– Что ты молчишь, скотина? – все не унимался я. – Есть, что сказать в свое оправдание? Или ты только на экзаменах умеешь орать? Да требовать взятки и девочек зажимать в безлюдных аудиториях?
Профессор, тем временем, съежился в углу и рыдал. Он закрывал рукой свою полулысую голову и плакал. Я стал наступать на него. Кровь пульсировала в висках, в глазах туман и только проплешина на его голове передо мной.
– Сжалься, не убивай меня! – стонал он. – Хотя бы ради моего мальчика. Я тебя умоляю, у него никого нет. Он же умрёт без заботы.
Он обхватил мои ноги и заревел в полный голос. Взахлеб, как плачут малые дети, когда их отрывают от матери.
– Какой еще мальчик? Что ты несешь? – оторопел я.
– Мой сын, мой единственный сын. Он болен и умирает. Я живу только для него, – совсем жалобно промямлил старик.
– Да что ты сочиняешь, думаешь, я пожалею тебя или у меня не хватит духу?
Хотя духу на свершение того, что я задумал, уже совершенно не было.
– У меня есть сын, – чуть слышно повторил профессор. – Он болен уже очень много лет, если не веришь, загляни в соседнюю комнату.
Я опустил руку и с ужасом для себя обнаружил, что все это время сжимал нож. Старик тем временем отполз от меня и привстал. Я тяжело дышал, он тоже, как будто после смертельной схватки двое бойцов разошлись по углам. Нож я отбросил в сторону. В глаза ему смотреть не хотелось. Нужно посмотреть, не соврал ли он. А то все зря.
Я прошел в коридор. Темно, ночь прокралась мимо нас в квартиру. Отворил двустворчатую, на старый манер, дверь и оказался в «больничной палате». Посреди комнаты стоит большая кровать, рядом капельницы и аппарат искусственной вентиляции легких. В углу перепуганная «бабка» сиделка, она все слышала, но сидела тихо, вытаращив на меня глаза. На кровати лежит мальчик, весь лысый. Не могу определить его возраст, он такой худой и бледный. Глаза кажутся огромными, под ними круги, следы бессонных ночей. Трудно сказать, сколько ему лет на самом деле может десять, а может и все двадцать. Я в ужасе оцепенел, старик не врал, что же я мог наделать.
Профессор прошел мимо меня прямо к мальчику и нежно поцеловал его в лоб. Казалось, что человек на кровати уже давно мертв, но это было не так.
– Уходи, – усталым голосом проговорил «Иваныч». – Ты слишком глубоко заглянул в мое большое горе.