Счастье на дне оврага

Глава 4. Старый знакомый

Поезд тем временем уносил семью Перовых все дальше, с каждым километром отдаляя их от размеренной жизни. Конечно, в ней не было ничего необычного, не было искрящегося счастья, не было роскоши, но была привычка. И что бы ни случилось, Надя знала, что всегда может вернуться домой и спрятаться на своей половине комнаты в тишине и безопасности.

Квартиру Перовы снимали меблированную, поэтому оставалось только собрать свои личные вещи, которых, благодаря пристрастию Ивана Анатольевича к безупречному порядку, оказалось не так уж и много. Однако распрощаться с домом, в котором они прожили пять лет, и с улицей, на которой знали каждое дерево и каждую кочку на дороге, оказалось гораздо сложнее. В последний день перед отъездом дома было особенно тихо. Все, включая Пашу, были угрюмо сосредоточены на укладывании чемоданов.

И теперь все их скудное имущество было аккуратно уложено под сиденьями и над верхними полками в купе, а поезд все мчался между полей и лесов, равнодушный к печалям и радостям своих пассажиров.

Наконец, преодолев восемнадцать часов пути, поезд дернулся и остановился. В окне показалась красная надпись на розовом здании: «АБДУЛИНО».

– Выходим! – скомандовал Иван Анатольевич. Он схватил два чемодана, уже стоявших в проходе, и направился к выходу.

– Есть, сэр! – крикнула Надя и приставила руку к виску, изображая солдата.

Пару минут спустя семейство Перовых, нагруженное рюкзаками, сумками и чемоданами, спустилось по складной лесенке на перрон. Провинциальный пейзаж, пусть и украшенный свежей зеленью, тут же нагнал на Надю такую тоску, которая в разы превосходила ту, что угнетала ее в самом начале пути.

Поток людей направился к небольшой площади со стороны главного фасада здания вокзала, где их уже поджидала голодная стая таксистов. Иван Анатольевич, увидев их, лишь поморщился. Он остановился и, нервно вздохнув, поставил сумки на землю. Путь до деревни составлял каких-то десять километров, но платить за такси явно не входило в его планы. После затрат на поезд, изрядно опустошивших его и без того скудный кошелек, Перов готов был идти до деревни пешком, несмотря на тяжелый багаж.

Надя угадала мысли отца: сейчас им предстоит унизительное ожидание самого последнего такси, от которого все отказались из-за дряхлости автомобиля, или маловероятной бесплатной попутки. Девушка сбросила оттягивающий плечи рюкзак и уселась на чемодан. Делать было нечего, и она стала рассматривать окружающую их панораму: пустая площадь с редкими скамейками и клумбами цветов, старинное двухэтажное розовое здание вокзала, вытянутое по фасаду, неприметное здание автовокзала рядом, а дальше – линии электропроводов, пересекающие высокое летнее небо, и ни одной многоэтажки, ничего интересного, на чем мог бы остановиться взгляд, привыкший к городскому пейзажу.

Время шло. Постепенно площадь опустела – ждать бесплатную птицу счастья казалось все большим безумием.

Первой, как, впрочем, и всегда, не выдержала Надя.

– Может, мы все же как-нибудь двинемся в сторону дома? Или так и будем тут сидеть как бомжи?

– Вон, приехал наш транспорт, – проворчал Иван Анатольевич, указав на автобус, как раз подъехавший к автовокзалу. – На него у нас денег хватит.

Усталое семейство молча погрузилось в автобус и так же молча доехало до остановки «Абдулково». Автобус укатил дальше по шоссе, оставив угрюмых путешественников на перекрестке, от которого до деревни вели еще добрых полтора километра грунтовой дороги. Не обремененный ношей путник проделал бы этот путь за каких-нибудь десять-пятнадцать минут. Но Перовы, к их сожалению, такими путниками не являлись, однако выбора у них не было.

Минуту спустя по грунтовой дороге, ведущей в деревню, шли четыре человека, нагруженные рюкзаками и сумками, словно вьючные животные. В придачу они волочили за собой чемоданы, чьи крохотные колесики были готовы разлететься в любой момент от тряски по неровной поверхности и беспрестанно попадавших под них камней. Одежда троих представителей семейства Перовых уже после ночи в поезде утратила свежий вид: серый хлопковый спортивный костюм Ларисы Андреевны смялся и вытянулся на коленях; и без того широченные штаны Паши растянулись еще сильнее и теперь висели на узких бедрах, выставляя напоказ белую широкую резинку трусов каждый раз, когда парень нагибался, чтобы поставить сумку на землю и дать рукам передохнуть; темные узкие джинсы, черная короткая футболка и повязанная вокруг талии олимпийка Нади покрылись белыми ворсинками от поездного постельного белья. И только синтетический спортивный костюм Ивана Анатольевича, предусмотрительно выбранный им для подобных случаев, выглядел таким же аккуратным, как и в самом начале путешествия.

День клонился к вечеру. Солнце огненным шаром повисло над лесом, видневшимся вдали. Майские холода давно прошли, и к началу июня погода наконец установилась мягкая и приятная. Свежий ветер донес до путников запахи травы и коровьего навоза, которые Надя помнила еще с прежних приездов в деревню и ни при каких обстоятельствах не спутала бы ни с чем другим. Вдали, за деревьями, показались потемневшие от времени крыши домов. Похоже, купе поезда было для них последней роскошью, которую отец смог себе позволить.

Прелести деревенской жизни, которые Надя упрямо гнала из своих воспоминаний и предпочла бы никогда больше не пересекаться с ними, не заставили себя долго ждать: впереди показалось густое коричневое облако пыли, сопровождаемое глухим топотом множества тяжелых копыт и протяжным ревом.

«Только этого не хватало!» – удрученно подумала Надя, поморщившись от отвращения. В ушах зазвенел издевательский смех одноклассников, показывающих на нее пальцами. Если бы кто-то из знакомых и вправду увидел ее, идущую по свежим коровьим следам, то позора на всю оставшуюся жизнь было бы не избежать. Надя сглотнула ком, подступивший к горлу.

Внезапно послышался приближающийся звук мотора, и путников обогнал серо-зеленый УАЗик. Его мощные колеса подняли в воздух клубы дорожной пыли, едва успевшей осесть после прошедшего стада. И без того донельзя раздосадованная, Надя демонстративно закашлялась и принялась сердито махать рукой перед носом. УАЗик проехал несколько метров и вдруг резко, со скрипом остановился. Дверца шумно распахнулась, и из машины выпрыгнул мужчина лет сорока, среднего роста, со светлыми слегка вьющимися волосами, в бежевом льняном костюме. Он широко улыбался, поджидая семью Перовых.

– Неужто сам Иван Анатольевич пожаловал? – произнес он приятным голосом.

– А, привет, Артем, – медленно изрек Иван Анатольевич, остановившись. Он с нескрываемым презрением оглядел мужчину, затем педантично поправил очки, достал из кармана аккуратно сложенный платочек и протер их. В отличие от водителя УАЗика, встреча, по всей видимости, не доставила ему удовольствия.

– Какими судьбами? Отпуск? – мужчина протянул руку для приветствия.

Иван Анатольевич нахмурился и нехотя подал свою в ответ.

– Не совсем, – ответил он через мгновение. – Я это… эм… ушел с работы.

– Да ладно! – мужчина хмыкнул и, переведя взгляд на Ларису Андреевну, спросил елейным голосом. – Как дела, Ларочка?

– Лариса, – моментально и довольно холодно поправила его Лариса Андреевна.

– Как хочешь – Лариса так Лариса, – он подмигнул ей. Потом снова обратился к Ивану Анатольевичу: – Может, вас подвезти? Машина большая, все поместимся.

– Нет, спасибо, нам недалеко, – резко ответил Иван Анатольевич и, быстро взглянув на жену, мотнул головой в сторону деревни, призывая ее продолжить путь.

– Пап, поехали! – взмолилась Надя. – Сколько нам еще тащиться!

– Надя, папа уже сказал «нет», – неожиданно резко ответила Лариса Андреевна.

– Тогда пусть папа и тащит все это барахло! – крикнула Надя и с силой оттолкнула свой чемодан в сторону.

– Да ладно вам, я тоже голосую за машину. Тем более человек сам предлагает, – Паша посмотрел на отца.

Надя запрокинула голову и широко раскрытыми глазами уставилась на небо.

– Он меня поддержал – сейчас снег пойдет! – воскликнула она, словно призывая небеса в свидетели.

Иван Анатольевич нервно топтался, искушаемый соблазном доехать до дома на машине, но в то же время останавливаемый странной неприязнью к старому знакомому. Он все оглядывался на деревню, до которой все еще оставалось около километра.

– Поехали, поехали! – подбодрил его мужчина, поднял с земли чемодан Нади и легко закинул в багажник.

Иван Анатольевич поджал губы, сердито поглядел на жену, внимательно рассматривавшую траву у дороги, и, наконец, молча кивнул.

В УАЗике пахло сигаретами и бензином. Машину трясло на кочках, чемоданы шумно перекатывались в багажнике. Лариса Андреевна с детьми устроились сзади: Паша – за отцовским сиденьем, Надя – за водителем, ну а мать, чтобы никому не было обидно, усадили посередине. Иван Анатольевич, сидя на переднем пассажирском кресле, угрюмо смотрел в окно на проплывавший мимо деревенский пейзаж.

Водитель первым прервал молчание:

– Ребят, нас не представили. Я Артем Сергеевич Маслов. С недавних пор – директор местного клуба, так что милости просим на дискотеки, – он самодовольно улыбнулся. Руки его свободно лежали на руле, который повиновался с такой легкостью, словно сам знал, куда и когда поворачивать. Перовы молчали, и мужчина продолжил: – Мы с вашим папкой учились вместе в сельхозакадемке. Потом еще пару раз пересекались. И вот уже лет, – он замолчал и бросил беглый взгляд на Ивана Анатольевича, – восемнадцать, наверно, да? – Перов не ответил. – Ну да, где-то так примерно. Короче, лет восемнадцать мы не виделись.

Маслов замолчал и внезапно стал сбавлять ход: УАЗик настиг стадо, и Надя увидела огромных животных, медленно, словно в трансе, идущих по обеим сторонам от дороги: они виляли увесистыми задами и сонно жевали что-то им одним известное. Их было не меньше двадцати голов – рыжих, коричневых, пятнистых, с мощными рогами и шершавыми носами. Директор клуба сосредоточенно вглядывался в лобовое стекло, медленно, словно корабль, лавируя между коровами в непроглядной бурой пыли.

– Ну вот, не успели приехать и тут же попали в пробку, – с веселой иронией произнес Артем Сергеевич. – Ничего, сейчас выберемся, – ответил он сам себе, выкручивая руль.

– Артем Сергеич, – окликнул Паша водителя, когда машина наконец выбралась на открытую дорогу. – А что, на дискотеки теперь много народу ходит? – он перегнулся через мать и просунул голову между передними сиденьями. – В прошлый раз ее даже не открыли.

– Это потому, что меня здесь еще не было! – Артем Сергеевич пожал плечами. – А теперь все в порядке. Люблю, чтобы все было хорошо! Чтобы люди радовались, чтобы молодежь гуляла! Эх, такой уж я, душа нараспашку! Да ведь, Ларочка? – он снова улыбнулся и посмотрел в зеркало заднего вида.

Лариса Андреевна от неожиданности подняла глаза и встретилась с ним взглядом, но тут же резко отвернулась к окну, у которого сидела Надя, и густо покраснела. На фоне рыжих волос, веснушек и ярко-зеленых глаз румянец выглядел совсем по-детски. Дочь с удивлением посмотрела на нее.

– Мам, что это значит? – спросила она едва слышно, одними губами.

– Лариса! Ее зовут Лариса! – вдруг крикнул Иван Анатольевич. Лицо его скривила такая злоба, какой Надя никогда раньше в нем не видела. – Останови машину!

Артем Сергеевич остался невозмутимым, но улыбаться перестал.

– Ладно, Вань, не кипятись. Что было, то прошло. Да и к тому же мы уже приехали.

Он подъехал к высокому деревянному забору, выкрашенному голубой краской, и остановился.

Иван Анатольевич стремительно выскочил из машины и с силой захлопнул дверь, от чего весь кузов содрогнулся. Потом рывком открыл багажник, не дожидаясь хозяина УАЗика, и повыбрасывал чемоданы на землю.

В полном недоумении Надя выбралась вслед за отцом и огляделась. Солнце уже почти совсем село, и его предзакатные лучи наполнили Южную улицу, где находился дом Перовых, теплым оранжевым светом и длинными тенями. По обе стороны от дороги небольшие деревянные дома выглядывали из-за разноцветных и разносортных заборов, придающих улице вид театральных декораций: вот – зеленый, новенький, дощатый; за ним – серый, некрашеный, покосившийся от времени и недостатка хозяйской руки; дальше – сплошной железный из рифленых листов ярко-красного цвета. Перед ними раскинулись лужайки молодой травы – рай для кур, гусей и прочей домашней птицы. Густая зелень вокруг притягивала взгляд, высокие садовые деревья неподвижными хранителями спокойствия склонили свои пышные ветви над шиферными крышами. От коровьих лепешек на дороге тянуло запахом свежепереваренной травы. Где-то невдалеке раздавалась трель соловья.

– Все, спасибо! – Иван Анатольевич со злостью приложил руку к сердцу и наигранно поклонился Маслову, когда тот выбрался из машины и, прислонившись к ней, ждал, пока Перов закончит с багажом. – В гости, извините, не приглашаю!

Лариса Андреевна, все еще красная, тщательно приглаживала карманы брюк, которые, как ей казалось, некрасиво топорщатся, стараясь ни на кого не смотреть. Паша озадаченно таращился то на отца, то на Артема Сергеевича, а Надя встала спиной к матери, словно защищая ее от их нового знакомого, и с вызовом посмотрела в его голубые со смешинками глаза.

– Не смейте так разговаривать с моей мамой, понятно? – выкрикнула она с нескрываемой злостью, давая выход накопившемуся раздражению.

– Ладно, ладно, не переживай ты так. Дядя пошутил. Такой уж у меня характер! – мужчина ловко нагнулся, подобрал соломинку с земли и зажал ее между зубами. – Кстати, лучше не носи такие узкие джинсы: ты в них на воробышка с тонкими лапками похожа.

Он показал двумя пальцами, как прыгает воробей, засвистел и, не дожидаясь ответа, прыгнул в УАЗик и завел двигатель.

– Хорошего вечера, – крикнул он в окно, когда машина уже тронулась с места, окутав семью Перовых новым облаком пыли.

Надя смотрела ему вслед, открыв рот, но через мгновение пришла в себя.

– Придурок! – крикнула она и, схватив с земли камень, швырнула его вдогонку своему обидчику. – И ты тоже придурок! Заткнись уже! – это относилось к Паше, согнувшемуся пополам от смеха.

Глава 5. В ожидании счастья

– Мам, дай мне свои духи побрызгать, – Надя открыла дверь родительской спальни. Одетая в махровый халат мать сидела на краю кровати, облокотившись о колени и опустив голову на руки. Обычно по вечерам она занималась домашними делами на кухне, и Надя, тайком пробиралась в ее комнату, чтобы воспользоваться косметикой без спросу. Однако сегодня мать сказалась усталой и, извинившись перед всеми, ушла в спальню пораньше.

Лариса Андреевна, никогда не показывавшая своих истинных чувств и эмоций, и теперь предпочла не привлекать к себе внимания. Поэтому, не совладав с вдруг накатившей на нее грустью, просто спряталась в тишине пустой комнаты. Услышав голос дочери, она быстро выпрямилась и улыбнулась. Эта неосознанная привычка выработалась у нее еще в детстве. В присутствии людей, даже домашних, губы ее непременно растягивались в однотипной неестественной улыбке, тотчас исчезавшей с лица, когда она оставалась одна. Словно желая оповестить всех и сразу всем своим видом: у меня все хорошо, занимайтесь своими делами и не обращайте на меня внимания.

– Ты разве не к Алине идешь? – тихо спросила Лариса Андреевна.

– Да, ну Алина ведь тоже человек. Почему бы для нее не подушиться? – Надя попыталась улыбнуться в ответ.

Стоял январский вечер. В начисто прибранной комнате уютно горела ночная лампа, и от ее света на стенах лежали длинные тени. Горячие батареи издавали негромкий булькающий звук. Тяжелые бордовые шторы были плотно задернуты, скрывая тихо падающий за окном снег.

Надя прошлась по мягкому ковру, приглушающему звук шагов, и присела рядом с матерью.

– Мам, ты что, плакала? – она нагнулась и попыталась заглянуть ей в лицо.

– Нет, тебе показалось, – Лариса Андреевна поспешно протерла глаза, – просто косметику смывала, вода в глаза попала.

– Ты же не была накрашена, – Надя поднялась с кровати, подтянула джинсы на коленках и присела на корточки напротив матери. – Мам, это из-за папы?

– Нет, Надюш, все в порядке. Так что ты там, духи хотела? Вон они, на столике, – Лариса Андреевна медленно со вздохом поднялась и погладила дочь по голове. – Ты надолго?

– Нет, – неуверенно ответила Надя, вставая, – ненадолго. Просто решили вместе к контрольной по истории подготовиться, – она сама не понимала, почему лгала матери. В какой-то момент ей стало стыдно признаться, может быть, даже самой себе, что она превращается из девочки в девушку, как гусеница в одночасье становится бабочкой, и интерес к мальчикам в ее возрасте – лишь проявление здорового развития. Она опустила глаза. Однако мать, погруженная в свои раздумья, не заметила ее неловкости.

Надя отошла к туалетному столику и, взяв флакон, подушилась. Затем бросила беглый взгляд на мать в зеркало, достала из косметички розовую помаду и накрасила губы.

– Не забудь телефон, ладно? – сказала Лариса Андреевна, поправляя примявшийся край покрывала на кровати. – Позвони, если что.

– Окей, – ответила Надя и, стараясь не смотреть на мать, вышла из комнаты.

Пятнадцать минут спустя Надя бежала по темной улице, благоухая мамиными духами. До остановки рукой подать – осталось только завернуть за угол.

Все, на месте – теперь ждать. Что, если он уже там? Если стоит сейчас один, смотрит по сторонам, мерзнет, волнуется? А она тут, на остановке, а автобуса все нет и нет. Казалось, время застыло, как сосульки, свисающие с крыш домов. Людей на остановке становилось все больше и больше. Те, кто пришел раньше, уже изрядно озябли и теперь переступали с ноги на ногу, пытаясь согреться; кто-то нетерпеливо курил, наполняя морозный воздух облаками белого терпкого дыма.

Вдали блеснули большие круглые фары – вот и автобус. Подъехал, остановился. Толкаясь и ворча, люди поднялись по ступенькам. Салон, как всегда, переполнен. Надя протолкнулась в самый конец к окну, даже не пытаясь отыскать свободное место в салоне. Скорее, скорее! Как же медленно он едет! Снег залепил окна, ничего не видно, а голос из громкоговорителя, объявляющий остановки, едва слышен. Только бы не пропустить нужную.

Сердце металось в груди, как дикий зверь в клетке. Только бы он не ушел! Только бы дождался! Интересно, куда они пойдут сегодня? Роберт каждый раз придумывает что-то новое. Каждое их свидание – настоящее приключение. Какая же она счастливая. Ни у одной ее подруги нет такого парня!

Глухой голос из динамиков пробубнил название очередной остановки. Все, приехала! Не помня себя, Надя бежала к назначенному месту встречи. Сейчас она увидит его глаза, улыбку, услышит его голос. И станет еще более счастливой, если такое возможно.

Шумная молодежь толпилась на небольшой площади у часов на чугунном постаменте. Ведущая к ним пешеходная улица Баумана, освещенная яркими гирляндами, все еще не убранными после празднований Нового года, и светом бесчисленных магазинов и ресторанов, превратилась в бурлящий поток – люди, смеясь, разговаривая, шли в обоих направлениях. Парочки, обнявшись и шепчась, медленно прогуливались, не обращая ни на кого внимания. Все остальные расступались, пропуская их. У дверей магазинов на сплюснутых картонных коробках сидели нищие и просили милостыню, но молодежь, слишком веселая и беззаботная, редко смотрела под ноги, чтобы увидеть протянутую руку с пластиковым стаканчиком для пожертвований и опустить в него монетку.

Надя огляделась. Где же он? Неужели не дождался и ушел? Она взглянула на большие часы – без пяти минут шесть. Нет, все нормально, это она пришла раньше. Так хотела его увидеть. Ну, ладно, хотя бы есть время отдышаться.

Пять минут седьмого – его еще нет. Надя импульсивно поджала похолодевшие пальцы ног. Ну, где же он? Как можно заставлять девушку ждать? В сердце закралось сомнение. Да нет же, что за глупости! Наверно, автобус задержался.

Пятнадцать минут седьмого. Надя проверила телефон. Не звонил. Если что-то случилось, он мог бы предупредить. Что делать? Ждать дальше или уйти? Она открыла список последних вызовов в телефоне.

– Привет! Ты дома?

В трубке раздался спокойный красивый голос:

– Привет! Да, с мамой чай пьем. Все хорошо?

– Слушай, я тут стою на улице, а его все еще нет, – сказала Надя севшим голосом.

– Может, с автобусом что-то? Давно ждешь?

– Да, уже на пятнадцать минут опаздывает, я задрыгла вся.

– Странно. Ты не звонила ему?

– Нет, не звонила. Он же опаздывает, почему я должна звонить? Алин, за что он так со мной? – Надя ощутила ком в горле. Ну вот, еще не хватало расплакаться на улице.

– Не знаю, Надюш, – выдохнула Алина. – Он такой, – она подумала, выбирая слово, – непредсказуемый.

– Алин, – тихо сказала Надя, – можно я к тебе приеду? Я маме сказала, что к тебе иду.

– Конечно, приезжай! Какие разговоры!

Неожиданно в трубке раздался гудок. Надя отняла телефон от уха и, взглянув на экран, увидела параллельный входящий звонок. Роберт. Она ахнула и закусила губу. Смешанное чувство радости и злости охватило ее.

– Алин, я перезвоню! Алло? – голос Нади предательски задрожал.

– Привет, Надь, слушай, – Роберт прочистил горло, – я не приду.

– Да ладно? А раньше не мог позвонить? – Надя сорвалась на крик. – Эгоист проклятый! Я тебя уже полчаса жду! Я маму из-за тебя обманула!

– Ладно тебе, Надь, – в голосе Роберта послышалось недовольство, – не злись. Ну, не смог раньше позвонить, дела были, – он помолчал, – семейные. Понимаешь?

– Я тебе не верю! Если бы хотел, нашел бы возможность! Не хочу тебя больше слышать! – Надя с силой нажала на кнопку, и разговор прервался. Она швырнула телефон в сумку, села на сугроб и, закрыв лицо руками, разревелась.

– Хочу, хочу слышать! – шептала она сквозь слезы. Словно тысячи иголок вонзились в самое сердце, еще совсем недавно танцующее в предвкушении счастья. – Ненавижу тебя, придурок! И жить без тебя не могу!

Если бы он позвонил снова, она не бросила бы трубку, а простила его и дождалась, если бы он пообещал, что сейчас приедет. Но сказанного не воротишь, а звонить сама она не станет. Она скорее умрет, чем сломит свою гордость. Слезы горячими струями текли по щекам, плечи резко вздрагивали от всхлипываний.

– Девушка, у вас все хорошо? – услышала Надя женский голос над головой.

– Да, да, – быстро ответила она, не поднимая лица, – все нормально.

– Ну, ладно, – неуверенно сказала женщина, немного помедлила и пошла своей дорогой.

Это небольшое событие отвлекло Надю и немного привело в чувства. Она посидела еще минут десять, пока совсем не успокоилась, и полезла в сумочку за зеркальцем. Отражение было не самым привлекательным: черные полосы туши спускались от опухших глаз к самому подбородку, нос покраснел, губы стали чуть ли не вдвое больше. Она достала платочек и утерлась. Холодный снег начал напоминать о себе сквозь шубку. Сидеть здесь дальше не имело смысла.