– Так точно, сэр!
Капитан Смит пошел дальше, а Мэт направился к своим товарищам. Лагерь быстро возвращался к прежней жизни. Времени на переживания и скорбь по погибшим не было. Нужно было все восстановить и двигаться дальше. Все это понимали. Все чаще стал слышен дружный смех. Солдаты подшучивали друг над другом. Поначалу Мэта это удивило и немного возмутило, но он быстро понял, что во время постоянного стресса и боязни погибнуть смех – отличное лекарство.
Многие по-прежнему уносили убитых. Раненых относили в быстро сооруженный вместо уничтоженного лазарет. Мэт подошел к своим сослуживцам, которые натягивали длинный тент – их будущую казарму.
– Как вам первое боевое крещение, парни? – спросил один из капралов своих сослуживцев.
– У меня до сих пор трясутся руки и гудит в ушах, – отвечал кто-то из парней.
– На моих глазах убило несколько человек.
– Немцы заплатят за это! Я слышал, что они бросили свои позиции и отступают. Бегут крысы!
– Да! Заплатят за каждого убитого!
– Эй, Чарли, говорят, ты еле спасся от бомбежки?
– Да. Если бы не Мэт, от меня бы ничего не осталось! – ответил Чарли. – Если так пойдет и дальше, то на этой войне я точно похудею, в жизни так быстро не бегал.
– А я думал, ты уже похудел в учебке!
Все дружно рассмеялись.
– Скотт, как твой котелок? – спросил Огаст капрала с перевязанной головой. – Надеюсь, не все мозги вытекли?
Все опять засмеялись. Сам капрал с повязкой на голове широко улыбнулся.
– Кое-что еще осталось. Болит, но врачи сказали, что жить буду. Осколком задело, – ответил тот. – Я, конечно, не рассчитывал, что меня ранят в один из моих первых дней на войне. Было бы обидно пропустить всё из-за глупого ранения.
Скотт закурил сигарету.
– Могло быть и хуже, ты мог сейчас лежать в овраге с теми беднягами, кому не так повезло, – сказал Чарли. – Или, еще хуже того, тебе могло оторвать руку или ногу.
– Это точно, – ответил Скотт. – Я, когда шел записываться в призывной пункт, думал, что меня ждет что-то вроде большого похода. Конечно, я знал, что будут бои и все такое, но не рассчитывал, что придется бегать и прятаться от бомб.
– Так тут война. А ты думал, что будет пикник? – спросил кто-то.
– Я рассчитывал бить врага, вот что я думал. А тут эти бомбы! Как можно сражаться против бомб, летящих с неба? Это нечестно!
Скотт затянулся и, выпуская дым, продолжил:
– У меня в руках винтовка, а тут эти бомбы. Я даже не видел того, кто в меня их запускает! Вот я бы ему навалял, если бы оказался перед ним!
– У тебя еще будет возможность встретиться с немцами лицом к лицу, – сказал Огаст.
– Очень на это надеюсь. Потому что это совсем не то, что нам рассказывали в учебке.
– Скажи спасибо, что немцы не газом нас травили. Ребята говорили, что они применяют газ и травят людей в окопах, а потом добивают выживших.
Все притихли. Каждый слышал эти ужасные истории от уже повоевавших солдат про то, как их травили немцы. Выпускали газ прямо в окопы, и если ты не успевал надеть противогаз за несколько секунд, пока на тебя быстро надвигалось густое газовое облако, все – мучительная смерть. Рассказывали, что если не повезло умереть сразу, то человек настолько исходил кашлем, что буквально выплевывал свои внутренности. Помимо этого газ выжигал глаза так, что люди слепли. В учебке их всех заставляли тренироваться по быстрому надеванию противогазов. Бывалые рассказывали, что защиты на всех все равно не хватает, так вот, те, кому не достался заветный противогаз, при газовой атаке бежали в сортир и окунали голову в ведро с мочой. Отвратительно? Конечно, но зато ты оставался живой. Слушая эти истории, новобранцы смеялись и морщились от отвращения. Но позже, когда они видели людей, переживших газовые атаки, с обожженными лицами и перевязками с кровавыми пятнами на том месте, где должны быть глаза, каждый из них думал, что ведро с дерьмом не такая уж и плохая идея. Чего только не сделаешь, чтобы выжить.
– Газ, артиллерия, мины. Все это подлые методы ведения боя. Ты можешь быть самым быстрым, самым метким и сильным, но какой от всего этого толк, если тот, кто идет рядом с тобой, случайно наступит на мину и вы оба подорветесь? – продолжил Скотт. – Твои навыки и качества не уберегут тебя от артиллерии. Все это очень несправедливо.
– То ли дело раньше! – улыбнулся Огаст. – Когда солдаты сражались на мечах. Армия на армию сотнями. Тогда все зависело от твоей физической силы и от того, как долго ты сможешь махать мечом. Половина из нас, дохляков, даже и меч не подняла бы, не говоря уже о том, чтобы сражаться толком.
– Да даже в таком бою чести больше, чем во всем этом. – Скотт бросил окурок в грязь под ногами.
– Кстати, раньше, в древние времена, некоторые правители, ведущие войска на бой, чтобы сохранить жизни своим солдатам, предлагали врагу битву их лучших воинов, – встрял Чарли.
– Да ладно! Прикалываешься!
– Серьезно тебе говорю.
– А остальные чего? Просто стояли и смотрели, как дерутся двое?
– Да. Сотни солдат стояли и смотрели, как дерутся самые сильные воины.
– Вот это да! А потом что? Когда кто-то побеждал.
– Ну, там разные были случаи. Бывало, армия погибшего воина переходила под командование победителей. Бывало, они просто уходили со своих земель. Но при этом они были живы. Такие порядки.
– Да. Достоинства и чести у людей раньше было побольше, – протянул рыжеволосый Огаст.
– Вот и скажи мне, Чарли, раз ты такой умный и хорошо знаешь историю, – повернулся к нему Скотт, – отчего сейчас-то так?
– Что ты имеешь в виду?
– Вот раньше у людей были только мечи и копья. Они не имели техники, радио и всего того, что есть у нас сегодня. Науки не было, да много чего еще. Они же были необразованные варвары, верили во множество богов. Но при этом они, получается, были благородны, понимали, что такое честь и достоинство. Отчего сейчас так? Что произошло с людьми, что они стали такими? Все эти мины, газ и все остальное. Вот чего сегодня не выбрать самых сильных – и чтоб они сражались?
– А я тебе отвечу, – вмешался Огаст. – Оттого, что слабые заранее понимают, что они слабее, но при этом проигрывать не хотят, вот и придумывают всякие ухищрения – мины и бомбы, чтобы хоть и грязно, но победить. Технологии сейчас это позволяют сделать, вот они и пользуются. Сегодня побеждает не самый сильный, а самый хитрый.
– Я вот что думаю, – сказал Скотт, – вот те, кто развязал эту войну, вот пусть бы они и бились между собой.
– Ты имеешь в виду политиков? – уточнил Чарли.
– Политиков, генералов, кто там еще у них есть? Банкиры тоже. Вот пусть они бы между собой и бились, раз им что-то надо друг от друга.
– Как ты себе это представляешь? Собрались пожилые старики и начали тыкать друг в друга тростями и палками, ворча? – рассмеялся Огаст.
Ребята расхохотались.
– Да, на такое я бы посмотрел! Просто я не понимаю, зачем нас во все это втягивать. Я готов сражаться за родину, за правду и справедливость, но не готов идти на бойню, где от меня ничего не зависит. Мы все тут пушечное мясо.
– Армия на то и существует, – внезапно вмешался Мэтью, – чтобы такая страна, как Англия, смогла защищать себя и своих союзников. У политиков и банкиров есть свои дела, у военных – свои. Каждый должен заниматься своим делом.
– Но я же не солдат. То есть это все не моя жизнь и не мое призвание, – возразил Скотт. – Я обычный парень, который пытается хоть как-то пробиться в жизни.
– Но ты стал солдатом, когда пришел в призывной пункт, – парировал Мэт. – Страна доверила тебе важную миссию, а ты подводишь ее, говоря о том, чтоб дрались политики вместо тебя. Нельзя сегодня хотеть быть солдатом и защищать свою страну, а завтра перестать этого хотеть. Это безответственно. Что тогда будет со страной, если все солдаты начнут так рассуждать?
Скотт нахмурил брови и молча смотрел на Мэта, пока тот продолжал:
– Да, идет война, да, тяжело, да, гибнут люди, и ты можешь погибнуть тоже. Но мы солдаты. Мы отправились на войну, чтобы защищать нашу родину. Именно от нас зависит исход, именно от нас зависит, победим мы или нет. От нашей стойкости, нашей веры в победу.
Все внимательно слушали Мэта.
– Ты просто перечитал листовок и газет! – возразил ему Скотт.
– Да, парень! Тебе бы перед толпой выступать! – воскликнул Огаст. – Такие у тебя речи красивые! Я сейчас сам чуть было в это не поверил.
Опять дружный смех.
– Кстати, расскажи нам, а как ты сюда попал, Мэт? – спросил Огаст. – Ты же вроде из лордов. В отличие от нас, простых работяг, ты мог бы спокойно отсидеться где-нибудь. Что тебя сюда привело?
Некоторые ребята посмотрели на Мэтью с любопытством. Они что-то такое уже слышали о том, что Мэтью имеет какой-то титул. Это значит, что он мог бы вообще избежать призыва или на крайний случай отсидеться в штабе, где хорошая еда, да и безопасно, в конце концов.
– Что меня привело? Чувство долга, – уверенно ответил Мэтью. – Я не мог оставаться дома, видя, что происходит с миром и с моей страной. Записался добровольцем. Вот и все.
– Так ты же лорд! Почему ты не пошел в штаб, если уж так прям хотелось на войну? – не унимался Огаст.
– А что бы я там делал? Просиживал штаны, пока настоящая война идет совсем в другом месте?
– Зато в безопасности, – буркнул Скотт.
– Ну, хорошо, в безопасности. Но, сидя в штабе в безопасности, врага не победить и войну не выиграть. Именно на передовой идут сражения, и именно тут творится настоящая история.
– А что твои родители? – поинтересовался Огаст.
– А что они?
– Они вот так спокойно отпустили тебя на фронт?
Мэт взглянул на Чарли. Тот с грустью смотрел на него, так как знал, что Мэтью сбежал из дома. Мэт рассказал ему еще в учебке про это, когда они познакомились.
– Они и не отпускали.
– То есть как?
– Я сбежал из дома.
– Ты сбежал?! – изумился Огаст.
– Да.
– Ты сбежал из своего богатенького и, я уверен, огромного дома, чтобы сейчас с нами, парнями из низов, в этой грязи устанавливать казарму?
Мэт замолчал на некоторое время. Все, притихнув, ждали его ответа.
– Я сбежал из дома потому, что отец не разделял моего мнения, – негромко поведал Мэт. – Мир вот уже несколько лет сотрясает эта война. Гибнут люди, ни в чем не повинные люди, которым нужна наша помощь. Бомбят нашу родину. Я не мог просто так сидеть дома и смотреть на все это. Творится самое настоящее зло. Каждый день я читал газеты и новости с фронта о разрушенных городах и о погибших и просто не мог оставаться в стороне от этого.
Все внимательно слушали его.
– И да, ты прав, я всегда мечтал устанавливать казарму в грязи вместе с парнями из низов, – улыбаясь, добавил он.
Огаст улыбнулся в ответ. Некоторые рассмеялись.
– Я пошел потому, что сам хотел на эту войну. Я хочу положить конец этому злу.
– Каким образом?
– Я достаточно неплохо стреляю и подумал, что мои навыки могут быть полезными.
– То есть ты хочешь положить конец злу и насилию, но при этом сам творя такое насилие? – спросил Скотт.
– Да, ты прав. Иногда, чтобы защитить слабых и угнетенных, нужно применить силу. Иначе никак. Если придется убивать, чтобы окончить эту войну и принести мир, я буду это делать.
– По-твоему, здесь нет противоречия? – продолжал Скотт.
– Нет противоречия в том, чтобы нести мир! – немного раздраженно ответил Мэт.
– Да у нас тут идеалист в отряде! – воскликнул Огаст, улыбаясь.
– Мэт, а тебе не приходило в голову, что те, кто печатает эти газеты с призывом, которые ты читал, хочет, чтобы ты пошел на войну? Это же пропаганда. Разве нет? Они что угодно там напишут, лишь бы народ их читал. Мой папаша говорит, что газетам доверять нельзя, что через них политики оболванивают население и заставляют людей делать то, что им надо, – продолжил Скотт.
Мэт задумался.
– Я так не думаю. Газеты – очень нужное и полезное явление. Они просто отражают факты. Я не согласен с твоим отцом, что власти нас оболванивают. Да и зачем им это? Каждый правитель хотел блага для своего народа.
– Ну, хотя бы затем, чтобы мы пошли воевать на эту войну. Газеты не все могут рассказать. Что-то могут упустить или приврать. А что-то, наоборот, перевернуть и запутать.
– Я не согласен с тобой. Кому тогда доверять, если не властям? – резко перебил его Мэт, заметив, что начинает злиться, сердце застучало быстрее. – Во власти сидят люди гораздо умнее нас с тобой! Нам многое неведомо, и поэтому простые люди не всегда могут понять ход мысли правителей!
Он сделал паузу, чтобы успокоиться и перевести дыхание.
– Если не верить властям, тогда кому верить?
– Я не знаю. Папаша не сказал, – задумчиво ответил Скотт.
Ребята рассмеялись на это. Ни Мэт, ни Скотт не хотели продолжать этот разговор.
– А я пошел на войну, чтобы на мир посмотреть, – нарушил молчание Огаст, не обращаясь ни к кому конкретно. – Я родом из маленькой деревни и никогда из нее не выбирался. Все, что я видел, – это поля, овцы, куры и коровы. Денег у моей семьи немного, так что это был единственный способ хоть как-то сбежать оттуда и попутешествовать. Поэтому я и записался на фронт.
– И что? Как тебе Франция? – спросил кто-то из ребят. – Правда же, красивая страна!
Все рассмеялись. Все они находились во Франции каких-то пару дней и ничего не видели, кроме лагеря и бесконечных лабиринтов окопов, окруженных бескрайними, черными от грязи полями, изуродованными воронками от бомб.
– Именно так я себе все и представлял, – со смехом ответил Огаст. – Жду не дождусь, когда нам подадут сыр и вино. А что? Это всяко лучше, чем тухнуть в той глуши, откуда я родом. Здесь я хотя бы чувствую, что мы на передовой. Именно про нас будут писать газеты и говорить по радио. Про наши бои и подвиги.
– Ага. Если нас не прибьет следующей бомбой, летящей с неба, – пробурчал Скотт.
– Разве вы не чувствуете себя героями, парни? Воинами-освободителями Европы? – вдохновленно спросил Огаст.
– Я себя так пока не чувствую, – отозвался Чарли.
– Какими героями? – ответил Скотт. – Я чувствую, что нас собрали из того, что оставалось, и кинули в эту мясорубку. Нас, неопытных, молодых и глупых. Что, по сути, мы можем здесь сделать? Я первый раз в жизни взял в руки винтовку всего три недели назад в учебном лагере. Какую пользу я могу принести?
– Скотт, войны выигрываются не конкретными солдатами, а армиями. – Чарли снял очки и начал их протирать. – Ты часть нашей сильной армии, как и мы все. Вместе мы сила, которая уже может что-то сделать. Что-то значимое для истории.
– Ага. Скажи это тем парням, которые погибли сегодня. Вот они успели значимых дел наделать.
– Ладно, хватит об этом, – вмешался Огаст. – У нас есть враг на этой войне, не хватало еще между собой собачиться.
Все поддержали его одобрительными возгласами и шутками.
– Мэт, эй, Мэт. – Скотт подошел к нему и нерешительно потупил взгляд.
– Да?
– Я не хотел ругаться с тобой, – проговорил Скотт. – Я из простой семьи работяг и действительно много чего не знаю. Я вообще, по правде сказать, первый раз вижу живого лорда.
– Да ладно тебе, тоже мне достижение, – отмахиваясь, сказал Мэт. – Все в порядке, извини ты меня, если я резко высказался о твоем отце. Не хотел никого обидеть.
– Мой отец вообще много говорит. На все есть свое мнение. Я же далек от таких заумных рассуждений о политике, религии или еще о чем-то.
Мэт приобнял его за плечо.
3
Капрал поднялся из оврага, осмотрел лагерь и направился к деревьям, в противоположную сторону. Он шел быстрым шагом и оглядывался проверить, не следит ли кто-нибудь за ним. Капрала звали Джордж Коул. Грубые черты лица на бритой голове, высокий рост и крепкое телосложение придавали ему грозный и даже воинственный вид. На голове длинный и глубокий уродливый шрам, тянущийся от затылка над ухом к левому виску. Костяшки на кулаках в грубых старых затверделых мозолях от частых драк.
Джордж был в окопе, когда начался артиллерийский обстрел, и не вылезал оттуда до самого конца. А когда все закончилось и все побежали помогать раненым, он присоединился к тем, кто относил погибших из лагеря в овраг. Джордж специально помогал именно с убитыми, а не с ранеными, и не вызвался разгребать завалы. Он смекнул еще в окопе, что будет много убитых, у которых при себе наверняка есть какие-то ценные вещи: часы, браслеты, кресты, кольца, может, даже деньги.
И Джордж не ошибся. Когда он с парой других солдат отнес несколько убитых, то намеренно отстал от остальных, когда те возвращались в лагерь за новыми телами. Проверив, что никто не наблюдает за ним, он начал осматривать карманы куртки и брюк первого убитого солдата, которого он только что принес. Длинные пальцы, словно лапки большого паука, шарили по карманам. Не найдя ничего существенного, кроме небольшого сухаря, завернутого в бумагу, и нескольких пустых гильз, Джордж перешел к следующему.
Обыскав так несколько тел, он собрал пару наручных часов, несколько колец и какие-то письма. Все это он прятал в карман куртки. Затем он вернулся в лагерь и несколько раз снова отнес убитых в овраг. К этому времени тел там скопилось гораздо больше. Обыскав так еще около десяти тел, Джордж имел набитые всякими личными вещами карманы куртки. Он планировал разобрать их позднее, чтоб выкинуть то, что не представляло для него никакой ценности.
Закончив с очередным обыском, он встал и увидел смотревшего на него солдата. «Вот черт!» – выругался он про себя. Как долго за ним наблюдают? Джордж понял, что на короткое время потерял бдительность и позволил себя заметить. Понял ли тот солдат, что именно он делает?
Кажется, ему все-таки удалось прогнать тогда этого солдата.
Сейчас, сидя под деревом метрах в пятистах от лагеря, Джордж вспоминал этот случай и думал, что будет дальше. Скорее всего, на него доложат офицерам, а значит, могут обыскать. Он как раз закончил осмотр добычи, что успел найти, и отделил то, что он хотел бы оставить себе, от всякой ерунды, не представляющей никакой ценности. После войны это можно было заложить и неплохо навариться. Письма, которые он нашел в карманах убитых, Джордж порвал, не читая, и зарыл в небольшую яму, вместе с остальными ненужными ему вещами. А кольца, цепочки и более-менее сносные часы он решил спрятать на случай, если его будут обыскивать.
Завернув все это в платок, он засунул его в куртку и застегнул ее. Проверив, не сильно ли выпирает добыча, он довольный, с ухмылкой на лице направился в сторону лагеря.
Если так пойдет и дальше, думал он, то мало того, что он сможет переждать на войне те проблемы, которые на него свалились несколько недель назад и послужили причиной того, что он оказался здесь, так эта война еще поможет ему разбогатеть. Улыбаясь этим мыслям, Джордж вернулся в лагерь.
4
Лагерь постепенно приводили в порядок, убирали разбросанные вещи, возводили разрушенные палатки, укрепляли окопы. Через несколько часов после артиллерийского обстрела все вернулось в прежнее русло. Все обсуждали недавний обстрел и делились историями, как они пережили бомбежку. Погибших оказалось полторы сотни, и, как говорили офицеры, потерь могло быть гораздо больше, если бы у врага было больше времени и снарядов.
Закончив возводить большой тент – казарму, Мэт с товарищами получили приказ направиться в окопы и продолжить работы по их укреплению.
Идя в сторону окопа, Мэт заметил лысого капрала, которого видел ранее в овраге собирающим вещи с убитых солдат. Он курил сигарету и разговаривал с другими солдатами поодаль от него, самого Мэта тот не видел. Решив, что необходимо сообщить капитану, Мэтью сразу направился в сторону офицерской палатки, что была в самом центре лагеря. Около палатки стоял часовой.
– Мне необходимо поговорить с капитаном Смитом, мое имя – капрал Мэтью Аллистер, – сказал Мэт, подойдя к часовому.
Тот зашел в палатку и через несколько секунд вышел. Вслед за ним появился капитан Смит.
– Аллистер.
– Капитан, я заметил того капрала, о котором вам говорил. Мародера.
– Ты уверен, что это именно он?
– Так точно, сэр.
– В таком случае покажи, где он.
Вместе они прошли несколько рядов палаток и остановились около одной. Мэт выглянул из-за угла.
– Тот, что курит, – сказал Мэт.
Капитан выглянул из-за угла.
– На каком расстоянии ты видел того капрала в овраге?
– Примерно на таком же, на каком он сейчас, сэр.
– То есть ты абсолютно уверен, что это тот самый капрал?
– Почти на сто процентов уверен, сэр.
– Почти? То есть ты не до конца уверен в этом?
Мэт замялся. Он еще раз выглянул из-за угла палатки. Здоровый, лысый. Да, это он.
– Я полностью уверен, что это именно тот капрал, который мародерствовал в овраге.
– Твои обвинения очень серьезные, Аллистер. Я не хочу вносить смуту, особенно сейчас, когда мы только начали восстанавливать лагерь, притом что на носу выступление.
– Понимаю, сэр. Я абсолютно уверен. Он обшаривал тела убитых.
– Ясно. Возвращайся к своим, если понадобишься, тебя вызовут.
– Есть, сэр.
Мэт направился в сторону своего взвода в окоп, обдумывая эту ситуацию. Недобросовестный капрал решил нажиться на смерти своих сослуживцев. И это в самый разгар войны. «Как можно быть настолько мерзким человеком, чтобы позволить себе такое?» – думал он. Мэт чувствовал, как злость подогревала его кровь. Какая несправедливость и полное неуважение к погибшим солдатам. Какая это низость – опуститься до такой степени, чтобы, как падальщик, рыскать среди убитых. После такого ему дорога под трибунал, а дальше его вернут в Англию и посадят в тюрьму, где ему самое место. Такие, как этот капрал, позорят армию и честь мундира. Его бы при всех высечь розгами за такое.
«Пока не стоит говорить ребятам о случившемся, – думал он. – Капитан, если сочтет нужным, сам расскажет им. Для других это будет хорошим уроком». С этими мыслями он вернулся к своему отряду.