Откровения для настоящих папуасов

– Ты где-нибудь видел, чтобы деньги бесплатно раздавали? Риторический вопрос? Да, если кто даёт, то под проценты. Никак иначе. Дай страждущим денег запросто так, кто из них дармовым займом мудро распорядится? Единицы, не так ли, товарищ гуру? Большинство эти деньги проср… ну, растратит… И, в лучшем случае, без вреда для своего и общественного здоровья. Но, обычно, незаработанное богатство это опасное искушение.

– Связи не улавливаю, Жора.

– Правила есть, Евгений, в каждой Игре. А в целительстве, использующим сокрытые знания, – эти Правила золотые, потому как оплачены нашими предшественниками самой дорогой ценой. Одно из них – не можешь ты брать на грудь больше того, чтобы после твоих усилий по лечению ближних своих жизненных сил оставалось с небольшим избытком.

Я вновь невольно нахмурился.

– А избыток то для чего?

– А на тебя самого, родимый. Себя то ты почему со счетов списываешь? Или ты уже будда всеблагой? Не-е-ет, братик, – Жора описал пальцем окружность вокруг моего лица со следами измождения, – ты человек о-о-очень далёкий от идеала. Тебе ещё на самого себя сил должно оставаться, на решение личных проблем. А избыток всегда нужен на непредвиденные расходы. Наша жизнь каждый день чего-нибудь да подкидывает из своих экстремальностей.

– Ну, это кто, по твоим же словам, играет на поле жизни как экстремал. А кто размеренно живёт, рачительно…

– А ты «размеренно» живущий? Ты по жизни-то сейчас чем занимаешься? А? И сколько экстрима ты устроил вот в этой командировке?

Я воззрился на Неведомского непонимающим взглядом.

– О, да ты, действительно, пока далёк от вменяемости. – Жора покачал головой. – Да, парень. А кто с милашкой шуры-муры начал крутить «посреди рабочего процесса»? Кто работал за себя, за того парня и за всю советскую медицину как настоящий стахановец?

До меня начал покамест смутно, но доходить смысл слов Неведомского.

– А причём тут чувство собственной важности?

– Как на вашей латинской мове звучит характеристика современного человека? Гомо сапиенз?

– Ну?

– А что нынешнее человечество – сапиенс? Не-е-ет, дорогой мой Евгений. Сапиенсами нам только предстоит стать. Разумение – это как раз качество жизни! Это качество совсем другого взаимоотношения с Жизнью (Неведомский сделал акцент на словах «взаимоотношения с Жизнью»). Пока нет такого качества у человека как Разумение. Покамест бал современной цивилизации правит чувство собственной важности.

Я искренно признал своё непонимание, разведя руки в стороны. Неведомский подлил мне из своего термоса «хорошо заваренного чая».

– Ты пей, пей, отпаивайся. Для человека неразумного, Женя, недоступны многие вещи. Например, чувство меры. Ведь, если бы ты пользовался своим Разумением… А оно у тебя уже начало проявляться, иначе ты бы со мной не смог вот так говорить, слушать и слышать мои аргументы. Ты бы никогда! ни при каких обстоятельствах!!! не совершил бы того, что произошло за эти дни нашей командировки. Никогда бы не довёл себя до опасного истощения жизненных сил! И не позволил подобного сделать другим участникам нашего с тобой вояжа. Ты ведь не просто израсходовал свою жизненную энергию из её аккумуляторов, предназначенных для повседневности, а ты залез в базовую матрицу, энергия которой невосполнима. Считай, что профукал несколько лет жизни. От полноты базового аккумулятора жизненных сил зависит продолжительность жизни человека и его здоровье.

Я некоторое время раздумывал.

– А зачем Полежаев, наверняка знающий про эти закономерности, послал нас в такую командировку?

– Это ты у него спросишь. Но я думаю тут Протасов старается. У него свои думки. Он такими командировками связи устанавливает с теми, кто доступ к немереному «баблищу» имеет, чтобы бюджет у института пополнялся и слава соответствующая. А у кого доступ к бюджету?

Вся картина происшедшего вдруг начала для меня переворачиваться в более понятном ракурсе и проясняться из своей хаотичной круговерти.

– А как Разумение включается?

Неведомский удовлетворённо хмыкнул.

– Да вот так, – он снова показал на меня пальцем. – Ну, конечно, перед этим включением ты начал жить с интересом узнавать «а как жизнь на самом деле устроена». У вас – у врачей – это кажется называется феноменологическим подходом. То есть каждый врач должен научиться свои фантазии сводить с фактами реальности. Ну, отделять мух от котлет. И, если он не будет руководствоваться таким подходом в своей медицинской практике, то причинит пациенту вред. Диагноз там не тот поставит, отрежет не то, или пришьёт не так. Чего уж говорить про тех, кто устремляется на манящее пламя эзотерики? Здесь без включения Разумения ты быстро голову сломаешь да и бед можешь натворить не малых.

– Разумение – это способность пользоваться своим умом?

– Да не только. – Неведомский пожал плечами. – Ты ж про ведических лошадок уже узнал. Там ещё и чувства, и тело… Всеми семью сферами восприятия человека. Это вообще способность рулить всеми процессами своей жизни в каждый момент её времени. Включи ты своё Разумение хотя бы пару дней назад и увидел бы то, что и так очевидно. Ну, например, если к тебе человек приходит и просит: ой полечите меня, дяденька экстрасенс, пришейте мне голову обратно, а то мне её граблями отшибло давеча.

И, что ты делаешь? Ты ж чувством собственной важности вознесён в ранг кудесника и не можешь позволить себе обосраться – пришиваешь с энтузиазмом полного идиота. А это безголовый выходит от тебя и опять на те же грабли наступает. Ты голову-то ему пришил. Честь тебе (верней твоему чувству собственной важности) и слава! А разумения у этого бедолаги как не было, так он по жизни и дальше без него прёт, ничему у своей жизни не научаясь. Другое золотое правило целительства гласит: что, ежели человек тебя о чём просит, то «давай ему по силам разумения его». Ну, то есть что просящему во благо будет, а не в продолжение его неразумной жизни.

Люди без разума спят наяву. (Меня словно пронзило током: «Да! Это и есть природа спящего человечества!») Они мир воспринимают через дуальность призмы чувства собственной важности. Разумение позволяет проснуться к действительности и видеть всё её многообразие проявлений уже в объёме трёх мерности, то есть в объёмности Живого, а не как картинку Его чёрно белого отражения.

Достаточно посмотреть на нашу с тобой современность. Умных и образованных много. Много! Разумных не хватает. Человечество изобретает сложнейшие аппараты и запускает их в космическое пространство. При этом накапливает и совершенствует ядерное оружие. Скажи мне, гуру Еня Лу, разве будет разумное существо пилить сук на котором само сидит?

Ты ведь уже по своей практике врача понял, что даже страдания человека ничему не учат. Увы, нет! Они только дают ему возможность обретать своё Разумение – учиться не наступать на одни и те же грабли. Ты свой чай допил? Пойдём я тебе кое что покажу для «наглядности».

Неведомский вывел меня в зал ожидания и показал на собравшихся возле стойки регистрации наших сотрудников.

– Вот посмотри на «Крупскую».

Надежда Константиновна в новом цветастом платке, что успела отоварить на распределительной базе для нефтяников, стояла немного в стороне от громко беседующих Лунёва, Макарова и Козубовского и ревниво прислушивалась к их разговору.

Я вспомнил, что у меня сложилось стойкое впечатление о болезненной мнительности Надежды Константиновны. Любая беседа, что затевалась по какой-то актуальной теме происходящего, ею воспринималась как очередное «промывание косточек» лично ей, что собеседники опять собрались только для того, чтобы посудачить о ней, родимой, и что говорят про неё нечто «опять скоромное и опять непотребное».

– Чувство собственной важности Надежды Константиновны воздвигло трон «королевы сокрытых таинств». И она, с неусыпным упорством параноика, бдительно следит чтобы на этот трон никто не посягнул ни словом, ни делом. И видит она мир сообразно этому фетишу. С мужем её ты знаком? Нет? Мужа она себе подобрала подстать: хозяйственный, домовитый, руки у него откуда надо растут, но он – «ванька на побегушках», «послушный холоп возле трона».

Вон – Козубовский. Его чувство собственной важности играет с ним злую шутку. Он старается всем понравиться, всем угодить. Узнает, что его собеседник из донских казаков, так и он казацкого рода. Выходцу с Алтая он заявит, что сам потомственный бурят и корни у него сплошь буддийских верований. Профессору Дорогину говорит, что он его ученик, Полежаеву – что его, а тебя, конечно, он заверил что нет более ревностного адепта твоего Пути, чем он. Так ведь? До Протасова пытается добраться, чтобы быть поближе к сонму избранных.

Лунёв – тот ещё попрыгун. У него – семь пятниц на неделе. Он тебе сейчас в рот заглядывает, каждое слово ловит, а как начнётся у него самого что-то «получаться», так он тут же распнёт своих учителей и объявит их опасными еретиками.

– Это почему?

– Эх! И тебя что ли ничему история не учит? За что Христа распяли, а ближайшие соратники поспешили отречься, хотя знали Он – Сын Божий, без бэ. Неудобен Иисус стал их чувству собственной важности, не вписался в привычную картину мира. Он ведь свет Истины нёс, а не то, чем привыкли жить «добренькие самаритяне» – Её чёрно-белым и перевранным отражением.

Макаров – тот вырос в среде самодостаточности. Он в этом мире как рыба в воде. Случись, что с институтом, так Данила и водителем такси неплохо будет зарабатывать, а на досуге книжки умные читать. Его чувство собственной важности это беспощадный страж на Пути непредсказуемости Живого и невозможности никакими сверх способностями это Живое контролировать.

Неведомский поднял палец вверх.

– О, кажись нужный рейс объявляют. Про наших костоправов я рассказать не успею. Да это и не нужно. Примеров тебе, я думаю, хватит.

Я поймал его за рукав.

– Подожди, Жора, а где же твоя Разумность? Ты сам в передовиках ходишь. У тебя у самого по десять-пятнадцать приёмов за день работы.

– А ты что полагаешь, что я ко всем свои экстрасенсорные способности прилагал, – Неведомский изобразил пассы руками, но тут же показал кукиши. – Нееет, дорогой мой Евгений, я всё больше косточки на место правил. Только заместителю Владимира Ивановича исключение сделал.

– Я то думал, что ты его окучиваешь в корыстных целях.

Неведомский недобро на меня посмотрел.

– Индюк тоже думал, да в суп попал. Я его заставил с печи тёплой и удобной слезть. И чтобы он за моей помощью бегать начал. Хоть ножкой бы пнул слоника своего невежества. Не займётся своим разумением – в следующем году от рака помрёт. Место он занимает не своё. Ему бы детишек в школе физкультуре учить, а он за деньгой погнался.

Но, вот ты, своими «чудодействиями» кого-нибудь из прихожан по настоящему исцелил? Хотя бы одного? Нет, спору нет, любопытствующих ты удовлетворил по «самое не хочу». А так чтобы, хоть кто-то после твоих терапевтических изысков начал бы жить в «здравом уме и в доброй памяти»? Разве стоили несколько лет жизни твоих подчинённых да и твои затраты – произведённого «на гора» эффекта? Вопрос риторический? А вот Протасов со товарищи положат на свои счета очередную кучу бабла и откроют новые двери к власть имущим. Цена вопроса, Евгений, цена вопроса…

Я впал в глубокую задумчивость. Неведомскому пришлось поддерживать меня за локоть. В накопителе я не удержался и спросил его:

– А зачем ты запрещал мне снимать боль после твоих манипуляций? Ты ведь и сам можешь безболезненно лечить…

– А всё для того же, что, хотя бы, постоянное ощущение боли заставляла страдальца оставлять своё внимание на своих болячках. Это позволяет сохранять хоть какой-то шанс, что вместе с «чудесным исцелением» человек не продолжит и дальше своё слепое шкандыбание по Дороге Жизни. А вы своими чудесами низвели таинства исцеления до уровня услуг цирюльника. Теперь они будут полагать, что экстрасенс – тоже из сферы бытовых услуг. И что это как сходить поссать или высморкаться.

Лишь на трапе самолёта я вдруг ощутил, что ноги мои перестали подгибаться и путаться. Я вновь могу идти самостоятельно и свободно. Казалось бы после такой беспощадной критики мне дОлжно впасть в ещё большее уныние, а я сбросил с себя тяжкое бремя упадка сил и истощённости рассудка.

«Так вот в чём смысл подлинного лечения человека! А все мои эзотерические познания лишь дополнительная помощь в том, чтобы лучше проходить препятствия в создании возможности человеком воспринимать мир в осознанности и с разумением!!! Надо в полёте как следует всё обдумать».

Но стоило мне сесть в кресло и пристегнуть ремни, как я тут же провалился в яркое сновидение. В нём мне открылось бескрайнее море колышущегося степного ковыля. Под лучами солнца его изумрудные волны накатывали на одинокую фигуру безумно красивой женщины. Её эбонитовая кожа манила к себе наслаждением прикосновения. Женщина повернула ко мне своё лицо с чертами египетской Нефертити.

«Анита?!! Я навсегда потерял тебя!»

Я ощутил накатывающую из-за спины Аниты угрозу. Огромная чёрная змея устремилась к нам. Неумолимое извивание тела аспида завораживало надвигающимся ужасом смерти.

«Анита!»

Я выбросил свои ладони вперёд, чтобы предотвратить неизбежное.

«Анита!!! Оглянись!»

Я вздрогнул всем телом и очнулся в мерном шуме моторов самолёта. Повернув голову, я увидел, как на соседнем кресле сладко потягивается Козубовский. «Значит я кричал только во сне. Слава Богу!». Мерный шум моторов плавно изменил своё звучание и из динамиков зазвучало привычное:

– Уважаемые пассажиры, наш самолёт начинает снижение. Просьба пристегнуть ремни…

На перроне меня догнал Неведомский.

– Женя, поехали ко мне. Люба (жена Неведомского) будет рада нас видеть. Она почему то выделила тебя из круга моих знакомых. А ты мне по дороге расскажешь чевой-то тебя так женщины привечают?

– Спасибо, Жора, но я сразу в институт. Не хочу задерживаться в Москве. Дня за два дооформлю протоколы и к своим.

Неведомский пожал плечами.

– Как знаешь. Испытание разумением ты прошёл. Можно быть за тебя спокойным.

Я от души обнял Жору и зашёл в салон автобуса. Тогда мне было ещё неведомо, что этот автобус повёз меня в совершенно новую жизнь.

В офисах лабораторий НИИЧаВо я никого не застал и сразу спустился в подвалы тех-обеспечения. Пушилин колдовал над каким-то диковинным манипулятором. Он обрадовался мне как будто мы давным-давно не виделись.

– Вы что, Евгений, с курорта? Аж светитесь. Я думал, что после северной каторги, устроенной Протасовым, ваш коллектив экстрасенсов мне придётся ехать эвакуировать.

– Вы как в воду глядите, Михаил. Чуть катафалк для меня вызывать не пришлось. Но Жора Неведомский оказался моим ангелом хранителем.

Пушилин, не скрывая удивления, недоверчиво прищурился:

– Жора?! Ангел хранитель?! Я всерьёз опасался, что Жора с вами едет только для того, чтобы устранить молодую поросль конкурентов. Завёз бы восходящие звёзды советской экстрасенсорики в таёжные дебри и со словами: «Так не доставайтесь же вы никому!» – оставил тонуть в болоте.

– Шутите? Значит живы! Только там, по моему, уже тундра. Хотя я за пределы гостиницы не выходил. Некогда было…

«Действительно, – подумал я, – как будто за эти две недели целая жизнь прошла». Я ощущал проявившуюся взрослость. В эту злополучную командировку уехал «молодой, несерьёзный попрыгун», а вернулся «ветеран астральных войн», в одночасье утративший безответственную наивность и беззаботность юности.

– Кстати через два часа в головном офисе начнётся научный совет. Полежаев уже два раза звонил, просил передать, чтобы Вы успели с ним переговорить до его начала. Видимо хочет дать «ценные указания». После головомойки приезжайте сюда. Я Вас, Евгений, дождусь. Чаю попьём. Расскажите о своих приключениях.

Я с любопытством задержался возле механической руки-манипулятора и уважительно покачал головой.

– А это что? Ты робота экстрасенса нам на смену собираешь?

Пушилин отмахнулся.

– Не-е, – он усмехнулся, – хотя мысль интересная… Точно! Сразу кучу проблем можно будет устранить. Протасову удастся разрешить Тему накопления денег без того, чтобы оплачивать услуги кучки плохо контролируемых дармоедов… Но – нет, покамест это, Евгений, корейцы предложили усовершенствовать их роботизированный конвейер. На альтернативной основе, конечно. Они всё на наших кулибиных облизываются. Им для совершения научно-технического рывка нужны золотые руки, светлые мозги и …

– … и подобно Протасову – не оплачивать труд кучки дармоедов.

Мишаня грустно усмехнулся:

– Во-во.

Но увлекающийся Мишаня как всегда ошибся во времени. Когда я приехал в головной офис, научный совет шёл уже больше часа и в «предбаннике» я пребывал недолго. За столами президиума восседал весь ареопаг нашего института. Я удивился, что у меня не было никакого страха, никакого почтительного трепета перед внушительным авторитетом очень солидных дяденек. «Разнос так разнос, – думал я, готовясь к самому для себя худшему. – Дочь Владимира Ивановича не вылечили. Подробностей для отчёта о работе других членов бригады я узнать не удосужился. Сам же вместо «ударного труда» адюльтер устроил. В общем, соболей не настреляли, мехов не привезли. Плаха, так плаха». Но вместо этого Протасов, потрясая какими-то бумагами, разразился словами похвалы.

– Вчера встречался с начальником главка. По итогам вашей командировки с институтом готовы заключить долгосрочный договор на медицинское обслуживание вахтовых городов нефтегазовой отрасли. Да и другие перспективы сотрудничества появились. Сам Владимир Иванович просил премировать Вас лично за «особые услуги». Ну это Вы, Евгений Васильевич, постарайтесь отразить в отчёте. Что уж Вы такого совершили, если генерал в качестве премии Вам предлагает автомобиль «Мерседес».

Полежаев поднял руку.

– Я думаю члены совета не будут возражать, если мы вместо «Мерседеса» приобретём микроавтобус для лаборатории технического обеспечения? – Сергей Иванович посмотрел на меня и сделал многозначительное лицо. – Да и, Евгений Васильевич, возражать не будет. Не будет?

Я развёл руки. «Ага, вот так одним мановением руки меня лишили своего первого личного автомобиля».

– Ну вот. Мы премируем его поездкой заграницу. Пусть свозит под тропическое солнце свою семью. А то жёны некоторых сотрудников ко мне с претензиями обращаются, что их мужья чаще в командировках время проводят, чем в семье.

Члены совета рассмеялись. Протасов, улыбаясь продолжил:

– Мы приняли решение назначить Вас, Евгений Васильевич, директором регионального отделения Института Эниологии. Предварительная договорённость со Свердловским обкомом уже достигнута. Вашим научным руководителем будет профессор Дорогин. Оформляйте документы, подбирайте штат. После открытия счетов, – Протасов кивнул в сторону финансового директора, – Валентин Андреевич переведёт необходимые суммы на обустройство. А Сергей Иванович поможет Вам запустить работу научно исследовательских лабораторий. Будем осваивать Урал, уважаемые коллеги!

Протасов торжествующим взглядом оглядел членов научного совета.

– И вот что, Евгений Васильевич, вашему институту доверено довести до стадии эксплуатации несколько экспериментальных приборов. Подробности узнаете у Полежаева. Вопросы есть?

Я не сразу осмыслил происшедшее, но заметив, как Полежаев выразительно похлопывает ладонью по столу, покачал головой. Однако тут же спохватился:

– А кто возглавит мои лаборатории? У нас большинство проектов в стадии доводки…

Протасов нахмурился.

– Во первых лаборатории не ваши (Протасов сделал акцент на слове «Не ваши»). Во вторых, временно исполняющим обязанности до своей защиты кандидатской будет назначен Козубовский.

Я внутренне усмехнулся: «Подсуетился всё таки Лёшка».

– У Вас какие-то возражения. Нет? Ну вот и хорошо. Желаем вам успехов. Можете быть свободны.

Полежаев показал мне пальцем на часы.

– Женя, подожди меня в предбаннике.

Полежаев освободился только через час. В гостинице он дал мне в ознакомление необходимый для оформления новой структуры «НИИЧаВо» пакет документов, а сам сел за телефон.

Просматривая документы, стараясь не исчезнуть в юридических формулировках «прав» и «обязанностей», я наслаждался происходящим со мной. Пока корейцы только готовятся совершить научно-технический рывок к промышленному чуду и экономической свободе – я, получается, это чудо в своём царстве-государстве уже сотворил. Ещё пару дней назад я бы наверняка не смог пережить «свой позор» и научный совет для меня бы стал четвертованием на плахе. А я сижу вот у окна с видом на Кремль, обласканный начальством, готовлюсь вступать в должность директора, в теле моём торжествующая невесомость и упоительное чувство свободы.

Ведь я, натурально, выскочил, нет – вылетел, испарился из жерновов чувства собственной важности. Меня больше не снедает стыд! И не бросает в нескончаемый круговорот «спасающих» от этого стыда объяснений «что я – не я и лошадь не моя». Каждый вечер я становился жертвой дневных ристалищ между стыдом и «пыток-попыток» хоть немного ослабить его изнурительную хватку. А моё живое! тело как раз и было ареной для этой дурацких ристалищ. К вечеру оно становилось физически тяжёлым и неподъёмным от участия в процессах самоистязания, самоуничижения и «спасительного бегства» в грёзы лицемерия.

Я больше не заложник своих или чьих-то концепций и ментальных установок. Я сам решаю, что есть «правильно», а что «неправильно»! Разумение сделало меня управляющим повозкой моих мыслей, чувств, намерений… Я больше не слепой придаток своих инстинктов! Аве, гер Фрёйд с сотоварищи!

И что? Тело больше не сжирается самоуничижениями, болезни и немощность больше не будут его закономерной карой. Гы-ы… Может это ещё не свобода, но Путь к свободе! Да!!!

Я рассмеялся. Тогда мне показалось самому, что звуки этого смеха, осветили комнату солнечными зайчиками и звоном весёлых колокольчиков. Это не было хохотом, сбежавшего из тюрьмы узника. Нет, так я смеялся в детстве, когда меня ещё не обуратинило общество, играющее в песочницах чувства собственной важности.

Полежаев прервал телефонный разговор и с удивлением меня осмотрел. Он подошёл к шкафу и вынул с полки коробочку с яркими лейблами.

– Совсем забыл тебе вручить довесок к премиальным. Это мобильный телефон. Теперь тебе не придётся искать таксофоны. Действует он пока не во всех городах, но это ещё и атрибут состоятельности.

Я взвесил увесистый прямоугольник с рядами мелких кнопок. «Да, Мишаня ещё не порылся в этой конструкции. В какой карман я засуну такую бандуру?».

– Я, надеюсь, ты не сожалеешь, что не стал владельцем «Мерседеса»?

Я вполне искренне заверил Полежаева в своём понимании ситуации. Но внутреннего сарказма избежать не смог: «Вместо заработанных денег, начальство похлопало по плечу и напомнило, что вот-вот наступит коммунизм и эти деньги не понадобятся».

Но мне ли сетовать?! Полежаеву пока невдомёк, что обрёл я гораздо большее, чем подарки с барского стола.

– Ты вот что, Женя, успевай оформить документы покамест всё руководство в Москве, чтобы не ловить его подписи по всей Европе. У нас с тобой теперь есть более интересные дела.

«Интересные дела» появились на следующий день после обеда. В номер после лёгкого стука в дверь вошла молодая женщина с девочкой, которая по виду была на год старше моей дочери. От них веяло чем-то не советским. И одежда была импортного производства и явно приобретённой не через спец распределители ГУМа. Полежаев приветственно поднял руку.

– Ага, вот и долгожданный сюрприз. Знакомьтесь, Анжелика Юрьевна, это наш Евгений Васильевич (Полежаев сделал ударение на слове «наш»).

Анжелика Юрьевна удобно устроилась в кресле напротив и пристально меня осмотрела. Наверное так осматривают невесту на выданье.

– Ну что? Годится такое «недостающее звено»? – Иронично прокомментировал Полежаев.

Анжелика Юрьевна улыбнулась.

– Поживём – увидим, Сергей Иванович.

Девочка тем временем деловито принялась осваивать мой мобильный телефон. Взгляд Анжелики Юрьевны скользнул в сторону ребёнка.

– Не беспокойтесь, Евгений. Вероника с техникой на ты. Муж ей вторую неделю обещает детскую модель купить. – Она обратилась к Полежаеву, словно продолжала их незаконченный накануне разговор. – Группа соберётся завтра. Афонин прилетит сразу в Свердловск. Муж пока задерживается в Берлине, но готов заказать у вас аналитический прогноз на открытие в Союзе торгово-развлекательной франшизы. Я убедила его, что без вашей помощи ему не обойтись.

Полежаев удовлетворённо хмыкнул.

– Кстати, Женя, Анжелика Юрьевна лично знакома с Кастанедой и с некоторыми членами его партии. Так что она будет твоим незаменимым проводником на Тропе учения толтеков.

К «увлечению» Полежаева «миром толтеков» я относился с интересом, но всё же отстранённо и решил, что «быть не в курсе» происходящего иногда очень удобно. Мне оставалось перепечатать буквально несколько абзацев Устава моего института и я вернулся к монитору компьютера. Сколько прошло времени я не заметил, но меня что-то мягкое тюкнуло в лоб. Невольно я огляделся в поисках ударившего меня предмета. «Девчонка что ли заскучала?» Но девочка мирно дремала на диване. Полежаева в номере не было, а Анжелика Юрьевна по прежнему сидела в кресле напротив и испытующе за мной наблюдала.

– Вы давно обедали?

Я нахмурился, безуспешно соображая сколько прошло времени.

– Не напрягайтесь. Ужинать уже пора. Кстати, давайте перейдём на «ты». Формальные церемонии нам ни к чему.

Я кивнул. Мне нравился деловой напор этой неординарной женщины. Я физически ощущал, что вокруг неё пространство организуется именно так, как хочется ей и разворачивается в нужном ей направлении.

– Тогда поехали. Водитель нас ждёт внизу. Вероника просыпайся, поедем домой.

В салоне дорогой иномарки традиционно пахло кожей и чем-то неуловимо манящим. Духами, как я понял, Анжелика не пользовалась, посему я присвоил этому букету ароматов – «запах богаческой жизни».

– Что в диковинку смотреть на Москву через окно «Бугати»? («Вот-вот, «богаческой – бугаческой»») А ты я смотрю не рисуешься и не пытаешься произвести впечатление.

Я спокойно встретился взглядом с её карими глазами, в которых кроме проницательности мелькало нечто, что останавливало меня от начала доверительных и открытых отношений.

– Ты что уже со своим чувством собственной важности разобрался?

Меня что-то сдержало ответить Анжелике: «Только что колобок испекли!». Предчувствие опасности заставило моё тело напрячься и замереть как в присутствии хищного зверя. Будто я оказался в обществе каннибалов. Тихо мурлыкающая детскую песенку дочь Анжелики вот-вот вцепится мне в ногу, а водитель с размаху размозжит мне голову. «Футы! Надеюсь, Анжелика не телепат?». Унимая безотчётный страх я спросил:

– А что Вероника такая молчунья?

– Она первый год осваивается по-русски разговаривать. Моя старшая дочь ещё в Швейцарии. Заканчивает последний класс колледжа. А средней, что в Англии, что в Союзе – она шустрая и общительная, везде своя. Сейчас уже приедем – познакомишься. Они с гувернанткой («Ого!») на детском празднике в посольстве Великобритании.

Слышать про такой расклад семейной жизни для меня было непривычно и странно. Вот откуда такая «несоветскость» моих новых знакомых.

– Да ты особо-то не удивляйся. Мы два года назад ещё на пособие жили. У моего мужа есть особенность – он быстро загорается каким-нибудь масштабным бизнес-проектом и так же быстро к нему охладевает. Хобби у него попадать из грязи в князи и наоборот. Я уже привыкла и всегда сижу на чемоданах.

Мы подъехали к двухэтажному особняку возле небольшой церкви. Одну его половину занимала семья Анжелики. Проведя меня в библиотеку, она показала на полку, где вперемешку стояли книги и стопки рукописей:

– У тебя с английским как? А-а, понятно – со словарём и по отдельным буквам. Вот тут уже готовые переводы Кастанеды, а Флоринда Доннер только в оригинале. Я сейчас распоряжусь на счёт ужина, а после начнём готовиться к встрече с твоими подопечными.

«Однако! Как быстро меня сосчитали! Сразу в оборот, не спросив бабушку, нужен ли ей дедушка». Но со мной злую шутку сыграла покладистость и отзывчивость, свойственные для большинства людей, выросших в Советском Союзе.

Последующие события как селевой поток смыло все мои планы. Ни под какой Южный Крест мы с семьёй так и не поехали отдыхать. Прояви я тогда настойчивость, банальное упрямство и увёз бы на Рождество своих под пальмы тропиков, то весь дальнейший ход событий выстроился бы иначе – без трагических событий и грубого вмешательства мистических сил в мою судьбу.

О том периоде жизни я до сих пор вспоминаю с неохотой. Смысла не вижу. Но, пожалуй, расскажу о том, что решительно повлияло на ход жизни практически всех моих знакомых. Ибо такова Цена Вопроса, если кто-то из смертных решается отвечать сфинксу на его загадку: «Что есть истина?»

Заказ на аналитический просмотр в ситуации бизнес-проекта мужа Анжелики Юрьевны позволил довольно быстро организовать совместную работу «моей» партии новых толтеков. Полежаев был очень доволен результатами. Тем более что такая работа приносила немалые деньги в «наш личный карман» в обход кассы головного института. Но больше всего меня привлекала возможность проявить явные и скрытые способности членов группы. По началу до «полной конфигурации» не хватало сталкера сновидца, однако первая же встреча Анжелики с Макаровым разрешила и эту проблему.

С некоторым сомнением я попытался возразить Анжелике:

– А ничего что он не шибко образованный?

– Не всем новым толтекам нужно быть антропологами! Видел бы ты из какой глубинки пришли в партию Карлуши – сейчас бы не сомневался.

Безапелляционность нагваля-женщины меня урезонила. К слову сказать, тогда же я выяснил почему такая женщина как Анжелика Юрьевна не пользовалась духами.

Сфера обоняния человеческого восприятия – это его самая сильная сторона. Она основана на природных инстинктах, и при должном освоении, даёт мощную силу в диагностике состояний не только самого человека, но и безупречно точного сканирования информационного потока любой ситуации.

В отличие от меня в теме «толтекизма» Анжелика была как рыба в воде. Меня же это заинтересовало как получение бесценных знаний ещё из одного Источника. Причём знания этого Источника – Тропы Новых Толтеков – были преимущественно практического плана. Анжелика об этой «моей корысти» знала, но такой расклад её ничуть не смущал. Периодически «сливая мне информацию об устройстве своих способностей», она объяснила, что нити связей с Тропой Знаний у каждого разные. И мотивация прихода на эту Тропу не подменяет магическую суть разнообразия этих нитей. Одна из задачей нагвалей как раз и состоит в том, чтобы из этих разношёрстных нитей судьбы соткать ткань единого организма.