Корректор. Книга третья. Равные звездам

Имени у девочки не оказалось – местные звали ее как-то вроде «эй, ты», а как ее назвали родители, она не помнила. Похоже, она вообще боялась говорить, и попытки ее расспрашивать приводили лишь к тому, что она сжималась в комок, зажмурив глаза, утыкала лицо в колени и тихо сопела, вздрагивая тощими плечами словно в ожидании удара. Разговаривала она мало и почти шепотом, так что в конце концов Цукка с Кариной, придя к общему согласию, торжественно наименовали ее Тэйсэй, через Тамшу убедились, что та поняла, и оставили ее в покое.

После первого шока, вызванного катастрофой, жизнь в обеих деревнях уже к вечеру второго дня кипела вовсю. Восстанавливать Камбу особого смысла не имелось, жить там не хотели даже те немногие, чьи дома уцелели, и ее жители принялись деятельно обустраиваться в окрестностях Муммы в надежде, что и в будущем оползни обойдут их стороной. К востоку и западу от деревни застучали топоры и мачете, вырубая лес и подлесок, и Карина с Цуккой неожиданно обнаружили, что их хижина с клиникой внезапно переместились с самой окраины едва ли не в центр резко разросшегося селения.

Благодаря деятельной работе по соседству они также стали свидетелями применения местных строительных технологий. Постоянно теплый тропический климат с минимальными сезонными колебаниями температуры позволял не задумываться о теплоизолированных помещениях. Дома играли роль, скорее, больших закрытых навесов от дождя и солнца, да еще позволяли в какой-то степени защищаться от летучих насекомых. Стены их формировались из полувбитых-полувкопанных в землю кольев растения, своими полыми коленчатыми стволами и длинными зелеными листьями чрезвычайно напоминающего катонийский тикурин, но отличающегося от него темной, почти коричневой окраской ствола. Колья для устойчивости переплетались тонкими лианами, после высыхания приобретавшими прочность почти что плетеной веревки. Фактически стены дома, образовывающие не столько классический прямоугольник, сколько нечто вроде бесформенного круга, представляли собой один большой монолитный деревянный щит. Такой способ позволял дому оставаться устойчивым даже тогда, когда оказавшиеся под землей части постройки сгнивали окончательно.

Колья устанавливали мужчины, переплетением занимались женщины, а дети шныряли по окрестным джунглям, срезая и подтаскивая лианы и стволы. Каркас крыши делали из жердей потоньше, связывая их все той же лианой, и закрывали сверху листьями сетчатой пальмы – большими полупрозрачными зеленоватыми полотнищами, пропускавшими достаточно света, чтобы обходиться без окон. По краям листья хитро защемлялись элементами каркаса, чтобы не колыхались от ветра. Те же листья использовались в качестве занавесей на дверном проеме, в котором притолока одновременно служила и опорой для каркаса крыши. Противоположную от входа стену на половину высоты обмазывали несколькими слоями глины, на некотором отдалении от нее обкладывали камнями очаг, на границе глиняной полосы над которым устраивали ловушку для дыма, выводящую его через несколько проковырянных в стене отверстий. Наконец, в одном из углов устраивали маленький жертвенник для духов – дощечку, на которую ставили скорлупку с молоком или пивом, клали орешки или иные плоды. Иногда на жертвеннике зажигали лучины из непонятно какой древесины, медленно тлеющей и дающей резкий, но довольно приятный запах. Таким, впрочем, баловались очень немногие: похоже, ароматная лучина ценилась довольно дорого.

На сем процесс строительства завершался – оставалось лишь сделать внутри лежанки, скамьи, а также установить сундуки и большие плетеные корзины. Десяток взрослых мужчин при поддержке пяти-шести женщин и нескольких ребятишек возводили такое строение за полдня. Теперь Карина понимала, почему местные жители не особо расстроились гибелью своих домов. В конце концов, мертвое дерево в здешнем сыром климате, вероятно, гнило быстро, и вряд ли им приходилось полностью переделывать свою жилище реже, чем раз в два-три года. Старый дом, который им с Цуккой выделила деревня, стоял без присмотра относительно недолго, но уже выказывал признаки дряхлости: жерди у основания почти сгнили, стены дрожали при неловких толчках рукой, а старая деревянная лежанка при резких движениях начинала угрожающе потрескивать.

Помимо болящих и страждущих на Карину с Цуккой мало кто специально обращал внимание. Зашел пару раз господин Шаттах, занес несколько настоящих фаянсовых тарелок, пусть и грубых, но глазированных, а также две эмалированных кастрюльки и настоящие ножи и вилки. Заглядывал староста. Господин Мамай выглядел явно довольным тем, как идет процесс восстановления и роста его деревни, и Карина с облегчением использовала его появление как повод, чтобы обсудить вопросы оплаты за свою работу. Им вчетвером, если считать Тамшу и Тэйсэй, совсем не требовались такие запасы фруктов, яиц, пресных лепешек, вяленого мяса и речной рыбы, которые им нанесли визитеры, а вот жителям бывшей Камбы еда вряд ли помешала бы. В джунглях хватало съедобных фруктов, но ходить за ними приходилось далеко от деревни, да и чисто фруктовая диета явно казалась недостаточной для взрослых людей. Поэтому она с согласия Цукки отдала большую часть еды в фонд помощи пострадавшим, условившись, что потом, когда все опять наладится, деревня как-нибудь с ними рассчитается. Пока же община должна снабжать ее необходимыми принадлежностями – как минимум бинтами или заменяющей их материей грубого местного тканья. Карина постаралась отогнать и поглубже запрятать мысль, что никакого «потом» у них нет. Пусть. Даже если они погибнут, она успеет сделать хоть что-то полезное для людей, никогда в жизни не встречавших профессионального врача.

Несколько раз в «клинику» заходил Панариши. Шаман молча сидел у занавески на корточках, внимательно наблюдая за тем, что делает Карина – по крайней мере, за тем, что оставалось заметным невооруженному человеческому взгляду. Однако к вечеру второго дня он, дождавшись, когда Карина выпроводит очередного пациента, вышел наружу и резко произнес несколько фраз на местном языке – кажется, он назывался «кленг». Выглянувшая вслед за ним Карина увидела, как небольшая группка оставшихся пациентов, отмеренных на сегодня Цуккой – по большей части женщин – без возражений поднялась со скамеек и пошагала по своим делам. Затем Панариши отвел их с Цуккой и увязавшейся Тэйсэй в лес и, пока вечерние сумерки не сгустились полностью, показывал местные целебные травы, объясняя их действие. Среди них оказались ценные растения, обладающие обезболивающим, снотворным, успокаивающим, дезинфицирующим и прочим полезным воздействием. Кое-какие, помогавшие против яда местных змей и опасных насекомых, Карина даже не стала запоминать, решив переспросить потом. После того, как разглядеть что-то глазами оказалось совсем невозможным, она осталась в лесу, чтобы пособирать некоторые травки в соответствии с оставленными Панариши примерами. С ее сканером, допускающим программирование на поиск объекта по образцу, такое казалось совсем просто даже во мгле. Час спустя она вернулась в свою хижину с несколькими большими связками травы, которые Тамша и Тэйсэй тут же принялись развешивать по стенам на просушку. В качестве веревок использовалась все та же тонкая лиана.

– Еще немного, и у нас получится настоящее шаманское жилье, – хихикнула Цукка. – Надо только крыс наловить и пучками за хвосты развесить. И лягушачьих лапок заготовить. А, и еще черную кошку завести. Кара, хочешь черную кошку вместо Парса?

– Черные кошки в местных краях, – с видом знатока пояснила Карина, – если на задние лапы встанут, раза в полтора меня длиннее получатся. Называется такая «гуар» и у нас в доме просто не поместится – при условии, что вообще захочет у нас жить. Кстати, они бесхвостые. Не хочу бесхвостую, хочу хвостатую. И потом, черные кошки – они у северных лесных колдуний живут, а шаманам по должности не положено. У них духи вместо домашних зверушек.

На следующий день уже почти привычное течение жизни оказалось нарушенным неожиданным визитом. Вскоре после полудня Карина услышала совершенно невероятные для Муммы звуки – сигналы автомобильного гудка. Единственная машина в деревне, насколько она знала, принадлежала Шаттаху, а тот ранним утром уехал из деревни, по словам Панариши, в Мубайю и вернуться не мог по крайней мере еще четыре дня. Впрочем, она как раз занималась чисткой гноящейся царапины, которую сидящий перед ней мужчина заработал в ночь землетрясения и, разумеется, не удосужился даже перевязать, так что отвлекаться не стала. В конце концов, могло ведь у господина Шаттаха что-то случиться с машиной?

Десять минут спустя, однако, отвлечься все же пришлось. Быстрым шагом вошла Цукка, которая неожиданно нашла себе самостоятельное занятие по душе – рассказывать страшно интересные истории местной малышне. Поскольку плантаций, где дети работали наравне со взрослыми, не осталось, строительные работы завершились, и до расчистки новых участков от деревьев и корней работы для слабосильных детей не имелось, слушать ее собиралось не менее трех десятков девчонок и мальчишек в возрасте до двенадцати лет. Переводила на кленг Тэйсэй, которая, как оказалось, весьма сносно говорила на общем. Как она его выучила, выяснить, разумеется, не удалось, но в бывшей Камбе вообще куда лучше знали общий, чем в Мумме. Карина только качала головой, обдумывая, как Тэйсэй может перевести словечки типа «орбита» или «материк», но детишки, когда она видела их в последний раз, казались полностью поглощенными рассказом.

– Кара, там два деятеля на машине приехали, – без предисловий сообщила Цукка. – Странные какие-то. Определенно северяне. Похоже, попы Церкви Колесованной Звезды, если только по телевизору их правильно показывали. Тебя ищут.

– Меня? – поразилась Карина. – Ты уверена?

– Да. Я подслушала из-за угла, как они с господином Мамаем говорили. Хотят видеть ведьму, выдающую себя за посланницу богов. Наверное, сейчас здесь появятся.

– А я-то при чем? – Карина закончила сращивать края раны и стерла остатки крови и гноя тряпицей, смоченной отваром сёдоки – небольшого растения, сильно смахивающего на одуванчик, чьи листья обладали хорошим антисептическим действием. – Я не ведьма и ни за кого себя не выдаю.

Она приняла у Тамши узкую полоску ткани, имитирующую бинт, и принялась накладывать повязку.

– Ты им объясняй, не мне, – усмехнулась Цукка. – Какие-то они странные, эти ребята. По крайней мере, один из них. Кажется, насчет ведьм он на полном серьезе рассуждал.

– Носить три дня, не снимая, – строго сказала Карина пациенту. – Понимаешь? Три дня. Тамша, спроси, он понял?

– Ма… Да, он понимать. Три дня, – кивнула Тамша, быстро переспросив у мужчины на кленге.

– Хорошо. Теперь…

Снаружи загалдели, и занавесь отлетела в сторону, отброшенная решительной рукой. Прежде чем она вернулась на свое место, под навес «клиники» широким шагом вошел высокий мужчина, явно северянин по внешности, светлокожий, русоволосый и голубоглазый. Он носил длинную, до пят, черную балахонистую одежду, которую Карина опознала как рясу священника Церкви Колесованной Звезды – по крайней мере, в телерепортажах из ЧК, которые она изредка смотрела по Сети, рясы выглядели именно так. Его лицо украшала окладистая борода, а глаза горели фанатичным блеском. При его виде пациент тихо соскользнул со стола и шустро выскочил наружу с другой стороны.

– Ведьма! – хорошо поставленным баритоном возвестил поп, наставив на Цукку указательный палец. – Злобная ведьма и самозванка, ложно выдающая себя за вестницу небес! Как осмеливаешься ты назы…

– Нижайше прошу прощения, блистательный господин священник, – вежливо встряла Карина, сдергивая с лица импровизированную защитную повязку, и поп удивленно уставился на нее. – Наверное, ты все-таки имеешь в виду меня. Я Карина Мураций. Рада знакомству, прошу благосклонности.

– Знакомству рада?! Благосклонности просишь ты у меня, ведьма?! – взревел поп, вздымая в воздух висящий на груди символ – золотая пятиконечная звезда, заключенная в блестящий серебряный обод. – Не дождешься, нечестивая ворожея! Именем Господа нашего Отца-Солнца приказываю тебе – изыди!!

Занавеска позади него колыхнулась снова, и в «клинику» вошел еще один поп, пониже, брюнетистый и с куда более умеренной бородой.

– Брат Сумарен! – успокаивающе произнес он. – Мы должны…

– Мы должны только Богу-Отцу нашему, брат Фасар! – рявкнул первый поп. – А он говорит – ворожею не оставляй в живых! Ведьма!

– Я не ведьма, господин Сумарен, – спокойно ответила Карина, тщательно поддерживая на лице бесстрастную мину. – Я врач из города Крестоцина в Катонии…

– Нечестивая катонийка! – заявил ничуть не смущенный поп. – Зачем ты выдаешь себя за посланницу небес? Зачем смущаешь невинные души, обрекая их на вечные муки адского пламени?

– Я никого не смущаю, – пожала плечами Карина. – Я всего лишь лечу здесь людей по мере своих сил. Господин, могу я попросить тебя кричать не так громко? Ты пуг…

– Мне нечего скрывать от заблудших сирот! – голос священника только прибавил громкости. – Божественная правда горит во тьме ясным светочем, и никакие силы зла не смогут его…

– Господин Сумарен! – Карина тоже повысила голос. – Успокойся. В конце концов, ты находишься в больнице!

– Не больница место сие, но рассадник порока и погибель душ! – Ей показалось, или в голосе попа действительно мелькнула нотка неуверенности? – Изыди, враг рода человеческого! Вернись в то место, что изрыгло тебя на свет божий, и никогда больше не смущай детей божьих!

Краем глаза Карина заметила, что второй поп возвел глаза к небу и слегка пожал плечами. Он шагнул вперед, и Карина перевела на него взгляд.

– Тихо, брат Сумарен! – властно сказал он, и первый поп, уже открывший рот для очередной тирады, нехотя замолчал. – Как я уже сказал, мы должны установить истину, а не бросаться с кулаками на людей, возможно, не повинных в том, что им приписывает молва.

– Мы установим истину! – рявкнул Сумарен. – Пусть святой символ Отца-Солнца выжжет нечисть, что пытается маскироваться под сей сосуд греха!

Резким движением он сорвал с шеи святой символ, шагнул вперед и с размаха ткнул им Карине в грудь.

Прежде, чем она успела понять, что случилось, рефлексы ее тела взяли верх. Она подшагнула вперед и влево, пропуская потерявшего равновесие священника мимо себя, развернулась на пятках, оказавшись у него за спиной, захватила его шею сгибом локтя, и когда тот, выпрямляясь, начал разворачиваться, разворотом тела через подставленное бедро уронила его на пол. В момент броска она осознала, что поступает не совсем так, как надлежит поступать с незнакомым человеком раза в два старше ее самой, а потому в последний момент поддержала его манипуляторами, не позволив с размаху шлепнуться на утоптанный земляной пол. Отступив на пару шагов, она аккуратно поставила барахтающегося попа на ноги. Тот, ошалело покрутив головой, развернулся и уставился на нее.

– Ведьма! – убежденно сказал он, и на сей раз в его голосе не замечалось и тени сомнения. – Настоящая ведьма! Ты…

Его глаза закатились, и он мягко осел на пол, выронив свою золотую звезду. Несколько секунд в «операционной» стояла мертвая тишина.

– Он очнется через час или полтора, – холодно сказала Карина, поворачиваясь ко второму визитеру. – Без какого-либо вреда для здоровья. Боюсь, ваше поведение не подобает гостям, господин священник. Я хочу, чтобы вы оба покинули поликлинику. Немедленно. Тамша, – она повернулась к служанке, наблюдавшей за сценой из дальнего угла палатки, – позови мужчин. Пусть этого господина погрузят…

– Я приношу свои извинения за случившееся, госпожа, – второй поп наконец обрел дар речи. – Брат Сумарен проявил… слишком большой энтузиазм. Его поведение не имеет оправданий. Однако умоляю тебя, не принимай поспешных решений. От имени Церкви Колесованной Звезды прошу тебя, госпожа, умерь свой гнев. Инцидент… больше не повторится. Выслушай меня.

– Что тебе нужно, господин? – все так же холодно спросила Карина.

– Меня зовут брат Фасар, – с готовностью откликнулся поп. – Я служитель миссии Церкви в здешних краях. Мы несем Слово Божье в массы – и по мере возможности помогаем тем, кто нуждается в помощи. Вчера до нас дошли слухи – странные слухи о посланнице не то духов, не то самой Назины, которая прозревает будущее и воскрешает мертвых. Брат Сумарен настоял, чтобы мы немедленно проверили их. Уверяю тебя, у меня и в мыслях не имелось набрасываться на тебя таким образом. Могу ли я надеяться на прощение?

– Ну хорошо, господин Фасар, – устало вздохнула Карина. – Я не держу зла. Ты увидел то, что хотел?

– Могу я переложить брата Сумарена на скамью? – поинтересовался поп. – Лежать на голой земле не полезно для здоровья.

Вместо ответа Карина подхватила бесчувственное тело священника манипуляторами и перенесла его на «операционный стол».

– Присаживайся, господин, – произнесла она, скрестив руки на груди. – У тебя остались какие-то вопросы?

– Спасибо, госпожа, – кивнул тот, поддергивая рясу и осторожно опускаясь на лавку. – Я бы сказал, что вопросы у меня только-только начали появляться. Не сочти за нескромность, но могу ли я узнать твое имя?

– Я же… – Карина осеклась, сообразив, что его не было в «клинике», когда она представилась в первый раз. – Прошу прощения. Мое имя – Карина. Карина Мураций. Рада знакомству, прошу благосклонности.

– Радость взаимна, благосклонность пожалована, – к ее несказанному изумлению откликнулся поп. – Э-э-э… я правильно помню, что «благосклонность пожалована» должен говорить старший по возрасту?

– Да, господин Фасар, – она удивленно взглянула на него. – Откуда ты знаешь наши правила вежливости?

– Я интересовался вашей страной, госпожа Карина. Госпожа, – он повернулся в сторону Цукки, – ты ведь тоже из Катонии?

– Да, господин Фасар, – согласилась та. – Меня зовут Цукка Касарий. Я бывшая опекунша сей невоспитанной юной особы, роняющей незнакомых мужчин на землю. Рада знакомству, прошу благосклонности.

– Радость взаимна, благосклонность пожалована, – повторил поп.

– Для второго и последующего представлений ответ можно сокращать до одного слова – «пожалована», – хихикнула Цукка. – Господин Фасар, наш формальный этикет слишком громоздок, чтобы всегда соблюдаться до последней запятой. Так ты точно больше не собираешься изгонять нас, ведьм, из Муммы?

– Я вообще не собирался так поступать. Похоже, рутина и долгое пребывание вдалеке от дома повлияло на брата Сумарена сильнее, чем я полагал. Да и путь оказался довольно тяжелым – в одном месте дорога разрушена оползнем, пришлось искать по лесу объезд. Он и в Княжествах-то не слишком уживался с людьми из-за своей… преданности вере.

– То есть такой фанатик даже вашим начальникам действовал на нервы, и его сплавили в Сураграш с глаз долой, – безжалостно подытожила Цукка.

– Ну, некоторые могут сказать и так, – со вздохом согласился священник. – Еще раз извиняюсь за неудачное начало знакомства.

– Ничего страшного, случается, – дипломатично ответила Карина. – Ты хотел нас о чем-то спросить, господин Фасар?

– «О чем-то» – слишком мягко сказано. У меня тысяча вопросов, госпожа. Ведь ты – из тех, кого у нас в Княжествах называют девиантами, а в местных краях – синомэ?

– Да, господин. У меня первая категория. Я также дипломированный хирург и старший ассистент на медицинском факультете университета Крестоцина.

– Вот как? – пробормотал поп. – Прости за глупый вопрос, но слухи гласят, что ты воскрешаешь мертвых…

– Я не умею воскрешать мертвых, – покачала головой Карина. – У меня есть способности, позволяющие мне… очень эффективно лечить. Несколько дней назад я спасла человека, укушенного животным – носителем болезни, которую здесь называют «муллулуба». Вероятно, это и означает «воскрешать». Или же местные просто домыслили. Если уж у нас, в цивилизованных краях, мои пациенты рассказываю обо мне полную несуразицу, страшно подумать, что фантазируют здесь.

– А предсказание будущего?

– Предсказание?.. А. Ну да, случилось что-то типа того. Оказывается, мой эффектор слишком чувствителен. Я смогла почувствовать колебания естественного магнитного поля Текиры перед землетрясением. Когда горные породы сжимаются под внутренним давлением, они генерируют электромагнитные импульсы – ну вот как кварцевая пластина в электронных весах. Я их восприняла, сумела правильно интерпретировать и вовремя разбудила деревню. Вот и все. Господин Фасар, я не занимаюсь распространением слухов о себе. Я – врач. Не ведьма, не посланница богов, не великий шаман, как меня называют – просто врач с особыми способностями. Я не смущаю души, не ввожу никого в заблуждении, я просто лечу. Но здесь такого достаточно, чтобы дать пищу для самых нелепых слухов.

– Я понимаю, – покивал священник. – Но как ты попала сюда, госпожа Карина? И зачем? Ведь сюда очень редко приезжают гости даже из западных областей Граша. Мне потребовался почти период, чтобы добраться из Каменного Острова до миссии.

– Мы с Цуккой – заложницы Дракона, – деревянным голосом произнесла Карина. – Нас похитили в Крестоцине… две недели назад. Нас удерживают здесь против нашей воли.

Глаза священника расширились.

– Мне очень жаль слышать такое, госпожа Карина, – медленно произнес он. – Похищение – ужасное преступление, за которое Господь рано или поздно их покарает. Но украсть двух человек из самой Катонии… Воистину наглость Дракона растет не по дням, а по часам! Смогут ли ваши родственники собрать выкуп? Я не уверен, как у миссии сейчас обстоят дела с финансами, но я могу отправить запрос…

– Нет, господин Фасар. Дракону не нужен выкуп. Мы… всего лишь приманка для другой его мишени.

– Так… – священник потер лоб рукой. – Но у нас есть машина. Хорошая машина, она может ездить даже по тому, что здесь называют «дорогами», хотя «звериные тропы» куда более уместный термин. Вас хорошо охраняют? Мы могли бы…

– Нет, господин Фасар. Мы не можем бежать. Если мы исчезнем, солдаты Дракона вырежут деревню.

Поп прерывисто вздохнул.

– Ужасно, – тихо произнес он. – Ужасно. Я день и ночь молюсь, чтобы Отец-Солнце покарал злодеев, жиреющих на чужих несчастьях и страданиях, но Он остается глух к моим мольбам. Но мы должны надеяться до последнего. Госпожа Карина, скажи, чего ожидают люди, собравшиеся вокруг твоей палатки?

– Своей очереди, – Карина пожала плечами. – Так сложилось, что фактически я стала местным лекарем. Я провожу что-то вроде диспансеризации – осматриваю всех, исправляю, что можно исправить на бегу, откладываю на потом более серьезные вещи.

– Тогда Господь не зря проложил твой путь сюда, – убежденно произнес священник. – Люди с твоими талантами и твоей широтой души не попадают в нашу глухомань просто так. Господь, мудрый и всемогущий, ведет тебя по жизни, и будущее скрывает нечто, пока не доступное нашим взглядам, но прекрасно Ему ведомое. В Катонии наша вера не распространена… боюсь, там вообще нет достойной веры, и ты вряд ли примешь ее здесь и сейчас. Но я стану молиться за тебя, пусть это и грех – молиться за безбожницу. Господь, я уверен, защитит тебя. Не может не защитить.

– Если бы он существовал, возможно, и защитил бы, – Карина криво улыбнулась. – Но поскольку его нет…

– Да, дитя мое, ты веришь именно так. Но в Его сердце есть место даже для неверующих.

– Я не «верю», господин Фасар. Я знаю. Но я не думаю, что здесь и сейчас есть время для теологических диспутов. Меня ждут пациенты. Ты хотел спросить что-то еще?

– Да, госпожа. Чем я могу помочь?

– Ты серьезно? – переспросила Карина. – На самом деле хочешь помочь? Но у меня нет денег…

– Деньги преходящи, душа вечна. Что я могу сделать?

– Ну что же… – Карина, прищурившись, посмотрела на него. – Ты можешь достать лекарства? Мне нужны витаминные комплексы, общеукрепляющие средства, минеральные и противовирусные препараты – вообще все, что можно достать. Шприцы. Желательно, не одноразовые – из упрочненного стекла. Плюс стерилизаторы, работающие на твердом спирте, и запасы самого твердого спирта. Мне нужны бумага с карандашом, чтобы вести историю болезней. Если возможно – планшет или хотя бы пелефон плюс зарядное устройство на солнечных батареях. Лучше, если ты поговоришь с вашим врачом – у вас ведь есть свой врач в миссии? – и спросишь у него, что может потребоваться в полевом госпитале. Я не откажусь ни от чего. Но я не смогу заплатить. По крайней мере, сразу. Возможно – вообще никогда.

– Я посмотрю, что удастся достать, – миссионер, кряхтя, поднялся. – Пока же я перестану злоупотреблять твоим гостеприимством. Да и солнце клонится к закату, а до нашей миссии больше шестидесяти верст, по местным дорогам часа три пробираться. Кому передать весть о том, что вы живы и здоровы?

– Спасибо, господин Фасар. Пока никому. Впрочем… – Она задумалась. – Как называется место, где расположена твоя миссия?

– Тампасика. Небольшой город или большая деревня, смотря как посмотреть, вряд ли больше трех тысяч жителей.

– Он есть на картах?

– Да, есть.

– Хорошо. Господин Фасар, если однажды к тебе зайдут в гости наши друзья, расскажи им, как сюда добраться. Они скажут пароль – «мароновая роща». Но не говори никому, что ты их ждешь, возможно, они и не зайдут никогда. Хорошо?

– Твои друзья здесь? – поп потеребил бороду. – Хорошо. Марон – какое-то дерево, если я правильно понимаю?

– Да. С такими резными листьями, как рука, – Карина продемонстрировала растопыренную пятерню в качестве иллюстрации.

– Я запомню. А сейчас, госпожа Карина, не могла бы ты позвать мужчин, чтобы они помогли мне донести брата Сумарена до джипа? Боюсь, года мои уже не те, чтобы дотащить его в одиночку.

– Обойдемся без мужчин, – улыбнулась Карина. – Только, очень прошу тебя, не надо привозить его в следующий раз. И забери его звезду – наверное, она ему пригодится.

В сопровождении Цукки, Тамши и брата Фасара Карина, манипуляторами неся пребывающего в глубоком обмороке Сумарена в полусажени перед собой, дошла до стоящего на околице джипа, возле которого уже бродил сумрачный Младший Коготь, пиная скат. Он молча проследил, как Карина запихивает бессознательного миссионера на заднее сиденье, как брат Фасар забирается на место водителя, повернулся и ушел.

– Брат Фасар, – Цукка подняла руку, прежде чем тот завел мотор. – Можно задать тебе вопрос о твоей вере?

– Конечно, дитя мое.

– Ваш святой знак – звезда в круге. Я уже видела такой у одного… из солдат Дракона. Только он меньше и с дыркой в центре звезды. Разве среди солдат Дракона есть последователи вашей церкви?

– Вряд ли. Раз звезда с отверстием, это знак Курата – он местный бог солнца. Если ее расположить так, чтобы тень звезды падала на землю, в ее центре окажется светлая точка – символ того, что день торжествует над ночью.

– Бог солнца? – переспросила Цукка. – Но ведь твоя Церковь тоже поклоняется Отцу-Солнцу? Получается, что ваши религии одинаковы?

– Двести лет назад за такую ересь, дочь моя, тебя живой сварили бы в кипящем масле, – усмехнулся проповедник. – В наше время, когда я попытался провести такую параллель в своей диссертации на звание магистра теологии, меня просто отправили в самый глухой уголок планеты, который только можно придумать. У нас не принято рассуждать о подобных вещах, но у меня есть довольно убедительные доказательства, что изначально Церковь Колесованной Звезды являлась ответвлением одного из южных культов. Умерщвленный на колесе Пророк, живое воплощение Бога-Солнца, сильно изменил основные положения тогдашней религиозной доктрины и создал нашу Церковь. Предупреждаю, не стоит обсуждать этот вопрос с другими миссионерами – выйдет…. теологический диспут, как ты выражаешься. Но я нахожу удовольствие в изучении истории, так что с радостью расскажу тебе все, что знаю, когда появлюсь у вас в следующий раз.

– Надеюсь, когда-нибудь ты познакомишься с моим мужем, Саматтой, – серьезно сказала Цукка. – Он тоже историк. Уверена, вы найдете много общих тем для разговора.

– Надеюсь на встречу, – кивнул брат Фасар. – Но сейчас мне пора. И помните: главное – не отчаиваться. У Господа нашего странное чувство юмора, а в рукаве – много козырей. И я стану молиться за вас.

– Чувство юмора у Дзи действительно странное, если о нем речь, – пробормотала Цукка под урчание заводящегося мотора, вместе с Кариной отходя в сторону, чтобы не мешать машине разворачиваться. – А уж про Камилла вообще молчу.

– А он хороший дядька, – сказала Карина. – Господин Фасар, я имею в виду, не Камилл, разумеется. Даже удивительно.

– Дядька хороший, а вот компанию себе выбрал неподходящую. Уму непостижимо – жрец, критически изучающий прошлое своей религии! – Цукка помахала вслед уезжающей машине. – Ну что, ты собираешься прием дальше вести? Я там детишкам про Текиру рассказывала, про материки и океаны. Вон они все из-за домов выглядывают, сейчас от любопытства полопаются. Так что ты как хочешь, а я пошла дальше свет людям нести.

Поздно вечером, в одиночку отправившись к речке искупаться – река изменила свое русло, но удобные для спуска к воде места сохранились – Карина вляпалась в приключение. Обсохнув после купания и натянув платье, она принялась подниматься на высокий здесь берег. Простому человеку пришлось бы попыхтеть, пытаясь в кромешной темноте нащупать дорогу, но она ясно видела тропинку сканером и уверенно шагала по ней, перепрыгивая с камня на камень. Маленький песчаный пляжик, который она так полюбила, безвозвратно погиб, уничтоженный селевым потоком, но, по крайней мере, перекрытая грязевыми наносами река разлилась выше по течению, там, где в сезон «малых дождей», как сейчас, обычно красовалось лишь широкое галечное ложе. Сейчас Карина носила сделанные специально на ее маленькую ногу гунки из дубленой кожи, а потому не боялась повредить ноги об острый обломок камня, не обточенный водой. Однако усталость и самоуверенность сыграли свою роль, и когда она решила срезать несколько шагов, пройдя по большой старой валежине, оступилась.

Она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие и балансируя на трухлявом дереве, по которому заскользили плоские гладкие подошвы гунок. В конце концов ей удалось собраться и упасть, почти рухнуть на одно колено, крепко ухватившись рукой за торчащий сук. Однако для старой деревяшки такое оказалось уж слишком. Что-то хрустнуло, треснуло, застонало, и валежина сначала медленно, а потом все быстрее заскользила сквозь заросли кустарника вниз с обрыва. Отчаянно пытаясь удержаться на ней, Карина перегруппировалась, но прогнивший ствол развернулся и толстым концом вниз устремился к отблескивающей искрами в полутора саженях под ней черной речной воде. Она инстинктивно упала вперед, размахивая руками, чтобы ухватиться хоть за что-то, способное удержать ее от падения – и внезапно ствол рванулся из-под нее вверх и назад, обломками сучьев обдирая ей ноги, и она приникла к нему всем телом, обхватывая руками и ногами.