Корректор. Книга третья. Равные звездам

Уже пару минут спустя Карина с изумлением почувствовала, что несмотря на довольно раннюю пору и окружающий галдеж глаза слипаются так, что веки приходится поддерживать пальцами. Тяжелая гнетущая усталость навалилась на нее, клоня к земле. Похоже, сегодняшнее приключение для нее оказалось слишком выматывающим – не столько физически, сколько психологически. Она вяло подумала, что неплохо бы заняться вечерней тренировкой – вот только полежит совсем немножко…

Уснула она мгновенно, в тот же миг, когда вытянулась на кровати.

Наутро она проснулась рано. В затянутое листом сетчатой пальмы окно Большого Дома сочился серо-глухой предутренний свет. Она чувствовала себя на удивление выспавшейся и отдохнувшей. Выбравшись из-под покрывала – оказывается, вечером ее раздели и закутали, а она даже ничего не почувствовала! – она влезла в платье и натянула гунки, чтобы отправиться в «клинику» и там, в тишине и покое, размяться и позаниматься техниками. В который раз она пожалела о гибели песчаного бережка, такого удобного и для упражнений, и для последующего купания! А теперь после занятий ей, потной и разгоряченной, приходится снова напяливать повседневную одежду и тащиться до речки по кочковатой тропе. Интересно, как отнесутся местные к тому, что она станет ходить на речку голой? Ну, хотя бы в набедренной повязке. Ведь она же теперь Избранная Дочь. Распространяются ли на избранных дочерей общие правила приличия? Господин Мамай же сказал вчера, что для нее вовсе не неприлично ходить с открытой головой…

Охнув, она замерла. Она как раз вышла из двери дома, возле которой дежурили два мужчины, глубоко ей поклонившиеся, и теперь растерянно переводила взгляд с одного охранника на другого. События предыдущего дня ясно и отчетливо всплыли у нее в голове, и она тихо застонала, взявшись за голову. Ну как же. Да уж, Избранная Дочь, никак не меньше! Теперь у нее еще и персональная охрана. Определенно, Панариши следует оторвать голову. Или тогда он станет мучеником, и его слова обретут особый вес?

Отогнав соблазнительные фантазии, в которых она ме-е-едленно выжигала шаману нервные узлы и отрывала руки и ноги, она двинулась в сторону «клиники». К ее несказанному облегчению мужчины за ней не пошли, оставшись караулить дом. Она радовалась целых две минуты – пока не увидела, что еще два сторожа, присев на корточки, дежурят у «клиники». На их поясах висели здоровенные ножи в потертых деревянных ножнах. Мужчины вскочили и склонились перед ней.

– Э-э-э… доброе утро, – остроумно высказалась Карина. – Господа… э-э-э… вы тут очередь заняли? Прием начнется через два часа, не раньше.

– Мы охраняем больницу, сама Карина, – почтительно заявил один из охранников. – Сан Панариши приказал, и старейшины согласились. Вчера мужчины тянули камешки из мешка, и нам выпала честь дежурить сегодня до обеда.

– И от кого вы намерены меня охранять? – подавленно поинтересовалась самая обескураженная из всех Избранных Дочерей мира. – У солдат Дракона автоматы, а от остальных я сумею защититься и сама.

– А если кто-то попытается пройти без очереди? – осведомился мужчина. – Сама Карина, ты ведь не хочешь лично выгонять его из больницы и слушать скандалы женщин? Еще сан Панариши сказал, что нужно сделать ре-ги-стра-ту-ру, но не сейчас, а попозже. Ты слишком занята, чтобы отвлекаться на мелочи.

Карина только махнула рукой. Все. Теперь она идол. Ей поклоняются, и ее мнение мало кого интересует. Ну, пусть только Панариши появится ей на глаза!

Чуть позже ее настроение слегка поднялось. Господин Шаттах пожертвовал «клинике» большие настенные часы – самые настоящие механические, с большим отверстием для заводного ключа. Часы принес гордый Матса в сопровождении Тэйсэй и небольшой толпы ребятишек помладше. Карина надрезала один из опорных столбов и вместе с Цуккой торжественно привесила к нему ходики. Теперь она, по крайней мере, могла работать по четкому расписанию.

Однако за весь день данное событие оказалось единственным светлым пятном.

В очередной раз Панариши заявился к ней во время послеобеденного приема. На сей раз Карине пришлось столкнуться с ситуацией, которая почти довела ее до нервного срыва. Пациента, пожилого (по местным меркам) мужчину, его сын притащил на закорках из деревни, название которой у нее в голове не задержалось в том числе и из-за того, что оба практически не говорили на общем. Притащил – потому что ходить самостоятельно тот уже не мог. На его правой голени под толстым слоем отвратительно пахнущих тряпок обнаружилась чудовищных размеров трофическая язва, из которой сочился кровянистый экссудат. Карина при помощи Тамши (Цукка при виде язвы позеленела и побыстрее отошла подальше, с трудом сдерживая тошноту) отмыла больное место от гноя и остатков какой-то мази и вдоволь налюбовалась зрелищем струпа, окруженного обширными фиолетовыми пигментированными пятнами. Затем она бессильно села на скамью, с трудом удержавшись от того, чтобы обхватить голову руками. Она интересовалась сосудистой хирургией – поверхностно, просто ради расширения кругозора, но никогда не специализировалась в ней и даже ни разу не участвовала в операциях. На ее дилетантский взгляд, основной причиной язвы являлась классическое нарушение венозного кровообращения из-за проблем с клапанами сосудов. Но откуда она знает, что дело именно в нем? А если язва диабетической природы? Ей даже нечем измерить артериальное давление, не говоря уже про уровень глюкозы в крови! Она попыталась вспомнить все, что знала про такие язвы, и поняла, что помнит ужасающе мало. В сущности, ничего сверх самых общих сведений.

Ей захотелось закричать во весь голос, вскочить, выбежать из «клиники» и бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от Муммы и от доверчиво-восхищенных взглядов немого обожания, которыми ее награждали и старик, и его сын. Очевидно, они ни секунды не сомневались, что великий шаман сама Карина, Избранная Дочь по совместительству, вылечит болезнь за пару секунд просто наложением рук. Но что она может сделать? Что?! Она же не врач-универсал, чтобы знать и уметь все на свете!..

Полог качнулся, на мгновение впуская в помещение солнечные лучи. Карина подняла взгляд и тоскливо уставилась на вошедшего Панариши. Если он сейчас начнет рассуждать про свои исторические сказки, она точно ампутирует ему язык в полевых условиях!

– Не слишком хорошо, – Панариши подошел к лавке, на которой лежал старик, и склонился над больным местом. – Трофическая язва. Причем инфицированная. И я бы сказал, не только бактериями, но еще и грибком Самии третьего типа.

– Что? – поразилась Карина. – Что ты сказал?

– Грибком, говорю, инфицированная, – терпеливо повторил шаман. – Катонийской медицине он не известен, не водится он в Катонии и Четырех Княжествах, чистой воды эндемик. А лечили рану… – он принюхался. – Ну разумеется, зеленой мазью. Составляется из растертых в кашу трех местных травок, смешанных со слюной яловой коровы. В местных краях почитается панацеей от половины болезней, но в действительности мало от чего помогает, и уж точно никак не спасает от сосудистых заболеваний. Разве что боль несколько успокаивает. Что-то не так, сама Карина?

Карина сообразила, что смотрит на Панариши круглыми глазами, и со стуком зубов захлопнула отвисшую челюсть. Краем глаза она заметила, что у Цукки на лице держится похожее выражение.

– Прости меня, господин Панариши, но откуда ты знаешь такие выражения? – осторожно поинтересовалась она. – «Инфицированная», «грибок», «трофическая язва»… Ты что, учился в университете?

– Я много где и чему учился, – туманно ответил Панариши. – И шаманом я работал не всегда…

Он несколько раз провел ладонью над раной, не касаясь ее.

– Плохо, – задумчиво повторил он. – Тонус у окружающих тканей… М-да. Что ты собираешься делать?

– Не знаю! – зло огрызнулась Карина. – Понятия не имею! Я никогда в жизни такими вещами не занималась! Ногу я ему откромсать могу, всегда пожалуйста. Никакой другой метод не гарантирует, что завтра у него вся история с начала не начнется. Господин Панариши, ты не мог бы пока что оставить меня в покое? Мне подумать нужно!

– Так. Ясна ситуация, – пробормотал шаман, не обратив на последние фразы никакого внимания. – Ну что же, давай разбираться на пару. Начнем с наименьшей проблемы. Инфекцию вычистить можешь?

– Да, но толку…

– Вот и замечательно. Чисти.

Карина стиснула зубы. Что он к ней привязался? Командует тут, как… как… как Томара! Ага, у нее в точности такой же вид, когда она обучает дурных на голову интернов-первогодков выполнять простейшие действия. Тоже мне, ментор! Шаман разукрашенный…

Стоп. А чего ты, подруга, внезапно раздухарилась? Ты сама знаешь, как справиться с проблемой? Нет? Ну так и делай, что говорят умные люди. Личные разборки отложим на потом. Ты профессионал и не можешь позволить себе ставить личные эмоции выше интересов пациента. Кем бы Панариши ни являлся в реальности, он точно не простой невежественный шаман. Если взяться за него как следует, вполне может выясниться, что он и медфак в университете заканчивал. С него станется.

– Хорошо, – спокойно сказала она. – Пойдем по порядку. Я вижу… так, цепочечные бактерии третьего и пятого вида… выжжено. Действительно, какой-то грибок – в жизни не видела ничего похожего… выжжено. Ох ты… злокачественное перерождение на начальной стадии. Пока только отдельные клетки… выжжено. Но если не ликвидировать язву, процесс не остановится. Что дальше?

– Расскажи мне о возможных причинах язвы, – тон Панариши казался расслабленно-ленивым, словно он спрашивал о погоде на улице. – Начни с самых вероятных.

– Ну… – Карина задумалась. – Основная причина, как мне помнится, нарушение циркуляции крови в венах. Хроническая венозная недостаточность. Клапаны перестают перекрывать обратный поток, и кровь свободно ходит по большим сосудам вверх-вниз, под давлением просачиваясь во внешнюю венозную систему. Там нарушается циркуляция крови, вены расширяются, начинаются тромбозы, а потом и язвы. Также причиной может являться атеросклероз – но здесь вряд ли дело в нем, я не вижу характерных изменений сосудов. Еще язвы может вызывать диабет, но там, кажется, локализация язв другая – не помню точно, кажется, на стопе, а не на голени. Еще могут случаться гипертонические язвы, но про них я вообще ничего не помню, кроме названия.

– А говоришь – понятия не имеешь, – ухмыльнулся Панариши. – Имеешь, оказывается. Что из описанного ты можешь исключить? Гипертонические язвы уж точно – раз ты про них не знаешь, то и беспокоиться не о чем. Диабет ты можешь диагностировать?

– Нет. Для такого нужно оборудование. Стандартного диагноста хватило бы, но у меня его нет.

– А атеросклероз ты, как сама сказала, исключаешь. Значит, остается основная причина. Что нужно для ее ликвидации?

– Пластика клапанов или перевязка глубоких или перфорантных вен… – пробормотала Карина. – Эй! Что значит «для ликвидации»? А если я ошибаюсь? У него ведь гангрена может начаться, и тогда точно придется ногу отнимать!

– Если ты не ликвидируешь причину, он умрет весьма неприятной смертью, – философски пожал плечами Панариши. – Послушай, сама Карина, у тебя все равно нет других вариантов. Ближайший квалифицированный врач, которому ты можешь задать вопрос, находится по крайней мере в полутора тысячах верст по прямой отсюда. Значит, ты сама по себе. И любое твое действие окажется лучше бездействия. Так что делай что должно, и будь что будет.

– Дзинтон, только не говори мне, что это ты собственной персоной! – Цукка приблизилась к Панариши и уперла кулаки в бедра. – Дзи? Кара, ты его проверяла?

– Я не Дзинтон, сама Цукка, – покачал головой Панариши. – И не Дзи. Даю честное слово, что никогда не называл себя такими именами. Могу поклясться чем угодно по твоему желанию.

– Кара? – Цукка перевела взгляд на Карину.

– Он человек до последней клеточки. Я уже смотрела. Хотя, думаю, папа вполне способен обмануть мой сканер, если захочет. Или создать проекцию со стопроцентной достоверностью – помнишь, он описывал? Но папа никогда не обманывал явно, – Карина вздохнула. – Пыль в глаза пускал, от ответа уклонялся, но не обманывал. Так что, Цу, нам придется предположить, что господин Панариши и Демиург Джао – вовсе не муж и жена… Хотя, – она грозно нахмурилась, глядя на шамана, – не надейся, что уйдешь от объяснений!

– Объяснения – не главное. Сейчас заканчивай с пациентом. К тебе есть еще одно дело, которое сейчас скромно ждет на улице.

– Господин Панариши! – сквозь зубы проскрежетала Карина. – Я была бы крайне признательна тебе, если бы ты прекратил вмешиваться…

– Мне редко оказываются признательны, – пожал плечами шаман. – Я привычный. Не отклоняйся от темы. Пластику клапанов ты можешь сделать?

– Не знаю. Никогда не пробовала. И с техникой не знакома.

– А перевязку перфорантных вен?

– Тоже не пробовала, – вздохнула Карина. – Но запаивать сосуды для меня не проблема.

– Так запаивай.

– Но если…

– Нет никаких «если». Либо ты его лечишь, либо он умирает от заражения крови или чего похуже. Любые колебания только ухудшат ситуацию. Делай!

От резких командных ноток в его голосе Карина вздрогнула. Она взглянула на Панариши с новым интересом. На лице мужчины не читалось ничего, кроме спокойной уверенности – то ли в ее способностях, то ли в своем праве отдавать приказы. А ведь он довольно молод, мелькнула в голове непрошенная мысль. Молод и… красив. Или нет, не красив, а… привлекателен, несмотря на резкие грубые черты лица. Если остричь и причесать растрепанную гриву волос, стереть с физиономии дурацкую раскраску, вымыть и одеть в нормальную одежду…

Додумывать мысль она не стала. Не время. Что же ей делать с пациентом? Панариши прав: любая помощь лучше, чем никакая. Конечно, можно связаться с кем-нибудь из своих и через Ольгу передать запрос в Княжества. Наверняка там найдут специалистов… а толку-то? Как они поставят диагноз, если в глаза проблему не видели? Процесс обмена займет не менее суток – или как там их спутник ходит? – и почти наверняка приведет к пустой трате времени.

– Хорошо, – решительно сказала она. – Я сделаю.

– Замечательно! – одобрил шаман. – Действуй.

Едва слышно фыркнув – ишь, раскомандовался, поклонник Тилоса! – Карина склонила голову и закрыла глаза, чтобы не мешали. Несколько минут она разбиралась в мешанине сосудов и капилляров. Ну и головоломка! И как сосудистые хирурги в них ориентируются?..

– Готово, – сообщила она через несколько минут. – Тамша, давай мазь и бинты, надо перевязать рану. Три протока запаяны наглухо. Если причина изъязвления крылась именно в них, то теперь нога должна пойти на поправку. Язву я тоже закрыла, но там слишком много полумертвой ткани, ее сращивать бессмысленно. Все равно отомрет. Сейчас ему нужен покой и хорошее питание, чтобы ткани регенерировали. Господин Панариши, ты не мог бы перевести…

Шаман кивнул и быстро заговорил на местном тарабарском наречии. Оба мужчины – и молодой, и пожилой – оживленно закивали в ответ, переводя взгляды с Карины на Панариши и обратно, что-то отвечая. Дождавшись, когда закончится перевязка, молодой ловко подхватил старого на закорки и, кланяясь, задом выбрался за полог.

– Через период его приведут на повторный прием, и ты сможешь проверить, насколько хорошо сработала, – сообщил шаман.

– Все-то ты предусмотрел, господин Панариши! – сурово заявила Цукка, вставая перед мужчиной и снова упирая кулаки в бедра. – А теперь рассказывай, что ты такое и откуда взялся. И почему изображаешь из себя шамана, хотя и близко им не являешься. А ну?

– Девочки, вы не обидитесь, если я предложу, как принято у вас в Катонии, общаться без формальностей? – поинтересовался шаман, и в его глазах блеснул отблеск скрытого смеха. – Я слишком стар, чтобы тратить время на такую ерунду, как «сама» или «госпожа», да и вам станет проще зверски пытать меня с целью извлечения информации. Ну как?

– Не возражаю, – Карина встала рядом с Цуккой и уперла кулаки в бока ничуть не менее воинственно, чем та. – Тамша, подожди, пожалуйста, на улице, пока я его… уговариваю.

Тамша быстро кивнула и вышла, ничуть не удивленная просьбой.

– Ну? – переспросила Цукка. – Гос… Панариши, ты собираешься отвечать?

– Не-а, – безмятежно заявил шаман. – Скажем так: в местных краях хватает дракононенавистников. А Шай – дурак. Не по уму, а просто по молодости. Опыта ему не хватает. Притащить тебя сюда, Кара, да еще и позволить свободно общаться с людьми – все равно что бросить кристалл соли в перенасыщенный раствор. Был бы он поопытнее – никогда в жизни такой глупости не совершил бы.

Нет, ну каков нахал! Когда, интересно, они накоротке успели сойтись? И откуда он, чужестранец, вообще знает ее фамильярное имя? Карина медленно выдохнула воздух сквозь суженные ноздри и открыла рот для тирады, но шаман снова опередил ее. Он легко поднялся со скамьи, каким-то легким неуловимым движением оказался у женщин за спинами, приобнял их за плечи и подтолкнул к пологу, по молчаливому уговору считавшемуся «дверью».

– Как я уже сказал, Кара, тебя ждет еще одно дело. Я ни при чем, оно само пришло, честное слово. Но расхлебывать придется тебе самой.

Карина тихо застонала, но подчинилась. Ну что там еще такое?

«Такое» оказалось двумя мужчинами среднего возраста. Они тихо сидели на корточках посреди опустевшей площадки перед «клиникой» – а очередь-то куда подевалась? опять Панариши распорядился? – и терпеливо ждали ее появления. По краям площадки отиралось десятка два зевак, стояли трое старейшин – господин Мамай и еще двое, имена которых Карина так и не запомнила. Рядом, и в то же время немножко отчужденно, расположились господин Шаттах с сыном. Еще нескольких мужчин испуганно жались друг к другу возле угла ближайшей хижины, а чуть поодаль кучковалась стайка женщин – пятеро или шестеро с затянутыми капюшонами кубал и две в глухих головных платках, оставляющих открытыми только глаза.

Сидящие на корточках дружно бухнулись на колени и уперлись лбами в землю.

– Поздравляю, Кара. Ты первая женщина, к которой в здешних местах мужчины пришли за судом, – проговорил шаман. Внезапно смешливые нотки исчезли из его голоса, и он стал каменно-серьезным. – Избранная Дочь, они хотя услышать твое решение. Я готов переводить, но решать тебе.

Он сделал знак, и один из мужчин, распрямившись, быстро заговорил. Второй затараторил следом, и Панариши оборвал обоих властно поднятой рукой. Он что-то сурово сказал, и один из мужчин закивал, после чего заговорил куда медленней.

– Сан Миссар два года обрабатывал участок поля, выделенный общиной его соседу, сану Кучуму, – начал переводить шаман. – Сосед сильно болел и не мог работать. Сан Миссар в деревне человек новый, а потому община не выделяла ему землю. Обычная практика в здешних краях, – пояснил он. – Что-то вроде ценза оседлости – земля выделяется не ранее, чем через несколько лет проживания в деревне, своего рода защита от неусидчивых бродяг. До того человек работает на плантациях батраком, а то и рабом. Или живет в чьей-нибудь семье как дорей. Так вот, сан Миссар со своей семьей работал два года на поле сана Кучума, выращивая маяку, и выручку от продажи урожая они делили поровну. Маяку, – снова пояснил он, – Дракон отбирает всю, но платит за нее небольшие деньги. Примерно пятидесятую часть того, сколько она стоит на международном черном рынке наркотиков. Для местных и столько очень много. Теперь сан Кучум выздоровел, выгоняет сана Миссара с поля и требует у него вернуть половину того, что сан Миссар получил в предыдущие годы. Сан Миссар утверждает, что не может вернуть деньги, потому что уже все потратил, и что так несправедливо – уговор был честным и заключен при свидетелях.

– А почему тогда хозяин требует возврата денег? – удивилась Карина.

– Сейчас спросим, – он повернулся ко второму мужчине, и тот заговорил. – Сан Кучум утверждает, что в его деревне справедливая плата именно такова – четверть дохода батраку, остальное хозяину. Два года назад договор заключал его брат, молодой и неопытный, только что купивший первую жену и не знавший деловых обычаев. Сам сан Кучум как раз болел тем, что называется головной горячкой. Ее вызывает небольшой паразит, – в очередной раз пояснил шаман, – личинка ленточного червя гётю, живущего в кишечнике коров. Ее цикл развития включает стадию пузыря в разных тканях зараженного организма, в том числе в мозге. Пузырь получается из личинки, проглоченной с едой и проникшей в кровь из желудка. Пузырь медленно развивается и выделяет яд, который, если пузырь сформировался в мозгу, делает человека слабоумным. В человеке, в отличие от животных, пузырь рано или поздно погибает, и функции мозга восстанавливаются. Сан Кучум, как утверждается, страдал именно такой болезнью, так что действительно не мог соображать, что происходит. Теперь он требует восстановить справедливость и вернуть ему причитающиеся деньги. Что скажешь, Кара?

– А почему я должна решать? – устало спросила Карина. – Я-то при чем? Я вообще иностранка, в местных обычаях не разбираюсь. Почему они ко мне пришли?

– Потому что ты Избранная Дочь! – хихикнула Цукка. – Верно, Панариши?

– Точно, – шаман подмигнул ей, и они оба в унисон хитро улыбнулись. – Цу, хочешь, мы тебя ее заместителем назначим?

– Уже назначили! – фыркнула та. – Панариши… слушай, раз уж мы без формальностей общаемся, как тебя покороче звать?

– Покороче? – шаман склонил голову на бок. – Нет стандартного сокращения. Шаху и еще кое-кто зовет меня Риш. Скажем, Рис, чтобы вам легче произносить.

– Заметано. Рис, я, в отличие этой глупой юной особы, давно поняла, что никуда нам не деться. Если бы она свои способности направо и налево не демонстрировала, может, и удалось бы отбиться. А так… Кара, пророчица ты наша, решай давай. Люди ждут. Или я за тебя решу, как твой заместитель.

– Да что вы оба ко мне привязались! – возмутилась Карина. – Я врач! Врач, а не судья, не юрист и даже не местный землевладелец! Как я решить должна? У них тут что, своих судей нет за ненадобностью?

– Судьями обычно выступают старейшины деревни, – хмыкнул Панариши. – Но они не знают, что сказать. Оба правы. И договор заключен честно, и брат сана Кучума явно ошибся по неопытности. Так что ты – последняя инстанция. Верховный и апелляционный суд в одном флаконе.

– Не хочу я ничего решать! – угрюмо заявила Карина. – Пусть сами как-нибудь разбираются. Жили тут без меня тысячу лет, и еще тысячу проживут.

– Попытки уйти от ответственности ничем хорошим не заканчиваются, – невозмутимо сказал шаман, присаживаясь на корточки. – Если ты не решишь за них, дело может кончиться кровью. Денег у сана Миссара, скорее всего, действительно нет, а сан Кучум твердо уверен, что тот его обманул. Сан Миссар в той деревне считается чужаком, и родственники сана Кучума почти наверняка его убьют. А у него семья.

– Тогда пусть господин Кучум забудет о деньгах! – предложила Карина. – Договор же заключен честно?

– Тогда пострадает тот, кто заключил плохой договор – брат сана Кучума. Убить не убьют, все-таки родственник, но могут отобрать общинный надел и даже изгнать из деревни. А у него сейчас двое малолетних детей, которых нужно кормить. Они вполне могут умереть от недоедания. Мир жесток, Кара. Очень жесток. Жизнью в нем поплатиться можно в любой момент и почти ни за что. Такие, как ты, редко замечают всю его несправедливость, но от того она никуда не девается. Сейчас от твоего решения – или его отсутствия – зависят человеческие жизни. У тебя нет иного достойного выбора, кроме как принять ответственность на себя.

Карина взялась за голову и бессильно села на пятки прямо на голую землю. Истец и ответчик немедленно снова уткнулись лбами в пыль.

– Ну за что мне такое наказание? – в пространство спросила она. – Чем я заслужила? Сначала меня украли и притащили сюда. Потом отрезали голову совершенно незнакомому человеку, чтобы я не могла уйти. Теперь заставляют решать тяжбу, где куда ни кинь, всюду кто-нибудь да умрет. Панариши, а что ты посоветуешь?

– Ты примешь любое мое решение? – усмехнулся шаман. – Даже если я прикажу убить обоих прямо здесь и сейчас? А я могу – чтобы другим стало неповадно тебя беспокоить по мелочам.

– Панариши! – зло оскалилась Карина. – Вот только попробуй!

– Значит, решай сама, – Панариши перетек в позу со скрещенными ногами. – Итак, Избранная Дочь, твое слово?

Карина застонала. Пару минут она сидела, тупо глядя в землю. Мыслей в голове не осталось, только в звенящей пустоте черепа гулко отдавалось биение сердца. Потом она вздохнула.

– Ну, раз вы мне выбора не оставляете… Панариши…

– Рис, – перебил ее шаман. – Раз уж договорились.

– Хорошо, Рис. Владелец поля, как его…

– Сан Кучум.

– Сан Кучум действительно болел мозговой горячкой?

– Он так утверждает. И я замечаю у него характерные остаточные симптомы – затрудненность движений конечностей и легкую нескоординированность движений глаз. Наверняка он сейчас не в состоянии четко видеть. Можно и свидетелей спросить – вон они толкутся. Но ты можешь проверить сама. Ты же умеешь видеть человека насквозь. Проверь его мозг – там должны остаться следы пузыря. На вскрытии они очень характерно выглядят. Думаю, и со сканером не ошибешься.

На вскрытии? Карина подозрительно взглянула на шамана. Определенно, он что угодно, только не шаман. Но с какой целью он прикидывается и кто он вообще такой?.. Нет, потом. Нужно решать проблемы по одной за раз. Она потянулась и заглянула через сканер в голову истца. Хорошо знакомая объемная серая картинка головного мозга появилась у нее перед глазами. В мозжечке замерцал тускло-серым небольшой размытый комочек – умный сканер отфильтровал определенно чужеродное включение, органическое, мертвое, но еще не рассосавшееся до конца.

– Похоже, он говорит правду, – констатировала она, устало потирая глаза кулаками. – В мозге остатки чего-то постороннего. Рис, он согласен с тем, что договор его брат заключил честно, при свидетелях, без принуждения, ну и все такое?

Панариши переспросил, и истец, на мгновение оторвав лоб от земли, что-то ответил.

– Он согласен, – сообщил шаман. – Но считает, что договор несправедлив.

– Я уже поняла. Ох… что же сказать?

Она снова задумалась, бессмысленно водя по пыли пальцем.

И тут до нее дошло.

– Рис, о поле ЧЕГО идет речь? – сквозь зубы спросила она.

– Маяки.

– Той, из которой наркотик делают? – Карина резко вскочила на ноги, сжав кулаки. – И ты хочешь, чтобы я наркоторговцев между собой мирила?

– Они не наркоторговцы, – на лице шамана не дрогнул и мускул. – Они всего лишь выращивают маяку. Под принуждением Дракона, смею заметить. Но вообще-то я ничего не хочу. Я наблюдаю, как ты решаешь проблему, только и всего.

Карина зашипела, словно разъяренная кошка, и оба мужчины, оторвав лбы от земли, испуганно на нее уставились.

– Рис, значит, я Избранная Дочь? – спросила она, с трудом сдерживая ярость. – Давно предсказанная и так далее?

– Ага, – слегка ухмыльнулся он. – Я, кажется, тебе еще вчера о том сказал, в храме Тилоса. В присутствии двоих легитимных свидетелей.

– Ну, тогда переводи, и переводи точно! Готов?

– Кара, ты меня пугаешь, – негромко заметила Цукка. – Может, остынешь сначала немного?

– Рис, передай им мои слова, – Карина не обратила на слова подруги никакого внимания. – Маяка – зло и мерзость перед лицом… э-э-э, духов. Тот, кто выращивает ее, виновен в убийстве так же, как виновен человек, ударивший другого ножом. Перед лицом богов я заявляю: выращивающие маяку правосудия недостойны и не имеют права его искать! Все остается как есть. Господин Кучум не получит свои деньги и должен забыть о справедливости и несправедливости. Путь оба уходят домой и передают всем мои слова: тот, кто выращивает маяку, проклят перед богами, и очиститься может, только уничтожив все ее запасы и никогда больше не выращивая ее! Я сказала.

Часть зевак вокруг площади, очевидно, понимающих общий, возбужденно загалдела еще до того, как Панариши закончил переводить. Господин Мамай принялся что-то втолковывать остальным старейшинам. А когда шаман закончил, зашумели и остальные. Смуглые лица истца и ответчика посерели. Они на четвереньках попятились, потом дружно развернулись, вскочили на ноги и пустились наутек. Свидетели рысцой потрусили за ними.

– Что-то мне подсказывает, что Дракону твои слова очень не понравятся, – философски заметила Цукка, присаживаясь на корточки рядом с шаманом. – Спорим, что господин Дурран прибежит выяснять отношения не позже, чем через час? Рис, что скажешь?

– Что несколько преждевременно… – под нос пробормотал тот, но тут же встрепенулся. – Кара, ты понимаешь, что для местных жителей маяка – практически единственный способ заработать деньги? И что если они ее дружно начнут уничтожать, то останутся без самого необходимого. Они даже котелки с масляными лампами покупать не смогут.

– Ты мне сам сказал решить, – Карина внезапно потухла и сгорбилась. – Я решила. Прости, Рис, но если ты хочешь делать по-своему, делай сам. Я не кукла на ниточках, чтобы ходить по чужим тропинкам. Наркотики – зло. Котелки и лампы местных жителей – чьи-то смерти там, у нас дома. Не проси у меня сочувствия для тех, кто выращивает маяку, не дождешься.

– А я разве сказал что-то против? – удивился Панариши. – Просто мне хотелось, чтобы ты осознавала все причины и следствия, связанные с твоими поступками. Ты решила – и замечательно. Боюсь только, последствия окажутся… забавными.

– Возможно, но вряд ли более забавными, чем ты сам, Рис, – Цукка повернулась к нему так, что их лица оказались вровень. – Ты не надейся, мы не забудем, что за тобой должок.

– Должок?

– О себе рассказать ничего не хочешь?

– Торопишься, Цу, – непонятно усмехнулся шаман. – Кара, у тебя, между прочим, еще одна проблемка есть. И уж ее-то ты точно сама себе организовала, за язык никто не тянул.

– Что? Ты о чем?

– О том, – Панариши кивнул в сторону оживленно общающихся между собой старейшин. – Я попросил их подождать, пока ты не свершишь суд. Теперь их очередь.

– Только не говори, что и они меня о чем-то просить хотят! – безнадежно сказала Карина. – Им-то что нужно?

– Как мне помнится, тебе от них кое-что нужно. Сан Мамай! – Панариши махнул рукой. – Сама Карина готова вас выслушать.

Старейшины нерешительно переглянулись и робко приблизились. Еще раз переглянувшись с товарищами, староста деревни подергал себя за бороду и тяжело вздохнул.

– Момбацу сама Карина! – неуверенно начал он. – По поводу твоего приказа… женщинам ходить простоволосыми…

– Ну? – сумрачно спросила Карина. – Что не так?