− Неплохая книга. Даже очень неплохая − он повертел книгу в руках и будто случайно поднес к горящей на столе лампе. Свет прошел через страницу и открыл невидимые буквы, скрытые в пробелах между словами.
…В какой-то момент я даже поверил тебе. Думал, ты, действительно, хочешь помочь своей стране. И как бы ты не расправлял хвост перед теми “недодеятелями” в большом зале, в твоих словах был здравый смысл. Но, как удачно все сложилось, правда, Торнхилл?
Я не понимал, к чему он клонит, и почему так вальяжно ведет себя с Торнхилом. Но его последующие слова все объяснили.
− Твоя идея могла сработать, будь я тем правителем, за которого ты меня принимаешь. Но видишь ли, я прибыл к вам, не с тем, чтобы искать минусы системы “Памяти”.
− Ты слишком тянешь, Гэвин. − вспылил Торнхилл, опрокидывая книгу на пол.− Позволь я поясню.
Мастер отступил, будто словесная игра, которую он затеял, в конец ему надоела.
− Поэтому тебя и не любят на мировых собраниях, Торнхилл. Знания ты , может, себе и внедрил, но научиться терпению, так и не смог.
− Именно поэтому ты и приехал ко мне, Гэвин. В плане характера, ты явно слабее.
− Не слабее, а уступчивей, не путай, Торнхилл.
Они спорили, будто друзья за обеденным столом. А я стоял в стороне, не видя смысла ни в бегстве, ни в ответном разговоре. Торнхилл вспомнил обо мне не сразу. Где-то между вдохом и очередным словесным выпадом, он повел взглядом в сторону и наткнулся на меня.
− Ах, да, Зузак.
Быстрота, с которой он подошел ко мне, сравнима разве что с моей медлительной реакцией на его удар. Всего одна пощечина, но я едва устоял на ногах. Торнхилл схватил меня за плечо и притянул ближе к себе. Я до сих пор чувствую его дыхание на щеке, как оно проникает в ухо и, будто шепот невидимого чудовища из сна, закрадывается все дальше, вызывая страх.
− Думал предать меня? Как Гэвин и сказал, он правитель не той масти, которая нужна тебе. На протяжении многих лет он пытается сплотить наши государства. Но на севере народ имеет слишком весомое слово. Да еще члены совета начали сомневаться. Именно из-за этого наши продвижения стали едва ощутимы лишь сейчас. А ты хотел испортить и те малые успехи, которых мы достигли. − он едва не захлебывался собственной слюной, и казалось, уже я служу ему подставкой, а не он мне опорой.
− Гэвин приехал сюда, чтобы собственными глазами увидеть, как система функционирует и передать все совету. Как успешно она функционирует. − добавил он настойчиво. − И, когда на прием в центр записался хроник, это не могло не насторожить.
Он отпустил меня, и я повалился назад.
− Но ты так убедительно играл.Книга! − воскликнул он, вытирая проступивший на лбу пот − Что могло быть лучше? Ты точно станешь первым и последним хроником, которого я запомню. Пора каменного века прошла. Людям давно нужно отойти от старых традиций. И ты нам в этом поможешь. Но уже другим способом. И для начала − он выдержал небольшую паузу − Ты закончишь свою историю. Ту, что строчил с шести лет в старых тетрадках. Как много слов, и как мало пользы.
В комнату вошел полицейский с дневником в руках и бросил его передо мной вместе с карандашом.
− Я хочу, чтобы ты записал все до самой последней минуты. Не для меня или людей. А для твоего друга Блэка. Пусть он не участвовал ни в чем напрямую, но его отказ останавливать тебя − недопустим.
Он схватил меня за ворот рубашки и буквально ткнул лицом в тетрадь.
− Пиши, Зузак!
Торнхилл склонялся надо мной, пока я выводил букву за буквой. Он же заставил меня смотреть, как в дома хроников врываются чистильщики, выводят всех наружу и запихивают в фургон. Думаю, ты знаешь, что с ними сделают, Блэк. Я тоже знаю, но не хочу думать. Это моя последняя запись. Мне бы стоило извиниться, но ты никогда ничего от меня не ждал, не думаю, что не ждешь и теперь…
Якоб закрыл тетрадь и провел рукой по седым волосам, взмокшим от пота. Отряд чистильщиков ждал его снаружи. Через час, а может быть, меньше, его утилизируют, как эту тетрадь. Но для начала высосут из мозгов все, что еще можно использовать. В полисе тщательно следят за расходами. Небольшая фильтрация и можно утрамбовать его воспоминания в другие головы. Он знал, что этим все закончится. Знал, когда увидел за своим окном трясущегося хроника. Знал, когда открывал дверь и начал сам подначивать его на разговор. может, ему и хотелось умереть, но сделать это не по воле. а по принуждению Корпорации. Хоть раз почувствовать себя тем, кто может оказывать сопротивление.
Участвовал ли он в этом из патриотических чувств? Или попросту захотел испытать судьбу, как будущее испытывало человека? Никто не знает. Сам Блэк не знает. Но стоя на прихожей своего дома, в штанах, которые он все-таки выудил из кучи хлама на первом этаже, он с легкостью повернул ручку двери и произнес: “Наконец-то..”