На фото все три начальника отделов ПКБ.
я в этом отношении был дилетантом, я принял решение поступить в институт на факультет ПГС – промышленное и гражданское строительство. Получив рекомендации от предприятия, я был принят на третий курс вечернего отделения ангренского политехнического института. Ходить на учёбу после работы, было весьма неудобно, и я со следующего курса, перевёлся на заочное отделение Ташкентского института. После окончания 5-го курса, я всё – таки бросил учёбу, посчитав, что этого мне достаточно, да и желания дальше учиться, у меня уже не было. Тем не менее, и 5–ти курсов, в самом деле, вполне хватило, чтобы иметь достаточное представление о строительстве зданий и гражданских, и промышленных, а учитывая, что почти все наши проектировщики строители, имели всего лишь техникум за плечами, то я был даже гораздо выше их по теоретической подготовке. Работа чередовалась с командировками, летом отпуск, как правило, на Иссык куле. В отсутствии Карелина, я оставался, замещая должность главного инженера и в будущем, в случае ухода Карелина на пенсию, наверняка был бы назначен на его место. Будучи молодым коммунистом, мне поручили, в качестве партийной нагрузки, работу в милиции, нештатным сотрудником. Работа заключалась в проверке паспортов жителей нашего квартала. Я должен был в свободное от основной работы время, а это были суббота и воскресенье, выявлять старые паспорта и заставлять их владельцев, получать новые. Для выполнения этого задания мне вручили удостоверение внештатного сотрудника милиции. Что интересно, удостоверение было напечатано таким образом, что по нему выходило, что я, якобы, и есть начальник паспортного отдела милиции, капитан Абдуллаев, так-как моя фамилия, стояла на другой, малозаметной странице. Вкупе с моим форменным пиджаком, прокурорского типа, это удостоверение волшебным образом, воздействовало на работников ГАИ, останавливающих мою машину, в надежде получить бакшиш, и они, откозыряв, отпускали меня с миром. Работа в милиции продолжалась год, пока я не сдал все списки жителей квартала. Однако удостоверение было ещё годным и я, даже после окончания его годности, самостоятельно подделал сроки и пользовался им до самого выезда из Узбекистана. В те же времена, работающий горным мастером на разрезе, мой одноклассник по имени Виктор, каким-то образом, был избран на пост второго секретаря городского комитета комсомола города. Надо сказать, что ещё со школы он был, мягко выражаясь, «тюфяком», то есть малоразговорчивый и стеснительный, почти ни с кем не друживший. Будучи секретарём комсомольской организации ПКБ, я еженедельно встречался с ним на планёрках, и заседаниях горкома. В его обязанности входило проведение подобных мероприятий. В течении года, с ним произошла решительная метаморфоза. Будучи вынужденным, постоянно быть на виду и вращаться в высших сферах городской партийной верхушки, он решительным образом изменился и превратился в типичного партработника, умеющего часами болтать о выдающейся роли партии и правительства. И замашки его стали более представительными. Как раз пришла директива сверху, об организации на местах, так называемых, советов молодых учёных и специалистов, из числа людей, недавно закончивших институты и техникумы с целью продвижения их по службе и для борьбы с ретроградством на предприятиях. Идея была сама по себе перспективная, но, как водится, её обюрократили. Виктор предложил мне возглавить городской совет молодых учёных и специалистов, кратко ГСМУиС при комитете ВЛКСМ города и стать его председателем. Я согласился. Мне было предложено написать доклад, о необходимости такового органа и разработать инструкции по осуществлению его деятельности, чем я и занялся. Одновременно, меня избрали на ближайшем съезде Горкома комсомола, его членом, поскольку моя новая должность, требовала соответствующего поста. В дальнейшем, я занялся организацией ГСМУиС по предприятиям города, назначая на должности председателей, подходящих работников. Надо сказать, что, воспользовавшись служебным положением, на должности председателей, я в большом числе случаев, назначил своих знакомых и, если была возможность, то и одноклассников. Через некоторое время, организация была устроена и начала своё существование. Первым делом были организованы еженедельные заседания председателей ГСМУиС предприятий в помещении горкома комсомола под моим руководством. Должен признаться, что в основном, эти заседания занимались переливанием из пустого в порожнее, поскольку никаких прав на предприятиях, эти советы не имели, а являлись очередным бюрократическим институтом. Тем не менее, я, как городской председатель, получил возможность разъезжать по республике на всевозможные семинары, совещания и т.п, освобождаясь на это время от работы. Расскажу один интересный эпизод из этой жизни. Как-то, меня пригласили на очередной семинар по обмену опытом, в город Фрунзе, столицу Киргизии. Семинар организовал республиканский комитет комсомола и в числе участников, присутствовали председатели ГСМУиС крупных городов республик, а также работники ташкентского обкома комсомола. Нас разместили в центральной гостинице города. Я попал в одну комнату с моим коллегой из города Бекабада, если не ошибаюсь. С утра мы ходили на заседания, обедали в ресторане, а вечером, по инициативе Фрунзенского обкома комсомола, нам устроили вечер в том же ресторане. В итоге, вечер превратился в пьянку и вечером, я едва добрался до гостиницы. Что же я застал в своей комнате? Мой коллега, пригласил к себе каких-то знакомых и они, устроили в комнате оргию. Напившись до чёртиков, кто-то из них, расколотил унитаз, в результате чего, в комнату хлынула вода и когда я зашёл, она уже поднялась на 4-5 см, а ковёр уже плавал на поверхности. Один из гостей, в совершенно непотребном виде, сидел у унитаза и пытался остановить воду, поднимая бачок вверх, но через некоторое время, засыпал и отпускал бачок из рук, и вода вновь лилась на пол. Чрезвычайно обрадовавшись моему приходу, компания срочно покинула комнату, оставив меня в одиночестве. В первую очередь я закрыл кран подачи воды, а потом начал решать предстоящую задачу. Взяв несколько полотенец, я начал собирать воду и выжимать её в ванну. Довольно скоро мне удалось убрать всю воду и привести комнату в более или менее, приличный вид. К нашему счастью, вода не просочилась на нижний этаж. Устав от всех перипетий дня я уснул. Утром явился протрезвевший коллега и униженно просил прощения за неудобства. Семинар закончился через три дня, и его участники отправились в аэропорт, чтобы улететь в Ташкент. Однако при сдаче комнаты, работники отеля увидели разбитый унитаз, и мой коллега был вынужден заплатить 25 рублей за установку нового. При прибытии в аэропорт, выявилась очень неприятная картина. Оказывается, работники ташкентского обкома комсомола, выезжая из гостиницы, прихватили с собой полный портфель столовых приборов- вилок, ножей и ложек, которые были у них с позором отняты догнавшими их, по горячим следам, работниками ресторана. Дело обошлось без привлечения милиции, приборы были возвращены незамедлительно. Далее, произошла неприятная история со мной лично. Уже после начала посадки, я, пропустив всех вперёд – а как же! Ведь я уже получил посадочный талон и никуда не торопился. Вступив на трап самым последним, я совершенно неожиданно, был остановлен и мне объявили, что я лишний. Произошла перепалка, с вызовом моих руководителей, которая окончилась не в мою пользу. Как оказалось, на моё место усадили человека, которого сопровождала милиция. Его необходимо было срочно доставить в Ташкент. Я был вынужден вернуться в зал ожидания и дожидаться следующего рейса, который вылетал через 6 часов. Этот случай, заставил меня в будущем, никогда не оставаться последним, в какой бы то ни было очереди, на посадку в транспорт. Заметив мои старания и учитывая быструю карьеру в политическом направлении, Горком партии предложил мне должность инструктора при Горкоме, с возможностью дальнейшего роста и последующего направления в Москву, в высшую партшколу, по окончании которой, я мог рассчитывать стать вторым секретарём горкома партии и расти дальше. Я проработал в Горкоме почти неделю. Особенно мне понравилась столовая для работников Горкома и Горисполкома. Цены были низкие, а качество высокое. Честно говоря, я не помню, что я делал, но, во всяком случае, не сидел без дела. Однако, в конце недели, меня вызвал к себе второй секретарь Горкома и честно мне рассказал, что его вызывали в городской отдел КГБ и рекомендовали не брать меня на работу, по причине моей политической неблагонадёжности. Он посетовал на обстоятельства и предложил возвращаться в ПКБ, благо, что моя должность ещё не была занята. После этого инцидента, я понял, что моя карьера, на данном этапе, завершена. Забраться выше, мне не позволят. Печальный факт, но жизнь продолжалась, и я смирился с этим. Угольный разрез расширялся и пришло время, когда его граница приблизилась, к зданию нашей конторы. Ранее, мы спроектировали наше новое рабочее место, которое располагалось на окраине Нового города в новом здании ШСМУ. В этом месте были построены, вынесенные из района, подпадающего под снос, из-за расширения разреза, следующие предприятия: Автобаза «Средазуголь», Автобаза № 29, где работал мой отец, Хлебокомбинат, Автобаза № 72, ШСМУ и ряд более мелких организаций. При этом, весь комплекс ШСМУ, был спроектирован под моим руководством и во многом, мной лично, как и кислородная станция ЦММ и др. И вот мы переселились в новое здание и продолжили свою работу. По каким-то причинам, в первую зиму, в новом помещение не было подключено тепло, и мы жутко мёрзли в кабинетах, обогреваясь принесёнными из дома электрогрелками и прожекторными лампами, мощностью в 1 квт. Пережив зиму, мы начали страдать от жары летом. К концу лета прибыли кондиционеры, и мы сами их установили. На этом всё устаканилось и следующий год прошёл нормально. Осенью выезды на овощи, потом на хлопок, перемежались с проектами. В ПКБ происходили замены. Многие люди уходили, на их место приходили другие. Организовали новый отдел «Рекультивации», который возглавил Володин. Простяков уволился, а за ним и Рукавишников и теперь начальником горного отдела, стал Целыковский. Так получилось, что все три начальника отделов, поместились в одном кабинете. Мы работали дружно, работа была интересная и, что самое главное, не спешная и не очень трудоёмкая. В одной из своих командировок по линии молодых учёных и специалистов, я привёз идею о создании системы поощрения работников, повышением зарплаты за перевыполнение плана. Мой начальник Карелин, вдохновился этой идеей и предложил мне разработать принципы этой системы и правила определения размера поощрений. Разыскали нормы времени на выполнение проектных работ. Назначили комиссию по проверке отчётов. Теперь каждому работнику вменялось в обязанность, ежемесячно отчитываться о проделанной работе и определять фактическую выработку за месяц, согласно нормативам времени. В случае перевыполнения плана, назначался размер премии, определяемый процентом перевыполнения. И дело пошло. Практически все перевыполняли план, и зарплата стала гораздо весомей. Жить, как говорится, стало веселей. Одновременно я продолжал выполнять курсовые проекты студентам. Как ни странно, но работников ПКБ, почему-то преследовало какое-то проклятие. Смертность превышала все допустимые нормы. Я только начал работать в ПКБ, как умер, от почечной недостаточности, мой одногодок, Витька Филиппов, оставив после себя вдову с двумя детьми. Следом за ним умерла от рака Галя Климович – жена парторга Разреза, далее, совершенно молодая, в возрасте всего 22 лет, копировщица, от невроза. Всего за время моей работы, 7 человек, то есть, по человеку в год, самой старой из них оказалась работница горного отдела Неумывакина – как раз перед пенсией. Для коллектива в 24 человека это слишком много. Со смертью Неумывакиной связаны были, опять-таки, неприятности. Во-первых, она умерла во время своего отпуска, находясь дома. Мы заволновались только потому, что она должна была прийти на работу, чтобы отметить свой день рождения и принести торт. Сообщили в милицию и те, взломав дверь, обнаружили её уже на третий день после её смерти. У неё в городе не оказалось никаких родственников и все заботы по похоронам, пришлось взять на себя. У неё в квартире нашли 60 рублей, которых оказалось слишком мало для похорон, и все работники скинулись по десятке. После похорон, мы всем коллективом уселись помянуть её, когда вдруг прибыл брат покойной и потребовал отдать ему те самые 60 рублей, что мы нашли в квартире. Это было вопиющим фактом бесстыдства, но Карелин отдал ему эти деньги. Однажды, к нам поступила на работу новая сотрудница, по фамилии Безродная. Должность инженер – конструктор, в мой отдел. Что удивительно, задания она стала получать непосредственно от самого Карелина, а что она там проектировала, я даже понятия не имел. Позже выяснилось, что она, на самом деле, любовница шефа, и числится в ПКБ, чисто символически, практически ничего не делая, но получая при этом повышенный оклад. Я оказался в щекотливом положении. Я не могу проверить, чем занимается моя подчинённая и также не могу дать ей никакого задания. Это состояние, очень угнетало и раздражало меня, до такой степени, что я решил уволиться. Я подал Карелину заявление на увольнение, и он мне его без раздумий подписал. К тому времени, я нашёл себе другую работу – преподавателем спецтехнологии в профессионально техническое училище. Поэтому увольнение, проводилось переводом, с одного места на другое. На календаре стоял май 1987 года. Позже, я не раз пожалел об этом решении. Никогда больше, я не встретил настолько интересной и не обременительной работы, а наш начальник Карелин, по сравнению с другими, оказался, образцом демократичности и заботливости, в отношении подчинённых. В стране, за последнее время, произошли значительные перемены. Умер Л.И Брежнев, генеральный секретарь ЦККПСС, в течении более 20 лет, возглавлявший СССР. В последние годы правления, он постоянно болел и всё чаще впадал в старческий маразм. И хотя он, уже не раз пытался освободить свой пост, но политбюро КПСС не позволяло ему это сделать. Весь состав политбюро, уже давно перешагнул возрастную отметку в 70 лет и, страдая старческой подозрительностью, очень не хотел изменений. Но со смертью Брежнева, все растерялись, произошло замешательство, режим не то что рухнул, но затрещал по швам. Началась свистопляска, с частой сменой руководства. Генеральным секретарем назначили Юрия Владимировича Андропова, возглавлявшего до этого КГБ СССР. Первым делом он начал наводить трудовую дисциплину. Например, на дневных сеансах в кинотеатрах, совершались милицейские облавы, выявлявшие тунеядцев и прогульщиков. Также участились суды над приближенными и родственниками предыдущего правителя, возросло количество осужденных за уголовные преступления. Началась масштабная, антиалкогольная кампания и борьба со спекулянтами. Население, с удовольствием, поддержало инициативу генсека. После периода брежневского застоя, жители радовались «твердой руке». Очень твёрдо повёл себя на мировой арене, снискав себе уважение и даже страх, со стороны зарубежных правителей, в первую очередь США. Особенно он проявил себя, в борьбе с приписками и коррупцией в высших эшелонах власти. На всю страну прогремело т.н. «Хлопковое дело» в Узбекистане. Направленные в республику следователи прокуратуры по особо важным делам, Гдлян и Иванов, выявили огромное количество эпизодов приписок сотен тысяч тонн хлопка, якобы собранных сверх плана, фактов подкупа должностных лиц и произвола властей. По делу были арестованы и посажены за решётку несколько тысяч виновных в этом деле. Были раскрыты и преданы гласности, настолько шокирующие факты, в том числе, бросающие тень на руководящую роль КПСС, что дело попытались притормозить, что и было достигнуто, после смерти Андропова в 1984 году, а следователей Гдляна и Иванова, даже привлекли к уголовной ответственности. Тем не менее, первый секретарь ЦККПУзССР, Шараф Рашидов, скончался в 1983 году, возможно не пережив позора, к своему счастью, не дожив до собственного разоблачения, и был похоронен с почестями, в городе Джизак, где он родился. Большинство, из числа посаженых и отбывающих наказание в Узбекистане, были освобождены и даже, признаны потерпевшими, а порой, и несправедливо осуждёнными героями и, с приходом нового руководителя государства, всё вернулось на круги своя. Период правления Андропова, стал весьма значимым для нашей семьи. Наконец-то, жалобы моей матери в центральные органы власти, были рассмотрены по существу и со смертью Рашидова, последовало постановление суда- считать осуждение матери неправомочным, реабилитировать её полностью, с восстановлением в рядах партии и выплатой компенсации, за причинённый ущерб. Компенсация состояла в том, что разрушенный в Ташкенте дом, подлежал восстановлению за счёт государства, что и было сделано и мать, наконец-то, зажила по-человечески. А к власти, следующим пришёл Константин Черненко – шестой по счету вождь страны в 20 веке. В 1984 году он был выбран Генеральным Секретарем ЦК КПСС. Мужчина, при принятии правления, имел серьезные проблемы со здоровьем, в результате чего, пробыл вождем всего один год и двадцать пять дней. Поздний СССР в то время, напоминал Ватикан: как католические иерархи, порой выбирают в понтифики старца, как временную компромиссную фигуру, так и представители советской партийной элиты, избрали больного Черненко, чтобы он, какое-то время, побыл ширмой для скрытой от глаз, яростной борьбы за власть. Почти весь свой срок, Черненко провёл на больничной койке. Никаких особых преобразований в стране, за его время правления, не произошло. После его смерти, на внеочередном пленуме ЦК КПСС 11 марта 1985 года, был избран генеральным секретарем ЦК КПСС Горбачёв М.С, а с 1 октября 1988 года, он занимал и пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР и, тем самым, совмещал высшие должности государства и партии. Его же избрали в последний год существования, президентом СССР, первым и последним. Проводимая им внешняя политика отличалась вялостью и соглашательством с позициями западных стран. СССР потерял все свои политические достижения, приобретённые Андроповым. А внутренняя политика и вовсе, свелась к борьбе с алкоголизмом и уничтожением виноградников, что повлекло за собой, практическое уничтожение виноделия в стране. Я начал свою работу преподавателем в мае, последнем учебном месяце года. Этот факт сыграл положительную роль в моей работе. С непривычки, пытаясь перекричать галдящих за партами учеников, я уже через пару дней сорвал голос и до конца мая сипел, едва слышно. Что представляло в те времена профтехобразование? Дети, которые плохо успевали в школе, с грехом пополам, дотягивались учителями до 8 класса, и уходили в профтехучилища. Обычно, это были недостаточно дисциплинированные, малограмотные недоучки, не желающие учиться, которые, в сущности, были вынуждены посещать училища, чтобы получить в результате диплом и профессию и наконец-то, освободиться от опеки родителей и педагогов, начав трудовую деятельность Срок учёбы в училищах обычно составлял три года. Дети проходили упрощённый курс средней школы и получали трудовую профессию, по своему выбору. Успевающим, выплачивалась стипендия, от 27 до 45 рублей в месяц. В некоторых училищах, детей кормили. В моём училище, детей готовили к профессиям; токарь, фрезеровщик, слесарь, сварщик, маляр и ещё каким-то, сейчас не помню. Я вёл сразу несколько предметов, как-то; спецтехнологию токарного и слесарного дела, технологию металлов, металлорежущие станки и инструменты и ещё какие то, в общем около восьми предметов. Сначала я пытался преподавать предметы, в соответствии с требованиями программы обучения, но ученики проявляли крайнюю степень нежелания учиться. Я старался изо всех сил, втолковывая им теорию, ставил двойки, приглашал на разбор родителей, но все мои усилия пропадали даром. Зато за двойки в журнале, директор, как ни странно это выглядело для меня, объявил меня же самого, виноватым в неуспеваемости моих подопечных. Дескать, я плохо их учу! Я был шокирован таким подходом, однако посетовав на эту тему, своему соседу по кабинетам, преподавателю истории, добродушному человеку пенсионного возраста, получил в ответ следующее – эти дети не хотят учиться, к тому же работать по специальности они научатся в процессе работы, уже на предприятиях. Зачем в таком случае, тратить свои нервы на их обучение, тем более, что более половины учащихся, являются узбеками и таджиками, едва говорящими по-русски. Сам историк признался, что вместо уроков истории, он читает своим ученикам детские сказки. После этого, я резко сбавил обороты, хотя продолжал пытаться их хоть чему-то научить. Просто перестал ставить двойки. Вскоре пришло лето и с ним, каникулы. Преподавателям вменялось в обязанность привести свои кабинеты в порядок. Раздобыв на какой-то стройке известь, так как в училище никаких материалов не имелось, я побелил стены, покрасил столы и стулья, разобрал учебные пособия. До отпуска оставалось ещё немало времени, и я решил обставить кабинет в соответствии с его направлением. Мне удалось добыть несколько плит ДСП, которые я прибил к стенам, в длинный ряд, а на плиты прикрепил всевозможные слесарные и токарные инструменты. Получилось очень даже неплохо. Тут и подошло время отпуска. Как обычно, я провёл отпуск с детьми на Иссык Куле. В сентябре начался новый учебный год. На этот раз, я уже будучи наученный горьким опытом, не пытался перекричать своих подопечных и давал свои уроки, не напрягая голоса, руководствуясь принципом – кому надо, услышит. Иногда правда, дети доставали меня. Однажды, один таджик, вывел меня из себя и я, прервав урок, потащил его к директору. Парень был тщедушный, но с гонором, и сопротивлялся со всех сил. Навстречу нам попался замдиректора, тоже таджик, высокий, атлетического сложения. Он поинтересовался происходящим, и я рассказал ему о недисциплинированности этого ученика. Совершенно неожиданно для меня, замдиректора, со всего маха влепил оплеуху хулигану. Ладони его, были размером с хорошую лопату, и парень покатился по полу, как куча тряпья. Одной рукой замдиректора схватил его за шиворот и поднял в воздух. Зрелище было потрясающим. Пацан моментально потерял свой гонор и, обливаясь слезами, стал просить прощения. Что и говорить, назад в класс, он пришёл, как шёлковый. Я же был шокирован. У меня и в мыслях не было, ударить кого –либо из учеников, ведь они были для меня детьми. Им было от 14 до 17 лет, хотя попадались экземпляры гораздо крупнее меня. Как оказалось, битьё учеников считалось нормальным способом воспитания, и все учителя не брезговали подобным. Женщины педагоги, лупили детей линейками или указками, а мужчины кулаками. Даже сами дети удивлялись, что я их не бью, но мне претило подобное и до самого последнего урока, я не смог поднять руку на ученика и даже в мыслях не позволял себе подобного. Чтобы не заморачиваться, порой я рассказывал ученикам о различных необычных явления, в том числе и об НЛО. Как раз, в те времена, эти темы вошли в моду. Выпускались журналы на эти темы, ходили рукописные книжечки. Дети порой сами подбивали меня рассказать, что-нибудь интересное и я соглашался. В октябре всё училище вывезли на сбор хлопка. Учителя выполняли роль надзирателей. В ноябре занятия возобновились. Не сказать, что работа мне нравилась, но я относился к ней добросовестно. Зарплата, была достаточно высокой, даже выше, чем в ПКБ. Однако, мне крайне не понравился моральный климат в училище. Директором училища, был таджик, из числа бывших партработников, напыщенный, как индюк. К учителям он относился, как к слугам, карал и миловал, по своему усмотрению и те терпели, боясь увольнения. Именно там, я понял расхожую пословицу –«кто умеет, тот работает, а кто не умеет – учит других». Преподаватели, кроме, как преподавать свою дисциплину, ничему другому научены не были и держались за свою работу обеими руками. Директор, даже болеть, не разрешал. За бюллетени отчитывал преподавателей, как нашкодивших детей. Ко всему этому, я не понравился директору, из-за своей независимой позиции, нисколько не считаясь с его мнением по очень многим вопросам преподавания. К числу плюсов преподавательской работы, принадлежали: близкое расположение училища, до которого я добирался пешком за 10 минут, неплохая зарплата, достаточно много свободного времени и много других факторов. Прошли осень и зима, а уже весной, у меня появились новые заботы. Практически, всем учителям, вменялась обязанность, так сказать, «навербовать» в школах, из числа 8-миклассников, желающих продолжить обучение в нашем профтехучилище. Довольно-таки сложная задача, учитывая, что в городе действовали 4 или 5 профтехучилищ, а также 3 техникума, которые тоже нуждались в абитуриентах. Не просто было заманить вчерашних школьников в совершенно новые, непривычные для них, условия. В свободные часы, мы уходили по школам и проводили там беседы с учениками. Школы помогали нам, поскольку тоже не были заинтересованы задерживать в своих стенах недисциплинированных троечников и двоечников.В городе было около 40 школ, которые были поделены на сферы влияния соответствующих профтехучилищ. Директор создал штаб, в котором нам приходилось отчитываться по итогам своей «вербовки». Каждому преподавателю было поручено переманить в училище соответствующее количество учеников. Во время своих бесед и выступлений в школах, мне очень помогал мой собственный опыт обучения в профтехучилище и поэтому, я выкладывал этот факт, как некий козырь, привлекая учеников, возможностью повторить мой опыт поступления в институт после окончания училища. Очень многие дети считали, что, учась в училище, они теряют возможность поступления в вузы и я, эти их сомнения разрушал своим примером. С приходом весны, выпускникам училища были розданы задания, что-то вроде дипломных проектов, которые каждый, должен был выполнить к выпуску и защитить, во время экзаменов. Понятное дело, что сложность этих работ не выдерживала никакой критики и не стояла даже рядом со сложностью, хотя бы техникумовского диплома, но учитывая слабую грамотность контингента и их нежелание напрягать свои умственные силы, подавляющее большинство выпускников, предпочитали покупать готовые дипломные работы, которые выполнили предыдущие, более грамотные выпускники, тем более, что продажа таковых осуществлялась непосредственно заместителем директора училища по воспитательной части, с одобрения самого директора и, являлась, их дополнительным, не хилым, заработком. Дипломные работы продавались по цене, в среднем около 50 рублей и, учитывая количество покупателей до 200 человек, сумма набегала немаленькая, порядка 10 тысяч рублей. Я не знаю в каких пропорциях делили выручку директор с замом, возможно им приходилось делиться с вышестоящим начальством, но в любом случае, каждому доставалось от 3 до 4 тысяч рублей, а на такие деньги можно было безбедно прожить целый год. В продающихся дипломных работах, попросту переписывалась фамилия, а порой, даже и эта процедура пропускалась. Защищающиеся дипломанты, порой не могли объяснить, что же они там нарисовали и написали, но экзаменаторы были не взыскательны, а дипломные работы, вновь поступали в склад, до следующих экзаменов. И вот я подорвал этот, налаженный многими годами, процесс. Я поставил перед собой задачу, помочь каждому своему ученику, из курируемых мною двух групп – слесарей и токарей, выполнить дипломное задание самостоятельно, но с моей помощью. Это было не очень сложно, поскольку задания были односложными и типовыми. Достаточно мне было на доске, нарисовать среднестатистический элемент задания и начать разработку типового технологического процесса перед учениками, прибегая к подсказкам в индивидуальном порядке. Почти все ученики обеих групп, посещали мои консультации и дело пошло. В результате, из 50 человек, 40 выполнили дипломные работы, и только самые недалёкие и ленивые, всё -таки купили себе готовые дипломы. Но на защите дипломов, мне не советовали придираться к явным ошибкам и все, без исключения, выпускники, получили аттестаты средне-специального образования. Той же весной я узнал, что в городе Янгиабаде, расположенном в 15 км от Ангрена, открывается новое предприятие –Приборный завод с отделением от Союзного научно исследовательского института приборостроения, короче СНИИП, в который принимают инженеров-конструкторов и технологов, для научной деятельности. Выбрав время, я поехал туда на собеседование, после которого получил согласие на устройство меня инженером-конструктором. Я немедленно подал заявление на увольнение из профтехучилища. С большим трудом, мне удалось добиться увольнения, поскольку было сложно найти преподавателя по моим дисциплинам, но директору ничего не оставалось делать, и он подписал заявление. На следующий день я поехал в Янгиабад и был принят на работу в СНИИП. Несколько слов о городе Янгиабаде: – этот город был построен на месте добычи радиоактивного урана, содержащихся в руде –Флюорите. Добыча флюорита началась здесь практически сразу после войны. Город считался засекреченным и попасть в него до самого 1980 года, можно было только по спецпропускам. В городе жили шахтёры, добывающие руду и работники обслуживающих подразделений. Здесь же располагалось рудоуправление, входящее в систему закрытых предприятий по добыче урана на территории Узбекистана и Таджикистана, в городах Красногорск, Той Тепа, Ходжент и ещё каких то, названия которых я забыл. Предприятия подчинялись министерству Атомной энергетики и промышленности. Снабжение этих городов осуществлялось непосредственно из Москвы и в магазинах Янгиабада можно было увидеть такие товары, которые простым смертным, даже не снились. К сожалению, к 80-м годам, ассортимент товаров заметно сократился. Первое время на рудниках работали заключённые, осуждённые на длительные сроки и даже к расстрелу, но заменённому на опасную работу по добыче урана. Шахтёры не долго трудились на рудниках, срок их жизни при этой работе, исчислялся в среднем 10 -15 лет. Однако, гораздо позже, когда в шахтах стали применять кое-какие средства защиты и рабочее время уменьшили до 6 часов, смертность уменьшилась и шахтёрами уже принимались обычные граждане. Зарплата работников рудников была весьма высока и люди стремились устроиться на эту работу, не взирая на её опасность и короткую жизнь. К концу 70-х годов, практически весь флюорит был извлечён и часть рудников была закрыта, а те, которые ещё работали, добывали последние остатки. Поэтому, чтобы каким-то образом трудоустроить оставшееся без работы население, в городе было решено открыть производство запчастей к военным самолётам. Название предприятия звучало: «Отделение Союзного НИИП с экспериментальным заводом». Конструктора должны были улучшать или изобретать, новые способы производства, в основном электронных блоков военных самолётов, а экспериментальный завод, производить опытные образцы. Конструкторский состав подобрали из числа бывших инженеров рудоуправления и новых, набранных по объявлению, таких, как я. С июля 1988 года предприятие начало свою деятельность. Я поступил туда переводом 08.08.88 – незабываемая дата. Сначала нас разместили в здании Рудоуправления, но потом, с расширением производства, частично перевели на территорию бывших, электромеханических мастерских, на базе которых, устроили экспериментальный приборный завод. Место нахождения завода располагалось, в так называемом, рабочем посёлке «Перевалка», у города Дукент, иначе Янгиабад-2. Директором завода назначили некоего Кормилицина Г. И., который начал отбирать и сортировать нас –ИТР. Назначил главного конструктора, главного механика и т.п. Технологов было два – я и ещё один парень, и директор, сначала предложил нам самим определиться, кому быть главным технологом, но мы сваляли дурака и постеснялись сами себя назначать. Тогда директор рассердился и объявил, что должности главного технолога не будет вообще. А мы остались ни с чем, а могли бы хоть жребий кинуть. У главного технолога, зарплата была гораздо выше. Ничего не поделаешь, пришлось смириться и начать работать. По поводу работы, пока не было ничего определённого. Нам передали из Москвы кучу чертежей на различные устройства, как электронные, так и механические, в основном, из схем управления военным самолётом. Мы должны были определить, какую из деталей, электронных плат и схем, мы сможем сами выпускать, с учётом имеющегося оборудования. Поэтому, до самого ноября, мы занимались ознакомлением с чертежами и своими возможностями. Одновременно мы знакомились 
друг с другом, а начальство расставляло нас по местам.