Но об этом я расскажу позже, когда первый пункт плана осуществиться. У вас есть возможность пролистнуть парочку страниц, если не терпится узнать конец этой истории. Но если вас вдруг затянула неспешность, с которой мы проходимся по моей жизни, то советую присесть поудобней ведь 6 сентября еще не закончилось.
Не думайте, будто Якоб пытался меня отговорить, уж скорее он пытался уговорить себя не слушать дальше. Ведь с каждой новой фразой он обретал власть над будущим, которое не намеревался менять. Я читал это на его лице, чувствовал во вздохах, которые он время от времени выдавал, чтобы перекрыть паузу в разговоре.
− Ты же понимаешь, что можешь все разрушить? − был единственный вопрос, который он задал мне спустя час непрерывного монолога.
− Я ли?
С 7 сентября по 18 октября
Прошу вас не удивляться такому большому перерыву мне было трудно взяться за дневник после замены. Мыслей вдруг стало много, и на какой бы день я не посмотрел слова неуверенно хромали по бумаге или же бежали по строчкам, как толпа на марафоне. В целом ничего внятного не выходило, и я дал себе время пообвыкнуться.
Что могу сказать о процедуре? Все прошло быстро. Куда быстрее, чем я шел к центру Памяти.
Прошло две недели прежде, чем я открыл двери “приемника” (так центры называют между собой сотрудники).
Сорок минут в очереди и мое имя загорелось на таблоидах девятого кабинета. Сама комната напомнила мне большой зеркальный шар. Куда не посмотри, отовсюду на тебя таращатся собственные же глаза. Ассистенты проводили меня к креслу, закрепили на голове шлем и отошли в сторону, как только в комнату вошел мастер. Из-за лампочного света, бьющего прямо в глаза, я не смог рассмотреть его лица, но отлично запомнил голос.
− Что вы хотели бы отдать и что получить, мистер Зузак? − спросил голос, склоняясь над компьютером.
Еще до прихода в центр “Памяти”, я понимал, что должен отдать не просто важное, а нечто определяющее меня; утягивающее назад; не позволяющее стать частью общества. А что, как ни старые привязанности делают меня хроником? Эти основополагающие связи, которые формируют чуть ли не весь пласт моих представлений о мире. Отдав часть Корпорации, я как бы сделаю шаг в сторону, в которую никогда не смотрел, и тем самым покажу свое стремление меняться.
− Я хочу отдать воспоминания о семье и рассчитываю получить лучшие знания в области литературы и истории. − отвечал уже мой голос. Из-за волнения и ожидания в горле пересохло и слова шуршали, будто старые листья по дороге.
− Все? − голос был удивлен, но не шокирован (иначе, пауза длилась бы дольше) − Вы ознакомились со стандартным договором?
− Да, сэр.
− Готовы дать согласие на извлечение и замену воспоминаний?
− Да, сэр.
− В таком случае, еще пару формальностей и мы закончим с подготовительной частью процедуры.
Голос продекламировал выжимку из колонки потребителя, которую прописывают на каждой странице договора до подписания.
“ Отданные воспоминания возврату не подлежат. Информация, содержащаяся в извлеченных фрагментах памяти, подлежит видоизменению и деформации до исходного информационного кода, который впоследствии будет загружен другому носителю, так же без возможности возврата.
Руководство центра, его сотрудники, лаборанты гарантируют сохранность любой иной информации, хранящейся в вашей памяти. Корпорация в лице ответственного лица, осуществляющего операцию, дает слово, что никакая область знаний не будет затронута без согласия лица. Вы не будете подвергнуты насильственному вмешательству в вашу память, даже при наличии судимости в прошлом. Руководство центра не вмешивается в работу полиции и никакого отношения к ней не имеет. Далее пункт о независимости Центра “Памяти” от действий Полиции Памяти. “
− Вы со всем согласны, сэр? Если да, прошу громко ответить “ДА”, чтобы голосовой помощник зафиксировал подписание договора.
Я молчал всего пару секунд; таращился на свои застывшие глаза в отражении очков; смачивал губы, успевшие покрыться трещинами, будто вскрытые рабочими дороги. Я, словно хотел снова прокрутить в голове все то, от чего намеревался отказаться, но, как назло, никто из семьи не вставал передо мной так же ясно, как отец со своей извечной ухмылкой в уголках рта. Самое время включить гнетущую музыку, дорогой читатель. Ведь “Да” уже прозвучало.
Я погрузился в море огня и света, будто лабораторию накрыло взрывом и меня охватило пламя. Ощущение, словно срываешь облезшую кожу. Противно, но определенное облегчение присутствует. Когда с меня сняли очки я не мог встать с кресла. Голова казалось тяжелым раздутым шаром. И чем больше я сосредотачивался на ее размерах, тем сильнее ощущал давление.
“Это пройдет” − прозвучало откуда-то сбоку. − Я дам вам пару минут, чтобы прийти в себя, а после, советую отлежаться дома день, другой. О побочных эффектах вам известно, так что не стоит при первой же рвоте бежать к нам.”
Я вышел из лаборатории по звонку таймера. Может, это была лишь игра воображения, но люди, сидевшие в коридоре, смотрели на меня, как на героя; как на кого-то, кем можно восхищаться. Их взгляд воодушевил бы любого, но меня лишь разозлил и заставил сильнее взяться за голову.
Если вы спросите, как ощущаются чужие воспоминания, я отвечу: “Как пластырь, приклеенный на кожу. Немного саднит, стягивает, но в целом, едва ощутим”. Первые несколько дней я настойчиво хотел избавиться от этого пластыря. Всякий раз, когда я пытался воспользоваться новыми знаниями, поднималась температура, в глазах темнело и я валился с ног, будто от страшной болезни. Лучше всего было начать упражняться. Погружаться сначала на пару секунд, затем на минуту в новое для себя. Сегодня, я могу без перерывов использовать полученное, хотя месяц назад это казалось невозможным.
Теперь перейдем к самому главному к моему плану. Я написал около трети, и если бы не необходимость зарабатывать себе на жизнь, книга была бы закончена уже сейчас.
В моей голове сейчас около 450 произведений, написанных в дань Корпорации. Все они прошли суровый отбор, чтобы попасть на рынок электронных книг. Однако, моя цель лежит дальше сетевого прилавка. Мне нужно захватить все платформы; заполонить своим текстом голову каждого, хоть сколько ни будь умеющего читать. Лишь это даст мне звание лучшего, лишь благодаря этому я пробьюсь выше. Мне предстоит сложная работу, и если я снова пропаду из дневника знайте: “Я обещаю наверстать упущенное, как только первый этап плана будет завершен.” На сегодня, я закончил.
22 ноября
Первое, о чем бы я хотел вас попросить: “ Не смотрите на дату перед записью”. Второе: “ Не считайте количество дней, на которые я вас бросил”. Иначе, мне придется придумывать оправдания, на которые мне не хотелось бы тратить время. А если ваш мозг все же совершил подсчеты, мне остается лишь молча опустить глаза, и продолжить запись, как если бы пять недель равнялись пяти дням.
К последним новостям. Я закончил книгу.
Есть еще более свежая новость. Я получил разрешение на публикацию книги. Министерство Информации выслало мне на почту письмо с со следующим текстом:
“ Корпоративное издательство просмотрело вашу заявку и готово предоставить электронную площадку для размещения повести “Дневник будущего” в полном объеме. Просим вас ознакомится с договоров и подкрепить согласие электронной подписью.”
Первым моим желанием было рассказать обо всем Блэку. Но я вспомнил его предупреждающий взгляд, которым он одарил меня в нашу единственную встречу, и остался дома. Друзей у меня нет. Семьи, собственно, то же. Так что вы единственные, с кем я могу хоть как-то поделиться. Блэку не нужна борьба. Ни своя, ни чужая. Ему интересно наблюдать за позывами кого-то другого, но у самого нет желания даже выйти из дома.
Я подписал соглашение и оставил мысли о книге в стороне. А вот о себе и мире, который стал внезапно, мне небезразличен, выдвинул на первый план. Так ли я хочу защитить людей, как оказаться на рекламных таблоидах? Так ли мне нужно быть героем, как быть узнаваемым? Все это вопросы. которые донимают меня в такой же степени, в какой остаются неразрешенными.
23 декабря
Книга разошлась быстрее, чем я ожидал. Неизвестный вчера, уже сегодня я вел трансляцию на центральном канале и декламировал отрывки из “Дневника будущего” детям в старшей школе. Мое прошлое хроника больше никого не волнует. А случайные вопросы журналистов о магазине вызывают у публики возгласы неодобрения. Я стал своим, и чем чаще я выношу свой переход на обозрение, тем больше аудитории получаю. Совру, если скажу, будто успех не вскружил мне голову. На несколько недель я вовсе забыл о своей цели и лишь упивался славой, которую получал в избытке.
Вторая часть плана лишь отчасти зависит от меня. В конце каждого года элита Полиса собирается в главной башне, чтобы обсудить достигнутые успехи. И каждый год на вечеринку приглашают кого-то нового. Возросшая популярность позволяет мне надеяться на приглашение. Однако, столь внезапный успех может насторожить кого-то из завсегдатаев, в том числе главу Корпорации. Я ждал письма и в тоже время совершенно о нем не думал. Моментами, мне казалось, будто нет никакой высшей цели и все, чего я хотел достигнуть, к чему стремился, уже свершилось. Но стоило уведомлению появится внизу экрана, настроение резко переменилось. Впервые с 20 сентября я почувствовал страх и нежелание двигаться дальше. Следом пробудился стыд, а еще позже вымученное благородство.
27 декабря
Главную башню видно из любого окна на какой бы забытой окраине вы не жили. Ближайшая смотровая площадка находится в пяти километрах от центральных ворот. С каждым годом Корпорация отодвигает центральный район все дальше и дальше. Скоро мы подойдем к пограничной черте и сами не заметим.
− Зачем? − спросите вы.
− Для безопасности. − ответить Корпорация
Хотя я ни разу не слышал о прецедентах вроде вторжения или незаконного проникновения. Если уж Корпорация научилась залезать в чужой мозг, предотвратить иного рода кражи не представляется таким уж сложным.
Особых возмущений в народе их передвижения тоже не вызывает. Полис принадлежит Торнхилу. В чем беда, если он хочет это лишний раз показать?
Охрана молча провела меня через центральные двери и оставила у кабины лифта. Несмотря на размеры здания, внутри не было того же простора. Коридоры перегружены аппаратурой, а этажи людьми. Пока я ехал, внутрь кабины то и дело пробивался свет от рекламных щитков и проплывающих где-то дирижаблей.
Сама вечеринка проходила на семидесятом этаже. Людей было больше, чем могли вынести уши, но не мое самолюбование. Меня встречали чуть ли не фанфарами и каждый второй стремился завести со мной разговор неважно, о чем. Среди присутствующих был и Блэк. Он не подал виду, будто мы незнакомы, и с тем же отрицанием протянул руку, когда меня вздумали подвести к нему.
Глава Корпорации, если и был на вечере, то прятался где-то в толпе. Почему прятался, спросите вы? Потому что всякий раз, когда я задумывал его найти, сталкивался с провалом. Где-то в середине вечера я решил освежится и выйти на балкон. На семидесятом этаже это все равно, что напрочь лишить себя кислорода, но мне требовалось тишина, даже если ее заменит протяжный гул в ушах. Я опустился на одну из лавок и посмотрел на верх. Ни одного облака, только чернота; чернота и ободок сияния, исходящий от города.