Корректор. Книга вторая. Птенцы соловьиного гнезда

– Операция уже давно завершилась, – безмятежно сообщил ему Дзинтон. – Остались лишь формальности вроде оформления ареста похитителей. А мы с Карой хотели бы исчезнуть отсюда, пока не подоспели телевизионщики.

Он повернулся к входу в старый дом. Оттуда одного за другими выводили похитителей со скованными за спиной руками. С них уже сняли маски, и в ярком свете их лица казались совсем детскими.

– А их сильно накажут? – робко спросила Карина.

– Их обвинят в похищении человека с целью получения выкупа и захвате заложников, – сухо ответил Теодар. – В зависимости от обстоятельств – от двадцати лет до пожизненного заключения и газовой камеры.

– Газовой камеры? – охнула девушка. – Господин директор, но ведь они почти ничего не сделали! Их главарь заставлял, Той, брат бандита из банка!

– Суд разберется, – все так же сухо сказал Теодар. – Если присяжные решат, что они заслуживают снисхождения, то могут отделаться штрафом и испытательным сроком. Господин Дзинтон, ты что-то хочешь сказать?

– Да. Я намерен попросить, чтобы нас с Кариной отвезли домой, – кивнул Дзинтон.

– Ей может потребоваться помощь врача и психолога…

– Спасибо за заботу, но я и сам неплохой психолог. Могу сертификат предъявить. И она сама врач по профессии. Итак?

– Можешь воспользоваться моей машиной, она с водителем, – нехотя кивнул Теодар. – Потом отпусти его домой. Я здесь все равно на полночи застряну, потом вернусь вместе с ребятами.

– Спасибо, господин директор. Кара, едем.

– До свидания, господин Теодар. До свидания, Панас, – кивнула девушка. – Большое спасибо за помощь.

– Да какая там помощь! – махнул рукой тролль. – Могли и не выезжать. Сидели бы себе в теплой дежурке, а горе-террористов патрульные бы подобрали. Они все равно от скуки помирают.

– Все равно спасибо, – серьезно сказала Карина. – Панас, я оставлю пока себе твою куртку, ладно? Завтра утром верну.

Она поклонилась и, поплотнее завернувшись в форму, пошла вслед за Дзинтоном.

В машине она пригрелась на плече у Демиурга и задремала, так что в квартиру он внес ее на руках. Перед дверью она вспомнила, что ключ пропал вместе с одеждой, но замок открылся как-то сам собой.

– Карина вернулась! – возвестил знакомый голос. – Парс соскучился!

Карина встряхнула головой. Дзинтон поставил ее на ноги и подошел к обеденному столу, на котором, вытянувшись на боку, лежал зоки.

– Привет, малыш, – сказал он. – Лежи смирно.

– Парс болеет, не шевелится, – проинформировал зверек. – Парс ждет лекарства.

Карина подошла к нему.

– Что с ним? – с тревогой спросила она. – Я совсем про него забыла! Как он сюда попал?

– Когда тебя стукнули по голове, – пояснил Демиург, – его, видимо, тоже несколько раз ударили или пнули ногами. Но он для них оказался слишком шустрым. У него мелкие повреждения внутренней механики и покалечена средняя правая лапа. Ничего серьезного, на пяти ногах он ходит вполне сносно. Потом отнесешь его в мастерскую, починят за полдня. А попал он сюда очень просто – когда тебя увезли, он вызвал Саматту, Саматта связался с местной полицией, и Парса вместе с твоей сумкой подобрала патрульная машина. А я их забрал и принес сюда.

– Умница! – Карина погладила зверька по перепачканному в грязи меху. – Я и не знала, что он настолько сообразительный.

– Парс хороший шестиног, – согласился зверек. – Парс любит Карину! Карина ушастая и глупая, совсем как Парс.

– Я тоже тебя люблю, Парс, – Карина снова погладила его, про себя в очередной раз поклявшись оторвать Палеку голову. – Постой, пап… Ты хочешь сказать, что вы все с самого начала знали о моем похищении?

– Все вопросы позже, нетерпеливая молодая госпожа, – качнул головой Дзинтон. – Ночь впереди длинная. С твоим куратором я уже договорился, что в больнице ты завтра не появишься, так что наговориться успеем. Пока что топай в ванную, отмываться, отогреваться и переодеваться. А я что-нибудь поесть приготовлю.

Карина вздохнула. По опыту она знала, что вытянуть из Демиурга что-то против его желания невозможно. Она сбросила форменную куртку Панаса, аккуратно повесив ее на спинку стула, вытащила из шкафа купальный халат и отправилась в ванную.

Когда она наконец вышла оттуда, чистая, отогретая и с забинтованным порезом, по комнате витали до умопомрачения вкусные запахи. Парс с обеденного стола переместился на подоконник и дремал, прикрыв глаза. На столе стояла тарелка с крабовым салатом, возле плиты шумел чайник, а Дзинтон возился со шкворчащей сковородкой. В животе у Карины забурчало.

– Мораль сей истории: не принимай приглашений от неприятных молодых людей, – назидательно произнес Демиург, перенося сковородку на стол. – И поужинать не удастся, и в дурную компанию попадешь. Еще и плохим словам научат. Садись, лопай. Холодильник у тебя содержимым похвастаться не может, так что, извини, придется обойтись омлетом со спаржей, помидорами и ветчиной.

– Да хоть яйцами вкрутую, – пожала плечами девушка, усаживаясь. – Жрать хочется – спасу нет.

– Хорошо воспитанная молодая дама слово «жрать» не употребляет, – подмигнул Демиург.

– Хорошо воспитанная молодая дама и в истории с похищениями не попадает, – пробубнила Карина с набитым ртом. – И убить ее обычно не пытаются. Или пытаются не таким уродским способом. Сколько, кстати, времени? У меня часы вместе со всем остальным пропали.

– Твоя одежда и все прочее, включая часы и пелефон, обнаружены полицией при обыске дома, где тебя держали. Вернут завтра утром, я надеюсь. А времени полвторого.

– Сколько?! – от удивления Карина даже перестала жевать. – Уже полвторого?

– А что тут такого удивительного? – изогнул бровь Дзинтон. – По башке тебе дали примерно в полвосьмого, около трех часов ты валялась без сознания, а все остальное случилось, я бы сказал, в экспресс-режиме, даже как-то неприлично быстро. Репортеры и те до твоего отбытия подъехать не успели, сейчас, наверное, бесятся от злости.

Какое-то время Карина сосредоточенно жевала, собирая разбегающиеся мысли. Проглотив последний кусок омлета и заев его последней ложкой салата, она отодвинула тарелку.

– Спасибо, пап, очень вкусно, – сказала она. – И все-таки – ты действительно с самого начала знал, что меня похитили?

– Да, Кара, – согласился Демиург. – Я действительно знал. Мне даже оповещение Парса не требовалось. Ты зацеплена на лонжу, так что о твоем похищении я знал с того момента, как тебя оглушили.

– «Зацеплена на лонжу»?

– Извини. Буквальная вербализация технического символа. Имеется в виду автоматическая система оповещения. Проще говоря, у меня в ухе звенит, когда твоя жизнь оказывается под угрозой. Вот как сегодня.

– И ты знал, что меня похитили… что меня держат под блокиратором и бьют?

– Да, Кара. Я знал.

– И ты ничего не сделал? – Карина с подозрением взглянула на него. Внутри начала пробуждаться какая-то совершенно детская обида. – Они же могли меня убить!

– Как – ничего не сделал? – удивился Демиург. – Я встретил тебя, когда ты выбралась оттуда. И подсказал, как снять ошейник, не оставшись без головы. Правда, о том уже жалею, сама бы догадалась. Кстати, ты провозилась минут на двадцать дольше, чем я рассчитывал. Ты правильно сообразила, что большого тупого парня следует заставить отключить объемный блокиратор, но не нащупала подходящего направления в разговоре, которое заставило бы его поступить так сразу. А ведь всего-то следовало заявить, что его пульт – обманка. Тогда он бы попробовал доказать тебе обратное немедленно.

Карина насупилась. Конечно, ему легко говорить! Его-то не били по голове, не раздевали догола и не привязывали к гнилым доскам в ледяной комнате!

– Не хмурься, Каричка, – Дзинтон погладил ее по волосам, и почти против воли она потянулась к знакомой успокаивающей ласке. – В целом ты хорошо справилась. И здесь, и тогда во время ограбления.

– Ты знал и про ограбление? – вскинулась Карина. – А, ну да. Конечно. Я же Цу и Мати рассказала…

– Да, Кара. Я знал обо всем с самого начала. С того момента, как в тебя выстрелил грабитель.

Девушка опустила голову. Обида прошла, а ее место заняла тяжелая свинцовая усталость.

– Я подвела тебя, папа, – тихо сказала она. – Я опять убийца.

– Глупости, – отрезал Дзинтон. – Присутствовал бы я там, справился бы без жертв. Но у тебя физически не имелось возможности одновременно спасти полицейских и оставить в живых грабителей. Это – слабость, да. Но, надеюсь, ты не думаешь, что в одиночку сильнее всего мира? На подобное даже у меня наглости не хватает.

– Все равно…

– Не все равно. Ты сделала выбор. Тяжелый для тебя, неприятный выбор меньшего из двух зол, перед которым тебя поставили другие. Если бы ты не убила грабителей, они бы убили полицейских. И тогда на твоей совести опять оказались бы две жизни. Так или иначе, но смертей избежать ты не могла. А сегодня ты не убила похитителей, хотя их намерения в отношении тебя выглядели однозначными. Значит, ты не убийца.

– Папа, я не понимаю! – почти в отчаянии сказала Карина. – Если ты все время следил за мной, все время знал, что со мной происходит, значит, мне ни разу не грозила опасность? Ведь ты бы защитил меня, да? Спас бы? И я могла никого не убивать?

– Нет, Кара, – Демиург покачал головой. – Я не стал бы тебя спасать.

– Что? – девушка задохнулась, словно от удара. – Не стал бы?

– Кара, – мягко произнес Дзинтон. – Ты уже взрослая. Ты больше не нуждаешься в моей защите. Пожалуйста, пойми – я не могу и не хочу всю жизнь держать тебя в уютной безопасности. Я люблю тебя, Каричка, и возлагаю на тебя большие надежды. Если с тобой что-то случится, мне будет очень плохо. Но эта жизнь – твоя. И проживешь ее ты совершенно самостоятельно. Я окажу тебе дурную услугу, если продолжу опекать, как опекал отчаявшуюся тринадцатилетнюю девочку, вытащенную из кошмара Института Человека. Если окажешься в смертельной опасности, я первым поздравлю тебя с победой. Или первым оплачу твою гибель. Но я не спасу тебя. В лучшем случае создам условия, когда ради победы тебе придется отдать все свои силы и еще немного сверх того. И если не станешь бороться так, словно меня не существует, ты погибнешь.

– Да, папа, – вздохнула Карина. – Я понимаю…

– Возможно, разумом, но не сердцем. По-настоящему ты осознаешь когда-нибудь потом. Кара, ты еще очень молода. Ты не понимаешь, что такое стремиться защитить своего ребенка – и бояться навредить ему излишней опекой. Ты знаешь, что я не человек. Я – Демиург. И мои возможности вполне божественные. Ты знаешь, но настолько привыкла, что даже не вспоминаешь. Между тем, я мог бы сделать твою жизнь веселой и беззаботной, бездумной и безопасной. Посадить тебя в светлую теплую комнату, набитую игрушками, кормить и развлекать – и превратить в тепличное растение, не задумывающееся о том, зачем оно вообще существует. Я знаю тебя, так что даже не спрашиваю, как ты отнесешься к такой перспективе. И здесь кроется моя основная проблема. Я всем сердцем хочу тебе счастья, но не могу его дать, не раздавив личность, которую люблю. Крохи, что тебе перепадают – то немногое, что, как мне кажется, тебе не повредит. Не обижайся на меня, Кара, хорошо?

– Папа… – Карина поднялась и подошла к нему, взяв за руку. – Папа, я люблю тебя. Не надо оправдываться. Ты и так сделал для меня столько… Я верю тебе, верю, что ты хочешь мне только хорошего. И я действительно уже взрослая. Даже если ты прямо сейчас выбросишь меня на улицу, ты все равно уже сделал меня человеком. Я никогда не забуду твоей доброты.

– Спасибо, Кара, малышка моя, – Демиург осторожно обнял ее, и она, обхватив его руками, прижалась, словно в детстве. – Нет, конечно, я ни за что не выброшу тебя на улицу. Ты всегда сможешь вернуться в наш старый отель, где ждет твоя комната, и он навсегда останется твоим надежным прибежищем от жизненных забот. Но в жизни я помогаю только тем, кто помогает себе сам. Тем, кто даже в самой отчаянной и безнадежной ситуации не перестает бороться до конца. Впрочем, – он осторожно отстранил Карину, – парадокс кроется в том, что таким личностям моя помощь, в общем-то, и не требуется, они прекрасно справляются самостоятельно. Вот как ты сегодня. Тебе еще много следует узнать и многому научиться, но ты уже сейчас можешь превосходно постоять за себя. Тебе лишь нужно осознать свою силу. Как думаешь, почему я настоял, чтобы ты проходила интернатуру не дома, в Масарии, а в другом городе?

– Не знаю, – девушка, отстранившись, озадаченно посмотрела на него. – Не задумывалась как-то.

– Все просто. Ты – домашняя девочка. Если тебя не выпихнуть из дома силой, ты так и не узнаешь, что вокруг огромный мир, холодный и жесткий, но в то же время прекрасный и удивительный. А о нем знать необходимо. Посмотри – ты провела в Крестоцине так мало времени, но тебя уже любят в больнице и уважают в окружном полицейском управлении. Ты завела массу знакомств, узнала много нового, приобрела опыт, который многие не получают и за всю жизнь. Ты многое узнала о себе. А твоя жизнь лишь начинается. Учитывая твой талант влипать в истории, скучной она точно не окажется. У тебя и сейчас не все истории завершились, – Дзинтон лукаво подмигнул.

– Не все? – с подозрением взглянула на него Карина. – Ты о чем?

– Ну, – развел тот руками, – если скажу, какой тогда интерес? Скучно же знать все наперед! Могу только намекнуть: иногда приходится решать не только свои, но и чужие проблемы. А теперь я побежал. Дел, знаешь ли, куча. Не все же сопливой дочурке нос вытирать, верно?

– Папа, погоди! – спохватилась Карина. – А тот бандюк, который из окна выпал – он живой?

– Когда мы уезжали, еще был живой, хотя и без сознания, – безразлично сказал Демиург. – Башкой приложился крепко, когда падал, но не смертельно. Вообще-то если бы речь шла не о тебе, я бы его стер прямо там, на месте. У меня не так много жестких правил, но те, кто берут заложников, встречу со мной переживают крайне редко. Иначе такая сволочь получит сорок лет тюрьмы и через пять-семь лет получит возможность выйти досрочно за хорошее поведение. А готовность убить не способного сопротивляться заложника – индикатор, показывающий, что у человека сломаны все моральные барьеры и что наказание ему впрок не пойдет. Выйдет – и примется за старое. Таких оставлять в живых означает принимать на себя ответственность за их будущие жертвы. Обычная жизненная лотерея: специально я их не чищу, но если уж не повезло напороться на меня лично, то игра заканчивается на месте. Ты его пощадила, и я не стал исправлять твое решение, но в другой ситуации…

Девушка испуганно посмотрела на него. Она еще ни разу не слышала, чтобы Дзинтон, ее добрый понимающий папа, говорил такие ужасные слова. Да, наверное, он прав. Он всегда прав. Но все же…

– А остальные? – спросила она. – Им тоже по сорок лет дадут? Пап, но они же не хотели…

– Вполне хотели. Они взрослые люди, прекрасно понимали, что творят. А за свои поступки надо отвечать. Представь, что на твоем месте оказался бы кто-то другой, девиант, не умеющий пробивать блокаду. Имели бы мы сейчас его безголовый труп, да еще и несколько тел полицейских, подорвавшихся на минах при преследовании. Впрочем, могу дать небольшой совет. На суде не проси, чтобы к ним проявили снисхождение. Спишут на синдром заложника и пропустят мимо ушей, зато и к остальным показаниям отнесутся недоверчиво. Просто постарайся описать все так, словно они действовали под принуждением главаря. Не упоминай, что они тебя били, и скажи, что сами сложили оружие, когда главарь выпал из окна. Тогда, как сказал Теодар, с учетом возраста они отделаются штрафом и испытательным сроком.

– Хорошо, папа, я запомню, – кивнула девушка.

– Ну, вот и замечательно. Ложись-ка ты спать и хорошенько отоспись. Завтра тебе еще со следователем общаться, не забывай. Пока, малышка. Кстати, тебе все наши передают самые горячие приветы. Я транслировал твое приключение напрямую, и все ужасно рады, что ты хорошо справилась. Я просил сегодня ночью тебя не дергать, но с утречка запланируй часик-другой на болтовню с домашними, быстрее с тебя не слезут.

Он улыбнулся, махнул рукой и растаял в вихрящемся облаке. Карина вздохнула и села на стул. Сунув в рот случайно уцелевший стебелек спаржи, она прожевала его и с сожалением посмотрела на пустые тарелки. То ли нервы шалят, то ли она действительно зверски проголодалась, но в желудке все еще посасывало. Впрочем, на ночь много есть вредно. Пора и в самом деле ложиться. Завтра придется идти в полицию за своими вещами, а заодно и занести Панасу его куртку и пообщаться со следователем. А потом надо выяснить, куда можно сносить Парса в ремонт. Если еще раз столкнусь с этой скотиной Маами, мстительно подумала она, возьму и сломаю ему руку. Чем им Парс помешал, спрашивается? Он даже кусаться не умеет!

С тоской посмотрев на грязную сковороду, она поднялась и принялась собирать посуду. Если не вымыть ее сейчас, к утру грязь закаменеет, и ее придется долго и нудно оттирать. А после посуды она ляжет и как следует отоспится. Имеет, в конце концов, право после такого приключения!

Вот только что за история, о которой упомянул Дзинтон? Во что еще она влипла, не заметив того?

«Камилл, чтоб ты сдох!»

«Камилл в канале. Джа, ты, что ли? Оригинальная формула вызова. Сам придумал?»

«Камилл, я в бешенстве. Не зли меня еще сильнее! У нас есть договоренность, что мы не трогаем воспитанников друг друга! Какого черта ты навел на мою Карину «нормальных»?»

«А, вон ты про что. Расслабься, Джа. Она ведь выкрутилась, верно?»

«Какой ценой, мать твою за ногу?! Девочка в полном раздрае, мне ее успокоительными ментоблоками по уши нафаршировать пришлось! Мало ей истории с ограблением?! Ты ее что, в эмоциональный коллапс вогнать хочешь?!»

«Джа, восклицательных символов в твоей передаче слишком много. Может, все-таки выслушаешь?»

«Я слушаю».

«Во-первых, мне интересно, как твои воспитанники самостоятельно держат удар. Ты ведь не собираешься их вечно опекать, насколько я тебя знаю?»

Гигантская кобра сворачивает кольца, раздувая капюшон, вперивая немигающий взгляд. Блеск оружейной стали в ночной темноте. Планета, медленно деформирующаяся, словно сживаемая огромными невидимыми тисками…

«Красивые картинки, Джа. Я впечатлен, если тебя это успокоит хоть немного. А во-вторых, проблемы все равно возникли бы, не в таком виде, так в каком-то еще. История с ограблением слишком громкая вышла, слишком многие в курсе оказались, и наш бандит рано или поздно вышел бы на твою ненаглядную Карину. Так что, подставив Тоя, я сразу нескольких зайцев убил: проколол нарыв в контролируемых условиях, спалил настоящего продажного мента, а заодно вывел службу внутренних расследований полицейского управления на группу «нормальных», которая моей сети уже давно жизнь отравляла. Я тебе сведения не передавал, но они уже несколько раз наехали на мои подставные конторы с выгребанием документов. Мелочь конторы, однодневки, ничего серьезного там нет, но все равно неприятно. А теперь я заодно прослежу, кто и зачем их на меня наводил. Я даже догадываюсь, кто, но все хотелось бы доказательств. Понятно?»

«Сволочь ты, Камилл. Меня предупредить не мог?»

«Нет, разумеется. Меня интересовали чистые реакции твоей псевдодочурки, без твоей предварительной накачки. Ничего с ней не случилось, и случиться не могло на твоей лонже. И я подстраховался: Той все время под гильотиной ходил, попытался бы ей что-то серьезное сделать – умер бы на месте. Кстати, а зачем ты его под пули сунул? Пошел бы он под суд на пару с братцем, такая трогательная историйка для желтой прессы…»

«Если бы он вышел на свободу, то наверняка попытался бы убить ее снова – уже без театральных постановок, просто пулей в спину. Я не намерен оставлять под ней такие мины с часовым механизмом. А ты все равно сволочь. Ты мне весь воспитательный процесс чуть не нарушил. Теперь за свои фокусы ты мне должен. Вернее, не мне, а Карине. Что еще за история с беглым инженером и экспериментальным чоки? Фонд перспективных исследований – твоя контора. Только не говори мне, что не в курсе».

«Знаю в общих чертах, но не в деталях. Я действительно ни при чем. Мои подопечные играются, я их не контролирую».

«Не знаю, кто и во что у тебя играется, но история по Карине тоже шарахнет рикошетом. Камилл, я ожидаю, что ты вопрос под личный контроль возьмешь. Возьмешь?»

«Ладно уж, братец, возьму. Как тебе отказать, такому разъяренному?»

«Да уж ты постарайся не отказывать…»

«Не стану. Джа, и все-таки – к чему ты свою семейку готовишь? Ты ведь никого и никогда раньше так плотно не опекал. А?»

«Не твое дело. Отбой».

«Конец связи, сердитый ты наш».

8.15.848, вододень. Крестоцин

Отоспаться не получилось. Будильник в Парсе, который Карина забыла отключить, сработал в полпятого, резанув по ушам громкой веселой птичьей трелью. Девушка ошалело села в кровати и несколько секунд оглядывалась по сторонам. Потом она вспомнила все, что произошло вчера, и со стоном рухнула обратно.

– Карина – засоня! – донесся с подоконника голос Парса. Карина повернула голову и приоткрыла один глаз. Зверек лежал на боку в той же позе, что и накануне, приподняв голову и выжидающе смотря на нее. – Карина – чумичка сонная и неумытая! Подъем, подъем, кто спит, того убьем!

– Лика! – прорычала Карина. – Я вернусь. Я очень скоро вернусь! Ты ведь у меня с самого высокого марона не слезешь, жить там останешься, как обезьяна! Парс, отбой будильника.

– Засоням спать вредно, – сообщил зверек. – Карина – засоня, но Карина может дрыхнуть дальше, а то побьет.

Карина выдохнула сквозь стиснутые зубы и внезапно осознала, что спать больше не хочется. Совсем. Она повалялась в постели еще пару минут, потом отбросила одеяло и решительно поплелась в ванную, умываться.

Дальше все покатилось по накатанной дорожке. Зарядка – пробежка – завтрак… В половине седьмого, если верить часам терминала, она уже осторожно укладывала зверька в сумку, стараясь не задевать сломанную лапу. Ни кошелька, ни пелефона у нее не осталось, и она прихватила с собой паспорт, чтобы зайти в банк за наличкой (только бы его опять никому не захотелось ограбить!) Но сначала она решила зайти в полицейское управление, чтобы забрать свои вещи – вдруг вернут уже сегодня? Правда, непонятно, к кому там обращаться, но зря, что ли, она знакома с самим главным директором! Имеет право, в конце концов, воспользоваться связями хотя бы после такой истории.

К Теодару обращаться, однако, не пришлось. Молодой полицейский, в одиночестве скучающий по раннему времени в отделе приема посетителей, улыбнулся ей как старой знакомой.

– Доброе утро, госпожа Карина, – весело поздоровался он. – Ты рано. Не спалось после вчерашнего?

– Доброе утро, господин, – осторожно ответила девушка. – Э-э… мы знакомы?

– А как же, госпожа! – широко ухмыльнулся парень. – Ты ведь двоих наших спасла. Ночью тебя, говорят, украли, а ты повыбрасывала из окон пару десятков похитителей, разнесла в щепки дом, где тебя держали, и вообще всем наваляла по первое число. Меня, кстати, Наоса зовут. Рад знакомству.

– Взаимно, господин Наоса, – улыбнулась ему Карина. – Но из окна только один упал, да и то случайно. И дом цел, просто дверь гнилой оказалась, от толчка рассыпалась. Скажи, а где мне свои вещи получить? Они все там вчера остались, их нашли, как мне сказали. Мне хотя бы кошелек и пелефон, а то без них, сам понимаешь…

– Я не в курсе, что там нашли, но просто так забрать в любом случае не получится. Они теперь вроде бы как вещественные доказательства. Оформлять надо. Так… – Наоса включил дисплей терминала и погонял по нему документы. – Дело на расследование передано вайс-капитану Тацуме. Кабинет двести семнадцатый, по центральной лестнице и налево. Вообще-то он уже должен появиться, так что сходи к нему, спроси.

– Спасибо, господин Наоса, – кивнула девушка. – Пойду попробую. А то даже домашним толком не позвонить, не успокоить.

Следователь и в самом деле уже оказался на месте. Он сосредоточенно копался в записях, грудой валявшихся на столе. Дисплей терминала переливался искрящейся заставкой, а сам вайс-капитан, белобрысый парень лет двадцати пяти, казался настолько увлеченным своим делом, что не обратил на Карину никакого внимания. Ей пришлось вежливо кашлянуть несколько раз, прежде чем полицейский оторвался от своего занятия.

– Ведь вчера же вечером он здесь лежал, в стопке… – пожаловался он, поднимая взгляд. – Ох! Прости, госпожа, я принял тебя за другого. Чем могу помочь?

– Доброе утро, – поздоровалась девушка. – Я имею честь видеть господина Тацуму? Я Карина Мураций.

– Карина, Карина… – наморщил лоб следователь. – Ах, да, ночное похищение. Я еще не вчитывался в материалы, да их и нет, наверное. Рано пока. Кто там на выезде был, Панас? Он рапорты писать не любит, почти наверняка еще не отчитался. Ты во время штурма не пострадала, госпожа? Медицинская помощь, включая помощь психолога, жертвам похищений оказывается бесплатно.

– Не дошло до штурма, – объяснила Карина. – Я сама освободилась. И мне не нужна медицинская помощь, я сама врач. Я только вещи свои хочу забрать. Меня там догола раздели, так что и деньги, и пелефон где-то там остались. Папа сказал, что их нашли.

– Сама освободилась, вот как? – рассеянно пробормотал следователь, включая терминал и входя в систему. – Сейчас посмотрим, что там по предварительным материалам… Смотри-ка, а Панас рапорт уже сдал. На него такое совсем не походит. Так… прости, госпожа, тут есть пометка от начальника управления. Парой минут назад датирована. Боюсь, я тебе ничем помочь не смогу – у меня дело отозвано и передано майору Тришши. Он находится…

– Я знаю, где он сидит, господин, спасибо, – быстро кивнула Карина. – Комната двести пятьдесят четыре, да? Большое спасибо за помощь.

– Не за что, – вздохнул следователь, снова начиная копаться в бумагах. – Куда же клятый протокол запропастился?..

Майор Тришши уже сидел у себя в кабинете. Орк что-то быстро набирал на терминале, но, увидев Карину, отвлекся.

– А, героиня пожаловала с утра пораньше! – приветствовал он ее. – Кара, слушай, может, тебя в штат зачислить? Ну, чтобы с бандюками сподручнее воевать? Тогда и дела ты сама оформлять станешь, а не я. Узнаешь, что такое бумажками заниматься, может, начнешь по сторонам внимательнее смотреть.

– Доброе утро, Тришши, – поздоровалась Карина. – Я же не виновата, что меня похитили! Еще и по башке дали, гуля на затылке с полкулака… А почему ты мое дело взял? Сначала же его господину Тацуме дали.

– Тацуме его ночной диспетчер передал. А Теодар, как с утра появился, перерешил. Он думает, что у меня дел других нет, кроме как с плаксивыми человеческими девчонками возиться! На мне, между прочим, три ограбления банка висят, включая твое, два изнасилования и четыре вооруженных уличных ограбления. И по всем нужно работать в темпе.

– Я тебя тоже люблю, Тришши, – улыбнулась Карина. – Скажи, а мне нельзя как-нибудь свои вещи назад получить? Хотя бы пелефон. Ты мне его вели вернуть, и я дальше пойду.

– Дальше она пойдет… Шустрая больно! – проворчал орк. – Раз уж появилась, не отделаешься так просто, невинная жертва. – Он вытащил из ящика стола свой любимый блокнот – чистые страницы там остались только ближе к концу – и приготовил стило. – Валяй, рассказывай, храбрая ты наша. С самого начала рассказывай.

Орк в лучшей своей манере пытал Карину почти два часа. Он дотошно выспрашивал ее о всех мелочах, о поведении Маами, Тоя и прочих участников похищения, о том, как Карина заставила Тоя отключить стационарный блокиратор, как ей сдались остальные похитители… Некоторые эпизоды он заставил ее описать несколько раз. Эпизод со снятием ошейника его заинтересовал мало, зато про свое пробуждение в заброшенном доме и последующих минутах она говорила четырежды. Под конец у нее от непрерывного монолога пересохло и заболело в горле.

В конце концов Тришши сжалился и прекратил ее выспрашивать. Он отложил блокнот и задумчиво посмотрел на девушку.

– Врешь ты, молодая моя госпожа, неумело, – сообщил он. – Ты чего недоумков выгораживать пытаешься? Они же тебя прикончить намеревались. Жалеешь, что ли, что не успели?

– Да не жалею, – пожала плечами та. – Кретины они, конечно, но молодые же еще. Триш, честно, их всех Той заставлял. Им бы без него и в голову не пришло меня бить, тем более похищать. Их надо наказать, обязательно надо, чтобы другим неповадно, но газовой камеры они не заслужили. И сорок лет в тюрьме – тоже. Мне папа говорил про какой-то синдром заложника, но у меня нет никакого синдрома. Просто… ну, просто нельзя их убивать за глупость. Они же еще такие молодые!

– Ты, что ли, старушка? – фыркнул орк, на мгновение раздраженно выпустив когти. – Тоже ведь еще молодая да глупая, не голова у тебя, а мешок с книжными штампами. Но ведь тебе и в голову не придет кого-то похищать и убивать, даже если заставлять станут. А им пришло.

– Тришши, ну пожалуйста! – умоляюще проговорила Карина. – Ну напиши так, чтобы их не очень сильно наказали, а? С Тоем, скотиной, пусть что хотят, то и делают, но пусть остальных пожалеют!

– С Тоем уже ничего не сделают, – проворчал орк. – Кончился твой Той.

– Как – кончился? – удивленно переспросила девушка. – Папа же мне сказал, что он жив остался!

– Когда ты его из окна уронила, остался, – любезно пояснил орк. – А когда его потом в машину сажали, врезал патрульному ногой по яйцам и попытался сбежать. И словил пулю, вернее, два десятка пуль. Могли бы и живьем взять, наверное, но ребята очень не любят, когда на них нападают, тем более такая мразь. Хоть за это спасибо, мне меньше допросов снимать и с невменяемыми адвокатами общаться.

– Вот как… – потрясенно проговорила Карина. – Ну, не то чтобы я его очень жалею…

– Кара, – сурово сказал ей следователь. – Я бы тебе посоветовал не врать и не преуменьшать на суде. Прокурор тебя все равно наизнанку вывернет, а ведь там еще и адвокаты будут кровно заинтересованы со своих клиентов вину на других переложить. Запутаешься, и все. Успокойся, не дадут им газовой камеры, тем более что двое из них несовершеннолетние. Максимум по три-четыре года и штраф с испытательным сроком. Больше только… как его… – он сверился с блокнотом, – Маами дадут. Десятку огребет почти наверняка, выгораживай – не выгораживай. Про него никак не скажешь, что действовал под принуждением, когда тебя в ловушку заманивал. Ладно, достаточно на сегодня. Зайдешь в сто тридцатую, тебе вернут вещи. Их как вещдоки оформлять не стали, так что сейчас инициирую возврат владельцу.

– Спасибо, Тришши, – кивнула девушка. – Я пойду, да?

– Погоди, – остановил ее орк. – Секундочку…

Он включил настольный пелефон. Спустя несколько мгновений в дисплее всплыла одутловатая физиономия мужчины в очках и с широкой намечающейся лысиной.