Tasuta

Девочка и пёс

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

60.

Когда начальник каравана представлял судье собравшихся на дороге людей, Мастон Лург держался сухо и официально. И делал он это не только потому что ему надлежало вести себя так по отношению ко всем кто так или иначе участвует в судебном процессе, но и потому что испытывал искренне раздражение к тем из-за кого ему приходилось терять здесь свое время. Но все же он отнесся с должным вниманием к каждому кого ему представили. Во-первых, чтобы запомнить имена, во-вторых чтобы как можно быстрее выбрать подходящего козла отпущения.

После того как все были представлены друг другу, они направились вглубь лагеря к шатру начальника каравана. Там судья сообщил всем собравшимся, ряды которых, по мере движения первоначальной группы, заметно пополнились любопытствующими и сочувствующими, что первое слушание по делу лучше всего провести на открытом месте и площадка перед шатром подходит как нельзя лучше. После этого он попросил себе стол и стул, а также человека, который мог бы быстро и без ошибок записывать слова присутствующих. Началась небольшая суматоха. Люди кто на чем располагались по периметру площадки, другие убирали следы кострища в центре, третьи искали стол, стул и скамейки. Однако все было организовано довольно быстро и судья, понял, оценил и взял на заметку насколько высок здесь авторитет Эркхарта. Все его распоряжения выполнялись с полуслова и полувзгляда. Некоторая заминка случилась с человеком на роль писаря. Несмотря на то что многие из присутствующих умели и читать и писать, никто не стремился брать на себя ответственность ведения судебного протокола. В конце концов Эркхарт в добровольно-принудительном порядке назначил на это место своего помощника по хозяйственной части, который отвечал за походную кухню, лошадей, повозки и прочее. Это был невысокий ширококостный бритоголовый пожилой мужик с черной бородой и усами. У него были маленькие лукавые зеленые глаза и судье, на первый взгляд, он показался абсолютным проходимцем, прожжённым и скользким типом, на котором пробы ставить негде. Звали его Зузон. Услышав имя, судья вздрогнул и хотел уже решительно отвести эту кандидатуру, подумав что от такого неприятного типа да еще и с таким ненормальным именем хорошего ждать не приходится. Однако начальник каравана заверил его, что это самый что ни на есть подходящий человек и Мастон Лург вскоре убедился в этом. Судья дал ему короткий инструктаж по поводу его новых обязанностей и тот все схватывал с полуслова. "Пишешь имя человека, ниже то что он говорит. Записывать только тех, с кем я непосредственно общаюсь в данный момент. Ни на какие выкрики со стороны не обращать внимания. Мои слова также заносить в протокол под заголовком "Судья". Речь не обязательно передавать дословно, главное правильно отразить суть произнесенного. То есть всякие "кхм", "гм", "святые небеса", "во имя полногрудой Брунгильды", "клянусь жизнью моей тещи" и прочее в протокол не вносить."

Когда все расселись и затихли, Мастон Лург встал, представил себя со всеми своими регалиями и предупредил, что раз уж они потребовали "королевского правосудия", то им придется подчиниться любому приговору, который он вынесет. Если же кто-то попытается как-то противодействовать этому приговору, то этот человек автоматически будет признан государственным преступником, выступающим против власти короля и существующего порядка вещей со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Он обвел глазами примолкших людей и затем поглядел на Зузона. Тот утвердительно кивнул, давая понять что все записал. Тогда судья пригласил начальника каравана и попросил его объективно и точно изложить суть дела, по которому они требовали Королевского правосудия.

Эркхарт вышел в центр площадки, снял шляпу и, несколько теряясь в непривычной для себя ситуации, попросил судью уточнить чего именно от него хотят. Мастон Лург, в довольно доброжелательной манере, объяснил, что нужно чтобы он, капитан, просто рассказал что собственно произошло, а затем сообщил все что ему лично известно об участии всех замешанных в этом деле.

Капитан начал несколько неуверенно, но быстро взял себя в руки и повысив голос, описывал события и их участников вполне последовательно и обстоятельно. И чем дольше продолжалось это повествование, тем больше мрачнел судья, понимая что так просто от этого дела отвязаться не удастся. Очевидного козла отпущения, устроившего бы всех не наблюдалось. И его надежда снова отправиться в путь через 2-3 часа стремительно таяла. Он успокаивал себя тем что все россказни Элен о неуязвимости своего пса и могучих хранителях конечно же просто детская болтовня и их никто не преследует. А потому нет никаких явственных причин мчаться в Акануран во всю прыть. И все же интуиция подсказывала ему что медлить опасно. Как не крути, а и Элен и её пес были весьма необычными субъектами и, как выразилась сама девочка, вряд ли они явились в Туил из соседней деревни. А потому будет гораздо умнее как можно быстрее сбагрить этот столько же ценный, сколько и беспокойный груз как можно быстрее. Да и герцог может за какой-нибудь надобностью уехать из столицы и тогда придется либо ехать за ним, либо ждать его возвращения в городе. Судья припомнил как у него мелькали порой мысли, что ему не хочется расставаться с девочкой, но сейчас он был готов поклясться что все это блажь и ребенок для него только путь к новой достойной и обеспеченной жизни и ничего больше.

С тоской глядя на начальника караван, он снова сосредоточился на его словах.

В целом случай выглядел довольно банальным. Позавчера утром был обнаружен труп одного из охранников каравана. Это был мужчина 43 лет по имени Ливар. Судье почему-то не понравилось это имя, а следовательно, хотя он и понимал, что это абсолютно иррационально, и сам человек. Однако, как ему показалось, и Эркхарт, который говорил об убитом весьма корректно, тоже не пылал к нему симпатией. Этот Ливар работал на знаменитую корпорацию "Бонра", предоставляющую в наем профессиональных охранников всякому кто мог за это заплатить. Репутация у "Бонры" была двоякой. С одной стороны, "Бонру" уважали и ценили за то что её охранники действительно были профессионалами своего дела и могли дать достойный отпор любой шайке разбойников, с другой, ходили упорные слухи о не слишком большой разборчивости вербовщиков корпорации, которые принимали на работу разных темных личностей, чуть ли не бывших пиратов, палачей и лиходеев с большой дороги.

Ливара нашли недалеко от его собственной палатки с торчащим между ребер кинжалом. Вокруг наблюдались явственные следы борьбы. Судя по окоченению трупа, знающие люди определили время смерти что-то около часа ночи. Сосед Ливара по палатке, молодой охранник по имени Марана, в это время дежурил и потому ничего полезного сообщить не мог. Однако этого и не требовалось. Главной уликой был тот самый кинжал, что застрял в груди убиенного. Оружие было весьма непростым, с драгоценными камнями на рукояти, и с позолоченной чеканкой и гравировкой на лезвии. И хозяин столь примечательного клинка был известен многим. Им являлся молодой мужчина по имени Радвиг. Естественно он был главным подозреваемым.

Судье нравилось как Эркхарт ведет свою речь. Капитан не прыгал с места на место, излагал события последовательно и доходчиво, без всяких эмоций и туманных намеков. Судья также оценил ту дипломатичность, с которой начальник каравана описывал участников событий. Он сумел явно продемонстрировать свою непредвзятость и вместе с тем ясно донести до собравшихся, что люди "Бонры" требуют голову Радвига и что кроме кинжала у молодого человека имелся и мотив для преступления. Женщина по имени Кория, о которой было известно что она занимается торговлей пряностями и в караване находятся три ее фургона. Судья, несмотря на мрачное расположение духа, с интересом поглядел на женщину, в сторону которой едва заметно кивнул капитан. Это была темноволосая миловидная особа средних лет в красивом темно-зеленом платье. Она вполне держала себя в руках, и даже после слов капитана, что убийство возможно произошло из-за нее, оставалась спокойной и невозмутимой. Эркхарт очень осторожно сообщил, что эта Кория была близко знакома с обоими мужчинами и её часто видели в обществе то одного, то другого. Судья отметил тот факт, что эти слова не сопровождались никакими сальными улыбочками и фривольными замечаниями, да и вообще, собравшийся возле шатра народ хранил удивительное молчание. Мастон Лург решил, что это возможно благодаря высокому авторитету начальника каравана, люди просто не смеют как-то прерывать или комментировать его речь, и в очередной раз почувствовал симпатию к молодому человеку.

В общем, из слов капитана следовало, что возможной причиной убийства была ревность. Мужчины встретились ночью чтобы выяснить отношения и для одного из них это закончилось плачевно. Однако сам Радвиг своей вины не признавал и утверждал, что кинжал у него украли. Кроме того, отец молодого человека, купец по имени Мелинор, груз которого, как вскользь упомянул капитан, занимает чуть ли не треть обозов всего каравана, настаивает на том, что его сын не мог совершить убийства, ибо всю ту ночь находился подле него в их общем шатре.

Судья глянул на человека, на которого кивнул Эркхарт, когда говорил об отце Радвига, и увидев, седовласого, крепко сбитого мужика с суровым и властным лицом, понял что тот не намерен отдавать своего сына никакой "Бонре", вне зависимости виновен тот или нет.

На этом Эркхарт закончил свое выступление и вопросительно поглядел на судью. Тот поднялся со стула и громко произнес:

– Я благодарю вас, капитан, за столь обстоятельное описание событий.

Несомненно тому было очень приятно, что его при всех, столь крупный судебный чиновник назвал "капитаном". Мастон Лург продолжил:

– Желает ли кто-либо из присутствующих что-нибудь возразить на слова господина Эркхарта, считая что тот, по незнанию или умышленно, исказил какие-то обстоятельства этого дела?

Он обвел глазами стоявших и сидевших вокруг людей. Все молчали. Судья ждал. Наконец один мужчина крикнул:

 

– Всё правильно сказал.

Мастон Лург холодно воззрился на него. Это был высокий широкоплечий короткостриженый воин, облаченный в добротное длиннополое одеяние, искусно обшитое кожаными и металлическими накладками в качестве доспехов. Свой меч он, на кирмианский манер, носил за спиной.

– Кто вы такой? – Спросил судья.

– Старший офицер отряда "Бонры", лейтенант Шайто, господин инрэ, – с гордостью представился мужчина.

– Я попрошу вас, господин Шайто, либо отвечать на мой вопрос, либо хранить молчание, – сказал Мастон и не ожидая реакции офицера, повернулся к своему писарю: – Запиши: "Возражения отсутствуют".

После этого он снова обвел глазами присутствующих и ему представилось, как он громогласно объявляет: "А теперь дамы и господа, я предлагаю вам удавить этого недотепу Радвига и убираться в ад, я и так потратил на вас много времени". С грустной усмешкой он подумал, что скорей всего ему и придется сказать нечто подобное, когда он закончит разбирательство. Подобрав более уместные выражения, естественно. Мелинор представлялся весьма досадным фактором в этом случае. Хмурый купец непременно будет бороться за своего сына всеми доступными средствами, но в конце концов он всего лишь безродный торгаш и ему придется смириться.

В этот момент кто-то оглушительно чихнул. "Чтоб ты сдох", вздрогнув от неожиданности, искренне подумал судья и сказал:

– Сейчас я намерен заслушать показания каждого, кого упомянул господин Эркхарт. Потому прошу их оставаться на месте. Вас, капитан, как старшего представителя местной власти, я также прошу присутствовать. Остальные по желанию. И можно принести мне воды.

Мастон Лург снова сел. Он изменил свое первоначальное решение вести основное слушание под укрытием шатра. Он хотел видеть реакцию всех собравшихся, надеясь что это позволит ему глубже понять внутренние течения караванного мирка.

Эркхарт подошел к переднему краю толпы и некоторое время с кем-то переговаривался. После чего рядом с ним возник стул и он сел на него. Вскоре юная златокудрая девица принесла на подносе стакан и кувшин. Поставив все это на стол, она дрожащими руками наполнила стакан. На судью она старалась ни в коем случае не смотреть.

Из тех, кто первоначально окружил площадку перед шатром, практически никто не ушел. Более того, многие в переднем ряду, в том числе и лейтенант Шайто, также обзавелись тем на чем можно было сидеть, готовясь, судя по всему, наблюдать всё действо до самого конца.

Насколько Мастон понимал, здесь сейчас собралась, можно сказать, вся элита каравана, особенно в первых двух рядах. Там разместились люди, разодетые довольно красочно и импозантно, украшенные перстнями, цепями и внушительными брошами. Купцы, офицеры, помощники Эркхарта. Все они спокойно и с интересом разглядывали судью и ожидали продолжения спектакля. Слуги, конюхи, кучера, рядовые охранники, родственники купцов и все другие, кто мог позволить себе терять здесь свое время, толпились за спинами караванной элиты и тоже глядели на судью, но не столь бесцеремонно. Наверняка большинству процедура "королевского правосудия" была в новинку и естественное человеческое любопытство требовало удовлетворения.

Мастону Лургу пришло в голову, что если бы ни Элен и желание как можно скорее оказаться в Акануране, он наверно даже получал бы удовольствие от происходящего, ибо весь этот сброд казался ему вполне забавным, чтобы уделить ему некоторое время. В конце концов он ничем не рисковал и по большому счету его мало волновало, чье недовольство может вызвать его приговор. Не волновало, конечно, в рамках этого каравана.

Вспомнив об Элен, он подумал о том где она сейчас и чем занимается. Вообще, он был почти уверен, что она появится здесь, ибо ей, конечно, будет очень любопытно поглазеть на это разбирательство, как и большинству караванщиков. Но сколько он не оглядывал собравшихся, ни черноволосой синеглазой девочки в странной одежде, ни своего слуги в широкополой шляпе он не находил. Не то чтобы это всерьез волновало или расстраивало его, но все-таки немного озадачивало. В конце концов он, как и ранее, решил что это к лучшему. А то опять не сдержится и устроит цирк как в Туиле. Хотя, с мрачной усмешкой подумал судья, она девочка умная и наверно теперь на всю жизнь запомнила как опасно демонстрировать свои необычные способности.

61.

Некоторое время Элен просто бродила по тракту, пиная попадавшиеся камешки или разглядывая отпечаток своего ботинка в дорожной пыли. Небо было абсолютно ясным и девочка подумала о том, что она, кажется, еще ни разу не видела на Каунаме ни одного облака. Но так или иначе, лениво размышляла Элен, какие-то осадки здесь, наверно, бывают, ведь круговорот воды как-то должен происходить. Местная звезда на данной широте светила очень мягко и потому, несмотря на чистое небо, ни жары, ни зноя не наблюдалось. Днем стояла очень комфортная температура, большую часть времени веял ласковый слабый ветерок и девочка считала что здесь просто райские условия. Ночью, правда, становилось прохладно, а то и даже неприятно холодно, но её всепогодная куртка легко справлялась с этим.

Сутки на Каунаме длились почти 28 альфа-часов и хотя судья отобрал у неё универсальный хронометр, который можно было легко настроить на сутки любой планеты, Элен, по положению Яны, прикинула что сейчас где-то около 16 часов, то есть 2 с лишним часа пополудни.

Элен вошла в тень от скалы и, задрав голову, уставилась на каменную стену перед собой. Потом подошла ближе и какое-то время сосредоточенно изучала место на скале, которое выглядело словно покрытое позолотой. Поскребла ногтем, но соскрести ничего не удалось. Девочка была уверена, что это, конечно, не золото, но выглядело привлекательно.

В первые минуты своей прогулки ей весьма досаждало присутствие Галкута, но вскоре она практически забыла о нем. Мужчина держался на почтительном расстоянии, не произносил ни слова и даже, кажется, не смотрел на нее. Несколько раз она осторожно косилась на него и каждый раз видела, что он рассеяно смотрит не на нее, а куда-то в сторону и словно бы погружен в свои мысли. И Элен перестала думать о нем. Ей было тепло и покойно и не хотелось тревожиться не о чем.

Но все же ей было любопытно поглядеть на караван изнутри и, побродив еще немного в относительном одиночестве по тракту, она направилась к лагерю из повозок, палаток и шатров.

Подойдя ближе, она остановилась и поглядела на собравшуюся вдалеке, около серебряного высокого шатра, над которым торчал шпиль с бело-синим знаменем, толпу. На миг у нее возникло желание пробраться туда и еще раз стать свидетелем того как судья ведет дело об убийстве, кроме того ей очень хотелось узнать кого убили и при каких обстоятельствах. Но, во-первых, сейчас у нее не было настроения находиться в сутолоке толпы, а во-вторых она подумала о том, что ей следует стыдиться подобного праздного кровожадного любопытства. Да и потом можно будет судью расспросить, решила она и не пошла.

Она направилась к ближайшим пасущимся лошадям. Ей всегда нравилось находиться среди животных. Их ауры были гораздо проще и безмятежнее человеческих. В них была какая-то благообразность и как будто бы завершенность. Конечно и тут присутствовали фигуры, всплески, переливы, эмоции, но все это выглядело не столь запутано, хаотично и пугающе. И Элен казалось, что она понимает животных и от этого почти никогда не испытывала настоящего страха перед ними. Лошадей тоже ничуть не тревожила близость девочки и она, радостно улыбаясь, гладила их большие, опущенные к земле головы. Тут Элен увидела жеребца удивительно притягательного окраса. Конь и сам по себе был на загляденье. Маленькая точеная голова с прямым профилем, длинная и красивая шея, ровная спина, мускулистый круп. Он весь был наполнен чистой, первобытной энергией жизни, он завораживал словно чудесное воплощение дикой прекрасной стихии вольных просторов. Элен не знала как правильно называется эта масть, но не могла оторвать глаз от нее. Это был нежный бледно-золотистый кремовый оттенок, чуть напоминающий топленое молоко. Девочка была настолько поражена этой красотою, что быстро подошла к жеребцу, активировала на своей куртке режим "схватить цвет" и прислонила рукав к теплой шкуре животного. Удивительный оттенок окрасил место соприкосновения на рукаве и начал медленно распространяться по всей куртке. Расплывшись в улыбке удовольствия, Элен наблюдала как сказочный цвет захватывает поверхность высокотехнологичной многослойной мембранной ткани. И только став обладательницей курточки такого чудесного оттенка, она вдруг опомнилась и оглянулась. Галкут неотрывно глядел на девочку и на его, обычно невозмутимом, лице явно читалось изумление. Элен сначала испугалась, а затем чуть не прыснула со смеху. Маленькие глаза Галкута, обычно глядевшие на мир холодно и словно с легким прищуром, теперь казались глупыми и ошарашенными. И в один миг она почти забыла что этот человек жуткий убийца детей, гнусный садист и презренный прислужник похитителя людей. Ей захотелось подразнить его, направить на него руки, словно она пытается заколдовать его, скорчить напряженную гримасу и начать читать таблицу умножения на латыни. Ей представилось как он закричит "Не-е-ет" и бросится скачками прочь, придерживая свою ковбойскую шляпу. Это конечно было маловероятно, но Элен едва удержалась от смеха, представив это. Но только она собралась начать свое чародейство, как чей-то зычный окрик прервал её.

– Эй, ты, в шляпе! Ты что там потерял?

Кричавший определенно не мог видеть маленькой девочки и посчитал, что некий подозрительный субъект бродит среди лошадей в одиночестве.

Выражение изумления тут же покинуло лицо слуги Мастона Лурга. Оно окаменело. Он ничего не сказал и не сделал ни малейшего движения чтобы повернуть голову в сторону кричавшего.

– Эй, сердешный, я к тебе обращаюсь, – голос быстро приближался, – что ты там забыл у моих лошадей?

Элен, затаившись, с интересом ожидала, что сделает Галкут. Но тот просто смотрел в ее сторону и не обращал внимания на грозные окрики. Девочка, конечно, поняла что ему не приятно подобное обращение и отвечать он не собирается, ничуть не смущаясь тем что это накалит ситуацию. Она слышала тяжелые шаги, смотрела на лицо Галкута и видела на нем мрачное почти отрешенное выражение. «Совершенно не коммуникативен», с укоризной подумала девочка и направилась навстречу спешившему человеку. Стремительно обойдя лошадей, некоторых из которых встревожили громкие окрики, Элен вышла на открытое пространство багряного луга. Хозяин сердитого голоса остановился, увидев впереди странного ребенка.

– Что вы так кричите, мистер? Вам что-нибудь угодно? – Холодным тоном осведомилась Элен, пристально глядя на высокого, полнотелого мужчину в красных широких штанах и толстом сером кафтане, перепоясанного черным с серебряной вышивкой кушаком. У мужчины было очень брутальное скуластое лицо, карие глаза, мощный нос, небольшая борода и темные, тронутые сединой, длинные, волнистые волосы. Широченной ладонью он сгреб волосы со лба и откинул их назад. Он явно был озадачен зрелищем короткостриженой девочки в непривычной одежде. Да к тому же столь уверенно задающей вопросы. Да и слово «мистер» он слышал первый раз в жизни.

– А ты ж чья такая будешь, говорунья синеглазая? – Поинтересовался он и его голос, еще совсем недавно столь резкий и сердитый, теперь звучал вполне добродушно.

Однако Элен по-прежнему взирала на него без всякой приветливости. Его пестрый, широкий, брутальный образ почему-то напомнили ей о разбойниках Гроанбурга и о их ужасном главаре. И хотя в его ауре она не видела ничего похожего на те жуткие черные лохмотья и багровые жгуты, которые она наблюдала у Хишена, этот субъект все равно вызывал у нее если и не неприязнь, то по крайней мере настороженность. Ей вообще не нравились люди, позволявшие себе кричать на других, а кроме того, с тех пор как она попала на Каунаму, она постепенно начала понимать, что не стоит сразу же относиться с доверием к тому, кого она видит первый раз в жизни. Сейчас ей припоминалось, что папа кажется уже как-то пытался передать своей дочери эту мудрость, но до Каунамы, Элен с трудом могла себе вообразить людей, которые по-настоящему угрожали бы ей.

– Может быть, прежде чем требовать мое имя, вы представитесь сами и, пожалуйста, перестаньте говорить так, словно я дитё малое, которое только и может что радостно агукать, раскачиваясь на деревянной лошадке.

Мужчина сначала оторопел, затем усмехнулся и произнес:

– Ну уж извините дядьку, госпожа моя, не хотел я обидеть вас. Зовут меня Вэнрад, я торговый человек из Кахры, везу в Семианд груз евронской пеньки и благовых смол, а также гоню дюжину кирмианских жеребцов.

Элен внимательно смотрела на купца. В его карих глазах ясно читались озорство и насмешка. Но девочка видела, что в этой насмешке не было ни капли злого, а только одна мягкая ирония.

 

– Что же вы так раскричались, господин Вэнрад? – Не слишком вежливо поинтересовалась Элен и вдруг почувствовала себя почему-то виноватой.

– Увидел, госпожа моя, как какой-то малый возле моих лошадок ошивается и разволновался немного. – Торговец поглядел на Галкута. – А паренек еще какой-то незнакомый, ну и поспешил сюда.

Элен не выдержала и улыбнулась, ей показалось забавным, что жуткого, коварного Галкута, которому наверно лет 35, кто-то называет пареньком.

– Этот малый – мой слуга, – сказала девочка, постаравшись изгнать улыбку с лица, – он сопровождает меня в моей прогулке, а мне захотелось посмотреть на лошадей. Так что, за то что мы потревожили ваших лошадей, сердитесь на меня, а не на него.

Вэнрад задумчиво воззрился на странную девочку, все еще теряясь в догадках кто она такая и откуда взялась.

– Так с кем же, госпожа, я имею счастье беседовать?

Элен очень не хотелось говорить о своем фальшивом родстве, ибо она знала, что после этого, отношение купца к ней может резко измениться. Это конечно не имело большого значения, но все же ей будет неприятно, как тогда, на кухне постоялого двора Громми Хага. Но делать было нечего и она сказала:

– Меня зовут Элен Лург, я племянница королевского судьи, которого господин Эркхарт призвал для "королевского правосудия".

– Вон как, – произнес торговец. Его взор несколько затуманился, а выражение добродушного веселья на лице значительно померкло.

– Да, так, – с досадой сказала девочка и из духа противоречия добавила: – А мой отец – старший офицер судебной гвардии.

В конце концов в какой-то мере это было правдой. Да, я дочь полицейского, с вызовом подумала Элен. Она вспомнила как в школе на Макоре один, не слишком умный по её мнению, мальчик по имени Муглас издевался над ней за то что она дочь "легавого". Один раз он довел её до слез. Тогда она однажды подвела к нему Кита и сказала, что если он еще раз хоть слово скажет о ней или её отце, её страшный робот отгрызет ему голову и что папа разрешил ей это и пообещал что замнет это дело, ибо полиция это одна большая семья. И с огромным удовольствием увидела, что мальчишка действительно испугался. Правда Кит очень осуждал её, узнав зачем она приводила его в школу и первое время даже обижался и не разговаривал с ней. Но вот чего она никак не ожидала, так это того, что этот противный Муглас нажалуется своим родителям, рассказав им как Элен Акари запугивает его своим псом, а её отец покрывает всё это и обещает защиту полиции, если что. Разгневанные родители тут же примчались в школу и подняли на уши всю администрацию, требуя чтобы их сына оградили от этой малолетней преступницы Акари, которая натравливает на детей своего жуткого робота, а её отец все это одобряет и покрывает. Скандал был страшный. Администрация попыталась вызвать Валентина Акари, но тот был на каком-то секретном задании и в Космополе отказались предоставить связь. Родители Мугласа тут же увидели в этом общеполицейский заговор и вопили еще громче, обещая обратиться в СМИ и рассказать как офицер полиции учит свою дочь запугивать одноклассников и обещает ей поддержку и защиту. Элен до такой степени перепугалась, представив что папу из-за нее выгонят с работы, что тут же начала звонить дедушке и, задыхаясь от рыданий, просить срочно приехать. Отец матери Элен, ученый и инженер в корпорации "StarIntel", не смотря на вечную загруженность на работе, немедленно прибыл на Макору и Элен, шмыгая носом и заливаясь слезами, все ему рассказала. Дед обнял внучку и долго успокаивал её, обещая что папе ничего не будет. После чего, оставив Элен в компании Кита, который больше не дулся и тоже пытался успокаивать девочку, отправился в школу. Его не было почти до самого вечера и Элен исковыряла все ногти на пальцах рук, переживая о том сумеет ли дедушка всё уладить. Дедушка сумел, но как именно он этого добился он не сообщил. Только сказал, что отныне Киту запрещено входить на школьную территорию и ему придется ждать свою хозяйку где-то снаружи. Элен не верила своим ушам: и это все последствия?! Она и раньше редко брала Кита в школу и тот обычно дремал на солнце в ближайшем парке, так что такое условие ничего не значило для нее. Главное что ее интересовало, что будет с отцом. Дед пожал плечами: ничего не будет. Элен страстно желала знать как это дедушке удалось. "Просто поговорил с людьми", с усмешкой ответил дед, "порой это весьма полезное умение и будет неплохо если ты научишься этому". "И даже с папой этого гадкого Мугласа говорил?", удивлялась Элен, помня озлобленные глаза и перекошенный рот этого человека, когда он приехал в школу. "Даже с ним". "И что он сказал?", сгорая от любопытства спросила девочка. "Это тебя не касается", мягко ответил дед и Элен знала что настаивать бесполезно. "Ты расскажешь все папе?" "Конечно, я считаю это его право знать как ты ведешь себя". На это Элен ничего не ответила, ей было прекрасно известно что нет смысла упрашивать деда не делать этого. Она отлично знала, что дедушка может быть упрямым и непреклонным, а иногда даже суровым, когда дело касалось правильного, с его точки зрения, воспитания подрастающего поколения. И ей не оставалось ничего другого как с волнением ждать возвращение отца. Через несколько дней тот вернулся и не сказал ни слова об этом деле. Какое-то время Элен провела в мучительном ожидании неминуемого объяснения, но папа словно начисто забыл об этом. "Может быть дедушка ничего не рассказал ему?", спрашивала себя девочка, но очень сомневалась в этом. В конце концов она не выдержала, пришла в папин кабинет и сказала что им надо серьезно поговорить. Валентин Акари с интересом посмотрел на свою дочь. "Я тебя внимательно слушаю", произнес он и указал на кресло. Девочка всё ему рассказала, но правда она сделала упор на то что во всем виноват мерзкий Муглас, ведь он не имел право оскорблять её и её папу. Элен сказала, что конечно понимает как она была не права, приплетая сюда отца, и просит у него за это прощение. "Это все в чем ты была не права?", поинтересовался Валентин. "Нет, еще мне не следовало пугать его Китом", отец одобрительно покачал головой, "мне просто следовало взять палку и ударить Мугласа побольней". Валентин перестал одобрительно качать головой. "Надеюсь ты шутишь?". Но Элен, видя весьма благодушное настроение отца, позволила себе оставить этот вопрос без ответа и поинтересовалась: "А дедушка тебе рассказывал об этом?". Но и Валентин в свою очередь не ответил ей и спросил: "Ну и как мы будем тебя наказывать?". "Давай запретим мне брать Кита на школьную территорию", невинно предложила девочка.

Теперь же она пристально глядела на этого купца и ожидала той или иной степени презрения с его стороны. Элен понимала, что, конечно, это никак её не касается, ни эти "красноголовые", ни вся эта всенародная нелюбовь к своим блюстителям закона. И стоит воспринимать равнодушно то что эта нелюбовь, в силу стечения обстоятельств, слегка или не очень, может задеть и её. Но все равно ей было неприятно. В Звездном Содружестве большинство обывателей также не испытывало особой симпатии к полиции и вся эта ситуация была ей до боли знакома. Впрочем, говорила себе Элен, никаких параллелей между космической полицией и Судебной Палатой быть не может. Последняя, судя по всему, просто собрание негодяев, подлецов, преступников и властолюбцев.

Но неожиданно Вэнрад бодро сказал:

– Слушай, Элен, а ты заметила как цвет твоей одежды удивительно похож на окрас этого жеребца. – Он кивнул на золотисто-пепельного коня.