Военный Петербург эпохи Павла I

В начале Отечественной войны Константин был одним из немногих сторонников мира с Наполеоном. Находясь в 1-й Западной армии в качестве командира 5-го (Гвардейского) пехотного корпуса, Цесаревич открыто и во всеуслышание осуждал отступательные действия главнокомандующего М. Б. Барклая де Толли, почему и был отослан им из армии в Москву для словесного доклада Государю. Однако вскоре Константин вернулся к войскам и принял участие в сражении под Смоленском. Новая ссора с Барклаем стала причиной его вторичного отъезда из армии. Впрочем, в декабре 1812 г., в Вильне, он снова принял командование Гвардией, с честью пройдя Заграничные походы ⁶¹. Цесаревич неоднократно отличился в сражениях при Бауцене, Дрездене, Лейпциге, Фер-Шампенуазе. Наградой за Дрезден стало Золотое оружие, за Лейпциг – орден Св. Георгия II степени. Атака Цесаревича во главе Лейб-Гвардии Конного и Драгунского полков на левый фланг французов под Фер-Шампенуазом признана одной из наиболее блестящих кавалерийских атак эпохи Наполеоновских войн ⁶². «В кампаниях 1813–1814 гг. Великий Князь Константин Павлович выказал качества храброго и блестящего генерала», – писал Дж. Денисон ⁶³.

Немало храбрецов оказалось и среди бывших гатчинских подчиненных Великих Князей.

В Голландии, на Кавказе, в Отечественную войну и в Заграничном походе храбро сражался генерал от артиллерии Петр Михайлович Капцевич (1772–1840), удостоенный за отличие в Бородинском сражении ордена Св. Георгия III, а за Лейпциг – II степени ⁶⁴.

В Швейцарии в 1799 г. получил боевое крещение генерал-лейтенант Иван Христианович Сивере (1775–1840-е гг.). Затем – участие в Русско-турецкой войне 1806–1812 гг., в том числе командование русской артиллерией в знаменитом Рушукском сражении. Отечественную войну И. X. Сивере прошел в должности начальника артиллерии 3-й Западной армии. Принимал активное участие и в Заграничном походе. ⁶⁵

^{П. М. Капцевич}

Юным вахмистром Кирасирского Наследника Цесаревича полка в Русско-шведскую войну 1788–1790 гг. начал свой боевой путь генерал от инфантерии Петр Кириллович Эссен (1772–1844). Затем – Швейцарская кампания 1799 г. В кампанию 1807 г. за отличие в сражении при Прейсиш-Эйлау он удостаивается ордена Св. Георгия III степени. Позже дивизия Эссена, уже в составе Молдавской армии, принимает активнейшее участие в Русско-турецкой войне 1806–1812 гг. Отечественную войну Эссен прошел в 3-й Западной армии, приняв участие в ряде сражений. С декабря 1812 г. П. К. Эссену поручено формирование пехотных резервов, но в конце 1813 г. он возвращается в строй, завершив кампанию этого года в действующей армии ⁶⁶.

^{П. К. Эссен}

Имел боевой опыт и Федор Федорович Эртель (1767–1825), бывший офицер прусской службы, русский генерал от инфантерии. За храбрость в боях со шведами в Русско-шведскую войну 1788–1790 гг. он неоднократно получал повышения в чинах, за год пройдя путь от поручика до секунд-майора. Только тяжелое ранение вынудило Эртеля выйти в отставку, но скромная пенсия, недостаточная для нормального существования, и пожар, уничтоживший в 1791 г. все его имущество, вновь заставили его вернуться на службу. Так в 1793 г. Ф. Ф. Эртель попал в Гатчинские войска.

^{Ф. Ф. Эртель}

В 1811 г. Эртель назначен командиром 2-го резервного корпуса, с которым прошел Отечественную войну удостоившись ордена Св. Георгия III степени за мужество и храбрость в бою 3 сентября 1812 г. при Горбацевичах, а с декабря 1812 г. он являлся генерал-полицмейстером действующей армии ⁶⁷.

^{А. С. Кологривов}

Гвардейской кавалерией командовал в кампаниях 1805 и 1807 гг. генерал от кавалерии Андрей Семенович Кологривов (1775–1825), награжденный за Аустерлиц орденом Св. Александра Невского с алмазами, аза кампанию 1807 г. – орденом Св. Георгия III степени.

В Отечественную войну А. С. Кологривов формировал для действующей армии кавалерийские резервы и справился с этим весьма успешно, чему свидетельство – украсивший его грудь орден Св. Владимира I степени ⁶⁸.

Еще один гатчинец, генерал-лейтенант Петр Федорович Малютин (1775–?), в составе флотского батальона принимал участие в Русско-шведской войне 1788–1790 гг., командовал в кампаниях 1805–1807 гг. Гвардейской пехотой и был удостоен за храбрость и мужество в сражениях под Гейльсбергом и Фридландом (1807) ордена Св. Георгия III степени ⁶⁹. Как командир Лейб-Гвардии Измайловского полка он помимо прочего был известен тем, что в его полку служили лучшие во всей Гвардии песенники и плясуны, подбору которых он уделял немало внимания ⁷⁰.

Получил за Фридланд Георгия III степени и генерал от инфантерии Павел Яковлевич Башуцкий (1771–1836), в молодости, в 1790 г., принявший участие в нескольких сражениях со шведами ⁷¹.

Из вахмистров казачьей команды Гатчинских войск вышел в Лейб-Гусарский Казачий полк будущий генерал-лейтенант Иван Ефремович Ефремов (1774–1843), прошедший с родным полком все кампании Наполеоновских войн, от Аустерлица до Фер-Шампенуаза, кавалер ордена Св. Георгия IV степени за кампанию 1812 г. и III степени за Лейпциг. Золотая сабля с бриллиантами была наградой Ефремову за Русско-турецкую войну 1828–1829 гг.⁷²

Генерал-майор Иван Иванович Миллер 3-й (1776–1814), выпущенный в 1794 г. из Артиллерийского и Инженерного Шляхетного Кадетского корпуса в гатчинскую артиллерию, а затем определенный в егерскую роту Гатчинских войск, принимал участие в Итало-швейцарском походе, за отличие в котором получил орден Св. Анны II степени и был произведен в генеральский чин, в 1805 г. сражался при Амштеттене, Кремсе и Аустерлице. Под Аустерлицем И. И. Миллер, раненный, в бессознательном состоянии, попал в плен. Вернувшись из плена в 1807 г., принял активное участие в Русско-турецкой войне 1806–1812 гг. В дни Отечественной войны И. И. Миллер участвовал в формировании Тульского ополчения, дрался на Березине. В 1813 г. во главе пеших дружин Тульского ополчения принимал участие в блокаде Данцига, за что получил Золотую шпагу с алмазами и орден Св. Анны I степени. Умер И. И Миллер от последствий многочисленных ранений ⁷³.

Таким образом, из рядов гатчинцев вышел целый ряд боевых офицеров, Георгиевских кавалеров. Портреты шестерых из них представлены в Военной галерее Зимнего дворца. Это Император Александр I, Великий Князь Константин Павлович, А. А. Аракчеев, П. М. Капцевич, Ф. Ф. Эртель и П. К. Эссен ⁷⁴. А в составленном известным русским военным историком генерал-майором А. В. Висковатовым списке генералов – участников кампаний 1812–1814 гг., портреты которых отсутствуют в Военной галерее, указаны фамилии еще двух бывших гатчинцев – А. А. Клейнмихеля и И. X. Сиверса ⁷⁵.

Но наиболее ярко проявили себя гатчинцы на административной стезе.

«Действительно, Гатчина не произвела ни одного яркого военачальника, наподобие Суворова, Кутузова или Багратиона, – писал В. А. Томсинов. – Да и вряд ли могла при той заорганизованности жизни, существовавшей в ее пределах. Но нельзя не обратить внимания на то, что среди администраторов среднего слоя, на которых, в сущности, держится любая система управления, особенно выделялись бывшие гатчинцы. Выделялись своей исполнительностью, работоспособностью, внутренней приверженностью к порядку» ⁷⁶.

Самой яркой личностью в этом ряду, безусловно, является Алексей Андреевич Аракчеев (1769–1834), один из лучших артиллеристов своего времени, благодаря реформам которого русская артиллерия смогла столь успешно бороться с артиллерией Наполеона, выдающийся государственный и военный деятель, много сделавший для России, но до сих пор ею не оцененный по достоинству ⁷⁷. Не участвовавший в качестве командира ни в одном сражении, Аракчеев, тем не менее, находился в свите Императора Александра при Аустерлице и в сражениях кампаний 1813–1814 гг., в период Отечественной войны и Заграничных походов он возглавлял канцелярию Императора, т. е. фактически все военные и государственные дела шли через его руки. Он же взял на себя значительную часть дел по обеспечению действующей армии ⁷⁸. Признавая выдающиеся заслуги Аракчеева в реформировании русской артиллерии, а также принимая во внимание его огромную организаторскую работу в 1812–1814 гг., 31 марта 1814 г. Александр подписывает указ о производстве Алексея Андреевича в Генерал-Фельдмаршалы. Аракчеев, поскольку участвовал в сражениях только как член свиты, отказался ⁷⁹.

С именем А. А. Аракчеева связывается создание так называемых военных поселений. Сразу необходимо отметить, что идея их создания возникла у Александра, а назначенный начальником военных поселений Аракчеев был лишь исполнителем воли Государя ⁸⁰. В историографии до недавнего времени обращалось внимание лишь на тяжесть положения военных поселян и их восстания, вопрос же об их рентабельности не исследовался, сводясь к голословным утверждениям об их убыточности ⁸¹. Между тем современным исследователям удалось показать, что военные поселения представляли собой безубыточное хозяйство, приносящее солидный доход. К концу царствования Александра в военных поселениях был создан капитал в размере 26 миллионов рублей ⁸². В царствование Николая I военные поселения были реорганизованы, но не упразднены и продолжали расширяться ⁸³, что также свидетельствует об их высокой рентабельности.

Ну а что касается общеизвестного по отношению к Алексею Андреевичу ярлыка «временщик», то… Вопреки распространенному мнению, Аракчеев «временщиком» не был, хотя и казался таковым. Фактически Александр в последнее десятилетие своего царствования проводил в жизнь свою политику руками Аракчеева.

«Никто из посторонних не видел, что одинокая фигура Аракчеева на политической сцене стояла не сама по себе, а подвешена была на нитях, кончики которых уходили вверх и ни к кому иному, как к самому Императору Александру.

Контуры этих нитей, которыми Его Величество управлял временщиком, а через его посредство всею Россией, заметно проступали только в переписке Александра с Аракчеевым, а сама эта переписка, естественно, утаивалась от современников. Так возникла самая великая, пожалуй, для русской истории XIX века мистификация. То, что Император Александр в последнее десятилетие своего царствования удалился от дел по внутреннему управлению империей, было таким же мифом, как и то, что Россией в этот период управлял один Аракчеев», – писал В. А. Томсинов ⁸⁴.

«Александр I умело направлял „твердую руку“ Аракчеева, оставаясь как бы в тени и тем самым не давая повода для недовольства им со стороны русского общества», – отмечает Т. Н. Кандаурова ⁸⁵.

Но ярче всего, пожалуй, написал об А. А. Аракчееве А. А. Керсновский: «Жертва Сусанина была велика. Но жертва Аракчеева куда больше – он отдал за Царя не только жизнь, но самую душу обрек свое имя на проклятие потомства, принимая на себя всю теневую сторону царствования Александра, отводя на свою голову все проклятия, которые иначе поразили бы Благословенного» ⁸⁶.

Да, Россия в долгу перед памятью этого замечательного человека – настоящего солдата и верного слуги своего Государя и Отечества…

Немало полезного сделали на своих постах и многие сослуживцы Алексея Андреевича по Гатчине.

Суровым, грубоватым, но кристально честным и весьма деятельным был и самый известный генерал-прокурор павловского царствования – генерал от инфантерии Петр Хрисанфович Обольянинов (1752–1841), впоследствии – московский губернский предводитель дворянства, горячо любимый и глубоко уважаемый москвичами ⁸⁷.

Серьезные посты занимал и герой Наполеоновских войн П. М. Капцевич. «С 1819 по 1826 г. Капцевич командовал отдельным Сибирским корпусом и одновременно был тобольским и томским генерал-губернатором. Управление его этим краем оставило крупные следы по улучшению быта ссыльных, организации Сибирского казачьего войска, учреждению в Омске военного госпиталя и пр… Капцевич… был назначен в 1828 г. командиром отдельного корпуса внутренней стражи и на этом посту также оставил о себе добрую память заботами об облегчении тяжелых условий службы, улучшением служебного положения подчиненных ему войск» ⁸⁸.

Тридцать лет, с 1803 по 1833 г., занимал должность петербургского коменданта П. Я. Башуцкий, генерал-адъютант и сенатор ⁸⁹. Именно он, как петербургский комендант, «неотлучно» находился при молодом Императоре Николае Павловиче в трагический день 14 декабря 1825 г.⁹⁰

С 1817 по 1830 г. генерал-губернатором Оренбургского края, а с 1830 по 1842 г. – Санкт-Петербурга был граф П. К. Эссен, член Государственного Совета ⁹¹.

^{А. М. Рачинский}

Петербургским генерал-полицмейстером был назначен в 1800 г. генерал-лейтенант (переименованный в тайные советники) Антон Михайлович Рачинский (1769–1825), бывший командир гатчинских егерей и в 1796–1800 гг. – Лейб-Гвардии Егерского батальона ⁹². В 1799 г. А. М. Рачинский, вероятно, по рекомендации и по материалам, представленным А. А. Аракчеевым ⁹³, составил «Собрание разных егерских правил, выбранных из практических записок и сообразованных в сходствие Устава» – устав для егерей, рукопись которого хранится ныне в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки ⁹⁴.

^{А. А. Баратынский}

В 1802–1808 гг. должность руководителя столичной полиции занимал уже известный нам Ф. Ф. Эртель, бывший с 1798 по 1801 г. московским генерал-полицмейстером ⁹⁵.

Первым комендантом Михайловского замка стал любимец Императора Павла генерал-адъютант, генерал-лейтенант Николай Осипович Котлубицкий (1774–1849)⁹⁶. Не одну голову спас он от гнева Императора. «… Котлубицкий… часто рисковал своим положением и милостью к себе Павла, спасая от наказаний молодых офицеров. Я знаю это из личного опыта», – вспоминал Н. А. Саблуков ⁹⁷.

Генерал-лейтенантом, генерал-адъютантом Императора Павла, а впоследствии и сенатором стал бывший инспектор гатчинской пехоты, а в 1797–1798 гг. командир Лейб-Гренадерского полка Абрам Андреевич Баратынский (1767–1811), отец замечательного русского поэта Е. А. Баратынского ⁹⁸.

Много лет, пройдя путь от преподавателя до директора, прослужил в Артиллерийском и Инженерном (впоследствии 2-м Кадетском) корпусе генерал-лейтенант Андрей Андреевич Клейнмихель (1757–1815) ⁹⁹.

В Санкт-Петербургском арсенале многие годы прослужил Федор Иванович Апрелев (1764–1837), ставший впоследствии генерал-лейтенантом, членом Артиллерийской экспедиции и помощником генерал-фельдцейхмейстера Великого Князя Михаила Павловича по управлению артиллерией ¹⁰⁰.

Москвичи с благодарностью вспоминали московского коменданта генерал-лейтенанта Ивана Христиановича Гессе (1757–1816), запомнившегося им честностью, добросердечием, беспристрастностью. И. X. Гессе способствовал снижению уровня преступности в Москве, много внимания уделяя караульной и патрульной службе в городе ^101.

Генерал-лейтенантами стали И. Я. Каннабих, ставший первым командиром Лейб-Гвардии Артиллерийского батальона ¹⁰² Ф. И. Линденер, в 1796–1800 гг. – шеф Ахтырского гусарского полка ¹⁰³, А. С. Певцов, в 1798–1808 гг. – шеф Екатеринбургского мушкетерского полка ¹⁰⁴. Бывший субалтерн-офицер конно-артиллерийской роты Гатчинских войск инженер-поручик И. Е. Сент-Жорж, с воцарением Павла произведенный в капитаны, стал первым командиром Гвардейской конно-артиллерийской роты, а позднее дослужился до чина действительного статского советника ¹⁰⁵.

Правда, к некоторым из бывших гатчинских офицеров судьба оказалась не столь благосклонной. Например, Павел Грин, бывший в 1796 г. поручиком пешей артиллерии, к 1835 г. был всего лишь майором Санкт-Петербургского внутреннего гарнизонного батальона ¹⁰⁶. К тому времени кроме него остались на службе лишь трое бывших офицеров отряда Цесаревича– П. К. Эссен, П. Я. Башуцкий и П. М. Капцевич ¹⁰⁷.

Таковы вехи служебного пути лишь наиболее известных гатчинцев, позволяющие видеть, что служили там отнюдь не безграмотные и ни на что не способные «фрунтовики».

«.. Павел Петрович близко знал всех офицеров гатчинского отряда, входил в их домашние и семейные нужды, часто ходатайствовал по их делам, – писал Д. Ф. Кобеко. – Поэтому-то гатчинские офицеры очень любили Цесаревича, гордились своим мундиром и многие из них до глубокой старости с удовольствием вспоминали о своей гатчинской службе» ¹⁰⁸.

Кстати, именно с Гатчинскими войсками связано появление замечательной русской боевой офицерской награды – ордена Св. Анны для ношения на холодном оружии. Орден Св. Анны был учрежден герцогом Гольштейн-Готторпским Карлом-Фридрихом в 1735 г. в память о покойной супруге – старшей дочери Петра Великого Анне Петровне. Орденский праздник отмечался 3 февраля – в день рождения Анны Петровны. С приездом в 1742 г. сына Анны Петровны и Карла-Фридриха герцога Карла-Петера-Ульриха в Россию (при православном крещении он получил имя Петра Федоровича) орден оказался в России. После убийства Петра Федоровича гроссмейстером ордена автоматически стал Великий Князь Павел Петрович, сам получивший орден 25 сентября 1754 г. В царствование Екатерины Павел по просьбе матери неоднократно производил награждение этим орденом (в среднем 6–8 человек в год) ¹⁰⁹. «Но как пожалование этим орденом зависело от Императрицы, то он почти всегда доставался не тем, которым желал бы дать его Павел Петрович, что было ему очень досадно. Чрезвычайно хотелось ему пожаловать им кого-нибудь из своих любимцев, но им-то и не давала его Екатерина», – писал Д. Ф. Кобеко ¹¹⁰. И Павел нашел весьма оригинальный выход из положения. В бумагах А. А. Аракчеева сохранился следующий интересный документ: «Пункты, Собственною Его Императорского Величества рукою писанные и подписанные.

1-е. Аресту не подвержен.

2-е. Не теряет иначе как по суду чины или дворянство.

3-е. При смерти возвращается назад.

Павел.

Пункты сии конфирмованы при учреждении Ордена на шпаге еще в Гатчине, до восшествия Государя на престол, в 1795-м году» ¹¹¹. Вот как описывает процедуру первого пожалования новой награды Д. Ф. Кобеко: «Он призывает к себе Ростопчина и Свечина, который в одно время с Ростопчиным был любимцем Павла Петровича, подает им два аннинские крестика с винтами и говорит: „Жалую вас обоих Аннинскими кавалерами; возьмите эти кресты и привинтите их к шпагам, только на заднюю чашку, чтоб не узнала Императрица“.

Свечин привинтил, хотя и со страхом, а Ростопчин, думая, что это будет плохая шутка, если узнает об этом Императрица, решился сказать об этом А. С. Протасовой, которая была теткой его жены и была любима Екатериной.

Протасова обещала доложить об этом Екатерине, чтобы узнать ее мнение, и действительно передала это Императрице, сказав, что Ростопчин очень опасается носить орден, а между тем боится оскорбить Великого Князя.

Императрица улыбнулась и промолвила: „Ах, он горе-богатырь! И этого-то получше не выдумал! Скажи Ростопчину, чтобы он носил свой орден и не боялся; а я не буду замечать“.

После этого ответа Ростопчин смело привинтил свой орден не к задней, а к передней чашке шпаги и явился во дворец.

Павел Петрович заметил это, подходит к нему и говорит:

– Что ты делаешь? Я велел привинтить к задней чашке, а ты привинтил к передней! Императрица увидит!

– Милость Вашего Высочества так мне драгоценна, – отвечал Ростопчин, – что я не могу ее скрывать!

– Да ты себя погубишь!

– Готов погубить себя, но докажу этим преданность Вашему Высочеству.

Павел Петрович чрезвычайно удивился этой преданности и твердости, а Ростопчин остался при своем.

Вышло, что Свечин дрожал от страха за себя; Павел Петрович за себя и за обоих кавалеров, а Ростопчин остался героем твердости и преданности и один без опасения»¹¹².

Случай, конечно, весьма анекдотичный и не в лучшем свете выставляет Ф. В. Ростопчина. Но, с другой стороны, в принципе ему было за что опасаться – ведь он, в отличие от Н. С. Свечина, служил не только при «малом» дворе Цесаревича, но являлся с 1775 г. пажом, а с 1792-го – камер-юнкером в бригадирском ранге при дворе Екатерины, будучи за остроумие и легкий характер замечен ею и введен в круг наиболее приближенных к ней придворных. А к Павлу Петровичу он периодически назначался дежурить от «большого» двора, но поскольку это случалось довольно часто, то молодого и остроумного камер-юнкера заметил и приблизил к себе и Великий Князь ¹¹³. В истории же с орденом раздражать Императрицу Ф. В. Ростопчин, вероятно, действительно опасался, вот и подстраховался…

Но, так или иначе, с 1795 г. начались награждения приближенных Цесаревича новой наградой. 5 апреля 1797 г. орден Св. Анны официально вошел в число российских орденов, и знак для ношения на шпаге стал III, младшей, его степенью. С 1815 г. она стала именоваться IV, а орден III степени отныне представлял собой крест, носимый на ленте на груди. В 1829 г. для аннинского оружия был установлен темляк из орденской ленты – красной с узкой золотой каймой по краям. На армейском жаргоне эта награда за обилие на круглом орденском знаке красной эмали именовалась «клюквой» ¹¹⁴. Знак ордена представлял собой золотой круг диаметром 20 мм, по краю которого идет кольцо красной эмали, а в центре размещен равноконечный крест с расширенными концами, залитый красной эмалью. Венчала знак золотая императорская корона. Высота знака по вертикали (с короной) составляла 29 мм ¹¹⁵.

Сложилось мнение, что гатчинские батальоны занимались в основном маршированием на дворцовом плацу.

«Главными занятиями в Гатчине были разводы караулов – вахтпарады и маневры, – писал В. К. Грибанов. – Маневры проводились, как правило, по средам, а вахтпарады – ежедневно» ¹¹⁶. Вахтпарады действительно производились ежедневно, а вот маневры обычно проводились ежегодно весной и осенью и длились в течение нескольких дней ¹¹⁷. Сохранившиеся планы и описания маневров Гатчинских войск за 1793–1796 гг. свидетельствуют, что это была довольно серьезная боевая учеба, несмотря на малочисленность состава ¹¹⁸. На маневрах отрабатывались приемы взаимодействия различных родов и видов войск при наступлении и отступлении, форсирования водных преград, отражения морского десанта противника. Практиковались даже нетипичные для той эпохи переходы войск в ночное время. Уделялось внимание не только залповому огню, но и штыковому бою. Огромное значение придавалось действиям артиллерии, которая являлась костяком и наступления, и обороны. В гатчинской артиллерии в 1795–1796 гг. проводились отдельные учения ¹¹⁹. Артиллерийские учения в окрестностях Павловска 26 августа 1796 г. изобразил на одной из своих акварелей, ныне хранящейся в коллекции Павловского дворца-музея, живописец Якоб Меттенляйтер (1750–1825), работавший в Гатчине и Павловске в конце XVIII в. Эта акварель интересна и тем, что на ней представлено первое из известных портретных изображений А. А. Аракчеева ¹²⁰.

Но понюхать пороху гатчинцам пришлось не только на маневрах. Кирасирский полк Наследника Цесаревича и батальон Его Высочества при четырех 3-фунтовых пушках принял участие в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. Что же это была за война, о которой мало писали историки и которая к настоящему времени почти забыта?

Шведский король Густав III (1746–1792), взошедший на трон в 1772 г. в результате переворота, всячески желал укрепить свое положение в стране. Проще всего это было сделать с помощью небольшой победоносной войны. В качестве объекта для нападения Густав выбрал Россию: к лету 1788 г. она была поглощена войной с турками, отношения с Императрицей Екатериной у короля сложились к тому времени весьма натянутые, да и финны все более тяготели к России… Кроме того, король вознамерился вернуть те территории, которые отошли к России по Ништадтскому (1721) и Абоскому (1743) мирным договорам ¹²¹. С начала 1788 г. Густав начал серьезно готовиться к войне, которую, кстати, затеял без одобрения риксдага. Помимо всего прочего, король заявил, что, начиная войну, желает помочь Цесаревичу Павлу Петровичу занять по праву принадлежащий ему трон!¹²²

^{Густав III}

^{В. П. Мусин-Пушкин}

Начав готовить войну без ведома риксдага, как заговорщик, король и начал ее с провокации: в ночь с 27 на 28 июня 1788 г. шведские солдаты, переодетые в русскую военную форму, напали на шведский пограничный пост у д. Пумала в Финляндии ¹²³. Вскоре 36-тысячная шведская армия во главе с королем перешла русско-финскую границу и осадила Нейшлот. Русских войск едва смогли набрать 19,5 тысячи человек. Командовать ими был назначен вице-президент Военной Коллегии генерал-аншеф граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин (1735–1804) ¹²⁴. Густав планировал активными действиями на суше отвлечь основные силы русской сухопутной армии от Петербурга, а затем захватить русскую столицу ударом десанта, высаженного у Ораниенбаума или Красной Горки ¹²⁵. Поскольку Петербург находился под непосредственной угрозой, под ружье ставились буквально все. Екатерина даже собиралась расписать город на кварталы и поручить его оборону вооруженным горожанам. Решено было отправить на театр военных действий и отряд Цесаревича ¹²⁶.

^{Вид Главной квартиры Густава III близ Фридрихсгама}

1 июля 1788 г. шведские войска перешли пограничную р. Кюммене (Кюмень) и двинулись к Фридрихсгаму и Нейшлоту. Последний был блокирован. Русская армия медленно отступала. Шведы под предводительством самого Густава шли к Фридрихсгаму, а их флот прервал связь Фридрихсгама с Выборгом. Казалось, успех близок, но в войсках короля началось брожение. Подстрекаемые офицерами, солдаты открыто заговорили о незаконности войны и потребовали возвращения домой. 26 июля Густав отошел от Фридрихсгама к Гекфорсу. Нейшлот продолжал держаться ¹²⁷. Но наиболее неблагоприятно для шведов складывались дела на море. 6 июля шведская эскадра под командованием брата короля, принца Карла Зюдерманландского (16 линкоров и 12 фрегатов), встретилась у о. Гогланд с русской эскадрой адмирала Самуила Карловича Грейга (1736–1788) (17 линкоров, 8 фрегатов, 2 бомбардирских корабля и 5 вспомогательных судов). После тяжелого и кровопролитного боя шведы были разбиты. Из строя было выведено три неприятельских корабля, а линкор «Принц Густав» под огнем русского флагмана «Ростислав» после полуторачасового боя, расстреляв все боеприпасы, спустил флаг. Шведам удалось захватить наш серьезно поврежденный корабль «Владислав», но лишь потому, что его снесло течением почти в середину вражеского строя. Разгромленный принц Карл отступил в Свеаборг.

^{Карл Зюдерманландский}

После гогландского поражения шведы отказались от высадки десанта на южное побережье Финского залива. Грейг отошел для ремонта в Кронштадт, но уже через две недели после гогландского боя вновь вышел в море и блокировал шведский флот в Свеаборге. При этом был уничтожен севший на мель шведский линкор «Густав Адольф», а его команда взята в плен. Блокада продолжалась до октября. Одновременно русская эскадра вице-адмирала В. П. фон Дезина совместно с датчанами начала боевые действия на другом конце Балтики ¹²⁸. Сухопутная шведская армия в августе сняла осаду Нейшлота и отошла за границу ¹²⁹.

^{С. К. Грейг}

В мае 1789 г. В. П. Мусин-Пушкин начал наступление в Финляндии. Несколько месяцев войска противников обменивались легкими ударами, но из-за пассивности русского главнокомандующего, которого Екатерина называла «мешком нерешимым», обе стороны к концу кампании оказались практически в том же положении, в каком были в ее начале. Густав III, в ходе этой кампании наконец-то побывавший под огнем, 2 декабря вернулся в Стокгольм ¹³⁰.

Но нерешительность на суше была с лихвой компенсирована нашими успехами на море.

^{В. Я. Чичагов}

15 июля эскадра адмирала Василия Яковлевича Чичагова (1726–1809) (35 вымпелов) столкнулась у о. Эланд со шведской эскадрой Карла Зюдерманландского в составе 32 кораблей. После перестрелки, длившейся несколько часов, шведский флот отошел к Карлскроне, где русские корабли удерживали его до начала августа ¹³¹. Но самое страшное ожидало шведов позже. 13 августа русская гребная флотилия под командованием вице-адмирала принца Карла Генриха Нассау-Зигена (1743–1805) (86 судов) наголову разгромила при Роченсальме (Свенкзунде) шведский шхерный флот под командованием адмирала Эренсверда (62 корабля и 24 транспорта). О шведском адмирале его соотечественник Э. Лённрут писал, что «он как раз был подходящим человеком для проигрыша морских сражений»¹³². Поражение действительно было тяжелейшим. «Сам король Густав, видя, что спасения нет его судам, приказал до тридцати сжечь и взорвать на воздух. Зарево пожарища осветило всю местность. Ожесточенная битва закончилась столь своеобразным фейерверком», – писал П. В. Чичагов ¹³³. В этом сражении 33 неприятельских корабля было уничтожено и 9 захвачено, в плен попало до 37 офицеров и 1100 матросов. Шведы в Финляндии остались без помощи своего шхерного флота, их правый фланг оказался оголен ¹³⁴. Но, увы, нерешительность В. П. Мусина-Пушкина не позволила воспользоваться преимуществами роченсальмской победы…

^{К. Г. Нассау-Зиген}

Впрочем, эта нерешительность наконец вывела Императрицу из терпения, и в кампанию 1790 г. главнокомандующим русскими войсками в Финляндии был назначен генерал-аншеф граф Иван Петрович Салтыков (1730–1805). В его распоряжении находилось 23 тысячи человек. Русский флот на Балтике к весне 1790 г. имел в своем составе 34 линкора, 15 фрегатов, 271 гребное судно и около 50 малых вспомогательных судов.

^{И. П. Салтыков}

К этому времени шведская армия в Финляндии насчитывала 50 тысяч человек, парусный флот – 25 линкоров, 20 фрегатов и 14 малых и вспомогательных судов, шхерный флот состоял из 349 кораблей.

Русским войскам и флоту в эту кампанию ставились задачи не допустить шведский флот в Финский залив, разгромить шхерный флот неприятеля и, перенеся боевые действия на территорию Швеции, вынудить ее заключить мир.

Густав вновь готовился нанести удар по Петербургу, чем надеялся сразу вывести Россию из войны и подписать мир на выгодных Швеции условиях.

Таким образом, обе стороны рассматривали кампанию 1790 г. как решающую ¹³⁵.

На суше больших сражений снова не было, но в ряде небольших стычек шведы понесли серьезные потери ¹³⁶. Судьба кампании, как и двух предыдущих, решалась на море.

1 мая шведский флот в составе 31 корабля под командой Карла Зюдерманландского подошел к Ревелю с задачей уничтожить стоявшую там на рейде эскадру В. Я. Чичагова (17 кораблей) и затем высадить десант у Красной Горки для удара по Петербургу. После двухчасового боя, потеряв два корабля, шведы отступили. Исправив повреждения, принц Карл направился к Кронштадту для нанесения удара по Кронштадтской эскадре вице-адмирала Александра Ивановича фон Круза (1727–1799) (17 линкоров, 4 фрегата, 8 галер). 23 мая в районе Красной Горки произошел бой, длившийся весь день. После трех атак русской эскадры шведы отошли к Бьёрке (финский Койвисто, ныне Приморск).