индустриализации, но важным объектом союзного масштаба не считался. А вот облик заштатного Славска машиностроительный завод стал менять.
Заводские корпуса были сложены еще в девятнадцатом веке из глиняного кирпича местного производства. Стены – толстенные, крыши – под слоем первостатейного кровельного железа. Портили вид небольшие окна, отчего здания цехов выглядели подслеповатыми. Война до этих мест не дошла, бомбежек тоже не было – образцы промышленной архитектуры сохранились в первозданном виде. Рядом рос заводской поселок, первоначально застроенный деревянными домами барачного типа. После войны стали расти кирпичные двухэтажные дома, на строительстве которых работали пленные немцы. Деревянные постройки постепенно сносили, их вытесняли пятиэтажные дома из крупных панелей, куда и переселялись заводские семьи. Одна из пятиэтажек была отведена под семейное общежитие квартирного типа. Здесь и нашли пристанище Андрей Панкратов с женой Анютой и сыном Сережей.
Андрей не был новичком на «Молмаше» – учась в машиностроительном техникуме, после каждого курса проходил здесь практику. Теперь его приняли мастером в механический цех, где и практиковался когда-то. Но долго Андрей здесь не задержался. Помог случай.
Как следовало из названия, завод выпускал технологическое оборудование для предприятий молочной промышленности. Начиналось производство с домашних сепараторов. Теперь же завод производил промышленное оборудование – сепараторы-молокоочистители, сепараторы-сливкоотделители.
По соседству с машиностроительным предприятием располагался допотопный молочный завод. Проходя мимо него, Андрей не раз наблюдал такую картину. К заводской эстакаде молоко подвозили не только в цистернах, но и во флягах, погруженных в тракторные тележки (из-за бездорожья ко многим фермам подъехать можно было только на тракторе). Фляги выгружали вручную два человека, несли в цех приемки молока и выливали содержимое в большую ванну. Работа тяжелая, требовавшая много времени. Андрей придумал, как этот труд облегчить. По вечерам чертил, делал расчеты. Обратился к начальнику цеха, тот отмахнулся: «Не наш профиль». Андрей не отставал, пока его рационализаторское предложение, поплутав по заводским инстанциям, не дошло до директора.
Иван Петрович Малышев на заводе работал с незапамятных времен – как только вернулся с войны. Начинал токарем в том же механическом цехе, заочно учился, с инженерным дипломом быстро стал расти по служебной лестнице, пройдя все ступени – от мастера до директора завода. Лучшим временем считал годы, когда возглавлял конструкторское бюро. Конструкторская жилка в нем осталась – недаром в директорском кабинете, у широкого окна стоял кульман.
Из приемной позвонили в цех, и по громкой связи Андрей услышал:
– Мастер Панкратов – срочно к директору!
Андрей впервые увидел Малышева так близко и смог внимательно разглядеть его. Среднего роста, худощавый, с ежиком седых волос. Голос неожиданно низкий, басовитый:
– Посмотрел твое предложение. Интересное придумал решение! Только вот нам-то это зачем?
– Ну как же, Иван Петрович! Соседям поможем…
– Соседям помочь надо – только в нерабочее время.
– Списанный автокар разрешите использовать?
– Валяй – разрешаю.
По вечерам Андрей восстановил автокар, оборудовал его захватом с поворотным механизмом. Оставалось опробовать неказистое чудо техники в работе.
На молочном заводе к предложению молодого рационализатора отнеслись критически. Андрей сам сел за рычаги. Подхватил флягу с тележки, повез к приемной ванне, перевернул, вылил молоко, пустую флягу поставил в тележку. Рабочие, выгружавшие фляги вручную, следили за манипуляциями Андрея завороженно. Новинка пришлась ко двору.
Малышеву об этом доложили. И он вновь вызвал к себе Панкратова.
– Как в цехе – освоился?
– Да вроде не жалуются на меня – и начальство, и подчиненные.
– Вот и хорошо. Цеховую обстановку надо было понюхать. Только вот твои конструкторские способности грех мариновать. Это дар от Бога. Пойдешь в конструкторское бюро работать. Техникума все-таки маловато, дальше учиться тебе надо!
– Уже учусь – в филиале политехнического, на вечернем отделении.
– Вот и отлично! Сдавай дела в цехе – принимайся за конструкторскую работу.
Так Андрей нежданно-негаданно осуществил свою мечту. С первых дней работы в конструкторском бюро почувствовал: в этом – его призвание.
И быт понемногу налаживался. Оба они с Анютой работали, постепенно обживались мебелью, бытовой техникой, приоделись. На заводе молодому конструктору обещали отдельную квартиру, правда, очередь двигалась медленно.
Подрастал Сережа. На лето его отправляли в Кострово, благо обе бабушки к тому времени уже вышли на пенсию. Сережины родители наезжали по выходным, проводили здесь отпуска. Андрей предавался любимому занятию – рыбалке на Тихой. Рыболовные снасти у него были особенные, собственного изготовления. Вниз по течению отплывал на самодельной лодке, которую смастерил отец.
В селе стала появляться Алла с маленькой дочкой Аленкой. С местными жителями держалась надменно, а вот Аленка сдружилась с сельской детворой. Сережа ее опекал.
С Виталием в те годы супруги Панкратовы ни разу не встретились – он редко наезжал в родное село, горел на службе. По слухам, работал в обкоме партии, в том же отделе, откуда ушел на пенсию тесть. Казалось, пути бывших друзей, невольных соперников больше не пересекутся. Но это только казалось – до поры, до времени.
Глава 9. Две встречи
В летнюю пору население в Кострове заметно приумножалось: к местным жителям приезжали в отпуск, на каникулы дети, внуки, а то уже и правнуки. С незапамятных, еще дореволюционных, времен здешние жители больше тяготели к Питеру, туда уезжали зимой на заработки. А в послереволюционный Ленинград костровцы отправляли детей на учебу. Отучившись, те редко возвращались в родные места, старались закрепиться в большом городе. Практически через дом в селе летом гостили новоиспеченные ленинградцы. Приезжали и гости из Москвы – благо до нее было примерно то же расстояние, что и до Питера. В последние годы Москва стала манить молодых костровцев даже больше. Довольно скромную группу гостей составляли приезжие из областного центра.
Совсем молодые вели праздный образ жизни – загорали, купались, на берегу и выпивали. По вечерам фланировали по селу, самозабвенно отрывались на дискотеке в местном клубе. Выходцы из села среднего поколения, ровесники Андрея, вели себя иначе: старались помогать родителям, бабушкам и дедушкам по хозяйству: копались в огороде, ходили в лес по грибы и ягоды.
Многие в деревне еще держали коров. Для них большой и непростой заботой была заготовка сена на зиму. В те годы существовало железное правило: сначала рабочие совхоза припасали сено для общественного скота, а уж потом разрешалось косить для домашних буренок. Обычно сенокосная страда выпадала на сентябрь, когда становилось дождливо. Сено сушили урывками, стараясь выхватить погожие часы. Но нахлынувший дождь нередко пускал всю сушку насмарку. В итоге коровий корм на зиму получался очень грубым, темного цвета.
Андрей махать литовкой выучился еще в отрочестве. Поэтому в отпуске косьбу на неудобьях (там брать траву не препятствовали и летом) оставлял за собой. Чтобы привезти сырую траву к дому, надо было выпросить в совхозе лошадь, запрячь ее в телегу, подъехать к каждой копнушке, правильно уложить воз, чтобы он не развалился по дороге. Всем этим премудростям Андрей выучился у отца и матери. Высушенное сено убирали в сарай, а еще на задворках дома метали небольшой стожок. Мастерицей в этом была мать – никому столь сноровистое занятие не доверяла.
Натрудившись, Андрей заходил в дом перекусить. Мать ставила перед ним кринку холодного молока, вынутую из погреба, и блюдо с любимыми пирогами, которые Пелагея Ивановна пекла каждое утро. Пресные круглые ржаные коржи начиняла картофельным пюре, обжимала пальцами по краям и ставила в русскую печь, где пюре превращалось в запеканку. Материнские пироги сын полюбил с детства, запивать их холодным молоком было его любимым кушаньем.
Анюта хлопотала по хозяйству – и у Панкратовых, и в доме матери. Семнадцатилетний Сережа все лето перед выпускным классом пропадал на реке, в лесных набегах, в играх местных подростков. Сын и принес с улицы весть: Аленку с Аллой привез на служебной «Волге» Виталий, тут же укативший обратно в Славск. Он теперь – первый секретарь горкома партии.
Избежать встречи бывшим друзьям не удалось. Виталий наезжал вечерами в Кострово. Как-то, выходя из машины, заметил проходящего мимо Андрея. Окаменевшее лицо с усилием сменила дружелюбная мина. Покровительственно похлопав удачливого соперника по плечу, спросил:
– Как живешь-можешь?
– Нормально. Отпускник.
– На заводе?
– На нем – где же еще.
– Вернешься в город – заходи в горком. Потолкуем о делах.
– Какие мои дела! Они все на чертежах да в опытных образцах.
– Ну-ну, как знаешь, – посчитав разговор оконченным, Виталий скрылся за воротами.
Встреч с Анютой бывший муж избегал. А вот Алле, которую супруг обрек все лето прозябать в ненавистном Кострове, уклоняться от встреч с Андреем и Анютой не получалось, как ни старалась: дома-то стояли рядом. Как ни странно, Андрея она тогда почему-то ненавидела даже больше, чем Анюту.
… То утро выдалось пасмурным, тучи на небе грозили вылиться дождем – заниматься сушкой сена не было смысла. Андрей спозаранку решил отправиться на рыбалку. От Кострова он на отцовской лодке-плоскодонке с мотором отплывал подальше. Километров за пять от села Тихая текла через густой лес. Было облюбованное место у изгиба реки, здесь обычно щука хорошо брала на живца. Первым делом на отмели наловил пескарей. Березовое удилище с наживкой забросил подальше от берега. Клев начался сразу. Спустя час в ведре уже бултыхались пять щук среднего размера.
Отвлек шум на противоположном берегу. Трое мужчин в походном одеянии, судя по всему, тоже намеревались ловить рыбу. Но удочек у них Андрей не заметил. Троица занялась какими-то приготовлениями. Чтобы рассмотреть лучше, Андрей приник к биноклю. Увидел: к палке прикручивают брусок. Догадался: рыбу будут глушить. Быстро запрыгнул в лодку и веслом погреб к другому берегу. Лодка врезалась в прибрежный песок, Андрей выскочил и едва успел опередить браконьеров. Один из них уже замахнулся палкой с толовой шашкой, чтобы закинуть в реку. Андрей рывком выхватил браконьерское орудие лова, загасил фитиль, отбросил в сторону.
Троица от неожиданности оторопела. Потом стала угрожающе надвигаться на Андрея. Один из браконьеров держал наготове топор. Безоружному Андрею пришлось бы туго, но тут с крутизны берега громкий голос потребовал:
– Брось топор!
Голос принадлежал мужчине высокого роста, плотного телосложения, облаченному в форму лесной охраны. Незнакомец держал наизготовку охотничье ружье. Топор полетел в траву. Последовала новая команда:
– Собирайте манатки – и вон отсюда!
– А ты кто такой, чтобы нам приказывать? – грубо пытался перечить тот, что был с топором.
– Царь Берендей, – ответствовал лесник и для убедительности грозно повел стволом ружья.
Браконьеры, матерясь, собрались и по лесной тропе ретировались. Незнакомец спустился к Андрею, представился:
– Баранов Павел, здешний лесничий.
– Андрей Панкратов из Кострова.
Спустя час в котелке дразнящим запахом манила ароматная уха, повторно закипал на костре прокопченный чайник. Отыскалась и початая бутылка водки. Смакуя уху, новые знакомцы вели неторопливый разговор. Баранов поведал свою одиссею:
– После окончания юрфака меня призвали в армию на год. Попал в «войска дяди Васи» – ВДВ. Спустя полгода перебросили в Афган. Дворец Амина довелось штурмовать. Зверств повидал уйму – и с той стороны, и с нашей. Да-да, и с нашей тоже. Трупов душмановских никто не считал. Отпустили домой лишь после ранения. И не просто отпустили – а с секретным заданием: сопровождать «груз 200». Везли в самолете семь цинковых гробов, а с телами погибших оказалось только пять. В двух гробах генералы отправили награбленные на войне ценности. Это стало первой каплей, поколебавшей мои устои. На гражданке устроился следователем прокуратуры одного из районов областного центра. Вел расследование злоупотреблений в объединении по торговле мебелью. Директор, энергичная дама, за взятки элитную импортную мебель продавала только нужным людям из партийной и советской верхушки. С какой целью? Чтобы прочно держаться в выгодном кресле. Директрису приговорили к шести годам заключения. Я требовал привлечь к ответственности и тех, кто покупал мебель. Председатель горисполкома приобрел импортный мебельный гарнитур за 21 тысячу рублей. Чтобы скопить такую сумму, ему надо было всю свою зарплату откладывать более 50 лет. Вопрос: где взял деньги? Я его задавал всем, кто покупал дорогую мебель. Ответа, конечно, не получил. Все вышли сухими из воды. А меня уволили из прокуратуры, по сути, с волчьим билетом. На работу нигде не брали. Помог приятель-однокурсник. Работает в управлении лесного хозяйства. Он и устроил меня сюда лесничим.
Жизнеописание Андрея оказалось менее ярким. Вьетнамский плен он из рассказа опустил, помня предостережение майора-особиста. На прощание обменялись адресами и телефонами.
… А Анюта в то утро затеяла стирку. Собрала белье и у Панкратовых, и у матери. Включила безотказную машину «Вятка». Отжатое белье складывала в большую корзину, сплетенную из древесной щепы. С помощью длинного холщового полотенца погрузила ее на плечо и отправилась на речку полоскать.
Мостки для полоскания были установлены в хорошем месте. До него надо было пройти на край села и спуститься по пологому склону к реке. В Тихую здесь впадал небольшой ручей, со дна которого били ключи. Холодная, чистейшая вода втекала в реку, убыстряла поток и даже совершала небольшой круговорот.
Анюта уже заканчивала полоскать, когда ее внимание привлек плеск весла. По середине русла плыла лодка с круглым днищем, правил которой сельский мальчишка, сидевший на корме. А на носу красовалась Алла в ярком желтом закрытом купальнике. Она указывала пальчиком на куртинку белых лилий, высовывавшихся из воды чуть выше впадения ручья. Лодка подплыла, Алла стала срывать лилии. Получалось неудачно – в руке оказывались только цветы, без стебля. Алла нагнулась ниже, дернула на себя, вытащив, наконец, лилию со стеблем. И – не удержалась в неустойчивой лодке, вывалившись за борт.
Увидев, что женщина элементарно стала тонуть, очутившись в водовороте, Анюта быстро скинула сарафан и саженками поплыла к ней. Поднырнула под воду, ухватила Аллу за волосы и устремилась к берегу. Женщина не успела пострадать сильно, лишь слегка наглоталась речной воды. Скоро обе уже шли к дому, перебрасываясь односложными фразами.
Алла с удивлением заметила, что они с Анютой внешне очень похожи: среднего роста блондинки с голубыми глазами, правильным овалом лица, аккуратными носиками, не очень пухлыми губами. Видимо, только такой тип женщин нравился ее бабнику-мужу Виталию. А еще его привлекали точеные фигуры. Алла оглядела шагавшую впереди стройную и подтянутую Анюту и с досадой понимала, что проигрывает ей: после рождения дочери стала неудержимо набирать вес. Полноту не могло скрыть даже свободного покроя платье. Вместо благодарности спасительнице Алла испытала зависть и ненависть. Да-да, ненавидеть надо не Андрея, а его жену-разлучницу.
Вконец доконала Аллу дочь. Аленка вернулась поздно, к полуночи – одухотворенная, счастливая. На вопрос, где была, с радостью поделилась: Сережа Панкратов пригласил ее на дискотеку, с ним протанцевала весь вечер, он проводил ее до дома.
Алла устроила настоящий скандал. Не удержавшись, обзывала дочь разными нехорошими словами и категорически запретила встречаться с молодым соседом. Без объяснений. А наутро, спешно попрощавшись со свекровью и свекром, Алла, захватив упиравшуюся дочь, отбыла к своим родителям в областной центр.