Родные

ГЛАВА 5. ОТРЕЧЕНИЕ

Наступил 2000 год. Год, который все то ли с нетерпением ждали, то ли боялись, задаваясь вопросом «Что же будет после?». Все и повсюду трезвонили, что с наступлением года начнется Судный день или Апокалипсис на Земле, и даже мы, будучи учениками средней школы, насмотревшись и наслушавшись особо прозорливых, предавались философским рассуждениям и поиску ответов на волновавший всех вопрос.

Но время показало, что ничего особенного в глобальном масштабе не произошло, как, впрочем, и в локальном. Я продолжал обучение в восьмом классе всё той же школы и жил с родителями и кошкой в том же малосемейном общежитии. Единственным, и отнюдь не приятным изменением в нашей жизни стал тот факт, что отец всё чаще стал прикладываться к бутылке. Трудно судить, что служило поводом для этого. Может неудовлетворенность жизнью или отсутствие стремлений и интересов, а может простое желание забыться и ничем не загружать себя.

Поначалу мама постоянно уговаривала и просила его остановиться. Предлагала обратиться к наркологу или другим специалистам, чтобы избавиться от разрушительной зависимости, но к сожалению, всегда слышала один и тот же ответ: «Нет! Тебе надо, вот и лечись сама! Я не алкоголик!». Когда разговоры по-хорошему закончились, так и не возымев должного эффекта, и отец не внял маминым просьбам, в доме всё чаще стала звучать ругань, и происходить скандалы на этой почве, которые однако, тоже не приводили к желаемому результату.

Однажды, благодаря своей пагубной привычке, в возрасте сорока лет отец заработал инсульт, когда в четыре часа утра мама услышала его мычание, лежащим на диване. Незамедлительно вызвав карету скорой помощи, отца увезли в больницу, куда мы потом ездили больше месяца. Благо, может в силу возраста, он восстановился и cмог продолжать работать. Казалось бы, куда ещё серьёзнее может быть мотив, чтобы остановиться и изменить своё отношение к жизни. Но, увы! Отца хватило на немногим больше полугода, а потом всё вернулось в привычную колею.

Мама решилась поговорить с его родителями и сестрой, чтобы они может как-то повлияли или попытались вразумить отца, но и тут всё оказалось тщетным. На мамину просьбу дед только тяжело вздохнул, добавив: «Он просто дурью мается!», а бабушка ответила: «Когда жил с нами, он не пил!» – видимо, намекая, что в пристрастии отца виновата сама мама. Тётка же мучилась со своим мужем, который, как и отец, также грешил алкогольным питием, поэтому до проблемного брата, особого дела ей не было.

Мы практически перестали ходить в гости втроём, появляясь теперь везде только с мамой. Я постоянно испытывал стеснение и страх из-за состояния отца, боясь, чтобы никто, в первую очередь друзья и одноклассники, не увидели его в неприглядном виде, дабы потом не обсуждали и не считали нас неблагополучной семьёй.

Вечерами, в виду отсутствия домашнего телефона, иногда ко мне заходили одноклассники, живущие по соседству, чтобы справиться о школьных заданиях на дом. Если получалось, что отец был дома пьяным и спал на диване, открывая входную дверь, я начинал мысленно просить того, кто мог бы услышать меня, чтобы он не показался из комнаты. Конечно, меня слышали не всегда, и тогда комнатная дверь отворялась, за которой стоящим в одних трусах появлялся отец. В такие, казавшиеся бесконечными мгновения я чувствовал, как к голове приливала кровь, и пульс бил в виски. Начиная извиняться и находить объяснения увиденного, я искренне желал куда-нибудь провалиться или исчезнуть. Себя я успокаивал мыслью, что у моих друзей и одноклассников отцы наверняка тоже бывают во хмелю, но сколько бы я не заходил к ним, возможность стать свидетелем схожей ситуации мне никогда не представлялась.

В мае, когда снег уже полностью сошёл, а солнце хорошо пригревает, устав от зимы и низкого хмурого неба, хочется больше времени проводить на улице. После уроков я спешил быстро сделать домашние задания и пойти гулять с друзьями во дворе или недалеко от дома. На улице мы всегда находили себе развлечения, в числе которых могла быть плавка свинца из пластин старого аккумулятора в консервной банке на костре, прицельная стрельба камнями по стеклянным банкам и бутылкам, расплющивание монет на рельсах железной дороги, ветка которой пролегала неподалеку от моего дома, и прочие забавы.

В один из майских дней я с Ромкой вышел во двор попинать мяч. Ромка был моим другом, с которым мы жили на одном этаже и познакомились ещё до школы, когда только переехали в общежитие из служебного деревянного дома с удобствами на улице. Некоторое время спустя к нам присоединился мой одноклассник Лёха. Жил он далеко от нашего дома, но иногда после школы приходил на работу к своей матери, которая была комендантом общежития, и пока ожидал окончания её рабочего дня, мог коротать время в нашем дворе.

Мы начали ударять мячом о стену дома, пиная его по очереди. На звук гулких ударов к нам присоединились ещё двое. Изрядно устав и вспотев от игры, мы решили купить себе бутылку лимонада в ближайшем ларьке. Каждый из нас, нашарив в кармах сколько было мелочи, выложил её на землю. Отсчитав нужную сумму, Ромка с дворовыми ребятами ушли за вожделенной бутылкой лимонада, а мы с Лёхой остались их ждать.

Спустя несколько минут, с противоположной стороны дома, я вдруг узнал в медленно шагающей и шатающейся фигуре своего отца, который возвращался с работы опять нетрезвым.

– Может пойдем к ним на встречу, – предложил я Лёхе, испугавшись, чтобы отец не заметил и не подошёл ко мне. – Чё то они долго ходят?

– Да сейчас придут! Вдруг разминёмся с ними, – ответил Лёха, всматриваясь вдаль через моё плечо. – Там кажется твой папа идёт.

– Где? – осторожно ответил я, чувствуя, как сердце стало чаще колотиться, а красное от игры лицо гореть от волнения. Я обернулся. – Нет, не он.

– Это не твой папа? – спросил Лёха с таким выражением лица, будто каждый день своей жизни воочию наблюдал моего отца. – А кто?

– Дядя, – ответил я с ощущением какого-то предательства и охватывающего ужаса.

– Дядя? – переспросил Лёха, в глазах которого читалось замешательство.

– Да, мой дядя, – будто парализованным языком тихо произнес я.

Лёха больше ничего не сказал, а я смотрел на отца, который опустив голову, шатаясь, проследовал через двор к подъезду, не смотря по сторонам. Что до отца Лёхи, то я его вообще никогда не видел и ничего не знал про его существование.

Снова стыд, который переполнял меня. Стыд за себя и своё враньё, стыд за отца и стыд перед отцом, от существования которого я только что открестился.

Когда Ромка с остальными принесли лимонад, желания пить у меня не было. Хотелось скорее уйти и спрятаться ото всех. Под выдуманным и неожиданно всплывшим в памяти предлогом, я попрощался и поспешно ушёл домой.

В душной комнате на диване спал отец, а в воздухе стоял стойкий запах перегара. Кошка лежала на спинке дивана с широко раскрытыми глазами и вглядывалась в меня. Умыв лицо и выпив стакан прохладной воды, я сел на стул в углу соседней комнаты, переполняемый мучительными внутренними ощущениями и эмоциями из-за слов, сказанных вслух о родном отце. Так я просидел, пока не услышал стук в дверь, за которой увидел маму, вернувшуюся с работы.

ГЛАВА 6. ИСПЫТАНИЕ

Желание познать и испытать на себе силу алкоголя возникает, наверно, почти у каждого человека в юношеском возрасте. К сожалению, некоторые стремятся к этому, будучи ещё подростками, но хотелось бы верить, что такое случается значительно реже. Спиртной напиток способен изменить и даже преобразить личность выпивающего, и, как правило, не в лучшую сторону. Конечно, многое зависит от крепости продукта и меры употребления, но, если не брать во внимание эти величины, я подмечал, что одинаковая порция алкоголя может воздействовать на каждого по-разному. Кто-то превращается в заведённого балагура со словесным недержанием, кто-то, пребывая в трансцендентной эйфории, замолкает с блаженной улыбкой на лице, а некоторые наполняются агрессией и ищут повод для выяснения отношений или обвинения всех и вся в своих неудачах. К числу последних относился мой отец, и чем чаще он употреблял спиртное, тем сильнее проявлялось подобное поведение, которое уже начинало пугать.

Однажды с похмелья, отец обвинил маму и меня, что мы вытащили у него зарплату и отпускные, которые он получил накануне. На все уверения, что мы не брали и в глаза не видели его денег, слышали от отца лишь оскорбления, которые затем превращались в ответные. Нас с мамой бросало в холодный пот от мысли, если все полученные деньги он просто потерял по пьяне, возвращаясь домой. Через два дня отец нашёл свои деньги за стиральной машиной, куда, очевидно, сам во хмелю их запрятал. Но найденная пропажа не добавила нам радости, потому как по домыслам отца, именно мы нагло вытащили и втихаря спрятали от него деньги, а он сумел вывести нас на чистую воду.

Сказать по правде, деньги у нас были в дефиците. Помимо текущих трат, дополнительно нам требовалось немалая сумма для выкупа занимаемых двух комнат малосемейки. В полученном уведомлении от собственника здания нам поспешно сообщили, что жилые помещения перестают находиться в служебном ведении. Нам предлагалось при желании выкупить занимаемую площадь, либо освободить её. Съезжать было некуда, а купить за предложенную цену для нас не представлялось возможным.

Несмотря на периодические запойные состояния, с работы отца не увольняли, хотя и перевели со стропальщика в грузчики, трудовые обязанности которого, видимо, дозволяли появление в нетрезвом виде.

Мои и без того непростые взаимоотношения с отцом начали осложнятся периодическими стычками. Увесистые и звонкие подзатыльники в воспитательных целях я получал от него и раньше. А теперь, со словами «Сопляк» и «Заткнись», мне регулярно перепадало за свой язык, которым я критиковал, посылал и говорил всё, что думал. Со своей стороны, я никогда не позволял себе замахнуться на отца в ответ, но, если его руки начинали цеплять или кружить возле мамы, тогда ему прилетало уже от меня, и в конечном счёте мы могли начать обмен рукопашными любезностями. В такие моменты я видел, что отцовский взгляд делался остекленелым, будто неживым, а выражаемая агрессия усиливалась и становилась неконтролируемой. Мне казалось, что если даже выстрелить в него, раз или два, то пули его не остановят, пока он не опомнится или не придет в себя по какой-то причине. Одной из таких причин становился мамин крик или громкий плачь, которая, оттаскивая меня, умоляла нас остановиться.

Может напрашиваться закономерный вопрос «почему мама не разводилась с отцом или не уходила от него?». Отвечать за маму не стану, но попробую сделать своё предположение. Первой причиной был квартирный вопрос. Уходить нам было некуда и не к кому. Мамины родственники и знакомые, которые находились в нашем городе, проживали на ограниченных квадратных метрах и не располагали лишней жилплощадью. Кроме того, занимаемые нами комнаты в малосемейке, были предоставлены с работы маме, а не отцу. Второй причиной было нежелание отца разводиться. Мама предлагала ему неоднократно подать на развод, но, по обоюдному согласию, расстаться бы не получилось, а через суд, думаю, у мамы не было желания возиться.

За окном был май 2003 года. Совершеннолетним, отсидев одиннадцать лет от звонка до звонка, я оканчивал школу. Видимо, за достаточно успешное обучение и почти незапятнанную репутацию меня вместе с отличницей из параллельного класса удостоили честью дать последний звонок на торжественной линейке перед выпускниками.

В те времена ещё не ввели единый государственный экзамен, поэтому мне предстояло сдать выпускные экзамены в школе, а затем, подав заявление, пройти вступительные испытания в вузе. Учитывая, что в нашей семье не было финансового излишка, я мог рассчитывать только на свои знания и бюджетное место в одном из вузов своего города. Мой выбор для дальнейшего обучения пал на профессию инженера-эколога в Лесном институте, куда последний школьный год я ходил на курсы по химии, знание которой надлежало продемонстрировать при поступлении.

В конце июня, успешно сдав обязательные и дополнительные выпускные экзамены, я сидел в актовом зале родной школы и ждал получения аттестата вместе с остальными выпускниками и их родителями. К моей радости на вручение вместе с мамой, чисто выбритым и одетым в костюм, пришёл отец. Получая документ из рук директора школы, я видел в зале своих родителей, сидящих вместе и аплодирующих мне. В этот счастливый день у меня в очередной раз промелькнула надежда, что в нашей семье может быть всё ещё наладится.

Я подал необходимые документы в приёмную комиссию выбранного института. Изучив расписание вступительных экзаменов в других вузах, я решил подстраховаться и подал документы в университет на специальность, связанную с налогообложением. Мой дополнительной выбор был обусловлен исключительно экзаменационным расписанием, которое не должно было пересекаться с основным расписанием в институте.

С началом жаркого июля я усиленно начал готовиться и настраиваться на предстоящий марафон вступительных испытаний. Глядя на маму, иногда казалось, что она нервничала и переживала больше меня и старалась создать мне все условия для спокойной подготовки. Она всегда говорила о том, как важно учиться и получать знания, чтобы стать достойным и компетентным человеком. Сама она за плечами имела среднее специальное образование, отец же остановился на десяти классах школы. Однако по его рассказам, он собирался поступать в ветеринарную академию, но родители посчитали, что работа на механическом заводе будет куда полезнее, несмотря, что сами получили высшее образование. Дед, закончив литературный, а бабушка – педагогический институты.

Я стартовал с экзамена по химии в институте, за который получил «хорошо», в то время, как на протяжении последних десяти дней отец приходил домой в изрядном подпитии. Утром пятницы он ушел на работу, а вечером не вернулся. Мы с мамой предположили, что после работы на выходные он уехал на нашу дачу, представляющую собой сарай и недостроенную баню, чтобы культурно отдохнуть после трудовой недели. Но в воскресенье вечером отец дома так и не появился.

– Завтра утром с работы позвоню в милицию и обзвоню больницы, узнаю может поступал к ним, – нервничая и переживая, произнесла мама, пытаясь составить алгоритм необходимых действий. – Позвоню ещё на его работу, узнаю, был ли в пятницу… У тебя ведь завтра экзамен?

– Да. Математика в универе, – растерянно ответил я.

– Во сколько?

– В час дня.

– Закончишь в районе 17 часов?

– Где-то так.

– Ладно, ты готовься, завтра сама разберусь. Главное – сдать экзамен! Я тебя вечером встречу.

В понедельник утром мама убежала на работу, а я остался дома повторять необходимый материал.

В районе одиннадцати часов, услышав ковыряние ключом в замке входной двери, я понял, что пришёл отец. Спустя время дверь открылась, и в прихожую ввалился отец, видимо, не просыхавший все выходные. Сидя в комнате за письменным столом спиной к двери, я уткнулся в задачник по математике и решил, что не стоит вступать с ним в разговор.

– Сидишь? – раздался обозлённый отцовский голос. – Чё, маме больше делать нечего? Какого х.. она звонит мне на работу? Ещё и спрашивает, был ли я на работе… Меня сейчас домой выгнали, мол, меня потеряли тут! Чё, молчишь? Урод!

Понимая, что все наши переживания были пустыми, я представил, каково было маме звонить на его работу и объяснять произошедшую ситуацию. Сидя неподвижно, в голове стали затираться мысли о математике и меня начало трясти от нарастающего гнева.

– Оглох, что ли? – рявкнул отец, подойдя ко мне.

– Отстань. Я занят, – сквозь зубы ответил я.

– Ах, ты занят. Я спрашиваю, какого х.. надо было звонить на работу?

– Пить надо меньше! И предупреждать о своих планах! – крикнул я, взглянув на отца, стоявшего возле меня со стеклянным взглядом.

– Ты, сукин сын, ещё гавкать на меня будешь, – с остервенением произнес отец, схватив меня за шею сзади.

Почувствовав, как его пальцы начали сжимать шею, я пришёл в ярость и сжал в левой руке шариковую ручку.

– Да пошёл ты! Отвали, мразь! – закричал я и, размахнувшись, несколько раз ударил концом ручки по схватившей меня руке.

Выскочив из-за стола, я увидел искаженное от боли отцовское лицо, а на руке в месте сгиба несколько небольших ран. Ругаясь матом, отец медленно вышел из комнаты. Глубоко дыша с пульсирующими висками и шеей, я медленно опустился на стул и уставился в математические формулы, лежащие на столе. Я смотрел на иксы и игреки и уже ничего не понимал.

Просидев какое-то время в оцепенении, неожиданно за спиной я услышал металлический скрежет. Обернувшись, я увидел отца, стоящего с намотанным на руку, широким кожаным солдатским ремнём, на конце которого поскрипывала металлическая бляха со звездой.

– Ты чё, больной? – вскочив со стула, вскрикнул я.

– Ты на меня, сука, ещё руку будешь поднимать? Урод чёртов! – с каменным лицом злобно произнес отец и занёс над собой руку с ремнём.

Ремень, рассекая воздух, шлифанул по моему уху и опустился на плечо. Пытаясь опомниться от неожиданности, следом я получил ещё удар, пришедший в область груди. Видя его взгляд и понимая, что отец не остановится, я попытался выхватить ремень, но в итоге лишь расцарапал свои ладони бляхой. Пробежав по дивану, я получил очередной удар ремнём по спине. Моё тело всё горело то ли от боли, то ли от нервного перенапряжения. Я стал кричать, чтобы отец опомнился и успокоился, выставляя вперёд руки. Металлическая бляха ещё несколько раз врезалась в меня, после чего опустилась, звякнув об пол. Отец неподвижно уставился на меня, а я ощутил на груди слева что-то горячее и влажное. Опустив глаза, на футболке проявлялось кровавое пятно.

Сняв футболку, в туалете перед зеркалом я увидел на груди рваную рану, из которой сочилась кровь и ощущалась жгучая боль. Я открыл кран с холодной водой и стал аккуратно омывать рану, слыша, как за дверью что-то бормочет отец. Пока я стоял, согнувшись над умывальником, меня душили слёзы от боли и обиды, и полушёпотом, самыми последними словами, я костерил отца.

Отдышавшись, я вышел и увидел, что отец уснул в одежде на диване, а перепуганная кошка сидела под столом, прижимая уши. Чтобы успокоить, я взял её на руки, пройдя мимо дивана и разглядев несколько кровоподтёков на отцовской руке. Я совершенно потерял счёт времени, когда вдруг мой испуганный взгляд остановился на вешалке с отглаженной рубашкой, приготовленной для экзамена. На часах была четверть первого.

При каждом движении левой руки, рана начинала сразу кровоточить. Наспех обработав её, я отыскал в шкафу и облачился в какую-то тёмного цвета рубашку, чтобы проступающий кровяной след был менее заметным и устремился на очередное испытание, скрывая за чёрными солнцезащитными очками опухшие глаза, которые всю дорогу наполнялись слезами от обиды, а в голове роились мысли, абсолютно не имеющие ничего общего с математикой.

После экзамена я вышел из душной аудитории на крыльцо. Небо было затянуто облаками и начинал накрапывать мелкий тёплый дождь. В сквере перед университетом среди снующих людей, я заметил маму, стоящую под устало повисшими ветвями высокой берёзы.

– Привет! Ну как? – сразу спросила она, когда я подошёл к ней.

– Привет. Не очень, – устало ответил я.

– Почему? Сложные задания были?

– Не знаю, может сложные. Решил только два и те, думаю, не верно.

– Что-то произошло? – настороженно спросила мама.

– Да, – произнес я, расстегивая верхние пуговицы рубашки.

– Это что? Откуда? – с ужасом спросила мама, глядя на мою грудь.

– Отец вернулся домой. Не в духе.

Медленно зашагав от университета, я рассказал маме о случившемся, а когда закончил, мама с покрасневшими глазами произнесла: «Прости меня!». Взяв её под руку, я ответил: «Прекрати! В этом нет твоей вины! А он? Пошёл он! У него с головой проблемы, он не соображает, что творит…обидно только, что в такой важный для меня момент…».

На следующий день вечером я узнал, что завалил экзамен, увидев «пару» напротив своей фамилии в списках, вывешенных в окнах университета, двери которого для меня теперь закрылись.

К моему счастью, последующие экзамены по математике и сочинение в институте я сдал успешно и, набрав необходимый проходной балл, измотанным финишировал в числе будущих первокурсников. Я одержал личную важную победу, которую с нескрываемой радостью со мной разделила мама. Что до раны, то она затянулась, но оставленный на груди рубец ещё долго напоминал мне о марафоне испытаний.