Она поцеловала мальчика, а тот, вспыхнув от удивления, смотрел то на мать, то на поверенного.
– Не могу ли я сейчас получить деньги, а то она уйдет…
Мистер Хэвишем протянул ему деньги. Это были новенькие, аккуратно сложенные банкноты.
Седди бросился вон из комнаты.
– Бриджит! – кричал он, вбегая в кухню. – Бриджит! Постойте!.. Вот вам деньги! Дедушка мне их прислал… Это вам и Майклу.
– О мистер Седди! – почти в ужасе воскликнула Бриджит. – Двадцать пять долларов!.. Где ваша мама?
– Мне надо пойти разъяснить ей, в чем дело, – сказала миссис Эррол, услыхав голос Бриджит.
Она пошла в кухню, а мистер Хэвишем подошел к окну и задумался.
«Старый одинокий подагрик граф Доринкорт, – думал он, – сидит теперь в мрачной библиотеке своего замка, окруженный величием и роскошью, никем не любимый, – *– потому что за всю свою долгую жизнь он сам никого не любил, кроме одного себя. Вспыльчивый эгоист, он был занят только удовлетворением собственных прихотей, на них он тратил свое богатство, а о других не заботился. Теперь он старый больной человек, безумное потакание своим слабостям только расстроило здоровье и сделало человеконенавистником. Люди, в свою очередь, его ненавидят. Несмотря на свое громадное состояние, граф Доринкорт – самый нелюбимый джентльмен и теперь брошен всеми. Он мог бы приглашать гостей, задавать роскошные обеды и устраивать блестящие охоты, но он знает, что собравшиеся по его приглашению гости втайне будут бояться его сердитого лица, злых замечаний. У него необыкновенно злой язык и крутой нрав, ему доставляет особенное удовольствие безнаказанно осмеивать людей, глумиться над ними».
Мистер Хэвишем знал наизусть все его привычки и, стоя у окна, мысленно сравнивал картины домашней жизни деда и внука: здесь скромная обстановка, прелестный мальчик, который рассказывает ему о своих друзьях – торговке, лавочнике, Дике, о своем благородном желании помочь им… И огромные владения и власть делать добро и зло, которые со временем будут в руках маленького лорда. Какая разница!
Вскоре Седрик с матерью воротились. Мальчик был очень оживлен, тотчас же уселся между матерью и поверенным и радостно рассказывал им о счастье Бриджит:
– Она очень плакала, она говорит, что это от радости: я никогда не видал, чтобы люди плакали от радости. Какой мой дедушка добрый! Я не знал, что он такой добрый, и не представлял, что так приятно быть графом… Я почти рад, что буду со временем графом.
3. Отъезд
В продолжение следующей недели Седрик все больше убеждался в преимуществах быть графом. Он долго не сознавал, что может исполнять все свои желания, и только после нескольких разговоров с мистером Хэвишемом понял, какими большими средствами он теперь располагает.
Перед отъездом в Англию он ходил утром с поверенным к Дику, а после обеда увидел торговку древнего рода и, остановившись перед ее лотком, объявил, что у нее будут палатка, грелка, теплый платок и достаточно денег.
– Я уезжаю в Англию и буду лордом, – скромно сказал ей Седрик. – Я не хочу, чтобы ваши кости болели, когда на дворе сыро. Мои кости никогда не болят, и я не знаю, как это больно, но мне вас жаль, и я желаю вам быть здоровой.
Старуха онемела от изумления и не могла поверить своему счастью.
– Вы не знаете, какая это добрая женщина, – заметил Седрик, возвращаясь с мистером Хэвишемом домой. – Раз я упал и сильно ушиб коленку, и она дала мне даром яблоко. Я этого никогда не забуду. Ведь нельзя же забывать тех, кто сделал тебе добро.
Честный, хороший мальчик не воображал, что много есть людей, забывающих добро.
Свидание с Диком было очень трогательным. В этот день Джек сильно обидел бедного Дика, и тот стоял на обычном своем месте грустный, убитый. Надо себе представить, что с ним сделалось, когда Седрик спокойно объявил ему, как он намерен его выручить. Мистер Хэвишем стоял в стороне и невольно удивлялся той ясности, с которой Седрик излагал суть дела своему приятелю. Известие, что его маленький друг сделался лордом, и есть опасность, что со временем он будет графом, если проживет долго, до того поразило Дика, что у него свалилась шапка с головы и он стоял разинув рот.
– Посмотрим еще, что из этого выйдет, – сказал он наконец. – Да и правду ли вы еще говорите?
Маленький лорд слегка сконфузился, но скоро оправился.
– Сначала все так думали, что это неправда, – заметил он. – Мистер Гоббс – тот решил, что у меня солнечный удар. Я сперва не очень был рад, что я лорд, но теперь доволен. Мой дедушка, граф, хочет, чтобы я делал, что мне угодно. Он такой добрый, прислал мне с мистером Хэвишемом кучу денег, и я принес вам столько, сколько нужно, чтобы откупиться от Джека.
В конце концов Дик откупился от своего компаньона и открыл собственное дело. Он получил изумительную вывеску, новые щетки и отличное снаряжение. Он, как и старая торговка, не верил своему счастью и глядел так, как будто это все был чудесный сон, и он боялся, что в любой момент может проснуться. Опомнился Дик только тогда, когда Седрик подал ему руку на прощанье.
– Прощайте, – сказал маленький лорд, и голос его дрогнул, а в больших карих глазах сверкнули слезы. – Надеюсь, что ваше дело пойдет успешно. Мне жаль уезжать от всех вас но я, может быть, возвращусь сюда, когда буду графом. Пишите мне, пожалуйста, вот мой адрес. – И он подал Дику клочок бумаги. – Мое имя уже не Седрик Эррол, а лорд Фауг > лерой. Прощайте, Дик!
Дик быстро заморгал, хотел что-то сказать, но в горле застрял ком.
– Я не хочу, чтобы вы уезжали, – произнес он наконец глухо. Взглянув на поверенного, он снял шапку: – Благодарю вас, сэр, за то, что вы привели его сюда, и за то, что вы сделали. Седди славный мальчик, да! Я всегда говорил, что он славный мальчик.
Когда они ушли, Дик долго смотрел им вслед и тихо плакал.
До самого отъезда его светлость часто навещал мистера Гоббса, который впал в уныние при известии о предстоящей разлуке с маленьким приятелем. Когда Седрик торжественно поднес ему прощальный подарок – золотые часы с цепочкой, Гоббс положил их на свое толстое колено и громко высморкался несколько раз.
– Откройте часы, – попросил Седрик, – на крышке есть надпись. Я сам сказал, что вырезать внутри. «Мистеру Гоббсу от его самого старинного друга, лорда Фаунтлероя». Глядя на эту надпись, вы каждый раз будете вспоминать обо мне. Я не хочу, чтобы вы меня забыли.
Мистер Гоббс опять громко высморкался.
– Я никогда вас не забуду, – как-то растерянно сказал он. – Вы-то, смотрите, не забудьте меня среди аристократов.
– Где бы я ни был, я вас всегда буду помнить, – отвечал маленький лорд. – С вами я провел самые счастливые часы моей жизни. Надеюсь, вы приедете ко мне. Я уверен, что дедушка будет очень рад с вами познакомиться; может быть, он сам пригласит вас, когда я ему про вас расскажу. Вам… вам не будет неприятно, что он… граф? Я хочу сказать: вы не откажетесь от приглашения, оттого что он граф?
– Ради вас приеду, – милостиво ответил Гоббс.
И они решили, что если Гоббс получит приглашение приехать на несколько месяцев в замок Доринкорт, то он тотчас же уложит чемодан и отправится в путь.
И вот день отъезда Седрика настал. Вещи отправили на пароход, карета стояла у подъезда… Чувство одиночества охватило мальчика. Его мать заперлась в свою комнату, и, когда она вышла, глаза ее были заплаканы, губы дрожали. Седрик подбежал к ней, и они крепко обнялись. Седрик смутно понимал, отчего им обоим так грустно, и сердце подсказало ему слова:
– Дорогая, мы любили свой маленький дом! Мы всегда будем его любить, не правда ли?
– Да, да, мой милый! – отвечала тихо мать.
Когда они сели в карету и поехали, она высунулась в окошко, чтобы еще раз взглянуть на дом, который они покидали. Седрик взял ее руку и крепко прижал к себе.
Они не заметили, как карета остановилась, и они очутились на палубе парохода среди толпы пассажиров, суетившихся в ожидании запоздавшего багажа или переносивших большие сундуки. Матросы собирали канаты, офицеры отдавали приказания. Мужчины, женщины, няньки с детьми то и дело поднимались на палубу – одни смеялись и болтали, другие печально смотрели, двое-трое плакали, отирая глаза платком. Седрика все занимало: кучи канатов, свернутые паруса, высокие мачты, которые, казалось, касались неба. Он тотчас стал строить планы, как завязать разговор с матросами и расспросить их о пиратах.
Перед самым отплытием, когда Седрик стоял на верхней палубе, он вдруг заметил, что кто-то проталкивается через J толпу. Это был Дик, он, запыхавшись, прорывался сквозь толпу с чем-то красным в руке.
– Я всю дорогу бежал… хотел еще раз проститься с вами… и дать платок на память… Меня там внизу пускать не хотели… пока протискивался, потерял бумагу, в которой платок был завернут…
Он говорил, с трудом переводя дух, и в эту минуту прозвонил колокольчик – Дик опрометью бросился назад, прежде чем Седрик успел вымолвить слово.
– Прощайте! – кричал Дик уже издалека. – Носите мой платок, когда будете среди аристократов!
Через две секунды Седрик видел, как он, продравшись сквозь толпу на нижней палубе, бросился по трапу как раз в ту минуту, когда его хотели убирать, и затем остановился на берегу и стал махать шапкой.
Седрик развернул подарок: это был красный шелковый платок с изображенными на нем лошадиными головами и подковами. Маленький лорд подался вперед и, махая красным фуляром[5], кричал:
– Прощайте, Дик!.. Благодарю вас!.. Прощайте!..
Пароход отчалил. Пассажиры крикнули последнее «прости», и мама Седрика опустила вуаль.
На берегу суетились и шумели, но Дик не замечал ничего, он смотрел издали на детское лицо, развевающиеся волосы, освещенные солнцем, и слышал только голос маленького лорда Фаунтлероя, который медленно удалялся от места своего рождения к незнакомой земле предков.
4. В Англии
Во время плавания мать сообщила Седрику, что она не будет жить с ним в одном доме: мальчик пришел в такое отчаяние, что мистер Хэвишем тут только убедился, как хорошо старый граф поступил, решив, чтобы мать жила недалеко от ребенка и часто с ним виделась. Ясно было, что он не вынес бы полной разлуки с нею. Миссис Эррол нежно утешала сына и так убедительно с ним говорила, что в конце концов успокоила его.
– Мой дом будет близко от замка, – повторяла она всякий раз, когда мальчик заговаривал об этом. – Я буду так близко, что ты сможешь каждый день прибегать ко мне. Подумай, сколько тебе придется мне рассказывать! Вот увидишь, мы будем очень счастливы. Твой папа часто мне говорил о замке Доринкорт: это великолепный дом; твой папа его очень любил, и ты тоже его полюбишь.
– Я бы полюбил его гораздо сильнее, если бы ты жила со мной, – отвечал маленький лорд, тяжело вздыхая.
Он не мог понять, отчего мать не могла жить вместе с ним, это казалось чрезвычайно странным, а мать не хотела ему открыть настоящей причины их разлуки.
– Лучше не говорите ему, – сказала она поверенному, – он не поймет этого и будет огорчен и глубоко оскорблен, если узнает, что его дед меня ненавидит: это может дурно повлиять на его чувства к деду. Он не понимает, что также ненависть, для него было бы тяжелым ударом узнать, что кто-нибудь меня ненавидит. Он так любит меня! Пусть он только со временем, когда возмужает, узнает всю правду; теперь же это совершенно оттолкнет Седди от графа, даром что он еще совсем ребенок.
Итак, Седрик узнал только, что существует какая-то таинственная причина, которую ему откроют впоследствии, почему его маме нельзя жить с дедушкой, и он примирился со своей судьбой, тем более что мать старалась выставлять только привлекательную сторону его будущей жизни. Но он все-таки часто сидел задумавшись на палубе, глядя на море, и мистер Хэвишем слышал, как он не по-детски вздыхает.
– Мне это распоряжение не нравится, – говорил маленький лорд поверенному. – Вы не знаете, до какой степени оно мне не нравится! Но Мэри говорит, что в жизни много горя и надо уметь пережить его. И мистер Гоббс то же самое говорил мне. Дорогая хочет, чтобы я жил с дедушкой, потому что все дети его умерли. А это ведь большое несчастье, и мне очень жаль дедушку, особенно потому, что один из его сыновей умер внезапно.
Мистер Хэвишем мало-помалу привязался к маленькому лорду, ему нравилось с ним разговаривать.
– Вы постараетесь любить графа? – спросил он однажды у мальчика.
– Да, – отвечал его светлость, – он мой очень близкий родственник, и, разумеется, каждый должен любить своих родных. Если бы кто другой так много для меня сделал, как граф, и доставил бы мне столько удовольствия, то я и его бы любил, а уж о близком родственнике и говорить нечего.
– А как вы полагаете, полюбит ли вас дедушка?
– Думаю, что да. Ведь и я ему родственник, я сын его сына, да наконец, если бы он меня не любил, зачем бы он за мной прислал?
– Ого! – воскликнул поверенный. – Вы так думаете?
– Конечно, – отвечал Седрик. – Разве вы не такого же мнения? Как не любить внука!
Все пассажиры на пароходе уже знали историю маленького лорда и интересовались мальчуганом, который бегал по палубе, беседовал с матросами или расхаживал с матерью или старым поверенным. Все его полюбили, он со всеми подружился. Когда мужчины, гуляя по палубе, шутили с ним, он весело отвечал на их шутки; когда он разговаривал с дамами, то в группе, центром которой был маленький лорд, всегда раздавался смех; когда он играл с детьми, он придумывал самые затейливые игры. Но лучшими его друзьями стали матросы: они рассказывали ему чудесные истории о пиратах, о кораблекрушениях и о необитаемых островах. Матросы выучили его вязать морские узлы и делать игрушечные корабли.
На одиннадцатый день Седрик прибыл в Ливерпуль, а вечером он сел с матерью и поверенным в карету, которая привезла их прямо к воротам Корт-Лоджа. Было уже темно, Седрик видел только, что они проехали под высокими деревьями и вскоре остановились у ярко освещенного подъезда. Мэри, которая ехала с ними на пароходе, прибыла раньше их и ждала уже у входа. Седрик выпрыгнул из кареты и увидел, что кроме Мэри у дверей стояли еще двое слуг.
Маленький лорд бросился к своей няне с громким восклицанием:
– Как вы сюда попали раньше нас,
Мэри? Дорогая, Мэри уже здесь! – и он крепко поцеловал красные шершавые щеки служанки.
– Как я рада, Мэри, что вы здесь, – шепнула миссис Эррол. – Это большое утешение для меня, мне так было бы тоскливо без вас.
Она подала руку служанке, и та сочувственно ее сжала.
Английские слуги с любопытством смотрели на мальчика и его мать. До них доходило множество слухов о миссис Эррол и ее сыне. Они знали, как граф был взбешен женитьбой капитана Седрика и почему миссис Эррол будет жить в маленьком доме в Корт-Лодже, а ее мальчик, в замке; они знали, что он наследует громадное состояние деда, знали также, как суров и сердит старый граф.
– Бедняжка! – перешептывались они. – Как тяжело ему будет!
Но они не знали характера будущего графа Доринкорта.
Мальчик ловко сбросил с себя пальто; видно было, что он не привык к посторонней помощи. Он внимательно осмотрел просторную переднюю, увешанную картинами и оленьими рогами. Ничего подобного он не видывал до сих пор ни в одном доме.