13
Мэтью не знал, сколько времени он провел в доме, сидя перед убитым им парнем. Может, всего несколько минут, а может, несколько часов. Он потерялся во времени. Он проплакал и теперь просто сидел без сил и без эмоций.
Крики на улице вернули его к действительности. Он медленно повернул голову в сторону окна. Он слышал английскую речь.
Капитан! Мэт только сейчас вспомнил о капитане. Он быстро встал, но от сидения его ноги затекли, и он чуть не упал. Сохранив равновесие, Мэт направился к выходу из дома. Уже в проходе он остановился и обернулся. Мэтью смотрел на убитого молодого парня со светлыми волосами и красными от крови руками, который сидел с опущенной головой у стены в красной луже. Грусть снова медленно подползала к нему. Глаза начали наполняться слезами.
Странно, подумал Мэт, но почему-то он не испытывал таких же эмоций, глядя на другого солдата, которого он убил из винтовки у окна.
Крики на улице опять вернули Мэта к реальности. Он развернулся и вышел из дома на улицу. Подойдя к колодцу, он сразу видел нескольких солдат не из их отряда, склонившихся над капитаном, лежащим на спине у колодца. Британские солдаты бегали из стороны в сторону и что-то кричали про подкрепление и санитаров. Но Мэтью их не замечал, он шел к капитану.
Подойдя к ним, он увидел, что капитан лежит без сознания, а его грудь вся в крови.
– Он жив? – спросил Мэт.
– К сожалению, нет. Пуля попала в самое сердце, – ответил санитар.
Мэт стоял, смотрел на мертвого капитана Смита и не мог поверить, что его больше нет. Глаза его были закрыты, а лицо невозмутимо спокойно. Будто он просто уснул на привале и скоро должен проснуться. Настолько все это было нереально, что Мэт стоял, не замечая никого вокруг, кроме уснувшего капитана в окровавленной одежде.
«Да что же это такое? – думал он. – Как такое произошло?» Капитан Смит мертв. Мэту не верилось в это. Он просто не мог принять этого, как-то не складывалось. Будто капитан должен был быть непобедимым и не мог просто умереть от какой-то пули.
– Парень, ты как? – дошел до Мэта чей-то голос. Он огляделся.
– Что?
– Я спрашиваю, ты ранен? На тебе много крови. – Мэт опустил глаза и увидел санитара, который сидел около тела капитана и снизу вверх глядел на Мэта, осматривая его.
– Э-э-э, нет. Я в порядке, – медленно проговорил Мэтью. – Это не моя кровь.
– Все равно выглядишь ты не очень. Иди вон к тому грузовику, там санитары окажут тебе помощь, – сказал санитар, указывая рукой в сторону грузовика.
Мэт ошарашенно осмотрелся по сторонам. Везде бегали солдаты и стояли грузовики. Кого-то несли на носилках. Подойдя к тому месту, где он прятался вместе с Чарли, он увидел нескольких солдат, собравшихся вокруг чьего-то тела. Стараясь разглядеть, что именно там происходит, он вдруг осознал, что не видит Чарли.
От этой мысли его будто в грудь укололи чем-то острым. Он начал оглядываться по сторонам.
– Чарли! – как можно громче выкрикнул он. – Эй, Чак!
Он ходил по кругу и выкрикивал имя своего друга. Но нигде его не видел.
– Чарли!
Тревога начала окутывать Мэта. Он прогонял от себя мысли о том, что Чарли мог лежать где-то среди убитых. Сейчас он точно должен его где-нибудь заметить! Наверняка он кому-то помогает или еще что-нибудь делает.
Он подошел к бочкам, где они прятались и где толпились теперь солдаты, и его словно молнией пронзило. Метрах в десяти он увидел своего друга на носилках. Его поднимали два санитара. Чарли был в сознании, вся его одежда была в крови. Его куртка была расстегнута, рубашка разорвана. На груди Чарли Мэт заметил много бинтов и каких-то тряпок. Они все были красные от крови.
Мэтью подбежал к санитарам, несущим его друга.
– Чарли! Чак! Ты как, дружище? Что произошло?
Чарли медленно повернул голову в сторону Мэта. Он был бледен и весь мокрый от пота.
– Мэт, – негромко проговорил он с трудом. – Вот и ты. Представляешь, меня все-таки подстрелили. – Он попытался усмехнуться на этих словах, но закашлял и скорчился от боли. Санитары продолжали его нести в сторону грузовиков.
– Он поправится? Его не сильно ранили? – затараторил Мэт, обращаясь к санитарам, несущим носилки.
– Капрал, не мешай. Все вопросы задашь доктору.
– Он мой друг! Скажите мне, что можно сделать?
– Да отвали ты! Мешаешь! – крикнул санитар.
– Эй, Мэт, не переживай ты так, – с трудом проговорил Чарли. – Все будет хорошо. Меня немного подлечат, и я буду дальше прикрывать тебе спину.
– Этого кладите в тот грузовик! – раздался чей-то голос, обращаясь к санитарам. Мэт увидел врача.
– Сэр, я его друг! – сказал Мэтью, указывая рукой на Чарли. – Скажите, что с ним будет?
– Его срочно нужно доставить в лазарет. Он очень плох, потерял много крови, два ранения. Здесь я сделал все, что смог. Необходимой помощи я ему здесь оказать не в состоянии.
– Я могу поехать с ним?
– Если ты не дашь ему заснуть или отключиться, то можешь. Необходимо, чтобы он был в сознании до приезда в лагерь. Я тогда останусь здесь, помогу остальным. Ты все понял?
– Понял. Не дать ему заснуть.
– Да. Разговаривай с ним. Отвлекай его. Но он должен быть в сознании, когда вы приедете в лазарет.
– Ясно.
– Парень, тебе самому нужна помощь? – спросил врач, оглядывая Мэта с ног до головы.
– Нет, сэр, я в порядке, это не моя кровь.
– Уверен? Бывает, что солдат получает ранение, но из-за повышенного адреналина он не чувствует боли и не понимает, что ему нужна помощь. При некоторых ранениях её необходимо оказывать сразу, иначе может быть поздно.
Мэт осмотрел себя, свои грязные от крови руки и только сейчас понял, что оставил в том доме свою винтовку. Уже в который раз он теряет оружие.
– Я в порядке, сэр.
– Ну, смотри. Ладно, полезай за своим другом в кузов и помни, что я тебе говорил. Не давай ему отключиться. Разговаривай с ним, задавай вопросы, пусть он постоянно говорит и держит глаза открытыми. Дорога до лагеря займет несколько часов, так что ему надо продержаться. Удачи.
– Спасибо! – Мэт залез в крытый брезентом кузов грузовика следом за санитарами, которые затащили носилки с Чарли и положили его вдоль прохода между рядами деревянных скамей по бортам. Заднюю часть брезента распахнули так, чтобы в кузове был свет.
Мэтью сел на пол кузова у того места, где была голова Чарли, и взял его за руку. Тот был слаб, еле сжимал руку Мэта в ответ. Грузовик почти сразу тронулся с места.
– Эй, дружище, ты как? – спросил Мэт.
– Не очень. Все тело болит, дышать тяжело, – с трудом ответил Чарли.
– Держись. Все будет хорошо. Мы уже направляемся в лагерь, там тебя подлечат. Будешь как новенький!
– Ага, мне сейчас это не помешает. Даже не знаю, как так получилось.
– Чак, в этом нет твоей вины. Здесь каждый под угрозой, убить могут кого угодно.
– Это точно. Жалко, что меня теперь отправят домой. Много чего не успел еще сделать. Не увижу конец этой войны. Придется читать газеты и слушать радио. К тому же так и не успел познакомиться ни с одной француженкой.
– Будут у тебя еще француженки. Не переживай, – Мэт улыбнулся.
– Ага. Даже как-то немного обидно.
Чарли скривил лицо от боли.
– За что обидно?
– Обидно, что так и не успел никого подстрелить из врагов. Вроде и был на войне, а никакой пользы стране не принес.
Мэта шокировали эти слова. То, как просто они были сказаны, и то, какой ужасный смысл они несли. Еще несколько дней назад он и сам хотел убивать врагов, но сейчас эти слова прозвучали как-то совсем по-другому. Он увидел беспомощные, умоляющие глаза того парня в доме с красной дверью. То, как он медленно умирал. Он вспомнил капитана Смита, как в момент хлопка капитан немного нелепо пошатнулся и упал, как оказалось, замертво.
Мэт смотрел на раненого, мучавшегося от боли Чарли и думал, что нет никакой доблести и чести в убийстве, пусть даже врага. Глаза Мэта заслезились.
– Чак, не говори так. Хорошо, что ты никого не убил. Твои руки чисты, – а про себя Мэт добавил: «И совесть».
– Да, будет еще война на моем веку, – прохрипел Чарли и закашлял. Он не мог остановиться и кашлял все тяжелее и тяжелее.
Мэт опустился ниже к нему и стал придерживать ему голову.
– Отдышись, друг. Побереги силы.
– Черт, как больно-то, – еле проговорил Чарли. – Дышать трудно.
– Даже не представляю, каково тебе. Но ты настоящий герой, настоящий воин! Целых две пули не смогли тебя убить.
– О да, воин. Скажешь тоже.
– Держись, друг.
– Слушай, Мэт. Хочу попросить тебя кое о чем. Хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
– Чак, даже не начинай, – оборвал Мэт.
– Да нет. Мало ли чего. Послушай. Найди моих родителей, если что. Передай им, что я, – Чарли опять раскашлялся, – их очень люблю, – наконец выговорил он.
– Давай лучше после всего этого мы вместе поедем к твоим родителям, и ты меня с ними познакомишь.
– Пообещай мне.
Мэт смотрел на друга мокрыми от слез глазами.
– Обещаю.
– Вот и хорошо.
– А ты не вздумай сдаваться!
– Не дождешься.
Оба рассмеялись.
– Кто теперь тебя прикрывать будет? – спросил Чарли и попытался улыбнуться. Речь его замедлилась, и последние слова он сказал будто пьяный.
– Чак! Не отключайся. Говори со мной! – почти кричал Мэт, все так же поддерживая голову друга.
Глаза Чарли медленно закатывались.
– Чак, ты меня слышишь? Не закрывай глаза!
Но Чарли не реагировал. Мэт, одной рукой поддерживая голову Чарли, второй сжимал его ладонь. Никакой ответной реакции. Чарли обмяк. Голова его стала вдруг сильно тяжелой.
– Чак! Чарли! – кричал Мэтью, рыдая. – Ответь мне!
Он продолжал сжимать его ладонь. Она была мягкой. Раны Чарли на груди начали кровоточить. Белая бинтовая повязка постепенно окрашивалась в красный все больше и больше. Мэт прижал руку к ранам на груди, но кровь не останавливалась.
Мэт рыдал, молясь о том, чтобы их грузовик уже подъезжал к лагерю. Но они все ехали и ехали, покачиваясь из стороны в сторону.
Через некоторое время Мэтью убрал руку с груди друга и посмотрел на свою ладонь, та была красная от крови. Мэт уже не плакал, слезы высохли, и глаза немного щипало.
Он приложил палец к шее Чарли, чтобы пощупать пульс. Сердце Мэта забилось от волнения, он не хотел этого делать все время, пока они ехали, так как очень боялся, что ничего не почувствует. Несколько секунд он держал пальцы на шее друга. Отдернув ладонь, он начал активно разминать ее, сжимая и разжимая кулак, думая, что его рука потеряла чувствительность оттого, что затекла. Приложив пальцы еще раз, он затаил дыхание, пытаясь почувствовать пульс.
Лицо Мэта скривилось, он зарыдал. Плакал он без звука. Держа одной рукой голову своего только что умершего друга, вторую он положил ему на грудь, будто согревая. Он чувствовал одиночество. Он остался совсем один на этой войне. В этом мире.
Мэт не знал, как долго они еще были в дороге. Мэт сидел так, держа своего друга, и думал о том, что смерти Чарли, молодого немца и капитана Смита что-то забрали у него самого. Как будто часть его, часть его души умерла вместе с ними.
14
Преодолевая поля и луга по холмам, грузовик быстро ехал, поднимая за собой пыль. Вдали на горизонте стало появляться небольшое растянутое темно-серое пятно каменных домов. Над ним сгущались темные грозовые тучи, полностью закрыв солнце. Несмотря на то что и так был вечер, вокруг стало еще темнее. Грузовик приближался к городу. Пошел дождь.
Первые дома окрестностей города были полностью разрушены, оставались только основания с остатками стен и груды камней, перемешанных с деревьями и грязью.
Дорога в городе была значительно лучше, хотя много где были воронки от снарядов. Грузовик сбавил скорость. Пробираясь вглубь города через руины, им чаще попадались целые дома, сначала с выбитыми окнами и следами снарядов на стенах, а потом и вообще почти целые, не тронутые боями дома.
В самом городе на улицах были люди. Несмотря на вечернее время, много людей. Солдаты и гражданские. Кто-то сидел на тротуарах, кто-то шел с вещами вдоль дороги. Было много семей с детьми.
Подъехав к трехэтажному каменному зданию около небольшой площади, грузовик остановился. Это был военный госпиталь. К грузовику подбежали три человека в белых халатах. Возглавлял их военный врач, остальные двое были из местных жителей – молодые парни, французы.
Заглянув внутрь, врач увидел двух капралов, один без сознания и в крови лежал на руках у другого. На полу было много крови, впитавшейся в деревянный пол кузова грузовика.
Тот, что сидел, посмотрел на врача красными заплаканными глазами. Врач все понял без слов. Не успели. Ему доложили, что прибудет несколько грузовиков с ранеными, которым нужна срочная помощь. Врач залез в кузов.
– Как тебя зовут, капрал?
– Аллистер. Мэтью Аллистер, – устало ответил Мэт, смотря на Чарли, голову которого он все еще держал на руках.
Лицо Чарли теперь было не просто бледное, а буквально белое.
– Аллистер, это был твой друг? – спросил врач, положа руку на шею Чарли, проверяя его пульс. Он проверил бинты на его груди, заглядывая под них.
– Да. Его зовут Чарльз. – Мэт замялся, вспоминая фамилию Чарли.
– Послушай, мне очень жаль, но он умер. Раны очень серьезные. По правде говоря, мы и здесь мало что могли бы сделать, даже если бы вы приехали сразу. У парнишки не было шансов. Ты сам как? В порядке?
Мэт не ответил на вопрос.
– Эй, парень? Помощь тебе нужна? Ты не ранен?
– Я в порядке, – тихо ответил Мэт.
Врач выглянул на улицу и обратился к двоим парням на французском языке. Те залезли в кузов по одному и принялись аккуратно выносить тело Чарли. Мэт хотел последний раз взглянуть на своего друга перед тем, как они навсегда расстанутся. Он вылез из грузовика следом за французами под дождь. Тело Чарли положили на носилки и понесли в сторону госпиталя.
Мэтью стоял, смотрел на отдаляющегося друга и мысленно прощался с ним.
– Парень, твоя казарма в той стороне в конце улицы, – сказал врач, вылезая из кузова грузовика и указывая направление. – Ты уверен, что тебе самому не нужна помощь?
– Да. Спасибо. Я пойду.
– Береги себя. – Врач похлопал его по плечу и отошел, что-то говоря на французском.
Мэт, постояв на месте еще немного, пытаясь как можно детальнее сохранить в памяти лицо Чарли, медленно побрел в сторону казармы. Ему было очень тоскливо и одиноко. Как будто он совсем один, потерялся в незнакомом и агрессивном месте. Что он здесь делает? Кто все эти люди вокруг него? Куда ему идти?
Мэтью медленно шел по вечернему городу. На улице совсем стемнело, но много где горели огни. В основном догорали полуразрушенные дома, где-то были костры, возле которых грелись солдаты или гражданские, прячась от дождя под каким-нибудь навесом. В самих домах света не было, кроме тех огней, что были от свечей и керосиновых ламп.
Где-то вдали раздавались раскаты грома. Надвигалась буря. Отовсюду были слышны голоса, по большей части французская речь. Время от времени Мэт слышал детский плач и английские ругательства.
Он видел семьи, которые сидели около своих разрушенных домов, им некуда было идти. Куда им теперь податься? Их дома превратились в руины. Вполне возможно, кто-то из членов их семей похоронен под завалами, может, кто-то еще жив, но у них не было сил кричать о помощи.
Идя сквозь руины и слыша детский плач, Мэтью думал, что это не та война, которую он так хотел. Не та война, которую он себе представлял. Его обманули. Его использовали.
Перед глазами появилось лицо убитого молодого немецкого солдата. Его молящие, широко открытые глаза. Мэт зажмурился в надежде сбросить эти видения. Но это не помогло. В чье бы лицо из проходящих мимо людей он ни посмотрел, он видел лица Чарли и того молодого немца. Мэтью затошнило. Несмотря на прохладный вечерний воздух и идущий дождь, ему нечем было дышать. Кислая, горькая тошнота подступала изнутри прямо к горлу, его рвало. Тело его дрожало, не от холода – от всего стресса, который он пережил. Будто организм выплевывал остатки накопившихся переживаний. Мэт вытянул перед собой руки ладонями вверх, чтобы набрать немного льющейся сверху дождевой воды. Он вытер себе лицо прохладной водой и глубоко вдохнул. Стало легче. Дождь смыл кровь с его рук.
Немного постояв и отдышавшись, он побрел дальше сквозь израненный и плачущий город.
Казарма располагалась в небольшом двухэтажном каменном здании, которое раньше было школой. Вокруг выстроили ограждение из ящиков и мешков. Около школы в периметре ограждения было еще одно небольшое строение – одноэтажный дом. В нем установили штаб, повесили флаг и расставили часовых.
Подойдя к штабу, Аллистер назвал свое имя вышедшему капралу. Тот сказал подождать и зашел в штаб. Через минуту он появился и пригласил зайти внутрь:
– Капитан Маккормак вас ожидает.
Войдя в небольшое здание – штаб, – Мэт попал в одну просторную комнату, освещенную несколькими керосиновыми лампами. Посередине стоял стол с разложенными картами и чертежами. Карта вся была изрисована синими и красными карандашами. За столом стоял капитан Маккормак – тот самый капитан, который сопровождал их в деревне на задании этим днем. Капитан стоял в расстегнутой рубашке с закатанными рукавами, опершись на один костыль. Под рубашкой он был перевязан бинтами, через которые проступала кровь. За капитаном в углу комнаты за маленьким столом сидел доктор и что-то перекладывал из сумки на стол.
– А-а-а, Аллистер! Проходи, – увидев Мэта, капитан улыбнулся, но улыбка быстро сошла с лица. – Соболезную. Твой друг.
Он стоял, вцепившись в костыль. Говорил он с трудом, стараясь не показывать, что чувствует боль при каждом движении и произнесенном слове.
– Спасибо, сэр.
– Я вступил в командование вместо капитана Смита. Он погиб сегодня в той деревне. – Он опустил взгляд и о чем-то задумался, уставившись в одну точку. – Бедняга Смит, – проговорил он себе под нос. – Он был хорошим солдатом. Отличным другом.
– Да, сэр.
– Вот же в переделку мы сегодня влипли! – Маккормак повысил голос, обращаясь к Мэту. – Поганый немец сразил его выстрелом в самое сердце прямо перед тем, как наш капрал проник в дом и убил его. Коул, кажется, его фамилия.
Мэт поднял взгляд на капитана. Джордж. Этот ублюдок не успел спасти капитана. Будь он быстрее, капитан, возможно, был бы сейчас жив. Мэт не злился. У него уже не хватало сил на такую эмоцию, как злость. Он просто принял этот факт как есть. Капитан продолжал:
– Перед заданием Смит говорил, что надо проверить, как там твой младший брат. Я сейчас принимаю его работу и дела, так что еще не во всем успел разобраться, но о твоем брате я кое-что разузнал.
Глаза Мэта расширись, сердце забилось.
– Он в отряде под командованием капитана Роджерса. Присядь, капрал. – Маккормак жестом показал Мэту на стул, стоявший перед столом.
Сердце Мэта билось с такой силой, что, казалось, что биение можно было увидеть со стороны сквозь его куртку. Он сел на стул, не отводя глаз от капитана.
– Что с Колином?
– Колин! Да, точно, Колин, так зовут твоего брата. – Капитан сделал глубокий вдох, потупив глаза. – Поступила информация, что отряд Роджерса попал в засаду.
Сердце Мэта остановилось. Он не дышал. Весь мир сузился и уменьшился до размера этой комнаты. Попал в засаду.
– Пока у нас нет сведений о том, кто выжил. Говорят, им сильно досталось, – капитан сделал паузу, чтобы его слова дошли до Мэта. – Не люблю разводить панику раньше времени, и в другой раз я бы и не сказал тебе этого до того, пока мы точно не узнали бы, но в данных обстоятельствах, учитывая, что Смит придавал этому особое значение, я, наверное, должен был тебе это сказать.
Мэт сидел и слушал капитана, не дыша.
– Что-то еще известно?
– Очень мало. Точно известно, что Роджерса доставили в госпиталь в соседнем городе. Он сильно ранен. Об отряде информации нет. Мы не знаем, погиб ли кто-то и сколько. Как только будет что-то известно, я сразу тебе сообщу. Уверен, с твоим братом все хорошо.
– Спасибо, сэр.
– А пока располагайся в казарме. Попытайся отдохнуть. Завтра нам предстоит перейти реку на другую сторону города и двинуться дальше. Будем гнать этих поганых немцев отсюда!
– Разрешите идти?
– Ступай, парень, – добродушно сказал капитан.
Мэт встал со стула и пошел на выход, смотря перед собой, но видя только лицо Колина. Он пытался вспомнить его черты, цвет глаз. Он испугался, что начал забывать их. Мэтью очень боялся мыслей о том, что его брата уже нет в живых, и старался гнать их прочь. Но ничего не получалось.
Что же это происходит? Колин оказался на фронте именно из-за него. Получается, что именно он – Мэтью – виноват во всем, что произошло с Колином. Он убил его. Убил своего родного брата – человека, которого он любил больше всего на свете. Человека, который не сделал никому ничего плохого. Как же так? Он их всех погубил. Брата, Чарли, молодого немца. Даже в смерти капитана Смита он начал винить себя.
Неожиданно для себя Мэт очутился в зале, где в несколько рядов были расставлены солдатские койки. Он не помнил, как дошел сюда, настолько он был погружен в свои мысли.
Мэтью пошел вдоль прохода, стараясь найти свободную койку, но почти все были заняты солдатами. Кто-то играл в карты, кто-то курил, были и те, кто спал.
– Мэт! – кто-то крикнул ему. – Иди сюда!
Мэтью увидел рыжую копну Огаста в конце комнаты.
– Мэт! Мы заняли вам с Чарли по койке.
Подойдя ближе, Мэт почувствовал, как его кто-то схватил. Огаст кинулся обнимать его.
– Дружище! Ну наконец-то! Я так рад тебя видеть живым и целым! Как вы? Как Чарли? Где носит этого недотепу? Неужели и вправду воркует сейчас с какой-нибудь француженкой?
Огаст отпустил Мэтью из объятий и, увидев, в каком его друг состоянии, резко замолчал.
Мэт попытался улыбнуться, чтобы выразить радость, но у него ничего не получилось. Лицо его не слушалось. Вместо этого его глаза наполнились слезами. Огаст опустил взгляд. Он все понял.
– Чарли? – спросил он тихо.
В ответ Мэт молча помотал головой. Огаст глубоко вздохнул и положил руку на плечо Мэта.
– Вот черт, – тихо выругался он. – Хорошо, что ты цел, друг.
Мэту хотелось все ему рассказать: и про Чарли, и про немца, с которым они боролись в доме и которого он случайно убил, и про капитана Смита. Но сил у него совсем не было.
Вдруг, почувствовав какое-то знакомое странное чувство, какое-то напряжение, он повернулся в сторону и увидел Джорджа. Тот сидел на своей койке через несколько рядов от них и смотрел прямо Мэту в глаза. Он улыбался. Улыбка была настолько жестокой и злорадной, насколько палач может улыбаться своей ненавистной жертве прямо перед казнью.
Огаст отвлек внимание Мэта от Джорджа, что-то рассказывая и предлагая присесть отдохнуть.
Сев на койку, Мэтью только сейчас почувствовал, как сильно он устал за этот долгий день. Тело словно начало растекаться по койке, голова стала тяжелеть, плечи опустились, он ссутулился. Медленно он лег на спину. Сейчас он был готов поклясться, что эта скрипучая солдатская койка – самая удобная во всем мире кровать. Он словно стал с ней одним целым.
Пока Огаст что-то говорил ему, Мэт погрузился в свои мысли, ничего не замечая и не слыша вокруг. Ему по очереди виделись лица Колина, Чарли, капитана Смита и немецкого парня с голубыми глазами. Он прокручивал события последних дней. Во всем, что произошло, он винил себя.
Мэтью вспоминал всех, кого он убил. Отнять жизнь оказалось не так просто. Физически ничего сложного – нажимай на курок и все. Но что делать потом, он так и не понял. Особенно когда ты видишь глаза того, кого убиваешь. Когда видишь, как медленно, неумолимо и безвозвратно он теряет свою жизнь. Что делать после этого? Как дальше можно есть пищу, пить воду, смеяться да и вообще дышать воздухом после того, как ты отнял жизнь у другого человека? Неудивительно, что человечество придумало бомбы и винтовки. Все для того, чтобы убивать других людей было легче. Все для того, чтобы люди не испытывали муки совести. Вроде запустил куда-то бомбу, но не видишь, куда она попала и кого убила, а значит, вроде бы ты никого и не убил, раз не видишь.
Мэт подумал, что если бы все битвы на войнах проходили лицом к лицу между солдатами, как в битве Мэта с молодым немцев, чтобы солдаты видели глаза своего соперника и его лицо при смерти, то в мире стало бы гораздо меньше войн и конфликтов. Ни один нормальный человек впредь не захочет убивать другого такого же человека, чьего-то сына, отца, брата, и при этом смотреть ему в глаза в момент его смерти.
Да, ситуации бывают разные. Да, война. Да, либо ты, либо тебя. Но что-то Мэту не давало покоя, как бы усердно он себя ни успокаивал и ни оправдывал. Чем больше он об этом думал, тем хуже ему становилось на душе. Ему даже физически стало тяжелее, как будто в груди появились огромные камни, тянущие его вниз, прижимающие к койке.
На тех листовках, что он прятал от отца под матрацем, и в учебном лагере ему говорили, что враг – это злой, жестокий монстр, с которым невозможно договориться, который жаждет только крови. Ему рисовали образ врага, который оставляет после себя смерть и разрушения. И все ребята, которые шли на фронт, верили и ждали, что при встрече с врагом на поле боя они увидят разъяренных, жестоких варваров, орущих и вопящих от ярости.
Но Мэт увидел другое. Он не увидел монстров. Он увидел людей. Таких же людей, которые, просыпаясь утром, так же, как и он, не хотели умирать сегодня. Конечно, они враги, они тоже стреляют и убивают. Но это люди, которые получили приказ. Вряд ли, думал Мэт, они – солдаты той стороны – в одночасье все добровольно решили, что сегодня им надо поубивать ни в чем не повинных людей. Вряд ли они сами придумали захватить соседние страны. Они, как и он сам, получают приказы и действуют, выполняя задание.
Те, кто развязывает эти войны, кто дает солдатам цель и говорит, что делать, сидят сейчас в своих теплых кабинетах, пьют бренди и едят вкусную свежую еду. Они в безопасности, им ничто не угрожает. На них не падают бомбы.
Мэта злило, что на этой войне он не увидел тех монстров, которых ему так описывали и которых ему обещали. Его злило, что он убивает пусть и врагов, пусть плохих людей, но все же людей. Таких же, как и он сам, как Чарли, как Колин, как его родители.
Чем, по сути, сам Мэт теперь отличается от этого монстра, который оставляет после себя смерть? Теперь он сам стал тем монстром.
Он винил себя в том, что безоговорочно верил всему тому, что видел на листовках и в газетах, что не ставил под сомнение все это. Он так сильно спорил с отцом, который, оказывается, просто хотел уберечь его от всего этого кошмара, что не мог даже допустить и мысли о том, что отец может оказаться прав. Кроме этого, он еще и младшего брата втянул во все это. Он оказался соучастником и пособником этого ужаса.
Обвиняя себя и мысленно прося прощения у всех тех, кого он убил и кто погиб по его вине, незаметно для самого себя Мэт заснул.