– Ты мне снился раньше… – Ладошка поняла, что находится в центре своего сна, ведь ей не было ни холодно, ни страшно, а наоборот, удивительно спокойно и даже приятно, как обычно бывает во сне. – Ты добрый, хоть и следил за мною исподтишка. Ты ведь не ешь людей, правда?
Гобин молчал, наслаждаясь её голосом, ведь он не разговаривал никогда; мысли проносились мимо, словно стаи птиц, и там было великое множество историй. Он послал ей общие представления о себе, чтобы между ними не оказалось недомолвок, а сам продолжал слушать её щебет, настоящий звонкий человеческий голосок, который звенел и щекотал мох на его щеках. Это было очень приятно. Второй Гобин с удивлением отметил, что и его щёки приятно топорщатся от девчачьего писка.
– Не ем, – прогремел Гобин, а потом откашлялся и заговорил более приятным голосом, похожим на эхо.
– Это хорошо, что ты добрый. А то я смотрела фильмы про гоблинов – они ужасно мерзкие и злые.
Гобин совершенно забыл про ту цивилизацию, что испортила представления о нём и давно жила отрешённо и дико где-то в далёких закоулках его сознания, всё больше деградируя. А теперь ещё и заражая другие сны своим тлетворным безбожным влиянием. Без его присутствия и внимания эти несчастные стали придумывать себе ужасные небылицы, писать чудовищные сценарии и снимать жуткие ужасы, а потом благополучно уверовали в свои же кошмары и начали готовиться к войне всех со всеми, и с богом тоже.
Он окончательно стёр эти глупые потерявшиеся сны, которые ему больше не годились и не нравились.
– Это твой друг? – указала она на второго циклопа.
– Удивительно, она различает нас… – кинул сам себе Гобин, чтобы девушка в ночнушке не слышала.
– Да, – ответил он ей.
– У вас тут очень мило. – Она присела на камень поближе к огню. – Вы, наверное, разговаривали о чём-то философском? В такие ночи… – И они втроём одновременно взглянули на тёмно-синее небо, где мерцали звёзды и планеты, словно огоньки свечей; их недавно зажёг третий Гобин. Это ему принадлежала идея разукрасить хаос, в котором никогда ничего не существовало иллюзорными представлениями, что они не одиноки. – В такие ночи только и сидеть у костра, думать о жизни и греться приятным общением… Мы любили так делать с папой в детстве…
– Почему ты погрустнела? – ласково спросил Гобин.
– Хорошо иметь друга, который тебя понимает, если ты сам себя не понимаешь, – непонятно выразилась Ладошка, но гигант понял её.
– А чего тебе не хватает? – удивился второй.
– Смысла… – опять непонятно сказала девушка.
– Так придумай его сама, раз у меня не получилось, а я исполню все твои желания… Может быть, ты хочешь иметь семью? У девушек обычно это является самой большой мечтой. У меня был такой сон про тебя… – И Гобин показал его на мареве костра. – Красивый светлый парень обнимал Ладошку, и она счастливо поддавалась его поцелуям. Похожие, будто вылепленные из одного теста, парень с девушкой очень подходили друг другу – как говорят, «две половинки одного яблока». Потом было много совместных дней, яркая славная свадьба, хорошие друзья, поездки, интересная работа. Пошли детки. Такие милые, как Ладошка.
– Ты, наверное, бог снов? – радостно спросила Ладошка, разглядывая милые картинки будущего, проявленные огнём. – Я тебя другим представляла.
– С бубликом? – улыбнулся Гобин.
– С индейкой, – пошутила Ладошка. – Кстати, спасибо за этот сон, он бы мне понравился. – И девушка дружески погладила огромную голень циклопа, до которой доставала.
Гобин вновь ощутил нечто новое в общении с этой девушкой. Какой-то особый трепет. Второй Гобин поддакнул, ему тоже передалось это ощущение.
– Но мне почему-то не хочется всего этого… Точнее, хочется, но чего-то большего… – немного капризно заговорила она. – Понимаешь, мне думается, что после снов ничего нет. Сон – последняя инстанция… И если это так, то можно посмотреть их сотню тысяч миллионов раз, но ничего не изменится… Нет смысла, понимаешь? Сон останется сном, бессмысленным, который можно в любой момент забыть или повторить, улучшить или испортить. Всё как делаешь ты.