Как ты там?

Алла ещё до открытия успела просмотреть выставку, а мы с Илюшей больше не могли даже ходить по залам, испытывая физическое отвращение от одного только их вида, поэтому просто поехали ко мне домой, где спокойно выпили вина, подняв тост за то, что остались живы.

Каких-то особых планов на конец года ни у кого из нас не было.

Через неделю мы узнали о том, что Билли Миллиган умер 12 декабря в городе своей юности – Колумбусе, штат Огайо, в доме для престарелых – то есть ещё за несколько дней перед началом нашей схватки. И знал ли он о ней? Ему было пятьдесят девять лет. Он уже три года не отвечал на Илюшины письма, поэтому для него стало полной неожиданностью не только его смерть, а сам факт пребывания Билли в убежище для стариков.

Нам оставалось только надеяться, что Евгений Петрович с помощью своего аппарата успел перенести на другие носители все его личности, в том числе и Учителя, который, как капитан, наверняка покидал корабль сознания Миллигана самым последним.

– Но всё равно это очень странно. Когда он там объявился, в доме престарелых? – хмурился Илюша, – Может, поэтому он и не хотел мне писать? И почему он умер, ведь не такой был и старый, выглядел всегда хорошо, ему бы ещё жить да жить. Это последствия того яда? Или он всё-таки решил перестать бояться и кому-то показал фильм?

Я смотрел на Илюшу и думал, что когда-нибудь он получит ответы. И не только на эти вопросы, но и на многие другие, ведь после укрощения Рога и Бубна он получил некоторые способности шамана – теперь они с Аллой занимались поисками места, где его могли бы научить ими управлять.

Да и для меня те события не прошли без последствий. Благодаря им я выяснил, что могу распознавать места, где откроется или уже была приоткрыта дверь на изнанку – искажающая мир линза, чьё присутствие выдаёт вкус горячего песка во рту, при воспоминании о котором у меня до сих пор немела кисть правой руки, а по коже пробегали мурашки. И хотя денег таким талантом не заработать, но зато можно помочь кому-то избежать гибели или безумия.

Сразу по окончании зимних каникул я приехал в отдел кадров, написал заявление об уходе по собственному желанию и забрал трудовую книжку. Прощаться я не стал ни с кем, кроме тех, кого в тот день встретил, потому что уже не мог видеть ни своих коллег, ни стен и коридоров всех четырёх наших музейных зданий. Многие сотрудники сильно удивились, узнав о моих планах в разгар кризиса переждать зиму у тёплого моря, это увольнение произвело фурор, но мне было уже не до этого. Силы настолько оставили меня, что я старался совершать в день не более одного дела, а мечты о том, как до отъезда я буду посещать выставки и концерты, сменились суровой реальностью, в которой я вылезал из дома только за сигаретами.

Илюша же, доделав свои дела, ушёл из музея две недели спустя и в конце января мы разъехались. Я улетал в Бангкок, имея ещё один билет до острова Самуи, а Илюша и Алла собирались сначала в Катманду и потом в куда-то горы.

В нашу последнюю встречу они предупредили меня, что чтобы не случилось, я не должен о них волноваться. Возможно, через некоторое время они перестанут использовать все привычные для нас средства связи, но если будет надо, то подадут мне знак. Сам Илюша уже покинул к тому времени социальные сети, а Алла, похоже, никогда в них и не присутствовала.

Сидя в каком-то подвальном кафе на Полянке мы согрелись чаем и спокойно попрощались, не зная, когда именно произойдёт наша новая встреча.

– Как там поживает маленькая Вавилонская Башня, которую я как-то тебе подарил? – поинтересовался Илюша, когда мы уже уходили.

– Думаю, хорошо. В последний рабочий день я отдал её одной девушке из научного отдела, надеюсь, что это вещь поможет ей избавиться от давления Вавилона так же, как и нам.

– Правильно, это ведь переходящий талисман, я его тоже именно так и получил.

У метро мы расстались, обменявшись с Илюшей рукопожатием, а Алла поцеловала меня в переносицу и улыбнулась, но когда я поинтересовался, видит ли она, что будет дальше, как тогда, в «Кругосветном Путешествии», то в ответ лишь покачала головой.

– Старые узлы мы распутали, а новые завязываются прямо сейчас. Я слежу за ними, но не более того, – сказала она и теперь я понимаю, что просто не сочла нужным чего-либо мне сообщать.

Потому что вернувшись в конце апреля в Москву, первая новость, которую я услышал, была о большом Непальском землетрясении. Оно затронуло всю страну – столицу, высокогорье, а так же множество и без того труднодоступных районов.

Я попытался позвонить Илюше, но его местный номер был заблокирован, а в скайпе он давно уже не появлялся. Конечно, я помнил о его предупреждении, но всё равно сильно беспокоился, тем более моя живущая в Катманду приятельница время от времени писала о происходящем там и картина разрушений, затронувшая так же и соседние страны, оказалось более масштабной, чем представилась мне поначалу.

Целый месяц я ожидал от него некого знака и не удивился, если бы, например, мне на балкон спикировал бумажный самолётик с надписью: «У меня всё хорошо». Или проходя мимо стоящих в пробке машин, я бы услышал, как в одной из них по радио говорят: «… а сейчас для Феди из Москвы прозвучит песня Игги Попа «Passenger».

Или ещё что-нибудь в этом роде.

Но ничего подобного не было.

Уже летом Илюшина мама по секрету сообщила мне, что он звонил ей после первых и после серии вторых толчков, рассказав, что спят они на улице и разными способами пытаются помогать местным жителям. В их последнюю беседу Илюша предупредил маму о своём скором переезде в – как он сам выразился – «спокойное и немноголюдное место», но просил никому, кроме меня об этом не говорить, добавив, что теперь просто будет звонить домой раз в три месяца, но никто не должен знать, что он жив и где находится.

И хотя его родители так и не подали официального запроса, в списках получивших непальскую визу россиян он числится пропавшим без вести, вместе с сотнями других наших соотечественников, ежегодно исчезающих на просторах азиатского континента. Это навело меня на мысли об их решении воспользоваться ситуацией и «уйти в подполье», скорее всего, для осуществления неких новых замыслов, которыми они со мной не делились. Допускаю даже, что Алла могла заранее знать о землетрясении, меня это тоже не удивляет, только подтверждение подобных догадок получить уже не у кого – никаких знаков или скрытых посланий мне от Илюши так и не поступило.

Да, и с тех пор мы больше не виделись.

Прилив

Так я и засиделся допоздна на втором этаже одного из ресторанов, где кроме меня не было других посетителей, и весь вечер заказывал какой-то холодный кисловатый напиток с мятой и лаймом, а когда официант удалялся, то подливал туда ром из своей бутылки, купленной в единственном на весь город алкогольном магазине, где деньги продавцу надо протягивать через закрытое решёткой окно.

В тот день, первого марта, в его день рождения, я вспоминал все эти истории, наблюдая ощутимую перемену к жаркому сезону, когда вечер не приносит прохладу, но горизонт на закате удивительно чист и лишён облачной дымки. Теперь солнце быстро исчезало за ясно различимой поверхностью океана, чёткой, как граница, отделившая наше прошлое от настоящего.

После его погружения в небе распускались алые всполохи, похожие на замедленное воспроизведение фейерверка, снятого на старинную любительскую плёночную кинокамеру. Иногда в них блестели, отражая исходящие из-за края земли лучи, летящие из Тривандрума самолёты, а в сумерках европейский пляж быстро пустел, и далеко в море проступали огни кораблей рыбаков.

Прошло уже почти три полных года с момента непальского землетрясения и последующего исчезновения Илюши. За это время я успел сменить в родном городе несколько работ и, благодаря последней из них, уже четыре месяца живу здесь на улице, ведущей в одну сторону к древнему храму с тысячелетним деревом, а в другую – к священному пляжу для пуджи. Когда-то это была обычная рыбацкая деревня, только расположенная в необычном месте, между двумя обрывами, один из которых превратился в улицу магазинов, ресторанов и гестхаусов, а другой признан заповедником и памятником природы. На закате там кружат живущие в скалах орлы, их можно одновременно насчитать в небе более полусотни, тогда белые и пёстрые цапли боязливо жмутся к камням, а бесстрашные рыжие собачки копают в песке глубокие ямы в поисках крабов.

Это место сложно назвать курортом, тут нет обычных туристических развлечений, поэтому многие предпочитают его для зимовки, в том числе и мои соотечественники. Они живут здесь целыми семьями, но проблема в том, что детям после семи лет надо где-то учиться, иначе они не сдадут экзамены и их не переведут в следующий класс. Поэтому я и преподаю им историю, русский язык и литературу. И, не смотря на атмосферу летних каникул, когда детей, кажется, невозможным усадить за книгу, пусть теперь электронную, темнеет на юге Индии рано, а электричество проведено далеко не везде и особо не погуляешь. Поэтому если увлекательно рассказывать им разные истории из книг, то в какой-то момент они начинают читать сами.

Конечно, зубрить правила грамматики нравится далеко не всем, но я на первом занятии с любым новым учеником доходчиво объясняю, почему они должны уметь грамотно писать на родном языке, а историю и литературу даю им, как один предмет, только весьма подробный. Учеников у меня немного, я стараюсь найти подход к каждому и чувствую, как загораются детские глаза, когда мне удаётся их заинтересовать – думаю, что я сейчас делаю гораздо больше для нашей культуры, чем когда по четыре раза переписывал собственный сценарий или подвешивал к музейному потолку инсталляции художников. А что касается Илюши, то за него я особенно не волнуюсь. В отличие от меня он всегда точно понимал, чем ему заниматься и его исчезновение – лишь способ обрести новые навыки и опыт для своего возвращения.

Не знаю, кто он сейчас – шаман, гид-переводчик или хозяин гестхауса где-нибудь на горном треке вокруг Аннапурны, или лежит в чреве этой горы вместе с Аллой, погружённый в летаргический сон, чтобы выйти из него, когда на нашей Родине начнётся новая Перестройка. Вот тогда мы снова встретимся и поймём, что нам вместе с ним делать дальше.

Об этом я и думал, сидя на втором этаже пустого ресторана, откуда даже безлунной ночью легко увидеть границу между небом и океаном, отмеченную непрерывной линией огней стоящих на рейде рыбацких лодок. А над ними сверкали две особенно яркие звезды, расположенные ровно друг под другом в правой нижней части неба, указывая именно на северо-восток – в сторону моего дома.

И весь вечер я наблюдал, как они медленно спускаются вниз, а когда заведение закрылось, и я возвращался по опустевшей улице над обрывом, мимо сияющих тьмой лавок и спящих собак, то увидел, как они ушли за недоступный нашему взгляду горизонт событий.

И в ту ночь мне приснилось, что эти исчезающие светила – мои старые друзья, которые скрылись из вида, чтобы взойти на другой стороне Земли.

В новом месте, новыми судьбами и именами.