Мы – до нас

– Да что вы так далеко стоите-то? Подходите ближе! – позвал он стоявших поодаль местных жителей, и когда те, поглядывая на недовольно кашлявшего завхоза, приблизились, спросил: – Так на чем мы остановились?

– На гармонии! – кивнув на Наталью Васильевну, хохотнул дядя Андрей.

Но на этот раз уже никто даже не улыбнулся. Все ощущали серьезность момента. И Владимир Всеволодович, преподавательским чутьем уловив это, решил, что пора аргументировать беседу более конкретными данными.

– Ну-ка, Даниил, дай нам определение этого слова с точки зрения науки!

– Пожалуйста! – пожал плечами тот и ровно, не повышая тона, начал: – По словарю Даля, гармония – это соответствие, созвучие, соразмерность, равновесие, равнозвучие, взаимность…

– Как ты сказал, повтори, пожалуйста, – перебила его Людмила и с хитринкой покосилась на Стаса, который даже не заметил этого взгляда.

– …взаимность, – невозмутимо повторил Даниил и продолжил: – соотношение, согласие, согласность, соглас, стройность, благостройность, соразмерное отношение частей целого… А по Ожегову и Шведовой, гармония – это согласованность, стройность в сочетании чего-нибудь…

Даниил продолжал о том, что гармония бывает душевная, интересов, звуков, красок, добавил даже, что раньше бытовало выражение «поверить алгеброй гармонию», – то есть попытаться переложить на язык разума, логики то высокое, духовное, что доступно только чувству… О том, что один из самых ярких образцов гармонии – поэзия, которая является высшей формой организации человеческой речи… Затем он перешел к определению по старому словарю Ожегова, и тут Стас не выдержал:

– Слушай, ведь это же ходячий компьютер! Может, он еще и к интернету как-нибудь подключается? – шепнул он Ване и с шутливым сожалением добавил: – И зачем я тогда только с собой ноутбук сюда брал?..

Людмила тут же очаровательной улыбкой дала понять, как высоко она оценила эту шутку.

Она даже уже начала шептать, что больше всего ценит людей, у которых развито чувство юмора, но тут Владимир Всеволодович попросил Даниила остановиться.

– Сложновато все это на первый раз! – поморщившись, сказал он Валентину. – Сколько раз ни повторяй слово «мёд», а все равно от этого во рту слаще не станет.

– Да, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! – согласно кивнул тот.

– И сейчас я, надеюсь, и им, и всем нам представится такая возможность.

Контуры плиты были четко обозначены, вся она подрыта, и осталось только лишь перевернуть ее лицевой стороной наверх или поставить набок. По совету дяди Андрея и тракториста, остановились на последнем.

Тракторист даже предложил принести трос и подсобить трактором, но Владимир Всеволодович только испуганно замахал на него руками:

– Что вы! Что вы! Разве это вам какая-нибудь плита от панельного дома?!

– Что у нас, рук, что ли, нет? – поддержал его дядя Андрей.

Он привычно поплевал на руки, к нему подошли другие мужчины и студенты покрепче. Наталья Васильевна и та встала рядом.

Несколько пар рук подлезли под тяжелую плиту, напряглись…

– И – раз! – побагровев от натуги, скомандовал дядя Андрей.

Плита дрогнула и слегка приподнялась…

– Только умоляю вас, осторожнее! – бегая вокруг нее, просил академик. – Она может быть треснутой, и тогда трудно представить, какие могут быть последствия…

– И – два! – не слушая его, продолжил дядя Андрей.

– Есть, есть мозаика, Владимир Всеволодович! – юркнув почти под плиту, радостно закричала Юля.

– И – тр-р-ри!

Спины поднимавших плиту людей одновременно разогнулись, и раздалось единое радостное:

– Есть!!!

– Надо же, какой был у нас правитель! – послышались восхищенные голоса.

Студенты, все как один, так дружно кинулись смотреть, что же там на другой стороне, что плита угрожающе пошатнулась. Хорошо, сельские мужчины были опытнее в таких делах, остались на месте, иначе плита бы всей тяжестью рухнула назад, и, как опасался Владимир Всеволодович, не миновать беды, причем не только с плитой…

Только после того, как плиту основательно установили и подкрепили двумя подпорками, академик первым обошел ее, взглянул и с восхищением покачал головой:

– Это – самая лучшая находка за все время моей археологической жизни!..

На мраморной плите перед ним во всем своем великолепии раскрывалась почти полностью сохранившаяся мозаика. Ствол и листья дерева, цветы, бабочки, птицы, какое-то особенное, неземное солнце… Все это было, в основном, фрагментами: – там птичье перышко, тут часть грозди винограда, здесь причудливо извивающаяся ветвь, – но перед опытным взглядом академика сразу слилось в единую картину…

– Ты… видишь? – чуть слышно окликнул он Валентина.

– Да, – райские кущи… – тоже, как завороженный глядя на плиту, кивнул тот.

– Конечно… – улыбнулся Владимир Всеволодович и, не без труда отрывая повлажневшие глаза от мозаики, обернулся к стоявшим за его спиной людям:

– Ну, поняли, наконец, что такое полная гармония?

И улыбка медленно стала сползать с его губ.

Не только мужчины, но и многие из студентов переминались с ноги на ногу и недоуменно переглядывались. Им не хотелось огорчать академика. Но и понять что-то в этих орнаментах и фрагментах они, как ни старались, ничего не могли.

– Вроде как луг какой… – осторожно стали высказывать свои предположения люди.

– Или лес…

– Ага, во время весенней охоты на уток…

Дядя Андрей тот и вовсе предположил:

– Может, мы ее не тем боком поставили.

– Да молчал бы уж лучше! – зашикали на него остальные. – Сами мы перед ней, видать, и правда, не теми боками стоим!

Словом, плита не произвела на всех того впечатления, на которое так надеялся Владимир Всеволодович.

И только Наталья Васильевна, блаженно прищурившись, прошептала:

– Красиво-то как! Просто глаз не оторвать…

– А? Что? – услышав ее голос, словно очнулся академик и попросил как можно скорее принести найденный ею камень.

Плита в некоторых местах оказалась щербатой. Но для этого камня сразу же нашлось его родное место. Валентин осторожно приставил его к нему и сообщил:

– Есть потери. То есть нет первой цифры…

– Говори, не тяни! – заторопил его академик. – Главное, чтобы самые последние сохранились!

– Сохранились, сохранились, Владимир Всеволодович! Значит, так: ХАГ…

– Какие же это цифры? Это же буквы… – недоуменно посмотрел на ученых тракторист.

– Все правильно! – остановил его Владимир Всеволодович. – Раньше, еще со времен античности, люди обозначали цифры буквами, а христиане вели счет годам от сотворения мира. Чтобы получить дату в понятном для нас, современном летосчислении, нужно произвести небольшие математические подсчеты и вычесть из даты от сотворения мира время, протекшее от сотворения мира до Рождества Христова – 5508 лет. Что получается в итоге, Даниил?

– Одна тысяча сто пятый год! – немедленно отозвался тот.

– Вот те раз! – развел руками дядя Андрей. – Это, что же, нашей Покровке, выходит, – девятьсот лет?! Выходит, она старше Москвы?

– Да при чем тут Москва? – накинулся на него тракторист. – Ты глубже, глубже борони! Не девятьсот – а ровно девятьсот лет! Юбилей! Причем как раз в точку: ведь сказано – летом!

– Не летом, а «В Лето», то есть – в таком-то году, как принято было тогда писать, – поправил его академик. – Но, в принципе, вы совершенно правы. У вашего села, действительно, юбилей! И плита эта обнаружена действительно летом! И именно сегодня, 27 июня, в день памяти вашего князя! – торжественно возвысил голос он и шепнул Валентину: – Вот на что я надеялся!

– Как – неужели Мономаха? – покрутил головой уже начавший уставать от такого изобилия новостей дядя Андрей.

– Нет, другого, – улыбнулся ему Владимир Всеволодович, – святого Мстислава Храброго, он княжил на полвека позже него. А ну-ка, Даниил, просвети-ка нас…

Даниил кивнул и, пару мгновений подумав, ответил:

– Мстислав, во святом крещении, по последним данным сфрагистики, Феодор. Первое упоминание в летописи – 1173 год. Правнук Владимира Мономаха и прадед Александра Невского по материнской линии. Жил недолго, но, по свидетельству современников, был украшением века и Руси. За необыкновенное мужество и блистательные победы получил прозвище Храброго. Народная любовь к сему князю была столь велика, что граждане смоленские в 1175 году единогласно объявили его, в отсутствие своего князя Романа, своим государем, изгнав Ярополка Романовича. Мстислав согласился властвовать над ними единственно для того, чтобы усмирить их и возвратить престол старшему брату. В 1179 году уже строптивые новгородцы упросили его стать их князем. Но почти год спустя, четырнадцатого июня (двадцать седьмого – по новому стилю) 1180 года, причастившись Святых Таин, сразу после Литургии князь навеки закрыл глаза…

– Надо же, какой был у нас правитель! – послышались восхищенные голоса.

– Слыхали – Храбрый!

– Не часто такое прозвище народом давалось!

– И еще, – добавил Даниил, – его сын, тоже Мстислав, именовался по одним летописям Храбрым, а по другим – Удатным. То есть, как писалось тогда в летописях, этот князь являлся благочестивою отраслью благочестивого кореня!

И показал глазами на мозаику.

– Да, мужики, и юбилей, и такой князь… – Это дело надо отметить! Причем, одним пивом тут явно не обойтись!

– Только не здесь! – предупредил Владимир Всеволодович.

Мужчины немедленно отправились отмечать нежданные новости. Женщины ушли по своим домашним делам.

И, оставшись снова одни, студенты плотным кружком обступили своего руководителя, стоявшего перед мраморной плитой с древней мозаикой.

– А что? Прекрасная мысль! – сразу же одобрил Владимир Всеволодович.

– Так я и не сумел объяснить им, что такое гармония! – даже не зная, радоваться ему или огорчаться, сказал академик. – Как говорится, в бочке меда – ложка дегтя!

Студенты наперебой принялись успокаивать его:

– Владимир Всеволодович! Время сейчас такое!

– Включите телевизор, послушайте радио – там же в основном все низкопробное, по принципу: чем хуже, тем лучше!

– Да, – подтвердил Валентин, – планка культурных и нравственных ценностей народа опускается все ниже и ниже…

– Ну-ка, дай послушать! – вместо ответа, попросил у Александра Владимир Всеволодович.

Александр с готовностью протянул наушники… лежащие на зачетной книжке.

– А это еще что? – вскинул бровь академик, но ради праздника не стал спорить и, вложив наушники в уши, стал расписываться в графе «зачет».

Насколько радовался Александр, настолько мрачнело лицо академика.

– Да, – наконец сказал он. – Если бы все это слышал, видел и мог знать Владимир Мономах…

– Но ведь спрос-то на все это есть, Владимир Всеволодович! Причем, массовый! – успокоенный тем, что зачет уже все равно поставлен, с улыбкой осмелился возразить академику Александр.

Тот внимательно посмотрел на него и, возвращая зачетку с наушниками, сказал:

– Да, к сожалению, есть. Но во все времена всегда человеку давался свободный выбор между добром и злом. Зло, увы, проще, доступнее, представляется слаще. А сейчас и вообще оно везде и всюду выдается едва ли не за добродетель. Посмотрите на вывески некоторых магазинов: «Мир страстей», «Тысяча соблазнов», «Обжорка», «Эгоист»… Включите телевизор – и, за редчайшим исключением, это зло сразу же встретит вас под яркой, притягательной личиной. Стрельба, кровь, словесная грубость и просто похабщина, песни, которые и в подворотне-то петь стыдно, разврат… Вы увидите невольно располагающих к себе, благодаря стараниям сценаристов, режиссеров и, что самое печальное, порою действительно талантливых актеров, красивых, респектабельных убийц, мошенников, блудников… Стоит ли после этого удивляться, что мы не можем понять настоящую красоту?

Владимир Всеволодович указал на мозаику и вдруг увидел в яме торчащий из-под плиты небольшой железный острый предмет с двумя зубцами…

– А это еще что такое?!

– Наконечник стрелы! – быстро подняв его, сразу определил Валентин. – Татаро-монгольский, хотя художники почему-то любят изображать такие именно у русских воинов! Такими, снарядив их тлеющей веревкой, специально стреляли, чтобы они, зацепившись зубцом за крыши, поджигали избы, дома, терема…

– Я спрашиваю, почему он не был обнаружен сразу? – согласно кивнув ему, жестом подозвал академик Ваню.

– Так ведь, Владимир Всеволодович, он под плитой лежал, вот миноискатель его и не определил! – виновато объяснил тот.

– Может, он и еще что у тебя не определил? – внимательно посмотрел на него Владимир Всеволодович.

– Сейчас еще раз проверю!

Ваня взял миноискатель и в который раз принялся обследовать участок за участком.

– Плиту следует закрыть брезентом! И от пыли и… от возможного дождя! – с тревогой посмотрев на наплывающие на небо тучи, приказал завхозу академик и продолжил разговор со студентами.

Говорили все о той же гармонии, о том, что сейчас катастрофически теряется то ценное, что веками и даже тысячелетиями накапливали наши предки. Единственное, что еще, как водораздел, защищает подлинные нравственные ценности от всего наносного и низкопробного, – это классика, то есть уже испытанные и проверенные произведения искусства. Либо же новые, созданные в этом духе, которым еще предстоит пройти испытание временем.

Лишь Людмилу, Александра и завхоза почти не интересовала тема этого разговора.

Людмила несколько раз пыталась заговорить со Стасом, но каждый раз натыкалась на абсолютное равнодушие и невнимание с его стороны.

Александр любовался полученным зачетом. Он мог бы, найдя подходящий предлог, хоть завтра же уехать в Москву, но, то и дело поглядывая в сторону хлопотавшей около обеденного стола Лены, думал, что здесь может быть намного интереснее…

А завхоз, выполнив приказ начальника, незаметно подсел к Валентину и, словно между прочим, спросил:

– А что это за камни на нашей мозаике?

– Смальта! – отмахнулся от него тот, не переставая слушать своего руководителя.

– Смальта… смальта… – запоминая, повторил завхоз и, отыскав глазами Даниила, поспешил к нему.

– Ну-ка, энциклопедист, объясни мне, что такое смальта? – потребовал он. – А я тебе за это, так уж и быть, баночку рыбных консервов организую!

– Да я, собственно, и без всяких консервов… – начал было Даниил, но завхоз остановил его:

– Но-но! Любой труд должен быть вознагражден!

– Хорошо, как скажете! – согласился Даниил и, честно отрабатывая обещанную награду, отчеканил: – Смальта – небольшие куски цветного непрозрачного стекла, получаемые плавлением стеклянной массы с добавлением солей и окислов различных металлов, придающих нужную окраску; применяется для изготовления мозаики.

– Тьфу-ты! И только-то? Ладно, дам тебе за такую информацию банку… килек в томатном соусе! – даже сплюнул от разочарования завхоз, что не осталось незамеченным академиком.

– Еще раз увижу, что вы плюете в историческом месте, отправлю туда же, куда уже отправил вас курить! Только на сей раз уже до окончания сезона! – строго выговорил он ему.

– Так ведь, Владимир Всеволодович, это я от огорчения! – оправдываясь, развел руками завхоз. – Думал, мозаика наша из драгоценных камней, а она оказывается – из простого стекла!

Академик посмотрел на него и укоризненно покачал головой:

– Да разве же в материале вся ее ценность? Между прочим, даже если бы похожая плита была сплошь из червонного золота или драгоценных камней, любой состоятельный коллекционер заплатил бы за эту на порядок, а то и на два, выше!

– Надо же… – уже совсем с другим видом глядя на мозаику, обошел плиту завхоз и отправился за канаты, судя по всему, перекуривать эту новость.

Студенты, даже не заметив его отсутствия, продолжали высказывать предложения, как помочь людям Покровки понять то, как и чем жили их предки. Кто-то до хрипоты доказывал, что нужно сделать музей под открытым небом, кто-то настаивал на том, чтобы организовать цикл лекций для жителей этого села…

Так продолжалось до тех пор, пока не послышался громкий голос Стаса.

– Есть идея! – внезапно воскликнул он, и когда все лица обратились к нему, словно подражая академику, значительно поднял указательный палец: – Юбилей!

– Что? – попросил его объяснить подробнее, что он имеет в виду, академик.

Стас поднялся и заявил:

– Надо его как следует отметить!

– Как?! И ты туда же? – кивая на магазин, засмеялись студенты.

– Да нет, вы меня неправильно поняли! – отмахнулся от них Стас. – Нужно организовать такое празднование юбилея Покровки, чтобы все наглядно поняли, и как жили наши предки, и что такое гармония!

– А что, дело хорошее, или, как раньше говорили, – правое дело! – первым оценил предложение Стаса Валентин.

– Браво! – захлопала в ладоши Людмила.

– Вот видите, я бы сказал – бравое дело!

– Ну, раз даже бравое, то я – только за! – согласился Владимир Всеволодович. – Только как вы это себе сами-то представляете?

– Очень просто! Организуем хороший концерт с дискотекой! – оживились студенты.

– Пригласим знаменитых артистов, рок-группу покруче…

– Только этого половецкого нашествия здесь еще не хватало! – сразу же категорически отверг эту мысль академик.

– Ну, тогда можно попросить приехать ансамбль художественной самодеятельности, с гуслями, в древних нарядах…

– Стилизация… – поморщился академик. – Я, конечно, приглашу из Москвы два-три лучших этнографических коллектива и клуб любителей ратного мастерства… Но надо, чтобы люди не только глазами, но и сердцем почувствовали дух той эпохи!

– А как это можно сделать?

– Что тут еще можно придумать? – переглядываясь между собой, задумались вслух студенты.

И тогда Стас снова сказал:

– Водораздел!

– Что? – переспросило его сразу несколько голосов.

– Водораздел! – повторил Стас и объяснил: – Нужно поставить спектакль прямо на этой самой площадке о тех самых временах, на фоне этой самой мозаики, только в самом что ни на есть классическом ключе.

– А что? Прекрасная мысль! – сразу же одобрил Владимир Всеволодович. – Только сделать это нужно в предпоследний день нашего пребывания здесь, когда все работы будут закончены и площадка освободится под сцену!

– В бюджете на это нет средств! – начал было с возмущением завхоз, но студенты встали стеной между ним и руководителем:

– Своими поделимся! – дружно заявили они. – Съездим в район, область, договоримся с театром, музеями! Разве для такого события не помогут?

– Тогда решено! – подвел итог академик. – Ты, Станислав, как поэт, подыщешь подходящую пьесу, в перерывах займемся репетициями. Ну, и прямо же сегодня повесим объявление о праздновании юбилея Покровки и назовем его, скажем… «Мы – до нас!»

– Мы – до нас? – одобрительно переспросил Валентин. – Надо же, как вы это красиво придумали!

– Это не я! Это с их слов, – кивнул в сторону мужчин, выходивших из магазина, академик. – Так что есть еще немалый культурный потенциал у нашего народа, и, как бы кто ни старался опускать планку накопленных нашими предками культурных, нравственных и духовных ценностей, ничего у него не получится. И тому свидетель не я, а сама история!

Казалось бы, точка в разговоре была поставлена, но тут Ваня неожиданно отбросил миноискатель, принялся шарить по земле руками и явно что-то нашел.

– Что там? – крикнул ему Владимир Всеволодович.

– Да так, ерунда! – отозвался тот.

– И все же? Неси сюда, покажи! – потребовал академик.

Ваня подбежал и показал обычный современный рубль.

– Я же сказал, ничего особенного! Наверное, кто-то из наших уронил…

– Ничего особенного? Это еще как сказать… – задумчиво покачал головой академик.

Он показал всем монету, на которую и купить-то особо ничего не купишь, и, глядя куда-то далеко-далеко, сказал:

– Пройдет лет сто, а может и тысяча, кто-то из наших далеких потомков, увидев такой вот рубль, тоже ведь спросит, а какими они были, наши предки? И вот вопрос, который я часто задаю себе, а теперь хочу задать и вам: что им ответят наши будущие коллеги-историки?

Глава третья
Божий суд

– Так я тебе и сказала! – с досадой прошептала Юля.

Предосторожность бывалого археолога Владимира Всеволодовича насчет найденной плиты с мозаикой оказалась совсем не лишней. Живые барометры местных стариков оказались намного точнее сводки погоды, обещавшей жаркий и солнечный день без осадков. Как и говорила всегда все знающая Юля, после ужина сначала закапал, а потом полил сильный и долгий дождь. Но тщательно укрытая брезентом плита была уже надежно защищена даже от самого сильного ливня.

– Ой, как хорошо! – первой обрадовалась дождю Лена и, смахнув со лба прядь волос, объяснила помогавшему ей складывать посуду Стасу: – Не надо будет сегодня идти поливать огород!

– Устала? – понимающе кивнул ей Стас.

– Что ты! – удивилась Лена. – Мы, деревенские, – ко всему привычные! Просто… – она чуть запнулась и покраснела. – Теперь я целый вечер смогу побыть с тобой!

– И я тоже! – неожиданно раздался голос невесть откуда возникшего Вани.

– Да-да, конечно! – без особого воодушевления согласилась Лена, и Стас тоже не решился вот так, с первого же дня, отказывать другу.

– Заодно и поработаем! – предложил он.

– Чего-о?! – с недоумением посмотрел на него Ваня. – Тебе что – за день, что ли, не хватило?

– Но ты же ведь сам слышал, какое задание дал мне Владимир Всеволодович!

– У меня, между прочим, в это время наушники от миноискателя на ушах были! – напомнил Ваня.

– Тогда объясняю, – не стал спорить с ним Стас. – Нужно найти через Интернет подходящую историческую пьесу для постановки прямо на месте раскопок и написать объявление о праздновании 900-летия Покровки.

– А, ну это можно… Дел-то на пару минут! – обрадовался Ваня и с лукавинкой подмигнул другу: – А потом дашь мне свой компьютер, я на нем в игры поиграю! А вы тем временем с Ленкой пообщаетесь…

– Ой, Стасик, найди ему такую игру, чтобы он всю ночь от нее оторваться не смог! – попросила Лена и, поймав на себе насмешливый взгляд брата, покраснела: – То есть я хотела сказать, пока мы с ним будем разговаривать! И вообще, я пока домой сбегаю, переоденусь, а вы идите и как следует наболтайтесь по дороге, чтобы потом уже только на меня одну у Стасика время осталось! – вконец застеснялась она и убежала.

Сидевший под пологом за большим столом Александр посмотрел ей вслед, затем подождал, пока уйдут Стас с Ваней и, подойдя к Юле, спросил:

– Слушай, ты не знаешь, где живет этот Ваня?

– А зачем он тебе? – сразу же насторожилась та.

– Да понимаешь… – прямо на ходу стал выдумывать парень, – у меня в плеере батарейки сели, и, как назло, сегодня дежурить с десяти вечера до двух ночи. А в магазине таких нет. Может, у него найдутся? Я у него однажды похожий на мой плеер видел!

– Нет, не знаю… – сделав вид, что немного подумала, отрицательно покачала головой Юля.

Александр с недоумением посмотрел на нее:

– А говоришь, все знаешь…

В Юле несколько мгновений отчаянно боролись противоположные чувства: ревности и гордости, но ревность, в конце концов, пересилила, и она уже твердо сказала:

– Значит, все, да не все!

– Ну ладно! – пожав плечами, отошел от нее Александр.

– Так я тебе и сказала! – с досадой прошептала Юля. «Знаем мы, какой тебе “Ваня” нужен… Нет, вашу с Людкой любовь я разбила, а эту, наоборот, буду беречь теперь, как наш руководитель – эту мозаику. Еще бы – такая чистая любовь по нынешним временам, как бы он выразился, – раритет!» – Хотя, как говорит все тот же Владимир Всеволодович, есть и «закон парности»… – вдруг задумалась она вслух и с надеждой посмотрела на подбежавшего к Валентину и, судя по всему, задавшему ему тот же самый вопрос Александра…

– Я пока вижу лишь то, что тебя что-то мучает! – прервал Ваня друга.

Ваня со Стасом неторопливо шли по мокрой дороге.

Дождь прекратился так же быстро, как и начался. Но потемнело еще больше, словно он собирался с еще большей силой обрушиться на землю.

– Как бы урагана не было! – с тревогой посмотрел на небо Ваня. – В этом году обещают сильные грозы и шквалы. У нас однажды такое уже было – с некоторых домов даже крыши сорвало.

Он несколько раз оглянулся прямо на ходу и, наконец, озабоченно покачал головой:

– И вообще не нравится мне все это…

– Что, крыша у вашего дома совсем слабой стала? – думая о чем-то своем, рассеянно уточнил Стас.

– Да нет… У моего отца руки золотые, если что сделает – то раз и навсегда! Я о другом… Зря они ее так оставили!

– Кого?

– Не кого, а что, – эту плиту с мозаикой!

– Так ведь они ее брезентом укрыли!

– Причем тут брезент? Ее в бронированный сейф сразу надо прятать было! Ты что, ничего не понимаешь?

– Нет…

Ваня посмотрел на Стаса и покачал головой:

– Ну, ты, словно Владимир Всеволодович, в другом времени жить стал! И вообще, что с тобой? Прямо какой-то малосольный приехал! Дома что-то случилось?

– Да нет… Скорее, наоборот!

– Что, на личном фронте? Говори, я тебя, как мужчина мужчину, пойму и не выдам.

– Да какой у меня может быть личный фронт, кроме того, который ты каждый день перед своими глазами видишь! – усмехнулся Стас.

– Я пока вижу лишь то, что тебя что-то мучает! – прервал его Ваня. – И Ленка вся уже извелась от этого… Всякие глупые мысли ей в голову лезут. Мне-то, как другу, хоть можешь сказать?

– Нет…

– Но почему?

– Да потому что я и сам еще толком ничего не пойму… Как только во всем разберусь, сразу скажу. И тебе, и Ленке!

– Ладно… – не очень охотно согласился Ваня и, желая поднять настроение другу, перевел разговор в другое русло: – Тебе хорошо, ты уже определился, и куда поступать, и кем быть.

Стас как-то странно посмотрел на него и ничего не ответил, только стал еще более мрачным.

– А я вот еще не решил, что буду делать после школы! – не замечая этого, продолжал Ваня. – Сначала, наверное, отцу пойду помогать. А то эти браконьеры вконец обнаглели. А после – в армию…

– Дедовщины-то не боишься?

– Ха! Это они пусть меня боятся! – Ваня сжал пальцы во внушительный кулак и показал его другу.

– Что – сам других обижать будешь? – удивился Стас.

– Нет, наоборот! «Блажени миротворцы, яко тин сынове Божии нарекутся», – процитировал Ваня и мечтательно вздохнул: – Представляешь – стать сыном Самого Бога! Так что рота, в которой я служить буду, образцово-показательной для всего полка, а то и дивизии, станет! А может, и по церковной линии пойду… Отец Михаил говорил, из меня неплохой священник получиться может…

– А может, все-таки, в институт?

Ваня отрицательно покачал головой:

– Никак невозможно! На бесплатный вуз не хватит моих знаний, а на платный – денег… К тому же Ленка растет, пусть ни в чем не нуждается, а потом я и с институтом хоть ей помогу!

– Об этом пусть твоя голова не болит! – предупредил Стас. – Со временем я сам о ней беспокоиться буду!

Ваня так внимательно посмотрел на него, что даже приостановился:

– Значит, у тебя с ней действительно все так серьезно?

– А ты как думал? – удивился Стас. – У нас в роду это генетически. Если женятся или выходят замуж, то, как ты говоришь, – раз и навсегда!

– Значит, не только друзьями, но и родственниками будем! – обнимая Стаса за плечо, обрадовано проговорил Ваня и снова беспокойно оглянулся.

– Да что ты так за эту плиту боишься, ну, сам подумай, кто такую махину утащить сможет? Ничего с ней не случится! – тоже обнимая его за плечо, успокаивающе заметил Стас.

– Случится, может, и не случится, – кивнул Ваня. – Но не нравится мне, то что внедорожник с черными археологами все время вокруг нас ездил…

– Ну и что в этом особенного?

– Так ведь отец-то весь день сегодня дома – радикулит у него… Они бы, воспользовавшись таким случаем, из лесу бы не вылазили! А еще этот антиквар…

– Что антиквар?

– Тоже должен в районе быть, ведь его основной хлеб – сидеть и дожидаться от населения старинных вещей, ловить, так сказать, золотую рыбку в мутной воде…

Ваня понизил голос и сказал о том, что, на его взгляд, было самым подозрительным:

– Но самое главное, после того, как мы эту плиту нашли, они все вместе с нашим завхозом у магазина сошлись и целых полчаса делали вид, что курили!

– Ну и что здесь такого?

Ваня посмотрел на всегда мгновенно соображавшего друга, который на этот раз, силясь понять, куда он клонит, только выжидающе смотрел на него и, теряя всякое терпение, выпалил:

– А то, что этот антиквар не курит!

Стас тут же превратился в прежнего Стаса и быстро сказал:

– А вот это уже действительно интересно… Если прибавить, что и Молчацкий тоже где-то здесь, говорят, крутится… Это что же тогда получается: черные археологи, антиквар, Молчацкий, завхоз…

– Ну наконец-то! – обрадовался Ваня. – Только я думаю, Молчацкий и, тем более, завхоз здесь ни при чем.

– Почему?

– Над ним и так один срок висит, и он, как только может, старается смягчить будущее решение суда… А завхоз – мелкая сошка, просто хапуга, который на экономии бюджета студентов зарабатывает себе на пиво и сигареты.

– А он, собственно, кто? Из местных?

– Да нет, их – институтский! Мне одна студентка, которая говорит, что все знает, рассказывала, что он был завхозом всего института, пока там что-то ценное не пропало…

– Вот видишь – пропало! – в волнении перебил Ваню Стас. – Может, тоже его работа?

– Да нет, он скорее тогда потерпевшим оказался! – с сомнением покачал головой тот. – За это его даже не уволили, а в гардеробщики перевели. Владимир Всеволодович пожалел. Он же его, кстати, и в Покровку на раскопки привез. Нет, хищение плиты – масштаб не его уровня. И тут, скорее всего, он просто хотел получить мзду за сообщение о находке ценной плиты… А вот что касается антиквара, то это, я скажу тебе, действительно, еще тот фрукт!..

– Слушай, тогда надо срочно возвращаться и все это рассказать Владимиру Всеволодовичу! – встревожено предложил Стас.

– Да уж говорил! – с досадой отмахнулся Ваня.

– А он?

– Что он… Ходит, как пьяный от счастья! Сказал примерно то же, что и ты! Что полутонная плита – не монета, которую в кармане вынесешь; что удвоил сегодня охрану… – перечислил Ваня и удивленно прищурился: – И вообще пошли – видишь, уже свет в твоем доме горит! Ну, Ленка, и как это она везде и всюду успевает?..

– А ты представь себе, что это кино, – посоветовал Ване Стас.

Дом, купленный родителями Стаса для отдыха в деревне и отданный им под гостиницу для паломников в Покровку, встретил Стаса знакомыми запахами и совершенно новым интерьером в родительской комнате.

Она была оклеена новыми обоями, выкрашена, выбелена и уставлена металлическими кроватями.

– Ваня хотел и у тебя обои поменять, дверь и окно покрасить. Только я не дала! – входя следом за Стасом в его комнату, сразу предупредила Лена.

– Почему? – удивился тот, разглядывая приклеенные им несколько лет назад на стену, когда он размышлял, кем стать, в качестве образцов для подражания, портреты министров, президентов и генералов, и услышал в ответ тихое:

– Да так, когда войдешь, сядешь, вроде и ты тут… Ну, словно на минутку вышел и вот-вот вернешься…