20:12. Начало

– Здравствуй, Янис, – ответил высокий мужчина, присел напротив и вкрадчиво представился, – меня зовут Гарольд, – указал на стройную женщину, изучающую меня менее приветливым взглядом, – а это – Аманда.

Предки Вальмонта не казались плохими. Судя по всему, они были готовы к нашему визиту, так как оба были крайне спокойны.

Нас накормили, переодели, отправили меня купаться, и я тоже стала пахнуть цветами. Мы ещё не могли ответить на многие их вопросы – словарный запас слишком скудный, но старались.

День ознакомления с этим домом прошёл вполне успешно. Нам, особенно Артуру, понравились родители Ви, а мы, вроде как, им.

В нашей жизни начинался новый этап. Хорошо ли это, плохо ли – я, пока ещё, не понимала.

За неделю новость о том, что в поместье семьи Флетчер обосновались два маленьких фелеса из другого мира разлетелась по всей округе. Иначе быть не могло: нас повели по врачам, по психологам, изучали, делали рентген и фотографировали в газеты.

Между нами и человеческими детьми нашли мало отличий, как в строении и функционировании организма, так и в умственном развитии. Но некоторые врачи рвались изучить подробнее.

Родители Вальмонта быстро сообразили, чем нам может грозить такая популярность и общий интерес, подсуетились и оформили над нами с Арти опекунство. Вместе с этим – сделали документы, указывающие на нашу неприкосновенность, и теперь больница или власти не могли нас просто так забрать для своих нужд

и более детального изучения нашего «внутреннего мира». Для меня маленькой это имело мало значения, как и для Артура. Зато имела большое значение забота.

За год нас быстро обучили разговаривать и понимать на человеческом языке; и если я ещё продолжала изъясняться очень тихо и с акцентом, то Арти прекрасно усваивал новые знания и общался уже как настоящий человек.

Да и вообще, Артуру уделяли больше внимания; гладили, играли, нянчили его. Наверное, это потому, что он был маленькими энергичным. Особенно он сдружился с отцом Ви, в то время как мать-карьеристка занималась собой и зарабатыванием денег, да и в целом уделяла не только нам, а даже Вальмонту мало времени.

Ви гулял и учился; с трепетом ожидая заветного часа – его возвращения домой, я глядела в окно, выискивая его силуэт. С упоением слушала, как он провёл свой день.

Запоминающимися и волшебными вечера были тогда, когда Вальмонт переодевался, шёл на кухню и наливал чай, а потом – делился новостями со своим папой, мной и Арти. Порой его слушателем оставалась лишь я, и была слушателем верным и постоянным.

Ви очень нравится фотографировать, и часто в роли его модели выступала я. Эти фотографии даже публиковали в местной газете. Так же у него есть рыжий злющий друг, который может дать отпор даже самому злостному задире. Мы оба теперь знали друг о друге, но знакомиться не спешили. Ещё Вальмонт любит читать и ознакомил меня с мультиками. Его любимым жанром было аниме, которое мне совсем не понравилось, в отличие от разных других. Фильмы ужасов нам смотреть запрещали, но приятель не мог устоять перед тем, чтоб не показать свои любимые, и тайком мы устраивали киносеансы поздней ночью. От одних нам было смешно, а от других – вставала дыбом шерсть и просмотр продолжался только на ручках у Ви, а иначе – страшно!

В одну из ночных бесед я узнала о том, что родители моего друга, как и он сам – аристократических кровей. Их корни уходят далеко в элитные знати жителей Маун Тауна.

Много рассказов было о школе. Вальмонт отучивался свой последний, одиннадцатый год и с тёплой улыбкой вспоминал всё, что с ним происходило: друзья, подружки, приключения на переменах, смешные случаи на уроках.

С каждой историей, каждым рассказом об этом замечательном месте, где детям дают знания уважаемые наставники, всё больше жгло желание посетить её и самой.

Я представляла себя с рюкзаком, в красивой форме, которую гордо носят лишь ученики, думала, как листаю книги, таящие в себе море знаний и секретов человеческого мира, которые только предстоит открыть. А со мной – мои подружки, с которыми мы делимся секретами, косметикой и модными девчачьими журналами.

И тогда в школу превратилась комната Ви, где его же учебники были вручены Арти, а сам он – усажен за столик, как ученик. Чему мог научить один глупый фелесёнок другого? Конечно, тому, как использовать когти, раскрашивать посуду и общаться с лусусом.

Мистер и миссис Флетчер одним днём устали молчаливо терпеть подобное обучение, и объявили мне, что коридоры настоящей школы ждут меня с распростёртыми объятиями.

Счастью моему не было предела.

К тому времени на дворе уже разгулялась расписная осень, не менее красивая, чем была в Тигралине, но, всё-таки, отстающая по яркости от родной мне.

Ко второй четверти я наконец предстала перед своим новым классом. Это была самая обычная школа, в которой выучился Ви, куда пошёл Арти в крыло для детей, и где теперь меня во все изучали ученики шестого класса.

Меня определили в кабинет географии, тёплый

и солнечный, где на задней стене была нарисована огромная ракета в космосе, а в стеклянном шкафу аккуратно разложены разномастные камушки.

Растерявшись в новом месте, среди такого количества незнакомых лиц, я даже не знала, как себя стоит вести. Идея обнюхивать понравившихся была сразу отметена после наблюдения за тем, что люди так не делают. Разговаривать – стыдно. Они так хорошо изъясняются, в то время как я позорно и коряво собираю в кучу пару предложений и тихо выдаю их слушателям.

Первую неделю было интересно. Показав себя с хорошей стороны перед учителями, я имела желание больше знать, получать хорошие оценки, но мало общалась

с одноклассниками. Им это явно не пришлось по вкусу, и, спустя пару недель, они дружно перестали со мной разговаривать.

Потом мне влетело ластиком в голову. Обидно

и больно. На следующий день весь класс несколько часов ругали за жвачку в волосах одной девочки. Спустя месяц я поняла: подобная свистопляска не кончится. Это нормальное поведение здешних учеников. Дети оказались очень жестокими и невоспитанными, а сидение на месте по 6 часов – издевательство.

На физкультуре запретили лазать по канату без разрешения. И катать мяч на всех четырёх лапах – тоже нельзя. Возмутительно!

А когти так и чесались, ноги сами несли прыгать

и бегать, кувыркаться, гонять мяч. Но всё оказывалось неправильным, всё было не так, как надо.

Музыка оказалась вовсе не той, кем себя выдаёт. Мы ни разу не посмотрели на живые инструменты, приходилось разглядывать их чёрно-белые изображения в нудной книге с кучей текста, пока вокруг меня разрастался бедлам, сотворённый одноклассниками.

Математика стала сущим адом, каждый новый урок выворачивал меня наизнанку, заставлял считать каждую секунду до звонка. Ни одна контрольная не была написана хорошо.

В один из дней учитель опаздывал на урок; мало кого это волновало – галдеть было интереснее. Собравшись, я предложила позвать кого-то, чтоб не терять времени зря, и тут же получила хороший подзатыльник

и приказ от пухлого паренька в чёрном школьном пиджаке, заботливо выстиранным его мамой:

– Сиди тихо, скотина!

Он был племянником здешней географички. Мальчиком, привыкшим к тому, что можно всё, что пожелаешь. Осознающим: здесь тебе никто ничего не сделает. Жан состоял в компании задиристых мальчишек, и знал, что его боятся.

А за такое поведение на моей родине принято было наказывать, потому, через пару секунд после содеянного, одноклассник получил укус на руке, которой сделал мне больно.

И мы оба оказались в учительской, где душная преподавательница зачитала обоим лекцию, что нужно жить в дружно.

Я очень хотела, чтоб было дружно, очень!

Как жаль, что поговорить с девочками мне было совершенно не о чем: косметика и журналы показались мне до жути скучными, общих с ними тем у меня не нашлось, как и интересных секретов, и потому мы были слишком далеки друг от друга.

На обидчика было написано заявление, потому что терять – нечего. У него появились проблемы, а у меня – ещё больше взаимной ненависти.

А ещё я поняла, что кусать людей в школе – тоже нельзя.

Да и вообще, нам упорно внушали, чего на территории учебного заведения мы делать не должны, ведь это портит её репутацию. И учиться надо так, чтоб рейтинги не падали по сравнению с другими школами.

 Год в школе пролетел, словно день, а мнение моё становилось лишь хуже. Ещё страшнее было осознавать, что этот год первый, но не последний.

Глава 3

Космонавт

«Проспала!»

На редкость осознанная мысль разогнала состояние глубокого сна так резко и сильно, что я выскочила из-под одеяла и стала собирать всё, что попалось под руку, в сумку.

Пришло же в голову кому-то вдруг взять и поставить семиклассникам учёбу с утра, прямо посреди года, да ещё и после бурных новогодних каникул. После них наоборот хочется подольше погреться в теплой кроватке, напиться чайку и плотно покушать, а потом уже – ползти на уроки.

Ан нет, я не успела даже позавтракать, оставались несчастные минуты до звонка, тут не до доброго утра.

Последняя книга исчезла в глубинах рюкзака, и я быстро накинула пуховик и поплыла по сугробам прочь из дома, держа в голове, что кроме расписания, нам поменяли ещё и кабинет: с уютного и светлого географического на унылый и холодный кабинет физики в самом конце крыла.

Добрая половина урока уже пролетела, и хищная математичка отыгралась на мне за всех и сразу, отчитав за опоздание и заставив писать объяснительную.

С позором и горячим желанием превратиться прямо сейчас в маленький атом, я прошмыгнула к своему месту, но вот не задача: всегда пустая парта вдруг возымела для меня соседа.

Проклиная весь этот день, я плюхнулась на своё место, демонстративно отодвинувшись от незнакомого мальчика, который не удосужился даже форму на себя надеть. Всё понятно: новенький.

«Ишь, особенный. Нам, значит, ходить в этом клоунском холодном наряде, а ему можно и не носить» – промелькнуло в голове, и дрожь, на которую я усиленно не обращала внимания, напомнила о себе.

Выдрав из тетради листочек, я было начала писать объяснительную:

«Я опоздала, потому что…» – нет.

Зачеркнула.

«Я, Янис Грин, пришла на урок с опозданием…»

«Потому что тут холодно и тошно, а теперь – ещё и рядом усадили какого-то дурачка. Что, места другого не нашёл, или однокласснички смеха ради подсказали расположиться именно здесь?» – рука остановилась и стеклянный взгляд уставился в окно, пока я думала эту мысль. Да ну эту объяснительную.

На бумажке стала вырисовываться мордочка Каце. Вот он улыбается, спит себе там дома, на моей тахте у окошка. А может, его сейчас гладит Вальмонт. Вот бы мне на его место.

Нос уловил приятный запах какао и корицы, и тут же дал команду животу, чтоб тот урчал сию минуту, и никак не позже.

Посылая второе проклятье, я скрутилась в комочек, жалея, что не прогуляла дурацкий урок в пользу чего-нибудь вкусного.

А пахло от мальчика. И, вместо того, чтоб учиться, он сложил на парту руки и, уложив на них голову, отвернулся к окну.

Только чёрная взъерошенная макушка освещалась безразличными солнечными лучами, которые даже не грели толком в середине зимы.

Пока сосед по парте не видит, я изучила его беглым взглядом: огромный растянутый свитер, чистые, но всклокоченные густые волосы, будто спать лёг с мокрой головой. Мальчик был достаточно мелкого роста, судя по тому, как хорошо уместился на парту. На подоконнике валялся его рюкзак, который я тоже не обделила вниманием: чёрный, оторвана лямка, что-то написано замазкой на кармашке, да так криво и некрасиво, что больно смотреть. Пытливый взор зацепился за значок радиации. Новый и блестящий. Он выделялся на фоне всей сумки.

Невольно, я даже позавидовала: будучи поклонником книг и игр про сталкеров, мне бы и самой такой хотелось. Везёт же некоторым.

Горько вздохнув, вытянула из кармана наушники и подключила к телефону, включая одну из любимых песен группы «Sуstem of a Down», и, когда закончилось вступление, прозвенел звонок на перемену.

Подавляя приступы голода, я продолжала чиркать на листке морду своего питомца, как вдруг над партой нависли одноклассники.

Освобождая одно ухо, спросила: —Чего?

– Чиркай дальше, пучеглазая, – отодвигая мой листочек, протянул Марк – парень, которого наши мальчики считали своим вождём, судя по тому, как все они перед ним пресмыкаются.

Нарисованного Каце перечеркнула неаккуратная линия из-за того, что я не успела убрать ручку.

Новенький поднял свою голову и посмотрел на Марка и его свиту.

Тот предложил:

– Давай в столовку, Ватанабе, – кажется, я пропустила представление новенького, – купим чего-нибудь.

По этому тону и взгляду сразу было видно, что это самое «купить чего-нибудь» значит. Он не хотел его угостить, а даже наоборот.

Потупив взгляд куда-то на доску, новенький сначала, не ответил, будто прислушиваясь. Марк попробовал привлечь его снова: —Ну?

– Подожди, – отмахнулся тот в ответ, ткнул в меня пальцем, будто я его столетняя подруга, и воскликнул так, что я испугалась, – система!

Поджав уши, я отодвинулась подальше. Может, это не мне?

Оглянулась, но парта соседнего ряда была пустой. И он энергично продолжил: —Такая хрупкая девочка, а слушаешь эту музыку, – глаза его сверкнули, заметив мои кошачьи уши и нос, – ого!

Потом он одёрнул себя и сглотнул, поджимая свой длинный палец в скромный кулачок, – в смысле… Ого, как здорово. У тебя «Система» играет…

Вот чёрт, он о музыке.

Краем глаза наблюдая, как начинает хмуриться Марк из-за того, как игнорируют его персону, и желая исчезнуть прямо сейчас, я выпалила: —Тебе-то что?

– Такую музыку слушают только крутые пацаны!

– Ватанабе, ты охамел, меня игнорить?! – громко

и властно вопросил одноклассник, внезапно ставший третьим, никому не нужным лицом.

А Ватанабе, в ответ, так же громко и грубо, опершись обеими руками на парту и привстав со стула, протянул:

– Я не голоден, – давая понять, что его предложение он услышал.

Брови Марка всколыхнулись, он поджал губы. Заиграли желваки и челюсть ушла в бок, будто он скрипнул зубами, загораясь от подобной наглости. С ним никто так не общался. Особенно – в первый день после каникул. Особенно – новенькие.

Чувствуя себя крайне неудобно, я хотела бы встать и уйти, можно даже в окно. Но где-то в глубине души совесть не давала этого сделать; велела остаться на месте и не бросать этого дурачка наедине со сворой одноклассников. Или же – простое любопытство остановило.

– Пошли, выйдем, – коротко велел Марк.

У мальчишек это значило только одно: сейчас юные сиаманги будут решать, кто главный.

Я выключила музыку, заметив, как в класс летящей походкой залетел физик. На душе стало чуть легче: сейчас прозвенит звонок и от моей парты все уйдут.

А потом – пусть сами разбираются.

– Не хочу, – Ватанабе откинулся на спинку стула, – холодно на улице.

– Если я сказал «выйдем» – значит мы вый… – его дерзкое высказывание прервал звонок, и учитель, понимая всю ситуацию, тут же велел сесть по местам.

Ватанабе довольно хихикнул и потянулся к своей сумке. Вытащил книгу по физике, громко листая, дошёл до картинок планет, и уткнулся в цветные развороты.

Только я расслабилась, желая вернуться к рисунку, как шёпот снова привлёк моё внимание:

– Смотри, Сатурн такой красивый, – он пододвинул книгу ко мне, – космос сам по себе чудная вещь.

«Святые Сфинксы…»

Вдруг где-то в закоулках памяти колыхнулось что-то, что я старалась забыть. Закружилась голова, промелькнула россыпь звёзд и счёт: «раз, два, три!». И я очнулась холодной зимой в унылом кабинете. Голодная, за изрисованной мной же партой, около какого-то чудака, украдкой изучающего меня взглядом так, будто я этого не замечаю.

– Отстой этот твой космос, – буркнула ему в ответ, – я там была.

– В другой ситуации я не поверил бы, но сейчас…

Закатила глаза. За два с половиной года порядком надоело слышать от каждого замечания по поводу внешности. Я научилась чувствовать их на уровне мыслей, а такой топорный намёк, так вообще учуяла за версту.

– Меня Чоу зовут, – перевёл вдруг тему собеседник.

– Янис, – вздохнула. Этот разговор уже начался, тем более что мне было правда интересно, – откуда ты к нам?

– Переехал недавно сюда в.… срочном порядке. Надо было поскорее найти школу, и меня определили в первую попавшуюся.

– Выбор не очень, сочувствую. Слушай, не советую тебе так резко разговаривать с Марком и его друзьями – получишь тут же.

– Пусть сперва догонит, – он криво ухмыльнулся и стал сверлить объект обсуждений взглядом. Потом опять уставился на планеты в учебнике, игнорируя косые взгляды одноклассников.

Я тихо спросила:

– А сколько тебе лет?

Он отвлёкся на меня и с улыбкой ответил:

– Вчера исполнилось тринадцать. А тебе?

А мне было двенадцать. И двадцать восьмого января, через девятнадцать дней, которые я высчитывала чуть ли не по минуте, должно было стукнуть тринадцать, о чём я с гордостью и объявила.

– Забавно выходит, однако – он отложил учебник, отдавая всё внимание мне. И тут нас заметили.

– Последняя парта, хотите вести урок за меня?

– Хотят! – крикнул Марк.

– У них любовь, – прошептали с первых парт, оборачиваясь.

Я с презрением окинула класс взглядом.

– Тихо, тихо. – Физик пролистал журнал, – Ватанабе! Вот и выйди к доске.

Чоу побарабанил по столу пальцами, видимо,

от волнения, и выскочил в середину класса.

Отдельные личности тут же засмеялись: —Кватанабе, ха-ха-ха, Кватанабе!

Новичок тоже оглядел класс в поисках юмористов, и посмотрел на них, как на дурачков. Учитель впихнул ему в руки сборник задач, ткнув пальцем куда-то в середину: —Решай.

– Вот и решу, – буркнул Чоу, разворачиваясь спиной к классу, и стукая мелом по доске.

И он решил это безумие! Просто взял, и сделал. Испачкавшись мелом чуть ли не с ног до головы, расписал длинное решение, гордо проговаривая все нужные формулы.

– Да, здорово, – физик покивал, будучи искренне довольным тем, что в класс попал светлый ум. Но постарался это скрыть, видимо, чтоб Ватанабе не зазнался, и отправил его на место, – можешь садиться. И не разговаривай на моём уроке больше, пожалуйста.

– Интересно, в этом городе все такие? – усаживаясь обратно, недовольно спросил отличившийся новичок.

– Я задаюсь тем же вопросом в масштабах планеты.

– К слову о планете, твоя внешность, она удивительна! – Бесстыдный взгляд соседа по парте просканировал меня едва ли не насквозь, будто своими словами я дала ему на это разрешение, а он только этого и ждал.

Я ссутулилась. Снова эта тема.

– Да, я знаю. Удивительна…

– Откуда ты такая взялась?

– Долгая история.

Собеседник ухмыльнулся, – таки не соврал Вальмонт.

Услышав знакомое имя, я навострила уши и отвлеклась от рисования нового, более красивого Каце.

– Ты его знаешь?

– Мой лучший друг

с ним общается, так что косвенно – да. И о тебе он рассказывал, но я не верил. Прикольно получилось, теперь ты – моя одноклассница.

Учитель, заметив наши переговоры, вежливо попросил заткнуться, и мы притихли, теперь уже до конца урока.

«Ну, всё, сегодня он пересядет куда-нибудь в другое место, и я снова буду сидеть одна» – внушала я себе, – «Здорово же, как и обычно. Как и всегда…»

Глубоко вздохнула, открывая дверь кабинета. Но и сегодня новый сосед по парте не сменил своё место, и это очень даже удивило.

Чоу не пересел к кому-то другому ни через пару дней, ни через месяц.

Он оказался на редкость общительным мальчиком и мог поддержать едва ли не любую тему, которую мы затрагивали. Когда речь дошла до рассказов о Тигралине, я словно видела, как его воображение прорисовывает каждый описанный мною момент. Чоу действительно слушал: уточнял, переспрашивал. Я даже доверила ему посмотреть тетрадку со своими рисунками, которые он по достоинству оценил. Это внимание наполняло какую-то тёмную полость внутри меня новыми ощущениями; тёплыми и добрыми.

У нас совпадали музыкальные вкусы.

Почти все тетрадки Ватанабе были с изображениями его любимых групп или их тематикой. И дневник он тоже украсил наклейкой лого «Red Hot Chili Peppers». После того, как мы сошлись на этой почве – изрисовали всю парту в названия любимых групп. Новичок, как оказалось, ходит на занятия по барабанам и мечтает играть в рок-бэнде с самого мальства.

– Ты будешь петь, а я – играть! Ну, и я может иногда буду петь, но ударные мне больше нравятся, – мечтал он каждый раз, как разговор уходил в это русло.

А я лишь только улыбалась и кивала, не желая разочаровывать, потому что петь ни разу даже и не пробовала, и, в сравнении с Чоу, ощущала себя лютым профаном.

Он не стеснялся подпевать своим любимым песням вслух, и хрипловатый голос звучал очень приятно.

Ещё Ватанабе делал успехи по физике. Благодаря тому, что мы сидели вместе, результаты контрольных улучшились и у меня. Потому что он решал за двоих и пытался объяснить. А вместе с физикой он безумно любил астрономию. И, по секрету, поделился тем, что хотел бы стать космонавтом, но сомневается, что находится в нужной физической форме.

И это действительно было неоспоримо: тощий, тщедушный и маленький; выше меня он был всего на десяток сантиметров. Казалось, что это самое хрупкое существо на планете.

Мне очень повезло, что мы встретились. А вот повезло ли ему обзавестись такой подругой…

Одноклассники сразу повесили на него ярлык прокажённого, ведь новенький не убежал за другую парту на второй же день и выбрал «не ту» компанию. Свора тут же уцепилась за внешний вид Чоу, а в особенности – за его свитер:

– А почему ты носишь этот свитер чуть ли не каждый день, ты его вообще стираешь? – спрашивали девчонки.

– Просто я его очень люблю. Конечно, стираю!

А мальчишки с презрением дёргали его за рукава: —Чего у тебя кофта, как у тёлки? Ты её у мамы спёр?

На что Ватанабе хмурился и отходил от них подальше, отвечая: —Это папкин свитер. И не «спёр», а взял, потому что ему больше не надо.

По парню было видно, что общий язык он может найти с кем угодно, и подружился бы со всеми одноклассниками, но общение со мной предрешило его место в нашем классе, и эти вопросы они стали задавать не из интереса, а прощупывая, как можно задеть Чоу.

Он сперва и не понял этого, и отшучивался, но, когда придирки стали появляться всё чаще и чаще – напрягся.

С того момента, видимо, принял решение, что пытаться с ними подружиться он больше не будет. Тогда-то одноклассники получили то, что хотели: новую цель для развлечений.

Теперь мы были не только соседями по парте, но и братьями по несчастью. И наша с ним связь становилась только крепче; за пару месяцев мы стали тесно общаться. В конце концов, одна из маленьких грёз стала явью: у меня появился школьный друг, самый настоящий.

Подколки и издевательства, однако, не прекращались.

Глядя на Ватанабе, я видела, как его отвращение к нашему классу с каждым днём становилось всё больше. Он начал препираться с компашкой Марка, отвечать на едкости девчонок, острить всем, кто что-то плохое в открытую и за спиной говорил обо нас обоих.

Взгляды и едва ли не осязаемая злоба окружающих внушали чувство тревоги и нежелание находиться в стенах кабинета физики.

В то время, как Ватанабе легко мог дать отпор словесно, я не находила, что сказать. Да и в целом – ругаться не привыкла вообще ни с кем, помня, что за это могут быть проблемы. Проблемы с родителями. А значит – узнал бы Вальмонт. Я не хотела его разочаровать, ведь Ви так радовался моим изначальным успехам.

Бегать по коридорам от обидчиков для Чоу стало обычным делом. Казалось, что ему это даже нравится. Порой он и сам их задирал.

– Зачем ты снова это делаешь? – наблюдая за очередной пакостью в ответ на такую же пакость, спрашивала я.

– Потому что надо давать отпор. Иначе – так и будут мучить, – Ватанабе, укладывая кнопку на стул обидчика, хищно улыбнулся, – к тому же, Жана не жалко. Он отбирает мелочь у малышей, я сам видел.

Я была согласна с Чоу, но подобные меры напрягали. Спорить не стала: положение безвыходное. На месте Ватанабе я бы пустила всё на самотёк.

– А если они когда-нибудь захотят отыграться?

– Я убегу, – Чоу рассмеялся от своей находчивости.

– Нас обоих зажмут, что тогда будет? Тоже убежишь?

Он перестал улыбаться и с серьёзным лицом приблизился ко мне.

– Яниска, если зажмут обоих – беги ты. Я не обижусь.

Эта кнопка стала последним его ответом. Стеклянная грань, сдерживающая агрессивную свору пубертатных школьников от странноватого мальчика, дала трещину именно в тот момент, когда пронзительный визг Жана разлетелся на весь класс. Перемена ещё не кончилась, когда он вальяжно зашагал к своему месту, отпуская неприличные шуточки в разные стороны, и плюхнулся на стул. Остриё укололо его, и холёный племянник географички вскочил и ошалело выпучил глаза на кнопку.

Ватанабе выдал злорадный смех. И тогда вся компания одними лишь переглядками дала понять, что после уроков нас ждёт приключение.

После школы, вечером, Чоу обещал познакомить меня со своим лучшим другом, а я его – с Вальмонтом. Между собой они оба знакомы, и должны были нас встретить у парадного входа школы. Вместе мы планировали где-нибудь покушать, да только в нужный час на месте друзей не ждали – вместо этого были нелюбезно приглашены на задний двор, где у старшеклассников курилка.

Показывая всем видом своё превосходство над нами, Марк неторопливо прикурил и поморщился, глядя на моего друга. Выпустил дым прямо ему в лицо и сплюнул.

– Ты кем себя возомнил, Ватанабе?

– А ты – кем? – прохрипел он в ответ. Ломающийся голос подвёл его и уверенный тон прозвучал комично.

– Ты думаешь, один будешь лучше нас всех? Посмотри на себя, и на ту, с кем ты мутишь, – презрительный кивок в мою сторону, полный неприязни и ненависти. Будто около Чоу стоит вовсе не девочка тринадцати лет, а бак с помоями, – может ведь общаться с нормальными пацанами, так нет же – ходит с девкой. А знаешь, почему? Потому что пацан из тебя отстойный.

– Это из меня-то отстойный? – многозначительно улыбнувшись, Чоу окинул взглядом всю толпу, в которой не было ни одной девочки, и шагнул чуть вперёд, закрывая меня.

Откуда-то из-за спины Марка послышался насмешливый голос Жана: —Они спят! Вся школа знает!

Внутри ёкнуло от стыда за подобную клевету и его снова захотелось укусить. Да так, чтоб навсегда запомнил, что свой язык следует держать за зубами.

Вместо этого, я проглотила неприятную сплетню, вжавшись в стенку и опустив глаза. И едва ли не молилась, чтоб они оставили нас в покое.

Заметив моё смятение, Марк заглянул за плечо Ватанабе, обращаясь высокомерным и утвердительным тоном, так едко и злобно: – Это правда. Верно?

По телу прошла конвульсия и защипало глаза.

«Нет, это не так».

– Не правда, Марк. Вы это сами придумали, – сдержанно шепнул Чоу. Ему тяжело давалось ответить. Щёки покраснели, и после сказанного он поджал губы.

– Я не с тобой разговариваю. – Снова мне, – молчание – признак согласия, Грин.

«Ответь ему, просто ответь!»

Но я продолжала обречённо молчать. Из носа стало течь, и я тихо шмыгнула и утёрлась, смахивая слёзы. Будто передо мной не парнишка четырнадцати лет с сигаретой в зубах, а огромный и дикий бык, пышащий широкими ноздрями. По крайней мере, источал Марк именно такую энергетику. Он был уверен в себе и знал, что его боятся.

– Чоу прёт Грин по ночам, – издевательски воскликнул Жан, поднимая на смех моего друга вместе со мной. Как стая гиен, они учуяли слабое место, и поспешили уколоть туда как можно больнее.

– Если бы я мыслил так же, как вы – сдох бы от сифилиса в прошлом году. Как вы ещё живы до сих пор?..

Последовал ответ, но Марк будто обратился к своей компании:

– Видали, пацан даже о резинках не знает.

Чоу будто ждал от противника именно этот ответ…

– Как твоя мамочка не знала. Верно, Марк?

Тут же последовал резкий удар по лицу. Чоу отшатнулся, и, поскользнувшись на грязи, упал.

Я инстинктивно отскочила в сторону от Марка, на секунду залюбовавшегося своей грязной работой, оскалилась и зашипела.

От внезапно поступившего в кровь адреналина закружилась голова и на мгновение помутнело в глазах. Из носа всё ещё текло, но теперь было не до того, чтоб утирать сопли.

Раньше такого не случалось: словно сработала какая-то первобытная защита.

– Тебе бы тоже прописать! – Марк замахнулся и на меня, но рукой, не сжатой в кулак.

Не помню, как впилась зубами ему в предплечье и полезла когтями к лицу. Не помню, чтобы с него на всех четырёх лапах перекинулась на Жана и покусала его тоже. Раздался вопль постороннего человека, и толпа бросилась врассыпную. Пелена в глазах рассеялась, а обидчика что-то сбило с ног. Оставшихся, самых смелых, разогнал второй силуэт со знакомым, родным, запахом. Запахом, вытянувшим меня из этой странной и тёмной бури и заглушившим вкус крови на языке.

Сердце ёкнуло: Вальмонт!

Мой герой драл глотку в возмущённом крике: —Как так можно, сукины дети?! – Я подбежала и вжалась в его грудь лицом, обнимая. На взъерошенные волосы легла родная ладонь, погладив.

Второй голос согласился с Вальмонтом: —Охренели, сволочи!

Я одним глазом видела, как незнакомец подошёл к Чоу, ухватил за руку и поднял одним рывком, как плюшевую куклу. Отряхивая его, он озверело прошипел: —Что опять ты вытворяешь, идиот?

Вытирая с лица грязь и слюни, Ватанабе спокойно ответил: —Всё было под контролем, Фин.

– Да мы уж видели, – усмехнулся Ви, в попытке оторвать меня от своей куртки. Я отклеилась от него сама.

После тесного контакта с тканью, остались красные разводы. Вздрогнула, трогая нос – вроде не болит…

Наклоняясь передо мной, Вальмонт ухватил тёплыми руками мою мордочку и чуть приподнял, всматриваясь в красную течь: —Нос разбили?! Вот же гады!

Названный Фином человек стал возмущаться:

– Ещё бы, тут такое месиво случилось. Толпой на двоих… А вы чего? Нарвались, да?

– Не бузи, я уверен, что они просто защищались, – заступился Вальмонт, в очередной раз вызывая внутри меня вспышку уважения и радости за то, что он сейчас здесь.

Ви, доставая платок из кармана, приложил его к моему носу и тихо проговорил: —Не обижайся на него, он всегда такой.

Рыжий парень скривился. Он услышал слова приятеля. Потом повернулся к Чоу и забубнил, как старый дед:

– Чего на месте не сидится… Только дядьке не показывайся – орать будет, как резаный, – схватил Ватанабе за плечо и резко развернул его, хлопая по куртке. Помогал ли он стряхнуть грязь, или лишь прикрывался этим, сердито шлёпая по спине Чоу – оставалось загадкой. Для себя я выбрала второй вариант.

– Ну хватит, я же не умер! Пойдём уже, поедим, – терпение Ватанабе закончилось и он, никого не ожидая, двинулся к ржавым воротам школы, ведущим к выходу на улицу, – я не маленький, сам разрулю.

Ви усмехнулся, подхватывая мою лапку, чтоб отцепить её уже от рукава своей куртки.