Либерти

5

Либерти с Нивеей иногда бывали в особняке Гиленхаалов, поэтому стража пропустила её без лишних разговоров. Зайдя в дом через чёрный вход, Либерти попросила знакомого лакея позвать Вальмора. Меньше чем через минуту Вальмор просто ворвался на кухню, где Либерти разрешили его подождать.

– Что случилось, Либерти, и где Нивея? – Вальмор окинул взглядом бледное лицо девочки, её сумку и ему внезапно стало дурно, ноги подкосились и он осел на пол – что с ней?

Либерти слезла со стула, подошла к Вальмору и обняла его, а потом только сказала:

– Мамочка умерла.

Либерти услышала судорожный вздох, а потом Вальмор её крепко обнял и … заплакал.

Впервые за свою жизнь Либерти видела как плачет мужчина, ибо в Эонфлаксе все представители мужского пола были сильными, грубыми и бесчувственными. В её душе даже шевельнулось презрение, но потом она сказала себе, что если ей можно оплакивать Нивею, то почему этого нельзя сделать Вальмору, ведь он любил её не меньше чем она, Либерти.

– Как же так, ведь она была здорова? – Вальмор наконец смог взять себя в руки.

– Её убили.

– Что? Кто? Почему?

– Я не знаю кто, просто позавчера вечером к нам пришли ведонги и сообщили об убийстве, а вчера мы её похоронили – выдала Либерти заранее приготовленную ложь.

– О, Оте, Оте, почему же ты забираешь к себе лучших из нас, Нивея, моя любимая Нивея – запричитал Вальмор, и подслушивающая под дверью кухарка кинулась наливать ему успокоительный отвар.

Ближе к вечеру Вальмор всё же смог ненадолго прекратить упиваться своим горем и подумать, что делать с Либерти.

– Либерти, девочка, а почему тётя Нивеи сама не приехала, а прислала тебя?

– Тётю забрали другие родственники, а меня мамочка отправила к тебе, она хотела, чтобы я училась в пансионе.

– Конечно, я всё сделаю, ведь Нивея тебя так любила, и теперь я буду заботиться о тебе, мы станем семьёй.

– Мамочка вот что еще просила передать тебе – и Либерти отдала Вальмору обручальное кольцо, чем вызвала новый приступ истерики. Воспользовавшись этим, она подошла к очагу и бросила туда письмо Нивеи – пусть уж Вальмор навсегда запомнит её только с хорошей стороны.

***

А уже утром Либерти представили миледи Гиленхаал – высокой и улыбчивой молодой женщине.

– Конечно, Вальмор, я позабочусь о вашей протеже, Либерти будет устроена в один из лучших пансионов.

– Благодарю, миледи, но я бы хотел, чтобы её отправили учиться в заведение попроще – тут Вальмор понизил голос – я боюсь, что она может привыкнуть к роскоши, а ведь её когда-нибудь придется идти работать. Девочка может очень болезненно это пережить.

– Вздор, я беру её под своё крыло, когда её исполниться 16, мы просто выдадим её замуж за незнатного, но обеспеченного молодого человека.

– А может всё-таки какой-нибудь пансион поскромнее, за дорогой я не смогу заплатить.

– Не думайте об этом, Вальмор, все расходы я беру на себя – и миледи Гиленхаал тут же села писать письмо в пансион «Единорог», где директрисой была её добрая знакомая.

Ах, как иногда в порыве доброты мы невольно причиняем боль другим людям. Да миледи Гиленхаал была любительницей делать добрые дела, но о том, что Либерти будет среди богатеньких и титулованных сверстниц чувствовать себя «белой вороной» ей и в голову не пришло, ведь её попросили устроить ребенка в пансион, пожалуйста, она устроила, теперь можно принимать заслуженную похвалу.

Не прошло и недели, как Вальмор повез Либерти в пансион, который находился за городом.

– Деточка моя, ты обязательно каждую неделю пиши мне письма, а о каникулах сообщай заранее, чтобы я мог отпроситься и приехать за тобой. Учись хорошо, я знаю, тебе это не трудно, ты ведь у меня умничка.

Либерти оставалось только кивать – честно говоря, она ехала в пансион с радостью, ибо в небольших количествах Вальмор был еще ничего, но вот постоянно – он сюсюкал с Либерти словно она была младенцем, прыгал вокруг неё, постоянно справлялся о её самочувствие, в конце концов Либерти подумала, что у него просто немного замкнуло в голове после всего пережитого и она решила переносить все его закидоны со стойким смирением, ибо она чувствовала, что Вальмор её искренне любит.

Пансион «Единорог» поражал своим великолепием, не менее шикарный парк вокруг него и несколько десятков карет, среди которых экипаж на котором приехали Вальмор и Либерти выглядел ну очень уж убого. Все пансионерки их слуги (родители никогда не отвозили своих чад сами) просто рты пораскрывали от удивления, когда Либерти без чей-либо помощи вылезла из экипажа, сама взяла свой багаж, состоявший, о Оте, всего из одной сумки, и первой пошла к входу, оробевший Вальмор с письмом шел следом.

Директриса была сама любезность, слаще сахара и меда, но в глазах сквозило презрение, когда она смотрела на Либерти, которая впрочем выглядела нелепо в подаренном миледи Гиленхаал платье, все эти рюши и оборки совершенно ей не шли. Трясясь от волнения Вальмор передал директрисе, госпоже Тетель, письмо от миледи, потом еще долго благодарил и в конце концов отбыл, не забыв однако прочитать Либерти на прощание лекцию о том, как ей стоит себя здесь вести.

– В нашем пансионе девочки обучаются хорошим манерам, придворному этикету, ну и конечно смирению, благонравию и покорности. Ты научишься вышивать, управлять домашними делами, ездить на лошади – госпожа Тетель говорила без остановки, ведя Либерти в отведенную ей комнату – миледи Гиленхаал просила не делать различия между тобой и всеми остальными, но ты же понимаешь, что ты не такая как они?

– Конечно – не утерпела Либерти – я лучше.

Госпожа Тетель поджала губы, но ничего не сказала.

Комната Либерти была под стать пансиону – красивая и богато обставлена, кругом стоят фарфоровые безделушки, шелковое постельное бельё, с которого Либерти в первую же ночь скатилась на пол, мебель из дорогих пород дерева, мраморный камин.

А что, всё не так уж и плохо – подумала Либерти, когда на обед им подали сразу три вида хлеба – может мне здесь еще и понравиться.

6

Первый месяц Либерти присматривалась к своему новому окружению, а потом ей стало скучно и неинтересно.

Целыми днями тётки в возрасте, или как их тут называли, классные дамы, вдалбливали в головы девочек знания о том, как делать поклон перед Императором, а как перед лордом, как сочетать цвета, как нанимать слуг, а еще их заставляли вышивать, рисовать, петь и танцевать. Либерти всё быстро схватывала, и любая работа спорилась у неё в руках, но обычно другие девочки были не столь быстрыми и поэтому на большинстве уроках она скучала. Конечно, можно было взять в библиотеке книжку и замаскировать её нуднейшим столовым этикетом, но вскоре эту хитрость раскрыли, и Либерти приходилось вышивать бесконечные цветочки. Единственное, что нравилось Либерти, так это уроки верховой езды и пикники, на которых она вовсю бегала по полям и лазила по деревьям, пока её сверстницы чинно пили чай.

Директриса Тетель впервые столкнулась с таким экземпляром, который абсолютно не приемлет правила пансиона, не хочет быть благонравной, а о смирении смешно даже вспоминать. В «Единороге» воспитанниц не били, но могли лишить еды или посадить в карцер, но пока единственной его посетительницей была Либерти, которой даже там нравилось, ибо там было тихо и безлюдно.

Что касается подруг, то их у Либерти за целый учебный год так и не появилось. Богатенькие, высокомерные и правильные до омерзения девочки не хотели водиться с этой выскочкой, которая всегда была самой первой по всем предметам, и ужасно плохо вела себя и её периодически публично наказывали. Классные дамы просто рыдали от счастья, когда Вальмор забирал Либерти на каникулы – теперь можно было не опасаться, что тебе в стол подложат крысу, на стул колючки, а на спину не прицепят бумажку с обидным прозвищем. Госпожа Тетель хваталась за голову, но исключить Либерти не осмеливалась, ибо за ней стояла миледи Гиленхаал.

Бедный Вальмор изо всех сил старался повлиять на Либерти, но любая нотация отскакивала от неё как горох от стенки. Тем более стоило ей взглянуть на Вальмора своими кристально честными глазами и все слова застревали у него в горле, а в голове появлялись подозрения – а не врут ли классные дамы, чтобы выжить бедную девочку из пансиона? Либерти же не без основания считала Вальмора рохлей и умела вертеть им, как ей заблагорассудиться, но всё же она знала границы дозволенного и по-своему была привязана к нему, он хоть на героя и не тянул, но был добрым, отзывчивым и умным, поэтому Либерти уважала его за лучшие стороны его характера.

После смерти Нивеи Вальмор еще год проработал у Гиленхаалов, а потом был уволен, ибо в семье лорда случилось страшное происшествие – единственный сын и наследник упал с лошади и оказался обездвиженным. Получив расчет, Вальмор купил себе в пригороде Инваря небольшой домик и стал давать уроки на дому для детей торговцев и крестьян, денег он брал немого, тем более у него был солидный счет в Имперском банке. Эти деньги, которые они с Нивеей копили на свадьбу, он не трогал, берег для приданного для Либерти. Вальмор был человеком с большим сердцем, он полюбил чужую ему по сути девочку как родную, и Либерти всегда с радостью возвращалась домой, где они проводили тихие семейные вечера только вдвоём, читая и обсуждая книги, запас которых казался был неисчерпаем. Лето Вальмор возили Либерти к морю, вместе с ней ходил на ярмарки, в театры – одним словом он полностью посвятил себя воспитанию либерти, при взгляде на которую он всегда вспоминал столь любимую им Нивею.

Прошло почти четыре года, и вот наконец грянул гром в доселе мирном и безмятежном пансионе «Единорог».

***

– Я так больше не могу – рыдала классная дама госпожа Вайс в комнате директрисы – выбирайте, или я или она!

Госпожа Тетель с сочувствием посмотрела на раскрашенное лицо женщины – когда она случайно заснула на уроке домашнего рукоделия, то Либерти нарисовала чернилами на ее лице пару кружков и линий. Вообще-то эти чернила смывались, но плохо, так что еще примерно пять дней госпоже Вайс придется походить с таким лицом.

– Я вас искренни понимаю, моя дорогая Энид, ибо сама имею зуб на эту несносную девчонку, вспомните, как на бал-маскарад она нарядилась духом и постучала в моё окно, я тогда думала, что умру. Но видите ли её не за что исключать – она первая ученица пансиона, за неё исправно платят и она протеже миледи Гиленхаал. Вот если бы она устроила драку и покалечила бы кого-нибудь, или завела роман со слугой, но, увы, ей всего одиннадцать лет.

– А за драку её точно исключат?

– Да, это единственное правило, написанное самой основательницей этого пансиона, и за его нарушение следует самое тяжелое наказание – исключение.

Ох, если бы госпожа Тетель знала к чему приведут ей слова. Ровно через неделю Либерти устроила драку, хотя точнее будет сказать, она просто дала в нос одной пансионерок, которая посмела плохо отозваться об её мамочке и Вальморе. Кто же мог знать, что за её плечами нелегкое детство, проведенное в Эонфлаксе, где день, прожитый без драки, считался пропавшим зря и что банальным пощечинам, принятыми в высшем свете, она предпочитает свои маленькие, но очень сильны кулачки. Науськанная госпожой Вайс девочка и глазом моргнуть не успела, как ей сломали нос, особой жалостью Либерти не грешила и била наверняка, по самым болезненным точкам. Разнимавшая их госпожа Вайс позволила себе влепить Либерти подзатыльник и тут же получила в ответ серию коротких ударов в живот – охнув, она осела на пол, вторая классная дама заорала благим матом и через пару минут в комнате уже была куча народа. Треснув напоследок одну из главных ябед их класса ногой по коленке, Либерти позволила себя увести. Госпожа Тетель и не скрывала своей радости

– Всё, Либерти, это последняя капля, я сейчас же подпишу приказ о твоём исключении.

– Хорошо – Либерти не выглядела огорченной, наоборот, в душе она ликовала, теперь она с чистой совестью может покинуть это пристанище скуки и королевство зевоты, ибо на драку её спровоцировали, Вальмору не в чем будет её упрекнуть – если можно, то я уеду прямо сегодня, полуденным экипажем.

Директриса слегка опешила, но спорить не стала.

– Кстати, не пишите миледи Гиленхаал, я сама к ней схожу и объясню причину своего ухода. Не волнуйтесь – хихикнула Либерти, увидев, как напряглась госпожа Тетель – я представлю всё в лучшем для вас виде, это будет мой подарок вам за ваше терпение – и Либерти побежала собирать вещи.

После её ухода директриса поймала себя на мысли, что она возможно даже будет скучать по этой несносной девчонке.

7

Вальмор поахал два дня, а потом пристроил Либерти в пансион поскромнее, но оттуда её выперли быстрее, чем он успел моргнуть, так как Либерти до чертиков надоело подчиняться дурацким правилам принятых в этих заведениях. Одна драка – и вуаля, она опять дома.

– Вальмор, миленький, давай я лучше закончу образование под твоим руководством, а то мне так тоскливо в разлуке с тобой – Либерти сделала грустные глаза и Вальмор сдался. Теперь каждые будни с десяти до трёх Либерти прилежно занималась, впрочем при её уме она могла уделять этому занятию не больше часа в день. Всё остальное время она делила между делами по дому и беготнёй по улице.

Как и обещала, Либерти пошла к миледи Гиленхаал сразу после своего приезда из «Единорога», Вальмора она предусмотрительно с собой брать не стала – зачем ему лишние огорчения. Слуга проводил её в сад, где миледи сидела рядом с мальчиком, который был закутан в одеяло по самые уши. О, как же миледи Гиленхаал изменилась, причем в худшую сторону – постарела, подурнела и, теперь совсем не улыбалась.

– Либерти, у вас что, в пансионе внеплановые каникулы?

– Нет, миледи, меня исключили за драку, и я хотела лично сообщить вам об этом. Госпожа Тетель сделал всё, что могла, но, увы, мой характер уже не изменить.

Голова мальчика в одеяле дернулась.

– Ты умеешь драться?

Все нравоучения застыли у миледи Гиленхаал на языке – её сынок опять заговорил, и это почти после годового молчания.

– Умею – сказала Либерти.

– Покажи.

– На тебе что ли?

– Нет, мама сейчас вызовет слугу.

– Я не буду бить человека ни за что, извините миледи Гиленхаал, мне пора – и Либерти ушла, размышляя, отчего эти богачи такие жестокие, ведь у них есть всё, что нужно, им не надо с оружием в руках защищать свои жизни, а вот поди-ка.

***

А вскоре у Либерти появилась первая в жизни подруга – одна из учениц Вальмора, ужасно долговязое, страшненькое и пугливое создание, на пять лет старше Либерти. Её привезла мама и, сделав ужасающее внушение, оставила на произвол судьбы посредине двора – девочка и так робкая от природы, теперь вообще боялась пошевелиться, как застыла на одном месте – ни туда, ни обратно. Либерти наблюдала за это сценой из окна и, поняв, что новенькая вообще даже не моргает, сжалилась и крикнула:

– Эй ты, иди сюда, сейчас уже уроки начнутся.

Привычка подчиняться взяла вверх, и девчонка поковыляла к крыльцу.

– Давай, проходи, тебя как зовут? Меня вот Либерти.

– Лилия.

– Красивое имя – сказал Либерти, а про себя подумала, что она больше похожа на лопух, чем на лилию.

– Ты на полный курс или только набраться умных фраз для ярмарки невест?

Лилия вмиг стала пунцовой и пролепетала:

– На полный, мама сказала, что с таким лицом как у меня на ярмарке невест делать нечего, так хоть на старость смогу себе заработать.

– Добрая у тебя мамочка.

– Да, просто я не оправдала её надежд – бесхитростно пояснила Лилия.

Либерти презрительно фыркнула – ну разве можно быть такой нюней. Но вскоре Либерти изменила свое мнение – Лилия в атмосфере всеобщего дружелюбии оттаяла, проявила недюжий ум, и ей было не в тягость помочь отстающим, испечь для всех пирог или найти для каждого доброе слово. Но вот только стоило явиться её маме и всё – критика, издёвки и прочий «набор злобной личности» – Лилия терялась и становилась похожей на слабоумную, ведь если человеку постоянно говорить, что он свинья, то он в конце концов он захрюкает.

Либерти понемногу подбивала подругу на бунт – та иногда приходила к ней в гости, говоря маме, что они занимаются уроками, а на самом деле Либерти таскала лилию по самым разным местам – от леса до кабаков, где она участвовала в кулачных боях. Лилия каждый раз отнекивалась, но не уступить не могла, пока не хватало силы воли.

– Вот, смотри, ты уже врешь, дальше больше – начни огрызаться, а потом вообще хлопни дверью и приходи жить к нам.

– Нет, я так не могу.

– А хочешь, я сама выскажу твоей маме всё, что мы о ней думаем? Тогда она сама тебя выгонит.

– Нет-нет, Либерти, не надо.

– Зря, нельзя же всю жизнь бояться.

– Вот в этом главное отличие между нами – сказала Лилия – ты, Либерти, не боишься быть свободной, на тебе нет всех тех оков, которые обычно присущи человеку.

Либерти и впрямь обладала какой-то болезненной склонностью к свободе и опасным приключениям. Любые правила, предписания, советы её раздражили, и ей всегда хотелось сделать всё наоборот, а если от этого нельзя было никуда деться, то она, скрипя зубами, подчинялась, зато ночью, когда её никто из знакомых не мог видеть она отрывалась по полной. Дождавшись, пока Вальмор заснет, она брала стелпсы и вылезала в окно, а дальше, как повезет – то в драку впутается, то на стаю бродячих собак наткнется, или пойдет на погост попугать случайных путников. Невзрачные с виду стелпсы превращались в руках Либерти в грозное оружие, один она обычно носила в пучке волос на затылке, другой в миниатюрных ножнах на левой руке – убивать, конечно, она людей не убивала, но двух особо приставучих мужиков слегка порезала, и это в одиннадцать-то лет.

Так что можно было сказать, что в Либерти уживались два человека – один хладнокровный, хитрый и жестокий любитель опасных авантюр, а другой – добрый, веселый и справедливый. И пока они находились в равновесии, но надолго ли?

И вот, как то одним вечером свободолюбивая натура Либерти была поставлена перед неприятным для неё выбором.

8

Либерти уже собиралась отправиться на свою обычную ночную развлекуху, как тут к их дому подъехала карета.

Кого это еще принесло на ночь глядя? – удивилась Либерти и пошла открывать, зажав в одной руке стелпс. Эта привычка осталась у неё с Эонфлакса, где ночью дверь или вовсе не открывали, а если открывали, то с ножом в левой руке и топором в правой, а если у вас был лук, то приходилось возиться с замками ногам, а что делать, жить то всем хочется. В окрестностях столицы нравы конечно были другими, но Либерти предпочитала не рисковать.

Но полуночный гость превзошел все ожидания – эта была миледи Гиленхаал. Вальмор в своём дурацком ночном колпаке только глазами хлопал от удивления и поэтому не заметил, что у Либерти из-под ночнушки торчат штаны.

– Чем обязан, миледи? – Вальмор не знал как себя вести и только наматывал кисточку от колпака на палец.

– Я хотела бы пригласить Либерти пожить у нас недельку-другую – выдала наконец миледи Гиленхаал, а потом просто рухнула на колени и заплакала.

Вальмор засуетился, принес воды, а Либерти пока стояла с открытым от удивления ртом – если учесть, что она видела миледи Гиленхаала всего три раза, включая этот, в жизни, то это предложение было больше чем неожиданным, а миледи тем временем говорила:

– Вы знаете, Вальмор, что мой сын два года назад упал с лошади и теперь не ходит. Мы делали всё, что могли, но даже лучшие лекари и маги не смогли вернуть ему былую подвижность – Данай может только двигать руками и головой, но ходить – увы. Мы уже смирились, но вот в прошлом году он еще и замолчал, и молчал почти целый год, но тут пришла Либерти и сотворила чудо – Данай заговорил, и он очень просит приехать её к нему, он так оживился, у него снова возник интерес к жизни. Либерти, душа моя, не откажи мне в этой просьбе, я заплачу, я сделаю всё, что угодно.

Либерти наконец закрыла рот и задумалась – ехать к заносчивому и избалованному калеке ей не хотелось, но с другой стороны миледи Гиленхаал сделала ей и Вальмору немало добра, а за него тоже надо платить, тем более всего неделька…

– Если Вальмор будет не против…

– Я не против – поспешно заверил всех присутствующих Вальмор, тайно надеясь, что в доме Гиленхаалов Либерти будет под круглосуточным присмотром и хоть немного отучиться от уличных манер.

Одним словом, восход солнца Либерти встречала уже в особняке лорда Гиленхаала.

Её накормили, выкупали, приодели и повели к Данаю – этакий караван – во главе вышагивает чета Гиленхаалов, за ними их дочери и Либерти, с непривычки путаясь в длинном платье, потом слуги, последними плелись собаки. Дурдом на выезде, как сказал бы Нивея. И вот – торжественный миг, они зашли в комнату Даная. Он сидел в кресле по своему обычаю укутанный в одеяло, по обе стороны от него стояли слуги.

– Дорогой мой, вот Либерти, я привезла её.

Но Данай ничего не ответил, он лишь слегка наклонил голову и всех присутствующих вынесло из помещения словно порывом ветра.

Либерти не спешила начинать разговор, она пока рассматривал мальчишку получше – лицо осунувшееся, тонкий нос, голубые глаза, а под ними не мене голубые, а местами даже черные круги, бледный, и на удивление красивые и густые золотые локоны, бескровные и потрескавшиеся губы, да уж, впечатление такое, что он вот-вот преставится.

– Насмотрелась? – Данай с трудом вытащил из-под одеяла руку, больше похожую на плеть и указал ею на маленькую табуретку около себя – а теперь сядь сюда.

От удара этой табуреткой по башке Даная спасло то, что он калека – убогих Либерти не трогала.

– Ну, и зачем я тебе понадобилась? – спросила Либерти.

– Я буду через тебя жить. Домашние меня всё время жалеют, во всём потакают и стерегут как алмаз, не могу я так больше, хочу хоть с кем-то поговорить, кто не будет со мною цацкаться.

– И с чего ты взял, что я подхожу на эту роль?

– А ты единственная, кто меня по носу щелкнул, помнишь, тогда в саду. Мы будем вместе гулять, играть, есть, одним словом ты станешь моими ногами, руками и глазами.

– Эка ты шустрый, я всего-то на неделю приехала.

– Останешься на столько, на сколько я пожелаю. Или тебе и вправду хочется вернуться домой в нищету, да, я знаю, что ты беднячка, а все бедняки хотят денег, ты их получишь в изобилие, а также платья, драгоценности, только скажи.

Либерти с трудом сдерживала ярость, ах, как же хочется влепить этому мальчишке оплеуху, а лучше две.

– Я не кукла, которую можно купить, и дома у меня остался Вальмор и подруга Лилия, и за все деньги мира я не променяю, как ты выразился, свою нищету с ними, на все богатства мира с таким козлом как ты под боком, ясно? – и Либерти повернулась, чтобы уйти.

– Если ты уйдешь, я приложу все усилия. Чтобы дорогие тебе люди сгинули в казематах Имперского острога – выдал Данай свой последний аргумент.

Ох, не следовала ему этого говорить – Либерти медленно подошла к Данаю и, наклонившись, прошептала:

– О, только попробуй, и я лично вот этими руками убью тебя, но перед твоей смертью я на твоих глазах убью всех, кто тебе дорог. Запомни это.

Надо же, какой интересный разговор, просто идеальный пример поведения для всех будущих злодеев и тиранов – смесь злости, лжи, угроз, а ведь обоим говорящим только по одиннадцать лет.

Либерти больше ни минуты не хотела оставаться в этом доме, но когда она уже садилась в карету, то окна комнаты Даная распахнулись, и он сам перевесился через подоконник.

– Прости меня !!! – завопил Данай – я больше так не буду !!!

На заднем плане бестолково метались домочадцы и слуги, но он их не замечал. И столько раскаяния было в этом крике, что Либерти решила сменить гнев на милость. Но всё же заходя опять в комнату Даная, она четко сказала:

– Это всего на неделю, понятно?

– Данай лишь кивнул, у него кончились все силы.