– Исцеление возможно, – уверял доктор, – есть случаи. Мозг как таковой не поврежден. Нужно помочь ему доразвиться.
Денег на «помочь» у Бабоса-Рибейра было предостаточно. Не хватало времени. Как в юности самого Кима, которым занимались мать и няньки, отец был вынужден зарабатывать. Но времена и взгляды изменились. Ким еще с медового месяца «раскусил» иное счастье: жить жизнью, не привязанной лишь к работе и интересам клана.
Но как назло именно сейчас разворачивались самые серьезные события в бизнесе: открытие новых фабрик совместно с Рибейра. Наклевывался новый сегмент рынка – еда «на вынос», полуфабрикаты, замороженные продукты, сухие питательные субстраты из тельц улиток.
То и дело приходилось ездить в Китай, Вьетнам, Америку, чтоб смотреть на производства нового поколения, где акцент все больше и больше смещался с культуры питания на кормежку для человека, у которого все меньше и меньше оставалось времени на приготовление еды. Нужны были готовые решения. Одно из них – подобие собачьего корма, только человеческого, сбалансированного, экологичного, питательного. Женщины не хотели проводить столько времени у плиты, хотели наравне с мужчинами работать и отдыхать. «Работать и отдыхать» – стало девизом рекламной кампании новой компании Бабоса: «Пусть готовят и моют машины. Человек создан для жизни, где жизнь – это наслаждение».
Правда, ресторанный бизнес с изысканными блюдами не потерял клиентов и прибыли. Просто настоящая еда все больше становилась привилегией богатых. Бедным предлагалась еда в форме субстратов. Например, субстраты из улиток, которые достаточно было замочить, затем засунуть в микроволновку, и они, словно приготовленные минуту назад, несли все те же витамины, вкус, аромат и вид, что и настоящие.
– За китайцами будущее! – говорил Хосе, которому исполнилось 62 года, и он снова был на коне, выглядел молодцом, перекрасил волосы вновь в жгуче-черный, а там, где образовалась проплешина, красовались его волосы с задницы по последней технологии вживления своих собственных волос с ненужного для мужской привлекательности места.
– Будущее за теми, кто решает взять его в руки, – тихо отвечал Ким своим писклявым голосом, к которому не прислушивался отец.
Когда Георгу исполнилось два года, случилась беда. Но не с мальчиком. Вложенные в его здоровье деньги на реабилитацию, когда в доме Бабоса был построен отдельный реабилитационный отсек, начали давать эффект. Мальчик почти не отставал в развитии от своих сверстников. Беда пришла с другой стороны, откуда ее совсем не ждали.
Хосе отправился в очередную поездку в Китай, где строились сразу несколько фабрик по сухим субстратам из улиток, свинины, сои для гурманов-вегетарианцев-сибаритов и не вернулся. Вместо него словно снег на голову прибыли адвокаты с большой кипой бумаг для Мириам. Бумаги были о разводе и письмо с объяснениями.
После 47 лет совместной жизни Хосе решил кардинально изменить свои личные планы. И из трусости не решившись озвучить их персонально, описал их в бумажном виде. Он считал себя еще достаточно молодым, чтоб становится стариком и дедушкой инвалида-наследника. При этом он сильно сожалел, что больше не может мешать свое счастье с несчастьем других. Его счастьем стала новая пассия из Китая. Они уже достаточно давно вместе. Пришло время узаконить с ней отношения и в скором будущем завести детей, которые разделят престол Бабоса.
С матерью случился припадок, слава Богу, в остальном здоровье не подкачало, но она стала стремительно худеть и становилась слабой. Ноги больше не несли ее на работу, где она, словно ломовая лошадь, отработала 47 совместных лет. Домашний реабилитационный центр Георга пригодился теперь для его бабки. Она похудела на 30 килограмм за один месяц изучения условий развода и перечитывания письма о свободе, превратившись в худую свою копию с обвисшей кожей на месте, где раньше высился горб. Она больше не надевала жемчуга, никакого, даже «черного павлина».
Ким и Мария сильно беспокоились на ее счет. Семья и компания оставались пока не в курсе кошмарных событий, но предчувствия катастрофы гуляли по коридорам и залам империи Бабоса. Никто не знал, что же их ждет.
Клан смирился с наличием Кима, который хоть и оставался уродом, тем не менее, доказал дееспособность, прекрасно вел дела фабрик и ресторанов в регионе, закрывал все вопросы с главным офисом. Клан примирился с появлением Георга, прекрасного, почти здорового малыша, удивительно крупного, не похожего на маленьких, словно улитки, Бабоса. У него были ангельско-серебристые волосы и голубые глаза, хотя у всей семьи с обеих сторон волосы были темными. Только Ким с его лысыватой и рогатой головой отличался.
– Ты тоже родился беленький, как дети людей с севера. Но потом волосики повыпадали, – говорила мать, поглаживая внука уставшей беспомощной рукой.
Ким понял, что мир сошел с рельс и летит, словно безумный товарный поезд, в тартарары. Нужен был кто-то, кто будет способен остановить это движение.
Последний разговор с отцом будто пророчество гремел в голове. Ким то и дело вспоминал слова, интонацию голоса и брошенные взгляды, перематывал и перематывал каждый миг на медленной скорости, пытаясь найти подсказку к действию и решению.
«Будущее за тем, кто готов взять его в руки» – эта фраза стала преследовать его, ведь будущее всего клана зависло в руках у родителя Бабоса, который повез китайскую невесту в их резиденцию у моря, где когда-то произошла встреча с Марией.
Ким не спал несколько дней и перестал есть. Наконец, он попросил заменить его на работе и в одиночестве отправился на природу на дальние заводи. Он не мог посоветоваться ни с кем из семьи, Мария или мать разнервничались бы, тем самым только усугубив обстановку. У дядьев, теток, многочисленных кузенов имелись свои интересы, часто идущие вразрез с общими. Здесь требовалось кардинальное решение, меморандум или ультиматум, – неважно. Важно, чтоб наступил мир.
Но как взять обратно будущее в свои руки, в которых оно никогда и не бывало? А все же именно его руки хотели вернуть назад будущее, настоящее и даже прошлое семьи.
Ночью он позвонил отцу и напросился на встречу. Хосе был не против, он вообще считал, что не нужно прерывать связи – его новая жизнь и будущее не шли в контрах со старой и семьей в целом. Просто необходимо было провести грамотный водораздел.
Ким, соврав семье насчет встречи с отцом, отправился к морю, где его ждало сразу несколько сюрпризов.
Отец стал другим, он встретил сына по-иному: не как раньше, по-отечески, а скорее по-дружески, задорно и весело. Представил девушку-китаянку. Ким почти не заметил ее присутствия, его занимал новый образ отца. Молодой, шутливый, полный сил, он весь горячился, хвастался перед сыном планами.
– Мы всю жизнь работали как ишаки, Ким! Так завещали наши деды. Например, Ким Бабоса, – он подмигнул сыну насчет совпадения имен. – Наш вожак, наш номер один. Он говорил: семья – это Бог, это судьба. Но это неправильно! У каждого она своя. Да, связанная, словно цепью, с родом, но не для того, чтобы заключить в кандалы и унести на дно. Мы свободны от судьбы, сынок. Мы достаточно работали, чтоб освободиться. Богатство и труд, в конце концов, должны стать наградой, а не ярмом на шее. Я последние несколько лет будто не жил, а тащил жизнь и вас вместе с собой в никуда. Там, – он указал на огромный бассейн, обрывающийся небом, – нет жизни. Только бизнес, бизнес и вокруг одни и те же лица. А я? А как же я? Я сам-то кто? Продавец улиток? Нет, Ким, я интересный человек или человек с интересами. Я хочу друзей, хочу приключений, хочу новшеств, сюрпризов этой жизни! Знаешь, ведь у меня есть талант, – Хосе хлопнул себя по коленке, – ну помимо того, что я классный любовник, – он послал поцелуй китаянке. – Я понимаю лошадей. Лошади – это… это удивительные создания. Мои друзья! Они слушаются меня. Я могу их дрессировать. Узнал бы я это, трудись, как прежде, как ненормальный, собирая вонючих склизких улиток? – он скривился. – Никогда!
Ким слушал отца и поражался. Каждое его слово, словно укус змеи, оставлял раны, гноившиеся ядом, на сердце или душе. Ему было тяжело дышать и думать от этих революционных идей отца. И в этот момент случилось еще одно чудо или беда. В комнату вошла Алина с подносом, и Ким почти потерял сознание.
Она ему так и не перезвонила. Он, естественно, не искал ее. И даже забыл. Почти забыл, пока не увидел и не понял, что страсть к красоте за эти годы только усилилась. Она, словно цунами, накрыла его с головой. В тот момент он даже возбудился и, если б не присутствие отца, кончил бы только от одного взгляда на русскую служанку.
Алина почти не изменилась, только потерялся налет целомудрия и наивности, веры найти свою мечту на чужбине. Это отразилось в глазах, которые будто потухли. Зато она еще больше стала похожа на Снегурочку, только из второй части оперы, где отчание вошло в жизнь снежной волшебницы. Все те же тонкие руки, белые, как снег, сервировали стол, наливали кофе. Полные алые губы улыбались и желали прекрасного дня.
Ким больше не слушал отца, хотя запомнил каждое его слово о том, что нельзя терять ни минуты. Ведь после стольких лет простоя сначала надо найти себя истинного, а потом зажить своей истинной жизнью, исполнив предназначение.
Ким нашел Алину на террасе, где она прибирала после второго завтрака за многочисленными родственниками Лерены, так звали китаянку, которая выбрала себе это имя, чтоб любимый и другие иностранцы не ломали себе язык.
– Вы не приезжали целых три года, – сказала Алина вместо привествия.
– Будто ты меня ждала, – сам себе ответил Ким и тоже не поздоровался.
– Вы стали другим. Возмужали, – молодая женщина улыбнулась, и глаза ее загорелись.
Ким внутренним взором оценил себя ее глазами. Да, он действительно стал иным после свадьбы с Марией. Правда, это не проявилось во внешности, по-прежнему отвратительной и отталкивающей, как у мутанта-слизняка. Даже не поменялся его почти женский голос. Но внутри он стал мужчиной: сильным, умным, где-то хитрым, как прапрабабка Мария, расчетливым как прапрапрадед Бабоса, который не помнил родства, но верил в семью, как в Бога, и честным, как Ким Бабоса – человек-улитка и точка.
Вся семья китайцев и Хосе отправились на огромной недавно купленной яхте в море на целый день, Ким остался дома, попросив отца отдельно без всех свозить его на рыбалку. Хосе согласился с удовольствием. А Ким ждал, когда придет Алина. Придет сама. И она пришла.
– Алина, ты похожа на Снегурочку, – сказал Ким и закрыл ей глаза, чтоб она не видела его уродства. А потом стал целовать так, как научили его Наташи, как он сам умел от природы, как он понял женщин, которые хотели, чтоб их любили и удовлетворяли. И если у отца обнаружился талант понимать лошадей, то же самое, но в отношении женщин, мог утверждать Ким.
Он любил и целовал ее всю ночь. Всю ночь не включал света. Но она все равно открывала глаза, чтоб целовать его глаза, а предательское солнце на рассвете пролазило через плотные, но наспех запахнутые шторы.
– Я не знала тебя, – говорила Алина приглушенно, голосом, полным страсти и опьянения от любви.
Ким сам не знал себя таким, но чем больше любил эту женщину, тем больше силы в него входило. Он чувствовал, как каменеет, становится монументальным, стальным и полноценным.
По утру Алина ушла молча, не зная слов, чтоб выразить то ли любовь, то ли благодарность этому человеку, похожему на слизняка. Отчаяние испарилось из ее образа. Вернулись надежды на будущее.
Ким думал о другом. Проснувшаяся сила заставила его прагматично заглянуть в будущее, о котором не умолкал отец.
Лодка вернулась ко второму завтраку. Никто никуда не торопился, гости выспались, позавтракали, китайская часть отправилась за покупками, пока Хосе с Кимом и экипажем вновь отправились в море, захватив удочки. Тело Кима было не приспособлено для спорта, хотя с годами он окреп. Поэтому рыбалка подходила ему идеально. Он любил рыбачить, особенно оставаясь наедине с собой, что случалось редко.
Они уселись с удочками в задней части яхты. Заказали легкий ужин. Хосе попросил команду не беспокоить их и завел самый страшный разговор о разделе имущества, так как философские беседы уже были проведены.