Период девятый. У «прораба перестройки»

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Вообще вся современная мировая культура является продолжением наследия Гипербореи – северной общности людей, процветающих на севере Евразии, возможно даже в тех местах, которые ныне не являются сушей. Доподлинно неизвестно как себя именовали члены этой общности. Просто в дошедшей до нас древнегреческой мифологии там обитал блаженный народ названный предками греков гипербореями.

Следует обратить внимание, что у праславян, у белой расы, сложилась храмовая организация общества. Да и у других рас в период расселения людей по земному шару, тоже были негосударственные формы существования. Подтверждением именно храмовой формы организации у наших предков являются письменные источники на камнях высокой прочности выполненных ещё в эпоху палеолита, которые удалось успешно расшифровать питерскому профессору Чудинову В. А. При этом следует заметить, что эти знаки, начертанные за десятки тысяч лет до наших дней, обнаружили гораздо раньше другие учёные. Он только сумел их прочитать на славянском языке.

Храмы праславян носили имена древних славянских божеств. Наиболее древними являются упоминания о храме Макоши, а после и о храмах: Мары, Рода, Сварога, Лады, Перуна, Чернобога, Велеса, Живы и о др. храмах. Гораздо позже в период похолодания стали почитать Бога солнца Ярило. К этому времени относится и самоидентификация праславян под названием Ярова-Русь.

В течение многих лет, местные жители, осваивая места для выращивания сельскохозяйственных культур, собирали те камни, которые можно было транспортировать, и складывали их в большие кучи. Для того, чтобы не занимать лишнюю площадь поля, кучи эти старались делать компактными, и новые камни укладывали сверху на уже уложенные раньше. В результате получались довольно высокие курганы с крутыми откосами. В промежутках между камнями скапливалась земля, на которой росла трава, а на некоторых курганах смогли даже поселиться небольшие деревца. Детям очень нравилось осваивать вершины этих сооружений. Хотя на некоторых они не могли покорить её без нашей помощи. Но такое восхождение каждый раз считалось обязательным, и даже Антошка требовал, чтобы и ему помогли достигнуть вершины.

Потом каменные курганы «приелись» и мы облюбовали склоны непонятно откуда взявшемуся холма на опушке леса. Все погожие воскресенья осени мы проводили, исследуя этот холм. А зимой, поскольку на машине к холму было не проехать, ходили туда на лыжах. Антошке лыжи были пока недоступны, и я оборудовал для его транспортировки старый армейский рюкзак. Снизу, рядом с креплением лямок, прорезал отверстия, в которые он засовывал свои ноги. Верх рюкзака, затягивал шнурком у него под мышками и водружал его к себе на спину. Таня одевала рюкзак с едой и посудой, а Игорю приторачивали к спине санки. Я прокладывал лыжню, попутно демонстрирую Тане и детям, разные способы спортивной ходьбы на лыжах, за мной следовали Игорёк, за ним Надя, а Таня замыкала колону, наблюдая за порядком в строю.

С холма катались и на санках и на лыжах. Но при частых падениях и заездах в сугроб, варежки и рукава одежды у детей быстро становились влажными, поэтому для обогрева, обычно сразу по прибытию на место старался быстрее развести костёр и припасти побольше сухих дров. Но к обеду тепла от костра уже становилось недостаточно, чтобы полностью высушивать одежду. Поэтому пообедав, обычно сразу же собирались в обратный путь, чтобы согреться в движении.

Не всё и не всегда ладилось с тем, чего мы пытались добиться от детей. Послушания, согласия поступать по справедливости и признавать, что порой справедливым бывают решения не выгодные для него, но выгодные другому – удавалось добиться сравнительно просто. Не удавалось привить привычку быть честными в любой, даже в невыгодной ситуации. Я никак не мог припомнить, каким способом, какими аргументами сумел убедить Игорька, когда мы жили в Луговом, что в особых случаях следует отвечать на вопрос родителей честно, даже если в след за этим возможно даже последует наказание. Не раз и не два возвращался к этой теме, беседуя с младшими. Пояснял им, что в жизни порой бывают ситуации, когда можно обмануть отвечая на вопрос и в результате такого обмана ничего плохого не случится.

Но если родители понимают, что обман может привести к большим неприятностям, и требуют от ребёнка, чтобы на такой важный вопрос он обязательно должен ответить честно, то непременно следует отвечать честно. Отвечать честно, даже если при этом откроется правда, за которую ему нагорит. Приводил примеры с Игорьком, как ему горько было признаваться в тех нарушениях, которые я вынужден был выявлять, потребовав от него честного ответа.

Разбираясь, что даже если и наказывал его, за проступок, в котором он вынужден признаться, то это было мелочью в сравнении с тем, какую беду удалось предотвратить, благодаря его честному признанию. Напоминал, что даже и не всегда наказывал его за серьёзные нарушения, после того, как он честно признавался в содеянном. Не наказывал не потому, что он поступил хорошо, а потому, что честно сознавшись в плохом поступке, он заслуживал прощения. Подробно и на разных примерах объяснял, почему требования честного ответа в некоторых случаях очень важно, и что такое требование родителей, бывает не всегда, но оно совершенно справедливо, потому что призвано предотвратить возможно страшные последствия. О которых ребёнок может не догадываться, а родители знают.

Дети слушали, и вроде бы соглашались с моими доводами. Если пытались оправдывать противоположную позицию, я легко и быстро находил аргументы, разбивающие в пух и прах их возражения, но желаемого результата так и не мог добиться. Ни Надя, ни Антошка никак не хотели честно признаваться в проступках, когда обнаруживались большие неприятности от их баловства или неумения. Даже у Игорька, от которого я старался не требовать честных ответов по всяким мелочам, подозревал возникновения случаев уклонения от правдивых ответов.

Нашу размеренную жизнь воспринимал как отдых, как накопление сил, перед теми грандиозными свершениями, для осуществления которых районные власти предоставят мне все необходимые условия. А Таня принимала новую жизнь как долгожданное благо, которое вдруг неожиданно досталось нашей семье. Стараясь не омрачать её радость даже не намекал, на то, что возможно вскоре меня опять захлестнёт круглосуточная напряжённая деятельность. Что возможности уделять внимание семье и лично заниматься с детьми вскоре у меня может поубавиться. Ну а в том, что на этот раз мои цели и усилия районного руководства совпадают – я не сомневался ни на минуту.

Радовало ещё и то, что в Пыталовском районе не замечал склок или тихого противостояния одних служб с другими или противоборства разных районных специалистов, в других местах обычно конфликтующих из-за противостояния интересов. Здесь видимо талант и настойчивость первого секретаря помогли так сплотить районных специалистов и руководителей, что каждый из них, по сути, являлся участником одной команды, сплочённо стремящейся к поставленной цели. В район практически каждый специалист, повторял слова московского учёного Вершинина, что хуже, чем есть в районе уже не будет. Но есть надежда, что поощряя любые новшества, можно выявить те новации, которые смогут обеспечить прорыв в экономике.

Немного смущало, что после упоминания Пыталовского района руководителем страны, ответственность за соответствие отмеченным переменам, как бы ограничивали район необходимостью закреплять именно указанные отношения. Эти тревожные мысли усилились после посещения района делегацией Госагропрома СССР во главе с её председателем. На прямой вопрос Мураховского, есть ли у руководства района уверенность в том, что предпринимаемые изменения обеспечат прорыв – Воробьёв твёрдо заявлял, что они не сомневаются в результатах.

Понимая, что копачёвские разработки и мои планы заметно отличаются от объявленного районом – немного волновался. Отгонял от себя мысли, что возможно теперь станут принуждать всех к участию в объявленных схемах организации и не позволят испытывать другое. Но тут же успокаивал себя, помня утверждение Вершинина, что в районе готовы поддержать любые аргументированные новшества, лишь бы они преследовали цель повышения производительности и снижения издержек. Да и моя беседа, с первым секретарём, при появлении в районе, тоже ведь предполагала гарантии, что будет позволено применить на практики рекомендованное Копачёвым, и что в этом деле район окажет любую возможную помощь.

Притягательную силу картины будущих результатов ощущали не только руководители и специалисты района и хозяйств, но и рядовые рабочие и колхозники испытывали подъём настроения от радужных ожиданий. Особенно удачно получалось изображать преимущества и находить простые примеры у заведующего научной лаборатории Прауста. На производственных совещаниях, на заседаниях актива он легко убеждал присутствующих в большой выгоде от перевода производства на арендные отношения.

Вначале он красочно описывал те пороки сложившейся организации труда, наличие которых было общеизвестно, но о пагубном их влиянии на конечный результат не принято было говорить. Живописал, как радуется доярка, тому, что ей меньше придётся сегодня работать, если не смогли завезти на ферму корма. Как тракторист в погоне за выработкой пашет пашню через огрех для выполнения за смену полутора-двух сменных заданий. Или также для повышения своей оплаты, максимально увеличивает скорость агрегата при посеве, не обращая внимания, что семена из-за этого плохо заделываются в почву и всходы получатся сильно изреженными. Как, прикрывая свою бездеятельность инструкциями, валят друг на друга ответственность за состояние дел в хозяйстве руководители и специалисты всех уровней, но при этом исправно получают зарплату вне зависимости от экономики хозяйства.

В качестве альтернативы предлагал присмотреться к тому, насколько рачителен и эффективен труд крестьянина в личном хозяйстве. Где даже крошки хлеба не пропадают даром. Где человек не станет отдыхать даже ночью, если возникнет угроза того, что скошенное и подсушенное им сено может намокнуть под надвигающимся дождём. Утверждал, что люди, получившие при переходе на аренду такую же самостоятельность как и в личном хозяйстве смогут преобразить все производственные процессы в районе. Я тоже поддавался магии его слов. Тем более, что в копачевских разработках у трудящихся предусматривалась гораздо большая самостоятельность, и его доводы воспринимались мною как косвенная поддержка и моих планов.

 

При этом он постоянно делал акцент, на перспективность создания комплексных арендных коллективов. Предлагал представить, что из-за одного разгильдяя, специализирующегося допустим на выращивании зерна, может пострадать несколько арендных животноводческих коллективов, рассчитывающих получить от него фураж.

И после многозначительной паузы Рудольф Эдуардович предлагал:

– А теперь давайте представим, что семья или дружный арендный коллектив самостоятельно станут выращивать и зерно и сено, сами заготавливать силос, сами будут выращивать молодняк для воспроизводства дойного стада и сами доить коров. У них даже не будет стремления поднимать цены на зерно или сено, так как их основной доход будет зависеть от того количества молока, которое они сдадут государству!

Присутствующие одобрительно кивали головами. Такой их восторг я не совсем разделял, поскольку помнил и о преимуществах, вытекающих от узкой специализации многих производств. Но и возможности комплексных коллективов мною тоже виделись перспективными, только если в них удастся внедрить ахроматические отношения, надёжно сплачивающие членов коллектива на решение общих задач.

Экономические и математические выкладки Прауста, меня настораживали. Зато в среде районных специалистов и руководителей хозяйств они воспринимались с восторгом. А он с упоением демонстрировал свои расчёты. Привычно манипулируя на доске мелом и тряпкой, обосновывал прогресс и по отраслям и по отдельным хозяйствам. Отталкиваясь от статистических данных на текущий момент, он приводил расчёты, предполагающие успехи в производстве при массовом охвате арендными отношениями. Получалось если производство полностью поручить арендаторам, то при уже установленном уровне расчётных цен в каждой отрасли и в каждом хозяйстве производство становилось самоокупаемым. А если на следующий год, запланировать ещё и некоторое их снижение, то можно обеспечить и полное самофинансирование каждого хозяйства.

Восторгам больших и малых руководителей не было предела. Подумать только, так всё просто и так гениально! Уже в следующем году можно преодолеть очень важный рубеж, а ещё через год может исполниться то, о чём мечтают во всех хозяйствах! Появятся собственные свободные финансовые средства, которыми хозяйство будет вправе распоряжаться по собственному усмотрению, а не по указаниям сверху. Оставалось только не жалеть сил для достижения полного охвата всех производств арендными отношениями.

Такая картина отдалённо напоминала энтузиазм и мечты сельских руководителей и рядовых аграриев при партийных инициативах по созданию звеньев с аккордно-премиальной оплатой труда за выращенную продукцию. А после, при поощрении формирования производственных коллективов с безнарядной организацией труда. Однако, надежды селян тех периодов были как бы более вальяжными, менее страстными. Руководители и полеводы с животноводами в то время мыслили примерно так: «Дело заманчивое, похоже, при участии можно получить заметные преимущества. Но прежде чем за него браться стоит подумать, не надёжнее ли оставаться на привычных позициях, при которых дело налажено, и результаты нас пока вполне устраивают?»

Здесь же или потому, что затея была обыграна как местная инициатива, или потому, что ни руководители, ни рядовые сельские труженики не были удовлетворены результатами сложившейся организации производства – энтузиазм и надежды на огромную эффективность нововведений оказались мощнейшими. Нельзя конечно сказать, что все руководители «посыпали головы пеплом» из-за крайне низкой эффективности местного производства. Или что рядовые труженики нищенствовали из-за постоянной убыточности производства.

Наша плановая социалистическая экономика таким способом перераспределяла финансовые потоки страны, что и рядовые получали заработную плату за выполненную работу или за затраченное на производстве время достаточную для удовлетворения скромных, насущных запросов. Да и специалисты с руководителями тоже получали гарантированные оклады вне зависимости от состояния дел на производстве. Но перспективы, проповедуемые научной лабораторией побуждали людей надеяться, что вскоре наступят такие перемены, которые превратят их жизнь из рядовой в процветающую!

У меня имелся уже значительный опыт организации труда гораздо более свободного и независимого, чем предлагалось здесь. Имелись убедительные подтверждения того, как при ахроматической организации, коллективы сплачивались на решение общих задач, не только ради финансовой выгоды, но и на других, на моральных или можно даже сказать на духовных основаниях. Зато в обозначаемом лабораторией будущем, мне виделось много «подводных камней».

Постепенно укреплялась мысль, о том, что и Прауст и Воробьёв и другие главные руководители района преднамеренно не раскрывали всех своих планов по их роли в ожидаемых процессах. Похоже, они действовали по принципам, которые у нас ассоциировались с правилами американской рекламы: «Всегда говорить правду, одну только правду, не говорить ничего кроме правды, но никогда не говорить всей правды». Совершенно верно и даже восторженно описывая особенности, причины и стимулы высокой эффективности труда крестьянина в личном хозяйстве все они дружно утверждали, что такая же свобода и такие же стимулы сохранятся и за арендными коллективами.

Но как говорят школьники при решении арифметических примеров: «Одно пишем, а другое сохраняем в уме!». В уме они сохраняли то, что за ними останутся и все рычаги материально-технического снабжения производства. Решение социальных вопросов. Правовые и силовые формы решения спорных вопросов или устранение конфликтов. Даже новую функцию посредничества между будущими арендными коллективами руководители района предназначали себе.

Кроме этого меня удивляла наивность и доверчивость будущих арендаторов. Они не только не замечали того, что пропагандируемы свободы были не настолько полными, как им утверждали, но не замечали они и того, что для них не были предусмотрены никакие правовые гарантии этой самой самостоятельности. Отсутствуют даже гарантии того, что они будут иметь возможность приобрести необходимое для их производства в том количестве и по той цене, которая отображалась в расчётах лаборатории.

Но даже моё, весьма критическое отношение к разработанному районом, оставляло надежду на позитивные перемены в производительности труда и росте экономики района. Потому, что арендаторы будут трудиться с мыслью, что работают только на себя. Потому, что узаконенные в районе цифры помогут им примерно представлять свой уровень доходов от их деятельности и будут «подталкивать» к дополнительным усилиям, чтобы не оказаться в накладе. Хотя предполагал, что вскоре возникнет разочарование у тех, которые окажутся в не самых благоприятных условиях. Возникнут конфликты при распределении новой техники, при утверждении очерёдности ремонта помещений и коммуникаций. Что при массовом охвате арендными отношениями будут снежным комом нарастать противоречия, конфликты и противостояния из-за желания предоставить одинаковые «фундаменты» всем будущим арендным коллективам района.

Кроме этого поражала наивность или как я её характеризовал «слепота» Прауста и Воробьёва использующих статистические данные эффективности частных крестьянских хозяйств района для обоснования всех агитационных расчётов. Они видимо искренне считали, что отмеченная результативность вызвана только наличием самостоятельности в решении хозяйственных задач и личной заинтересованностью в конечном результате.

Они по наивности или преднамеренно не учитывали того, что было общеизвестным. Участвуя в большом совхозном или колхозном производстве, частник приспособился брать там бесплатно понемногу того, что было незаметным мизером для предприятия, но существенным подспорьем для его маленького личного хозяйства. Зато при покупке этого за деньги он бы понёс весьма существенные для него затраты.

Он не вор. Большинство из них не считают себя даже несунами. В предшествующие десятилетия появился в нашем языке новый термин, произведённый из обычного глагола «взять». Взять на работе перестало считаться зазорным. Это стало не зазорным потому что так стали жить все. Потому, что каждый, нашёл свои, или «обязан» был найти возможности нелегального использования достижений общества для своих личных нужд. При этом понятие «нелегального» следовало употреблять в кавычках. В кавычках потому, что если нелегальное является повсеместным, общеизвестным и почти никогда не наказуемым, то оно уже как бы и не является таковым. В обиходе, расспрашивая о работе стали интересоваться не только тем, какую собеседник получает зарплату, но ещё и какой он может иметь дополнительный доход на своём рабочем месте.

При этом наблюдаются и случаи мелких хищений, такой весомой для частника продукции как концкорма, сухое молоко, бензин. Но в основном берут, то, что не используется или пропадает из-за нерадивости, нерасторопности или расхлябанности местных руководителей и специалистов. Берут выбрасываемые при ремонтах, но сухие и добротные бывшие в употреблении доски, оконные и дверные коробки, рамы. Снимают старую электропроводку, выбрасываемые промышленные светильники, ТЭНы и многое подобное.

В этой ассоциации мне всегда вспоминается Кубань. Там любой имеющий личный транспорт станичник, а некоторые даже с тачкой пешком, после основной работы обязательно устремляются на те поля, где убирают урожай зерновой кукурузы или подсолнечника. Собирая на просторных полях потери, неизбежные при механизированной уборке, в течение нескольких дней они делают годовые запасы зерна и подсолнечных семечек. Обеспечивающих содержание и откорм нескольких бычков или свиней. Или же разведение сотен гусей, индюков и уток.

К тому же в сельских предприятиях иногда встречаются и такие деятели, которые готовы идти на серьёзный конфликт с законом. За «магарычи» посторонним, или своих близких они могут рискнуть облагодетельствовать такими серьёзными вложениями в их личные хозяйства, которые обеспечат тем огромную выгоду. При этом если не попадается с поличным, то такой «благодетель» всегда сможет списать недостатки на естественную убыль и потери допустимые при больших объёмах того, что доверено в его распоряжение.

Но об этом почему-то никто не думал, и слушатели соглашались, с доводами Эдуарда Рудольфовича когда он пояснял:

– Не трудно подсчитать, что если сегодня у нас житель района, продавая молоко совхозу, в среднем имеет 600 рублей чистого дохода в год от одной коровы, то уйдя с производства и взяв в аренду двадцать коров – он получит за год двенадцать тысяч прибыли!

Хорошо понимая недостатки предложенных районом преобразований, я не пытался их выявлять или оспаривать аргументы лаборатории и руководства. В этой ситуации просто лелеял мысль, что когда предоставят площадку для реализации моих планов, мне на деле, а не на словах удастся доказать преимущества копачёвских подходов и рекомендаций. И район постепенно поменяет свои требования, на те принципы, которые заложены в ахроматических правилах.

В Линово лично я вначале не предпринимал никаких усилий по перестройке производственных отношений на арендные. Во-первых, Афонин – директор совхоза, не предлагал нам инициировать такие шаги. А во-вторых и у специалистов и рядовых рабочих совхоза почему-то упрочилось мнение вначале дождаться результатов от перемен в «Артемовском» и только после того если они окажутся заманчивыми начинать думать о преобразованиях у себя. Хотя участие в районных мероприятиях, и воздействием местной прессы интерес к новшеству присутствовал, но обсуждали все эту тему отвлечённо. При обсуждениях часто старались найти и обосновать плюсы или минусы от перехода к арендным отношениям. Но все эти обсуждения подразумевали такие перемены «у них». В своём хозяйстве линовцы почему-то такие перемены пока не предполагали.

Свою личную пассивность в этом деле объяснял тем, что пока окончательно не известно где мне район предложит начинать свой эксперимент. Если это будет «Линовский» тогда необходимо было начинать понемногу рассказывать о преимуществах ахроматического построения связей коллективов и отношений в самих коллективах и между ними. А если предложат другое хозяйство, то следовало описывать достоинства схем предложенных лабораторией, с тем чтобы до поры до времени не привлекать внимание к существующим различиям.

Поэтому постоянно чувствовал себя курортником, наслаждающимся возможностями отдыха и развлечений. Свои функции главного специалиста исполнял добросовестно, но очень уж легко. Постоянно находилось свободное время, которое действительно использовал и для развлечения и для изучения незнакомых особенностей местной жизни.

 

Встав на учёт в местное охотничье общество, постоянно возил в машине ружьё и при возможности стрелял дичь. Однажды, поздней осенью, когда водоплавающие устремляются из тундры на юг подстрелил пару красивых жирных уток из перелётной стаи, отдыхающей на местном озерке. Привёз домой, и Таня, безумно любящая мясо дичи, быстро их ощипала, решив одну тушку использовать сразу же. Хотя в холодильнике была половина кастрюли вчерашнего вкусного борща, она заявила, что отдаст его «Пирату», а одну тушку утки сейчас же поставит вариться для новой порции борща с галушкой. На моё замечание, что наверно нерационально выливать один вкусный борщ собаке и готовить новый она возразила:

– Собаку всё равно кормить чем-то надо. А утки видишь какие жирные – грех на ней галушку не сготовить.. Приезжай сегодня на обед чуть позже. Я сейчас одну тушку быстро разделаю, и через два часа будешь есть свежий горячий борщ с галушкой! У меня самой уже аж слюни текут. С такой жирной уткой борщ с галушкой только у родителей ела.

– Так что мне Веру Ивановну выписывать к этой утке? – улыбнулся я.

– Надеюсь, что и сама сготовлю не хуже мамы. Только не отвлекай, езжай. Я вторую тушку на балкон вынесу, завтра целиком зажарю с мёдом и яблоками в духовке.

На обед специально приехал попозже, и вместо ожидаемого шикарного борща с галушкой вынужден был выслушивать горестный рассказ Тани:

– Хорошо, что ты хоть приехал поздно. Запах болотный немного выветрился. А на обед тебе вот макароны отварила и поджарила с колбасой. Яичницу если хочешь, ещё пожарить могу быстренько.

– Не понял, – удивился я. – А как же борщ по маминому рецепту?

– Я с этим борщом, всю площадку рыбными ароматами загадила.

– Опять не понял?

– Утку варить поставила, а как она закипела, газ убавила, крышку сдвинула, чтобы не убежало, и пошла с детьми в сарае убраться. Через полчаса поднимемся в квартиру, и уже внизу в подъезде слышу, как варёной рыбой воняет. Даже не догадалась, что это из нашей квартиры. Зашли, а там духан неимоверный.

– Что от мяса рыбный запах?

– Да, ты даже представить не можешь. Что они там, на северах одной рыбой с утра до ночи питаются? Сыростью болотной пахнет и рыбой ржавой.

– И дальше что?

– Что, что – ничто! Выставила кастрюлю на балкон. Завтра и утка и бульон опять «Пирату» загремят.

– Постой, постой, зачем «Пирату». Вари дальше только без капусты, и у тебя получится прекрасная уха с уткой.

– Не зли меня. Тебе шуточки, а меня обида распирает аж до слёз. Мало того, что не получилось галушку поесть, такую как мама готовила. Так ещё и вчерашний борщ успела вылить, и вас теперь кормлю на скорую руку, чем придётся.

– Слушай, а может действительно, придумаешь, что-нибудь экстравагантное приготовить? Если утки так пропитались рыбьим запахом, то может это можно как-то обыграть? Не уху, конечно, выдумывать утиную, а может на костре как-то запечь? Или посолить и завялить, как рыбу вялят? Ты же у нас главная рыбоедка в семье.

– Не выдумывай. Я к ним и не прикоснусь больше. Просто сейчас в кухне проветрилось. А то так пёрло рыбой залежалой, что аж стошнить могло. Особенно если понимаешь, что это утка так «благоухает».

– Не знаю, мне жалко, что уток добывал, старался, а ты их выбрасывать собираешься.

– Ну, уж есть их ни в каком виде не возможно.

– Ладно, теперь буду стараться хоть не наловить рыбы, которая будет утками пахнуть.

Таня улыбнулась и воскликнула:

– Про рыбу зря напомнил. Я уже и так по ней стосковалась. Будешь в районе, купи мороженой. Свежей здесь наверно негде взять?

Вскоре я привёз ей из Пскова, такой рыбы, о которой она только мечтала, но попробовать и не надеялась. Дома у них рыба всегда была важным видом еды. Отец с братьями рыбачили и в ерике и в каналах на рисовых чеках. Поэтому уха и рыба жаренная была у них чуть ли не ежедневно. Теща по этому поводу даже срамила меня, когда я жаловался, что никак не научусь отделять мелкие косточки в костлявой рыбе.

– Значит, ты смолоду не приучен рыбу есть. А я бывало, когда Танька с Сашкой малыми были, чтобы не мешались мне по хозяйству – рыбой их жаренной завлекала. Пожарю карпов мелких, положу им по одному в тарелки. Тарелки на табуретку, а их к табуретке поставлю, и они чуть ли не по часу стоят, рыбу перебирают своими пальчиками тонюсенькими. Съедят до крошки, и все косточки даже мельчайшие в сторонку сложат.

Запасы вяленой рыбы у них не переводились круглый год. Особо почиталась, конечно, тарань. Но и лещей вялили, и линей. Зимнюю икряную щуку сушили и судака. Рыбу вяленную она любила, и постоянно жаловалась, что в центральных областях её не достать. А Саша не может же слать нам посылки каждый месяц. Да и в посылку они стараются не только рыбы положить.

Поэтому когда увидел в городе незнакомый нам товар, то сразу сообразил, что смогу ним порадовать жену. На развес продавалась меленькая, вялена или даже сушёная в печи рыбка, которая называлась снетки. Я пытался разузнать у продавца и у покупателей, что означает это слово? Что это порода рыбы так называется или способ её приготовления? Как в Горьковской области любую вяленную рыбу называют «рыба воблая». Но никто мне так ничего и не ответил по существу. Все пожимали плечами и поясняли:

– Ну, это же снетки. Что тут не понятного?

Понимая, что товар понравится жене, приобрёл целый кордонный ящик такой рыбы. Люди даже спрашивали, что буду делать с таким количеством? А я оправдывался тем, что вроде бы покупаю не на одну семью, а для целого коллектива. Таня была безумно рада этому приобретению. Да и всем нам эта еда очень нравилась. Хотя такой продукт предназначался видимо как закуска к пиву, но мы с удовольствием ели снетки и с отваренной картошкой, и с супами. Часто просто сидя вечером всей семьёй у телевизора, взгромоздив на журнальный столик блюдо со снетками, с удовольствием грызли рыбу без ничего, как семечки.

Интересно было собирать местные ягоды. Раньше мы даже и не пробовали таких. А в этих местах росли: и черника, и голубика и даже клюква. При этом некоторые местные жители можно сказать профессионально занимались собором ягод. Они и заготавливали их на зиму и даже сдавали государству. Я же по возможности собирал и привозил домой кулёчки с ягодами, чтобы побаловать детей, и познакомить жену с невиданной раньше диковиной. А после того, как нас угостили клюквенным вареньем, рассказали о его лечебных свойствах и о том, что в этой местности нет лучшего лекарства от простуды, мы решили тоже запастись таким эликсиром.

Расспросил у местных где растёт клюква, в таком количестве чтобы можно было набрать её побольше. Пояснили, что в округе, она водится везде, но её в основном уже всю собрали, да и зарослей крупных поблизости нет. Посоветовали съездить на большое болото за Пальцово. Там этой ягоды немерено. Только ехать далеко. Расспросив подробно дорогу, в воскресенье собрались с Таней по ягоды. Детей решили на болото не брать, а наказали им, чем они должны будут заниматься, кто за кем должен проследить, и кото за что отвечает, если мы задержимся допоздна.

Утверждали, что болото расположено сразу же за посёлком, но расстояние до него оказалось около трёх километров. Клюквы там действительно оказалось очень много. Вначале мы с Таней просто рассматривали само болото и удивлялись, как интересно размещаются растения клюквы на кочках. Потом начали собирать. Сразу же обнаружили что у дороги ягоды на кочках в основном не зрелые. А вглубь болота, и в сторону от дороги встречалось спелых, красных ягод гораздо больше.

Olete lõpetanud tasuta lõigu lugemise. Kas soovite edasi lugeda?