– Мальчик, или позови моего внука или я вам устрою здесь… – Роза не могла подобрать слов, но в глазах горел костер инквизиции и капала сера Содомы на внушительного вида двух плечистых охранников. Один из которых двинулся внутрь, через десять минут приведя Пако.
– Я не гей. Я бисексуал. И тебя это вообще не касается, бабушка! Ты ничего не понимаешь! Это мое личное дело! Я взрослый! – шипя отчитывался внук перед Розой, которая от накала чувств рассказала ему все переживания, что скопились на ее сердце, замершем в большой груди. – Я хочу стать фотомоделью. Это реально. Это норма. Это делают все, кто желает вырваться из нищебродства. У меня уже были фотопробы. Я подхожу идеально. 50 евро в час, Роза, прикинь? Это больше, чем ты зарабатывала за два месяца в своем доме инвалидов! – впервые по имени назвав бабушку, сказал Пако и получил увесистую пощёчину, тут же окрасившую правую щеку в красное.
Роза сама не знала за что ударила внука, за сравнение с нищебродами, за имя, будто она числилась ему дальней теткой, а не любимой бабушкой, которую он называли уменьшительно-ласкательным «ба» или за тон и бегающий взгляд и заплетающийся от алкоголя язык. За все.
– Пако, мальчик! Мой принц! Я умоляю тебя, – упала на колени Кривая Роза. Ее лицо исходило волной мук мышечных и душевных, – пойдем домой… Вернешься сюда завтра, послезавтра. Но сегодня, умоляю тебя, уйдем.
Из двери с двумя бугаями по бокам вышел некто и подал знак Пако возвращаться немедленно.
– Бабушка, ну прости меня, – его тон сделался инфантильным и он стал уговаривать ее об обратном. – Давай завтра, хоть послезавтра, а лучше я приеду к вам с дедом на неделю, месяц, но только не сегодня?! Клянусь, я не ввязываюсь ни в какие дела. Клянусь, я чистый! – умолял Пако, пытаясь поднять бабушку с колен. – Но сегодня нет. – поняв, что не сможет уговорить бабушку, Пако оторвал ее руки от брюк и быстро рванул в щель в двери, которая тут же прикрылась, и ее заслонили широкие спины.
Роза, будто потеряв смысл жизни или лишившись сердца, еще несколько минут вяло сидела на оплеванной земле, усеянной фантиками. Потом поднялась и словно зомби отправилась в кафе, уселась на тот же стул, заказала еще воды, и решила, будь что будет, но сегодня внук вместе с ней будет ночевать дома.
– Мимо он не пройдет. Это единственный выход из подворотни, если не водятся запасные и секретные, – упрямо твердила Роза.
Она выпила три бутылки воды, будто иссохла изнутри. Официант предложил ей водки. Роза согласилась. Когда часы на центральной башне пробили полночь и водка подействовала, мир вдруг слегка окрасился надеждой. Из подворотни стали выходить юноши возраста Пако. Разноцветной шумной вереницей они устремились к пирсу, утонувшему в ночи, где были пришвартованы сотни лодок, дорогих и не очень. Из-за количества людей, вышедших из «Кальмара» началось столпотворение, разыгрались шум, гам, Роза так и не смогла выделить внука. К тому же в эту кучу из других баров стали пробираться другие молодчики, включая странную семерку, что являлись потенциальными террористами.
Роза, недолго думая, быстро кинула на стол деньги за свои напитки и направилась следом за красавчиками, что мечтали работать фотомоделями.
Море парней, разодетых в пух и прах, стягивались и толпились у веревочки, натянутой на две железные балки. Проход преграждали те же громилы плюс парень в очках со списком в руках. Он объявлял имена и фамилии тех, кого приглашали дальше.
Роза не слышала имен, но видела, что один из десяти-таки проходит дальше, туда, куда ее вряд ли ждут.
Она залезла на лавку, чтоб посмотреть, что творится дальше этой «проверки на вшивость», как про себя прозвала адскую воронку, куда просачивались избранные, и увидела, что за ней производится еще один отбор. Из десятников выбираются единицы, которых отводят к пришвартованной небольшой каравелле, скорее всего, чтоб плыть на огромную яхту, что словно гигантская новогодняя елка переливалась в море. «Индивидуальная модель, единичный экземпляр, по последнему слову техники», – отметила про себя Роза. Рафе такие не нравились.
– Посудины походили на гробы, – говаривал он, отмахиваясь. Привычны и любы взгляду казались лодки старого покроя, бравые, остроносые, словно резвые дельфины, смело мчащиеся наперекор стихии.
Роза еще раз убедилась, что два кардона из телохранителей ей не обойти никак. Значит, надо будет брать каравеллу с Пако на абордаж, а бабушка была уверена, что ее принца обязательно выберут из этой толпы и повезут на смотрины к тому, кто развешивает скандальные плакатики, зовущие не уважать мнение бабушек.
Она уже хотела было бежать к берегу, искать кого-то, кто бы мог помочь с лодкой, но увидела того самого Антонио, друга внука, тот печально возвращался назад, верно не услышав своей фамилии в лотерейном списке счастливчиков.
– Да что вы переживаете, тетя Роза! – бросил ей Антонио. – Пако всего лишь не хочет прозябать в этой дыре и превратиться в еще одного колхозника. Оставьте его в покое уже в конце концов! – и помахав руками, что не желает слушать старческих бредней, ретировался.
Бредней-небредней, а материнское, то есть бабушкино, сердце не обманешь. Хоть пусть миллион золотом ей предложат, но Кривая Роза не повернула сейчас б домой. Зная, чувствуя, что на люксовой яхте с целый дом творится ад. Кстати, слово «люкс» – вспомнила Роза, переводилось, как «дьявол».
Она оббежала пару-тройку лодчонок, поговорила с моряками, поздно собирающимися в море за кальмарами, но те отказались плыть ни за какие деньги. Встретила мнимых террористов, уже пьяненькие они залазили в свой катер, желая видимо проветриться в компании таких же не трезвых девушек, разодетых в блестящие лоскутки, еле прикрывающие телеса. Их она не хотела просить о помощи, но время бежало, еще чуть-чуть и дверь за Пако закроется. И возможно навсегда.
– Ребята миленькие, – жалобно попросила Роза туристов-террористов на ломанном английском. – Я знаю, вы меня не поймете, но просто поверьте на слово старой бабке. На той лодке, – Роза говорила громко, голос срывался на хрип от нервозности, – находится мой внук. Его везут туда, – она махала руками, жестами пытаясь показать, что творится неладное. – Мне тоже очень надо туда.
Она не знала, понимают ли ее эти иностранцы, посматривающие кто хмуро, кто с ухмылкой. Рыжий молчал, прищурившись, слушал взволнованную старушку с увядшими кудряшками, облепившими мокрый лоб, словно ее с ног до головы облили ушатом холодной воды.
– Ди, подай даме руку, – сказал Рыжий, не оборачиваясь к компаньону. – Сеньора, – теперь он обратился к Розе на прекрасном испанском хоть и с акцентом, в миг растеряв пьяные замашки и туристический прикид. – Поедем. Точнее поплывем.
Девушек попросили уйти, те ошарашенные стали возмущаться, но им доходчиво объяснили, что они лишние.
– Кальмары! Кальмары! – кричали чернокожие ребята, размахивая руками, показывая на море. – Мы едем ловить кальмаров! Амор найн! Амор маньяна!
Рыжий вложил одной из них в руку несколько купюр и поцеловал.
– Ло сьенто, гуапа, и аста ла виста.
Девчонки не обиделись, хоть и удивились, что вместо них красивых и молодых богатенькие туристы решили прихватить рыжее кривое страшилище.
– Ждать долго, – зачем-то сказал Рыжий. – Они делают тесты. Минут десять на забор крови. Минут десять на результат. Десять минут посадка. Десять минут на отплыв. Мы перехватим их на полпути.
Роза судорожно, будто не дышала до этого, вдохнула морской воздух и зачем-то посмотрела на звезды.
Она хотела спросить: какие тесты? куда везут молодых людей? почему избавились от девушек? зачем захватили ее? Кто на самом деле они такие, протрезвевшие за одну минуту зеваки, превратившиеся в солдат?
Но катер резко сорвался с причала и рванул в ночное море. Мысли оборвались. Рыжая в кудряшку челка Розы неслась сзади. Мысли более не поспевали за вопросами.
Ехали молча, но женщина не чувствовала себя в опасности. Наоборот, странным образом, присутствие сильных незнакомцев успокаивало.
– Вы неонацисты? – наконец не выдержав, спросила она, воспоминая телевизионные ролики про «пошутивших» ребят в масках. Высказывались разные версии: от простой шутки глупых молодчиков до неонацистких движений, которые словно плохие грибы после токсичного дождя взошли и продолжают всходить по всему свету.
– Меня зовут Тиль, – усмехнувшись, представился Рыжий и назвал по именам всех друзей.
– Нет, мы антиглобалисты, или… нас так называют. Хотя антиглобализма не существует. Ведь мы все пользуемся сортиром?! – пошутил Тиль, но Роза поняла его шутку и невесело кивнула.
– А вы коммунистка? – теперь спросил он.
Роза до этого никогда не задумывалась к какой политической партии принадлежит. И хотя придерживалась коммунистических позиций, это правда, все же радовалась и гордилась демократическими достижениями Испании, где пенсионеры жили так, как должны были жить при коммунизме. Чего, судя по репортажам, не было ни в одной из коммунистических стран, из которых вышли великие вожди всех времен и народов. Каждый раз голосовала за социалистов, хотя и болело сердце, видя их много раз увозимых в наручниках за коррупцию в тюрьму. Всегда оправдывая подобные явления тем, что раз правосудие восторжествовало, значит, демократическая система все-таки работает. Хоть президента как и короля в их стране давно никто не выбирал.