– Что, правда?
– Нет, но это я тебе дарю. Пользуйся.
Она пожала плечами и, наконец, отдает мне, наполненный пивом, бокал.
– Скажи, Фиц, что нравится девушкам?
– Любовная романтика. Элементарно же, – сказала она, скрестив руки на груди.
– Цветы, шоколад, походы в кино, держание за руки и поцелуи под дождем?
– Ну, да.
– И это не наскучивает?
– Смотря, как преподносишь. Если постоянно дарить подарки и уделять внимание, то может приесться. А если это делать дозировано и спонтанно – всегда будешь удивлен тому, как просто доставить человеку радость.
– Прямо глаза мне открываешь. Не хочу, хвастаться, но знаю я много, а в таких вещах плохо разбираюсь.
– Не все могут любить. Кто-то просто не воспринимает это чувство, не ощущает и не видит его, даже когда оно совсем рядом.
Удовлетворительно кивнув, соглашаясь с Фиц, залпом выпиваю бокал, расплачиваюсь за него, отстегивая чаевые в качестве морального ущерба, и встаю с места.
– Боюсь, что мне уже пора. Было приятно перекинуться парой слов. А если мне от такого стало приятно, то это уже что-то значит, – подмигнув, сказал я, и направился в сторону выхода.
– Постой! – крикнула она.
– Да? – с разворота спрашиваю я.
– Я тебя узнала. Меня просили передать эту фотографию.
Я бы удивился и счел это нелепым совпадением, если бы не крышесносное начало сегодняшнего дня.
Фотография, разумеется, должна была попасть мне в руки по невероятным логическим цепочкам, которые привели меня сюда. Но как? Как можно было предопределить то, что я ввяжусь во весь этот бред, что я приеду к своей матери, побегу разбивать руки в кровь, а потом забреду в это кафе по чистой случайности? Что бы произошло, если бы я не вспылил с Фиц и не ударил того бугая? Какой гений писал мне этот сценарий?
И, да, на фотографии я. Ей лет пять давности, не меньше. На ней я сижу с самодовольным лицом в баре «Агир» и смолю.
– Кто принес фотографию? – спрашиваю.
– Не знаю, ее положили на стойку вместе с просьбой на бумаге.
Ничего не ясно. Так много исчерпывающей информации, что можно написать книгу под названием «С чего начать сегодня? Или миллион и одна зацепка, ведущие в нихуя.»
– Спасибо, наверно. Прощай, – сказал я и вышел из кафе.
В то время, видимое на фотографии, я еще проводил со своим другом детства. Назовем его Мар. Аналогию приводите сами. Любил устраивать вечеринки у себя дома, которые я посещал с завидным постоянством. Был отчислен из медицинского института сразу после моего ухода из «храма бессмысленного учения», так как ответственным никогда не был, и уж точно не стал бы прилагать усилия по транспортировке меня в какую-то лечебницу. Уверен, что фотография его рук дело. Нужно к нему наведаться и пролить еще немного света на это дело.
8
Я прихожу в себя от сильного удара в живот, способного избавить от всей еды, что есть, была или будет в организме. Впрочем, избавляться мне не от чего, ведь я не ела уже неделю.
Кружащаяся голова никак не может сфокусировать зрение на определенном объекте, потому, значительно убавив в видимости происходящего, я начинаю принюхиваться и прислушиваться к обстановке.
– Подъем, тварь! – крикнул уже знакомый голос.
Так и знала, что добром это не кончится. Не могло кончится. Еще тогда на лице этой мрази я разглядела краткое содержание всех криминальных фильмов с плохим концом, но все равно села с ним в одну машину.
Надо было швырнуть в него табуреткой и рвать когти, что есть сил. Надеюсь, он не против того, что я мысленно буду называть его Поц. Ему идет.
Мне прилетает еще один удар, как будто в знак новоприобретенного имени. Когда я свернулась колачиком от боли, Поц взял меня за шиворот, потащил из задней кабины, а потом скинул на землю, как мешок с цементом.
Солнце в зените бьет холодными лучами в слезящиеся глаза. Ничего не вижу, кроме обочины дороги и леса вдалеке. Боюсь, что Соу меня вряд ли дождется. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Что же, я прожила долгую, пусть и несчастную, жизнь, наполненную красочными событиями, захватывающими историями, интересными событиями и любопытными людьми. Мне много удалось повидать, пережить, испытать на себе, впитать все соки этого паскудного мира увядающей плотью.
Я даже не жалею, что скоро умру, ведь, в конечном итоге, я ждала этого момента последние несколько лет своего существования. Да, именно существования. Ведь то, что происходило со мной за этот долгий промежуток времени, никак не укладывается в те самые пять букв.
Надеюсь только на одно – он не станет закапывать меня заживо. Увы, но у меня не хватит сил пробить гроб рукой изнутри, вылезти наружу, получить солью в пузо, а потом разразиться местью.
С усилием сажусь на землю, закрывая небо рукой от яркого света. Прищуриваясь, я вижу расплывшуюся, во всем поле моего притупленного обзора, жирную скотину, держащую дубинку наготове.
– Ты не переживай, крошка, – захрюкал Поц. ― До отделения мы доберемся. Только окружными путями. Для начала нужно взбодриться. Выглядишь ты сногсшибательно, а состояние у тебя паршивое, значит сопротивляться не сможешь. Грех не воспользоваться таким удобным случаем! Потом все гладко удастся списать на бредовые галлюцинации в ходе алкогольного и наркотического опьянения. Ты ведь употребляешь, вено?
Я открываю рот, пытаясь произнести первое колкое слово, но все, что выходит изо рта – глухой рыбий звук. То есть, полное отсутствие звука. Пустое ничего. Ох, блядство! Я разучилась говорить!
Хрипя, скуля и постанывая, я пытаюсь выдавить из себя хотя бы букву настолько мучительно и долго, что мне на секунду кажется, будто я собираюсь родить пятерню, как минимум.
Быстро ощупав свой язык, гланды и шею, я предполагаю, что дело скорее всего не в телесных повреждениях и вернуть свой голос я смогу через определенное время. Вот только когда? Меня, на минуточку, собирается насиловать Шрек, а я даже позвать на помощь не могу!
– Что, сказать ничего не можешь? Очень хорошо, не люблю болтушек.
Он подошел ближе, опустился на колено и стал приближать ко мне сальное лицо. В следующие мгновение я почувствовала на своем лице, проделанную шершавым языком, скользкую дорожку и влагу от испарины на лице.
Хуебес! Я не знаю, от какой из двух мерзких вещей меня стало воротить сильнее в данный момент – от толстого розового обрубка с налетом, что покусился на мои щеки, или оттого, что он потеет в такой мороз?
Я искривила лицо так уродливо, как только смогла, набрала в рот бассейн слюны и отправила экспресс доставкой прямо в его самодовольную физиономию.
In your face, bitch! Умирать, так от смеха, глядя на то, как подонок с отвращением пытается очистить себя от липкой субстанции.
За мою дерзость, ожидаемо, последовало наказание. На этот раз дубинкой по плечу. Не могу точно определить сейчас, насколько это болезненно. Но готова поспорить, что если я выживу, то буду сетовать о том, что не скончалась, ведь мучиться от нарастающей боли с возвращением ощущений мне придется еще долго.
– Шваль! – закричал Поц, словно его облили кислотой. ― Знаешь что, сучара? Я хотел сделать для тебя лучше. Серьезно. Так сказать, поставить на путь исправления. Помочь избежать штрафа или даже тюрьмы. Тебе всего лишь нужно было стать на пару часов пай-девочкой и слушаться меня во всем. Только и всего. Но ты продолжаешь брыкаться. Посмотри на себя. Тебе же без моей помощи не протянуть и дня на воле без нарушения законов, долбаная ты наркоша.
Я с усмешкой посмотрела на него.
– Даю последний шанс, – говорит. ― Будешь зайкой, и я отвезу тебя обратно к твоему притону и дам полную гарантию того, что тебя не тронет никто из наших. А если откажешься… Впрочем, зачем тебе отказываться от такого выгодного предложения?
Я злобно сощурилась, пытаясь рассмотреть в нем все недостатки, но в какой-то момент сбилась со счета. Тогда, откашлявшись, набрав воздуха в грудь, я медленно поднимаю к его харе два тонких средних пальца и на выдохе шепчу:
– Отсоси…
Шутка не стоила свечей, потому как после мощного хука справа я буквально впечатываюсь головой в гравий.
– Поздравляю! – ликует Поц. ― Мое предложение больше недоступно. А это значит, что я меняю правила игры. Теперь ты сядешь со мной в машину, мы уединимся во-о-он там недалеко в лесу, а потом я один вернусь дальше служить на благо нашей страны! Классно, правда?
Да он настоящий психопат. Пожалуй, качественней меня будет.
Да, Эс, самое время насладиться своим великолепным чувством юмора. Как бы В ЯЩИК не сыграть от смеха. Ха-ха.
Он затащил меня в кабину, как большую куклу Барби, пристегнул ремнем и закрыл дверь, потом быстро перебежал на свою сторону, сел за руль и тронулся м места.
Туман в глазах начал рассеиваться, и я разглядываю на его лице смятение.
– Чего пялишься? – спросил он, мотнув головой.
– Ты… Ты ве-дь…
– Хватит мямлить. Скажи уже, чтобы понятно было, иначе рот кляпом заткну.
Я словно заново учусь разговаривать. Протекает это дело невероятно сложными и тугими темпами.
– Ты… Пер-вый…Раз…
– Что первый раз, блядь? Не беси меня!
– Пер-вый… Раз… Это… Де-ла-ешь…
Он посмотрел на меня озадаченным взглядом, который означал только одно – он понятия не имеет, что будет дальше, а импровизация, судя по всему, дается ему с большим трудом. Это мне на руку, потому как, я управляю ей с филигранной точностью!
Что мы имеем? До дубинки я добраться не успею, быстро отстегнуться тоже. Больше никаких колото-режущих или дробящих орудий. Все пропало. Хотя, постойте. Бардачок. Наверняка там должен лежать пистолет. Обязан там лежать. Фактически, это должностная обязанность каждого пистолета стражей. Это единственный вариант. Если его там не окажется – можно писать себе эпитафию.
– Эй…сладенький! – говорить у меня получается все лучше.
Он притормаживает у обочины и пронзительно смотрит на меня.
– Одумалась, значит? – спрашивает Поц, хихикнув.
– О, да. Простите…меня… Я…так плохо…себя вела, – томно вешаю лапшу голосом женщин из секса по телефону.
– Вот это другое дело! Придется тебя наказать. Ты готова исправить свои ошибки?
– Да, мой молодой жеребец. Я готова.
– Ну, раздевайся.
– Мне мешает ремень. Можно его убрать?
– Только без глупостей!
Я освобождаюсь от ремня и начинаю медленно расстегивать пуговицы на платье, расположившись спиной к бардачку так, чтобы можно было зацепить его ногой.
Гондон уже вовсю сглатывает, предвкушая предстоящее действо. Но он еще не знает, что его ждет. На самом деле, и я не особо представляю развитие этих событий в мою пользу.
Все же, слегка оголившись, я встаю на колени рядом с ним и шепчу:
– Сейчас тебе будет приятно…
Фу, гадость! Не могу поверить, что я буду это делать. Не то, чтобы у меня была неприязнь к членам, но именно этот я бы предпочла не видеть, даже если мы останемся последними людьми на Земле.
Взяв себя в руки, расстегиваю ширинку и пускаю руку в штаны, почувствовав зловоние неделю немытого хуища. Будь в моем желудке хоть кусочек еды, он бы вызвал извержение рвотного вулкана.
Поц закрывает глаза, ожидая блаженных нескольких секунд до финала, или сколько он там сможет продержаться при таком-то возбуждении, а я в это время осторожно цепляю носком туфли ручку бардачка и бесшумно его приоткрываю.
Когда-нибудь пробовали делать одно дело быстро, а другое очень медленно так, чтобы не привлечь внимание и не получить по голове? Чрезвычайно сложно, но у меня получилось. Цезарь, у тебя появился серьезный конкурент.
Слегка повернув голову назад, периферическим зрением я разглядела нечто очень похожее на огнестрельное оружие. Ох, только бы это было оно.
– Я думаю, тебе уже пора пустить в действие свой ротик! – сказал Поц, пыхтя и причмокивая.
Но огласить все свои предпочтения в исполнении прихотей он так и не смог. Я резво откинулась назад, чудом выхватила пистолет нужной стороной и направила его на предоргазменный еблет.
– Что за?! – он стал доставать дубинку, но я покачала стволом, визуально продемонстрировав ему свое преимущество. ― Полож на место, это тебе не игрушка!
– Неужели? Вот незадача, я как раз хотела с тобой сыграть.
Я перехватываю тяжелый пистолет, который на самом деле оказывается револьвером, в обе руки, чтобы он случайно не выпал из-за тремора, усаживаюсь плотнее спиной к двери и начинаю ждать, пока сердце перестанет колотиться с бешенной скоростью.
– Даже в руках нормально держать не можешь!
– Пристегнись!
– Что?
– Пристегнись! Быстро!
– Вот, пристегиваюсь, довольна?
– Без резких движений!
– Что? Как может быть быстро без резких движений?
– Закрой рот! А теперь отвернись!
– Что? Зачем?
– Отвернись, я сказала! Забыл, кто здесь главный?
– Что? Кем ты себя возомнила? Отвернулся, и?
– Где наручники?
– Что? Наручники?
– «Скажи еще раз это слово. Скажи еще раз слово "что", пидорас!»
– Вот срань! Ладно, ладно, подавись! Только тыкай им в меня!
– Заведи руки за спину, чтобы я могла тебя связать!
На автопилоте выполняю все действия и довольствуюсь своим результатом – Гулливер обездвижен на какое-то время. Осталось завершить композицию, спустив с него штаны.
– Ты что делаешь, поехавшая? – завопил он.
– Глумлюсь над тобой, выродок.
– Сука… Чтоб меня.
– Теперь играем по моим правилам.
– Хватит резину тянуть! Что тебе нужно?
– «Это Магнум .44, самый мощный револьвер в мире. Он может снести тебе башку. Тебе надо лишь спросить: «Повезет или нет?». Ну как, урод?»
– Не умничай, если не знаешь. Это Магнум .357.
– Я и не ждала, что ты поймешь. Говори, где мы находимся?
– На окраине города, где еще.
– И как часто тут ходят машины?
– Редко. Думаешь, почему я сюда приехал? Давай сделаем так. Я отвезу тебя обратно, и мы забудем об этом небольшом недоразумении, лады?
– А давай я засуну револьвер тебе в задницу и нажму на курок, а потом поймаю попутную машину?
– Слушай, я ошибся. Признаю, ты сильнее, чем я думал. И мне вот ваще не хочется нажить себе проблем.
– Уже нажил, и очень крупных. Я отплачу тебе за каждого человека, чью жизнь разрушила гнилая система правосудия, нитками к который привязан ты, чертова марионетка.
– Какая ты умница, слов не нахожу. Ты в курсе, что это моя работа? Мне что, каждому нарушителю давать наставления, или типа того, а потом отпускать обратно резать бабок, грабить банки и снимать детскую порнуху?
– Не преувеличивай свои достижения. Максимум, с которым ты сталкивался, – буйный пьяный бомж с «розочкой» в руке. Все остальные – обычные прохожие, к которым ты пристаешь от нечего делать, а те, в свою очередь, раболепно подчиняются: мило беседуют, выдавливают натянутую улыбку, дружелюбно предоставляют документы, в общем – делают все, лишь бы мистер-разрешите-доебаться не нашел повод взять под арест.
– Да ну нахуй! Стреляй! Я больше не вынесу бабского пиздежа!
Я немного опешила, но не подала виду.
На горизонте появилась машина, и, как только она стало подъезжать ближе, придурок высунул голову в окно и начал звать на помощь. Не знаю, что на меня нашло, но я инстинктивно дала ему рукояткой по затылку, после чего он потерял сознание. Мать твою! А если я его прибила?
Пульс в порядке. Хорошо.
Машина остановилась на соседней обочине. Ее водитель вышел и начал подбегать к нам.
Что же делать?
Как что делать? У меня же есть револьвер! Чего я боюсь в таком случае?
Я выравниваю жирдяя, прячу оружие себе в сумку, наспех застегиваю несколько пуговиц и готовлюсь отвечать на все вопросы любой степени идиотии.
К окну напротив меня прислоняется парень в лесничей рубашке и красной шапкой с ушами по бокам, надетой задом наперед. Недалекий, наверно.
– Я слышал крики. Что у вас стряслось?
– У нас тут… ролевые игры. Никаких угроз чье-либо жизни.
Все пропало.
– Да? – спрашивает. ― А почему у тебя на лице засохшая кровь и синяки?
– Игра была с упором на реализм.
– Ммм… ясно. А мужик чего спит?
– Наклюкался, хотя я предупреждала, что нам еще ехать обратно.
– Стало быть, теперь будешь ждать, пока он оклемается?
– Да, но, если бы кто-нибудь предложил подбросить меня до города, я бы не отказалась.
– Понятно, покеда!
Дубина.
– Стой! – кричу.
– Ну?
– Подбрось меня, раз едешь в туже сторону. Иначе мне придется возвращаться пешком, а этот тааак тяжело, моя одежда не приспособлена для длительных прогулок, – вскинула я ладони на уровень груди и посмотрела на него жалобными глазками.
Он облизнулся и присмотрелся ко мне оценивающим взглядом клиента публичного дома:
– Хы, ладно, запрыгивай!
Мужчины такие предсказуемые, словно грозные овчарки, готовые стать милыми и глупыми тойтерьерами за кусок еды. Стоит их только подразнить неоднозначным вниманием к их персоне, как они непременно будут думать, что ты намекаешь на сокращение расстояния границ дозволенного.
Оставляю своего похитителя в нелепой позе и отправляюсь следом за парнем в машину кабриолетного типа.
– Закроешь верх? Холодно.
– Да не, нормально.
– Ясно.
– Шансон любишь?
– Не перевариваю.
– А мне вкатывает.
Включив одну из тем воровской романтики, он вдавливает педаль в пол, и мы мчимся навстречу непредсказуемому будущему.
9
Выбросив окурок, я захожу в незапертую металлическую дверь многоэтажного дома. Поднявшись на второй этаж, стучу несколько раз в помятую, по виду, взломанную несколько раз, дверь и жду ответа. Ответ приходит заспанный и нетрезвый.
– Йоу, ты кто? – спросил чумазый тип.
Легким движением отталкиваю от себя, явно непроживающего здесь, не лучшего вида и запаха, человека и протискиваюсь внутрь квартиры. Тот был настолько медлителен, что, видимо, решил, будто рядом с ним подул ветер.
Как и следовало полагать, квартира моего бывшего друга превратилась в притон. В самом запущенном понимании этого слова.
Полнейший спад и разруха. Изодранные ногтями обои, обвалившаяся штукатурка, граффити на стенах, зассаный пол, на котором, словно грибы, растут сигаретные бычки, классическое отсутствие предметов мебели, осколки от бутылок, бонгов и ампул, спертый воздух вследствие накуренности и запертых окон, наркота, разбросанная по дому, всех сортов и расцветок, количеству которой позавидовал бы Хантер Томпсон, и целый табор торчков в прострациях и галлюцинациях, достигнувшие мира своих самых потаенных фантазий, валяющиеся в отключке на грязных матрасах.
Обойдя квартиру несколько раз, я все же нахожу своего незадачливого товарища и начинаю к нему присматриваться.
Некогда бывший король вечеринок превратился в живой труп: смердящий запах немытых промежностей, засоленная и изношенная до дыр одежда, тощее, скелетообразное тело, редеющие волосы, исколотые вены, которых уже не видно, и исцарапанное в нескольких местах лицо от постоянных расчесов.
Пихаю ногой Мара, получая в ответ длительное мычание.
– Вставай! – кричу. – Не поверишь, но мне нужна твоя помощь!
За каким хером я здесь? Даже будучи обдолбанным в ноль, мне бы никогда не пришла в голову идея выведать что-либо у этого нарка, кроме инструкции по нахождению барыги, не смертельных дозировок для начинающих, гайда по вводу илы в вену и отзывов о любом виде дури. А, оставшись он последним человеком на Земле, не включая меня, уверяю, он ни за что бы не кинулся мне на помощь, даже если бы захотел.
Я тоже не без греха, но и он втягиваться насовсем не хотел. Постоянно твердил мне о том, что бросит в любой момент и ни капли не пожалеет об утрате.
Мудак, мы же когда-то были друзьями! Ночевали друг у друга, просиживая задницы за компьютерными играми, ночами на пролет смотрели фильмы, цитировали книги, болтали часами на кухне, рассказывая о своих великих планах, плевали на систему и гнусный мир, отвернувшийся от непризнанных гениев, менялись подругами, дрались и мирились.
Мы внесли часть самих себя в каждого их нас, совершенствуя личность, сверхчеловека, что вознесся бы над плебеями и скотами, озаряя их своим великолепием, а потом снизошел бы до них, одарив мудростью и знаниями.
Повзрослев, разумеется, наше мировоззрение, взгляды на те или иные вещи стали изменяться. Появлялись новые планы, интересы, стремления, мотивы. Розовые мечты постепенно уступали дорогу пустым серым будням, краски которых мы не смогли изменить. Все эти изменения разрождали между нами полемики размером с Юпитер.
Вдруг, мы обнаружили, что жизнь, оказывается, – штука сложная. Обнаружили вместе, а поверить и принять, как данное, смог только я. Так наши пути постепенно расходились. Мы реже встречались, меньше разговаривали и все больше начинали ненавидеть друг друга. В конечном итоге, мы полностью оборвали все контакты, вычеркнув все, что было у нас вместе.
Дружба. Это чувство я испытывал много раз, но всегда неправильно и, в основном, временно. Проблема во мне или в других людях? Я не знаю. Давно перестал думать об этом. Мне всегда удавалось получать удовольствии от одиночества, звенящей пустоты и полного отсутствия постороннего шума, что часто давит на нервы…
– Облава! Подъем! – заорал кто-то из живых трупов.
Воцарилась всеобщая паника, больше похожая на сцену в слоу моушен: группа мертвецов восставала из перьев матрасов, собирала по углам все расширители сознания, которые была способна унести и, со всей доступной ей скоростью, дала газу в сторону выхода.
У меня заколотилось сердце. Зараза, еще не хватало того, чтобы меня сейчас повязали в этом гадюшнике и отправили на многочасовые экспертизы жидкостей из всех щелей организма. Нужно сваливать и по-быстрому. Бежать как можно дальше, не оборачиваясь назад.
Запинаясь об бессознательные тела на полу и прочий мусор, я вылетел в коридор, готовый больше никогда сюда не возвращаться, но чувство долга взяло свое. Я не могу оставить этого бедолагу в таком положении, иначе уподоблюсь этим мразям, спасающим свои шкуры.
Подбежав обратно к Мару и потормошив его, я с огорчением понимаю, что данный метод малоэффективен.
Обшариваю комнату на предмет алкоголя я нахожу то, что мне нужно. Полбутылки паленой контрафактной водки омывает лицо друга, обжигая раны на лице, попадая в рот, нос и глаза. Далее в ход пускаются ладони, которыми я хлещу ему по лицу, нервно призывая к пробуждению.
– Ебаный в рот! Срочно принимай горизонтальное положение и двигай со мной! – кричу я истошно.
– Чувак…Сука, мои глаза! – завопил он, раскрыв свои пешкари. – Я уже раздал все долги, забирай все, что есть, только не трогай меня! Бля, как же хреново.
Заставить его идти не сможет даже экзоскелет с самоуправлением.
В открытую дверь квартиры начали доноситься звуки грохота, поднимающихся по лестнице стражей порядка. Истерично ища места для схрона и другие пути отхода, ничего не нахожу лучше, чем сигануть из окна.
Открыв заевшие ставни, сразу примечаю гору отходов, складировавшийся месяцами безразличными к чистоте окружающей среды жителями всего дома, и решаю использовать их, как амортизатор, что позволит хотя бы одному из нас не переломать себе конечности.
«My oh my. A song to say goodbye».
Почти испустившее дух тело Мара, вешавшее не больше сорока пяти килограмм, мне без труда удалось закинуть себе на плечи.
И вот, встав на подоконник, держа за спиной рюкзак из груды костей и мяса, я вновь задаюсь почти шекспировским вопросом: «какого хуя я делаю?», и совершаю грациозный полет Валькирий, устремляющий нас к твердой земле.
Сгруппировавшись, приняв форму мусорного пакета, мы камнем падаем в общую кучу. Отходя от легкого шока первые несколько секунд, я судорожно ощупываю каждый сантиметр тела на наличие повреждений.
Все обошлось, кажется.
– Пиздец, моя рука! Как же больно! – завопил Мар.
Я мигом затыкаю ему рот и злобно шикаю, дав понять, что сейчас не лучшее время запевать серенады под окном у стражей.
Еще немного простонав и несколько раз укусив мою руку, он наконец угомонился. На этом мой план кончился. Как, похоже, и моя свобода на ближайшие пару лет.
Но появился он. Герой, которого заслуживает каждый город, каждая улица. Блюститель порядка, истребитель нечисти, оплот чистоты в болотном плаще – мусорный контейнер.
Забросив туда куклу Вуду, я поспешно перебрался сам, захлопнул крышку. Амбре помоев поражало мое воображение и обоняние. В прямом смысле у меня закружилась голова и начал вырабатываться рвотный рефлекс. Кажется, кто-то пробежал по моей ноге.
– Чувак, долго мы еще будем тут торчать? Я умираю…
Услышав шаги возле контейнера, я резко прервал невнятную речь Мара рукой, измазанной в какой-то липкой субстанции.
Звуки ходьбы и приглушенные голоса доносились с разных сторон. Я перестал дышать и начал считать минуты. Ощущение, что нас вот-вот найдут не покидало до последнего. Возня продолжалось еще какое-то время, пока совсем не стихла. Я выдохнул и опустил руку.
В полумраке Мар пытался разглядеть меня, сидящего напротив.
– Я думал, ты сдох, – промямлил он, немного отрезвев и узнав меня.
– Увидев тебя, у меня вдруг появилось восемь дополнительных жизней, так что я очень даже не сдох.
– Как всегда шутишь. Ты в курсе, что твой юмор в данный момент доёбывает меня сильнее всех остальных проблем?
– А ты в курсе, что пустил свою жизнь по пизде? И, несмотря на то, что ты сейчас находишься посреди сблева других людей, можешь ликовать от радости, ведь я спас тебя от тюремного заключения.
– А я об этом просил, спасатель драный?
– Я и не надеялся на похвалу. Просто прими тот факт, что несмотря на все мое презрение к той части, что осталась от тебя, мне совесть не позволила бросить в беде друга, пусть даже уже и настолько близкого.
– Друга? Ха-ха! Что для тебя вообще значит это слово? Тебе всегда было плевать на людей, даже на тех, кто был рядом с тобой и за тебя. Смотрите, я такой весь из себя циник, нигилист и мизантроп! Ублюдочный, высокомерный волк-одиночка, который думает, что справится со всем один, даст прикурить этому миру от большого костра своего величия, а на деле – замкнутый в себе инфантильный пидор!
– По крайней мере, твоя речь не сильно обеднела. Единственное качество, которое ты пока что не утратил.
– Пошел ты.
Мар трясущимися руками начал раздраженно доставать большой величины пакет с белым порошком. Тщетно пытаясь открыть пакет сухими пальцами, он решил пустить в ход гниющие зубы, порвав пакет пополам. Часть содержимого тут же разлетелось по всему контейнеру, осыпав нас, как снегом.
– Нет, нет, нет! – сокрушился он. – Твою же мать, блядь!
Одержимость наркотиком взяла верх, и он начал слизывать порошок с себя и всего мусора, на который он осыпался. Когда он начал обсасывать кожуру от банана, меня едва не стошнило.
Закончив трапезничать, Мар откинулся на спину и начал крутить руками над головой, словно показывая мне фокус. Фокус прихода.
– Мне лишь нужно узнать причастен ли ты как-то к истории с лечебницей? – спрашиваю, пока он не ушел в себя.
– Мы не виделись с тобой сотню лет, а сейчас ты приходишь ко мне за помощью? Типа, я по старой памяти должен тебе услугу оказать? – спрашивает он загадочным тоном.
– Никаких услуг. Просто скажи, доставлял ли ты или то-то из твоих знакомых меня в то место для восстановления памяти?
– Чего?! Чувак, я понятия не имею, о чем ты толкуешь.
– Вкратце ввожу в курс событий: амнезия; лечебница, воспоминания о которой у меня почти не осталось; странный хер у моей квартиры; записанный мной из прошлого, бессодержательный текст на диктофоне; моя давнишняя фотография, сделанная тобой, благодаря которой я оказался здесь, хотя изначально не хотел. Спросишь, что все это значит? В душе не ебу, поэтому все еще надеюсь, что ты скажешь мне что-то дельное.
Наклонившись вперед, Мар выпучил на меня огромные глаза, зрачки которых напоминали миниатюрную черную дыру, засасывающую голубую галактику радужки. И, с улыбкой на все лицо, он разразился диким хохотом, иногда прерываясь на то, чтобы вдохнуть немного воздуха.
Словно с собаку расспрашиваю. Ты задаешь вопросы, рассказываешь, как прошел день, зная, что она тебе ничего не сможет ответить, а она то и дело глуповато наклоняет голову в разные стороны и смотрит полными непонимания глазами.
Так вот, у собаки было бы проще выведать информацию.
– Так что мне делать? – почти отчаявшись, спрашиваю.
– А мне откуда знать? – немного успокоившись, ответил он, едва шевеля языком. – Поболтай со своей тёлкой, может, она скажет.
– Какой тёлкой?
– Ну, с которой ты встречаешься или встречался, гений.
– С Эс?
– С какой еще Эс? Многоименная? Не, не та. Я тебе про ту, что вечно зависала с тобой у меня на хате.
– Я уже давно не с ней.
– С ней, не с ней, можешь не рассказывать о своей лично жизни, которой я не интересуюсь. Мне все равно больше нечего тебе сказать.
– Ладно, тогда как мне найти бывшую?
– Вроде тусуется с папиком где-то на Новой улице. Хер знает, миллион лет ее не видел.
– С папиком? Что-то вроде шикарной жизни на содержании? Бездумная трата денег на ненужные вещи, наскучившие развлечения и бесконечные походы в рестораны, сопровождающиеся поеданием лобстеров, усыпанных алмазами?
– Не, скорее она просто шлюха.
– Ясно, – без особого удивления протянул я.
Тем временем, Мар достает неизвестно откуда еще один пакет, но размером поменьше. И, на удивление, открывает его с ювелирной точностью. Каждый грамм достигает своего назначения и активируется внутри.
Далее происходит вот что: пена изо рта, закатившиеся глаза, отсутствие движений и вербальных функций. десять торчков из десяти. Ставлю передозировку на красное.
Второй раз за день приходится спасать жизнь человеку, который меня ненавидит, а теперь еще и не знает. Черт побери, я становлюсь таким человечным, аж зубы сводит.
Приоткрыв крышку контейнера, анализирую местность на наличие движущихся объектов. Вроде, все чисто. Пора валить из этой клоаки в ближайший госпиталь.
Выкарабкавшись из свалки, водружаю своего Фродо на плечи, беру направление в дальний путь, дабы разрушить кольцо человеческой проказы и восстановить баланс в рациональности моих поступков, почему-то не вознаграждаемых никем.
Как назло, пошел дождь. Теперь есть возможность отдавать не только нотками «Отбросов №5», но и ограниченной серией духов «Мокрая псина».
Достигая пределы, больницы мы тут же падаем в дружеские объятия санитаров, вышедших на перекур. Крепкой хваткой они сняли с меня тело, принеся мне невероятное облегчение, и настойчиво попросили проследовать за ними.
Сильно уловимый запах хлорки встречает меня теплыми, больничными объятиями, наряду с круглой медсестрой на посту, выражение лица которой изображало всю скуку этого мира, и пациентами, ждущих своей очереди, как, опоздавшего на много рейсов, самолета.
Чувствуя усталость в ногах, сажусь в кресло и начинаю ждать непонятно чего. Не привык я к подобным пешим дистанциям на длинные расстояния с дополнительным грузом.
Время течет так медленно, что я изволю дать храпа. Сон – самая причудливая часть моего существования, в которой я бы проводил три трети жизни.