– Не бойся! – отвечал тот. – Мы заслышим еще издалека прибой волн об устроенное там заграждение, и тогда я легко уговорю этих болванов причалить именно там, где нам нужно. Теперь уже близко.

Блэкфут отошел от него и столкнулся с Эджвортом.

– Вы хотите провести ночь здесь, наверху? – спросил он. – Не лучше ли вам пойти на нижнюю палубу? В ваши лета простуда опасна.

– Не беспокойтесь, – перебил его старик, – я привык ко всякой погоде. – Но мне нужно и распорядиться. Боб Рой, зови всех на работу. Я хочу остановиться здесь.

– Здесь! – воскликнул Блэкфут. – Но зачем? Билл не находит никакой опасности.

– Может быть, но я не спокоен. Эй, ребята! Гребите к арканзасскому берегу.

– Что вы? – крикнул ему Билл со своего места у руля. – Хотите наскочить на подводные камни?

– Вовсе нет, – возразил Эджворт, – мы идем возле берега, я могу рассмотреть очертания его даже сквозь туман.

– Но я же вам говорю, что ниже по течению есть прекрасное место для причала! – воскликнул Билл.

– Может быть, – возразил опять старик хладнокровно, – но осторожность не мешает. Лучше обождать, пока туман не рассеется.

– Однако, мистер Эджворт, – перебил его Блэкфут с раздражением, – я полагаю, что мы только потеряем время таким образом. Я должен сдать товар завтра утром и хочу поэтому прибыть в Викторию на рассвете.

– Вы хотите! – повторил старик. – Мне кажется, что здесь могу «хотеть» один я. Дело идет не об одном грузе, но также о жизни всего моего экипажа и этой пассажирки. Бели же вы боитесь, что груз прибудет в Викторию позднее назначенного часа, то я готов нарушить нашу сделку и возвратить вам задаток. Я найду и другого покупателя на свой товар.

Блэкфут скрипнул зубами в бешенстве, но Билл стал исполнять приказание Эджворта, торопя гребцов.

– Что же ты это? – шепнул ему Блэкфут, останавливаясь позади его. – Зачем слушаешься старого глупца? Если мы простоим здесь, то дело пропало. К утру туман рассеется, мимо нас будут сновать суда и мы, значит, трудились, до сих пор, понапрасну.

– Молчи! – ответил тоже шепотом Билл. – Разве можно вдвоем идти против всех? Надо стараться не возбуждать их подозрений, и так уже старик посматривает на тебя недоверчиво. Когда мы причалим, все пойдут спать и нам будет нетрудно перерезать канат.

Кругом стали показываться деревья. Вблизи торчала из воды толстая смоковница.

– Знаешь, – опять вполголоса сказал Блэкфут, – дело обстоит лучше, чем можно было ожидать. Я узнал место, наш остров уже недалеко, правь немного ниже, и мы сядем на мель на западной его стороне.

– Так, – сказал Билл, направляя судно прочь от смоковницы.

Но Боб Рой, держа уже наготове канат, крикнул ему:

– Лево руля! Лево руля! Что же это, хотите, чтобы весь наш труд пропал даром?

– Молчать! – ответил ему Билл, поворачивая судно в противоположную сторону, но Эджворт оттолкнул его и сам положил руль налево. Боб Рой закричал: «Берегись!», закинул из всех сил канат за смоковницу и прыгнул сам в воду.

Дело ему выпало опасное: если бы он не успел укрепить канат, то его самого увлекло бы в подводные заросли, где он нашел бы верную смерть. Но матрос рассчитал верно, канат обвился вокруг дерева, и Боб привязал его к крайнему суку. Течением дернуло лодку так сильно, что казалось, смоковница выдернута с корнем, однако она устояла, и только сам отважный матрос исчез под водой.

Но он вынырнул тотчас же, товарищи помогли ему влезть на борт, и все пришло в прежний порядок. Матросы уселись за ужин. Блэкфут старался скрыть свое раздражение, а Билл шутил как ни в чем ни бывало. Сначала на палубе было довольно шумно, благодаря отчасти и выпитому виски, но потом, мало-помалу, люди начали расходиться на ночлег и все стихло. Билл улегся у руля, а Блэкфут на носу, положив голову на свернутый конец того самого каната, которым было причалено судно, Миссис Эверест ушла под свой навес, Эджворт поместился вместе с Волчком среди тюков с товарами. Он не спал, прислушиваясь к малейшему шороху. Не сомневаясь более в том, что Билл и Блэкфут замышляют что-то недоброе, он решился сторожить всю ночь.

Несколько часов прошло в полной тишине, слышался только прибой волн о бока судна, да лягушки квакали в соседних болотах. Билл тихо подполз к своему сообщнику и прошептал:

– Не пора ли?

Блэкфут продолжал лежать неподвижно, но Билл расслышал звук трения ножа о канат. Он пополз обратно и завернулся в свое одеяло.

Эджворт видел его движение и приподнялся, но успокоился снова, когда Билл вернулся на свое место, собираясь, по-видимому, заснуть. Сон одолевал и старика, мысли его путались, воспоминания прежнего смешивались с настоящим, ему причудилось, что он на берегах Уабаша, близ могилы своего сына, осененной листвой дубов и ив, поющих свою унылую песню.

А в это время нож Блэкфута проникал глубже и глубже в канат, вскоре судно дрогнуло и быстро понеслось по течению, оставляя далеко за собой смоковницу, которая выпрямилась и встряхнулась, как бы радуясь возвращенной свободе.

Глава XXVI
Расправа со злодеями

Спавшие не подозревали о грозившей им опасности. Билл шепотом переговаривался со своим сообщником.

– Мы совсем недалеко от нашего острова, – сказал он.

– Но не слишком ли сносит нас вправо? – заметил так же тихо Блэкфут. – Повернуть бы руль.

– Нельзя, скрип разбудит людей, по крайней мере, старика… Тише! Эта собака ворчит. О, как бы я хотел спустить ее в воду!

– Слушай, надо завалить чем-нибудь выход из нижней палубы, так чтобы никто не вышел оттуда. Вот, сдвинем этот тяжелый ящик. Я подам сигнал выстрелом, когда будет надо, а ты расправишься тем временем со стариком. Его ружьишко теперь не опасно. Потом встань у камбузного окна, и если кто из нижних вздумает лезть оттуда, бей его прикладом по голове. Так и справимся со всеми поодиночке. Попались они, как в мышеловку!

Но Эджворт спал некрепко. Ворчание собаки и шепот разбойников заставили его проснуться. Он приподнялся, огляделся, увидел перед собою темную полосу земли и понял тотчас, что судно несет по течению.

Он проворно схватил свое ружье, вскочил на ноги и увидел, что Билл и Блэкфут загораживают ящиком выход из нижней палубы.

– Что вы делаете! – крикнул он. – Нас уносит!

В то же время он постучал ногой в палубу, давая тем условный знак Бобу.

– Пора! – шепнул Билл Блэкфуту. – Отправляй его на тот свет!

– Что же вы не отвечаете мне, Билл? – продолжал Эджворт. – Зачем передвигаете ящик?

– Узнаешь сейчас, – проворчал Билл, между тем как Блэкфут бросился за своим ружьем, которое должен был оставить в стороне, чтобы помочь товарищу передвинуть ящик.

Между тем снизу раздавались крики: «Кто завалил выход?» – и заметны были усилия людей сдвинуть эту преграду. Билл видел, что соединенные усилия матросов достигнут цели, и закричал своему товарищу:

– Стреляй! Выстрел и будет сигналом! Нам необходима помощь.

В то же мгновение грянул выстрел, но, к изумлению Билла, Блэкфут взмахнул руками, выронил ружье и упал навзничь. Пуля Эджворта, следившего за его движениями, пробила ему голову насквозь.

– Стой, старый мошенник! – закричал в бешенстве Билл, видя, что Эджворт бросился, чтобы поднять ружье, оброненное убитым. – Стой! Я уложил твоего сына, спроважу вслед за ним и тебя!

Он вырвал ружье из рук старика с этими словами, но они произвели на несчастного отца такое страшное действие, что он, не помня себя, бросился на злодея, прежде чем тот успел опомниться, и схватил его за горло, с криком:

– Убийца!

Силы оказались слишком неравны, и Билл занес уже приклад над головой своего противника, но неожиданный союзник выручил старика. Волчок налетел с размаху на ненавистного рулевого и сбил его с ног.

Матросы, находившиеся внизу, успели тем временем выбраться из западни. Они бросились к Биллу и обезоружили его, но не могли оттащить Эджворта, который искал ощупью свой нож, чтобы заколоть разбойника. Волчок тоже не выпускал из зубов ворота его рубашки, как будто хотел его задушить.

– Тише! Я слышу плеск весел… – проговорил Боб.

– Гей! Лодка! – заревел Билл изо всей силы, стараясь поднести к губам свисток. – Гей! Сюда!

Боб зажал ему рот рукой, шепнув товарищам:

– Молчите все, если хотите остаться живы. Я начинаю смекать, в чем дело. Принесите только чем заткнуть ему глотку.

В ответ на крик Билла раздался свист, похожий на совиный.

– Не шевелитесь! – продолжал Боб тихо. – Этот негодяй заодно с пиратами, это ясно. Если мы не шелохнемся, то, может быть, и ускользнем, благодаря темноте и туману. Держите крепче этого разбойника за ноги, он хочет поднять шум. Мистер Эджворт, ради Бога, не позволяйте вашей собаке залаять, или мы пропали!

– Гей! – кричали с лодки. – Билл! Что не отвечаешь?

Билл сделал отчаянное усилие, чтобы заявить чем-нибудь о своем присутствии, но четверо сильных парней держали его так, что он не имел возможности даже стукнуть головой о палубу.

Между тем, судя по плеску весел, лодка пиратов была в каких-нибудь двадцати шагах от судна, и находившиеся на нем испытывали смертельный страх, ожидая нападения каждую минуту. Наконец, после краткого совещания, из которого даже некоторые отдельные слова долетали до Боба и его товарищей, плеск от весел стал ослабевать и скоро совсем замер в отдалении. Один раз еще донесся совиный крик, и все стихло.

Глава XXVII
Месть женщины

В тот самый вечер, когда Келли отдавал приказания в харчевне «Старый Медведь», Джорджина ходила в волнении по своему роскошному будуару. Глаза ее блестели от гнева, губы судорожно сжимались. Она была крайне раздражена всем, что произошло в последние дни. Келли не ночевал дома уже двое суток, молодой метис, ее любимец и так безгранично преданный ей, не возвращался, Мария бежала неизвестно куда, Питер, посланный разыскивать метиса, тоже не являлся с ответом.

Неизвестность томила ее, не зная, что думать, она вышла из дома, но тут увидала возвращавшегося с поисков Питера. Она сделала ему знак следовать за ней в комнату, он повиновался, но казался смущенным и молчал. Джорджина схватила его за руку, взглянула ему пытливо в лицо и спросила:

– Где Олио?

– Не знаю, – ответил он сухо.

– Где он? – повторила она повелительно. – Смотри мне прямо в лицо, Питер, и отвечай.

– Я говорю, что не знаю! Во всем лесу нет ни малейшего следа.

– В лесу? Зачем ты искал в лесу? Следы могли быть только по дороге в Хелену, а не в лесу!

– Я смотрел везде и не нашел ничего.

– А в воде, Питер? – проговорила она слабым голосом.

– В воде? – повторил он, оглядываясь с ужасом. – Почему вы думаете о воде?

Джорджина заметила этот взгляд, побледнела и крикнула:

– Да, в воде, в воде! Говори, Питер!

– Но я, право, не заглядывал в реку. Только Гаррис…

– Что Гаррис? Говори!

– Он полагает, что Олио не выходил на тот берег. Гаррис хотел передать ему что-то. Завидя лодку, он стал поджидать его на тропинке, единственной, по которой можно пройти там. Но Олио не показывался. Гаррис даже окликнул его, но ответа не получил.

– Может быть, Олио спрятался, не признав его голоса. Не догадался, что его зовет кто-нибудь из наших.

– И Гаррис так же подумал, – сказал Питер, говоря уже смелее при видимом спокойствии Джорджины. – Но ему показалось странным, что негр плывет обратно уже один. Стало быть, он высадил Олио, куда же тот девался? Гаррис пошел к маленькому затону, у которого должна пристать лодка, но обошел его весь, не найдя следа ее причаливания. Между тем трава тут густая и помялась бы от ног, если бы кто вышел на берег. Словом, никакого следа.

– Что же далее? – спросила Джорджина, видя, что он снова замялся.

– На берегу никаких следов… – проговорил Питер в смущении, – но в воде…

– В воде? – повторила она.

– Гаррис мог и ошибиться. Ведь это только его предположение, – произнес Питер, останавливаясь снова. Он знал привязанность миссис Келли к молодому метису, подозревал очень многое и боялся навлечь на себя неукротимый гнев атамана за вмешательство во всю эту историю.

– В чем же состояло предположение Гарриса? – продолжала Джорджина с прежним притворным спокойствием. – Не бойся, Питер, рассказывай все.

– Если вы хотите уж все знать, – начал он, теребя свою шляпу в смущении, – то Гаррис видел как бы кровь на поверхности воды. Но ему могло и почудиться.

– Он не нашел трупа? – спросила Джорджина так тихо, что Питер не сразу расслышал ее вопрос.

– Трупа? Нет. Ведь он ничего не знает наверное, только предполагает. Может быть, Олио вернется еще сегодня или завтра, и вы только напрасно тревожитесь.

– Питер, – сказала Джорджина, держась обеими руками за спинку кресла, – я хочу знать всю правду об Олио.

– Так пусть рассказывает сам Боливар! – ответил Питер уже резко. – Я вам признаюсь, что очень желал бы вовсе не вмешиваться в это дело. Капитан может прогневаться.

– Ты так предполагаешь?

– Видите ли, он не жаловал этого метиса и знал, что он ваш шпион.

– Следовательно, ты думаешь, что ему было бы приятно избавиться от этого мальчика, и он мог приказать убить его.

– О, миссис Джорджина, позвольте! – перебил Питер с испугом. – Я еще не потерял здравого смысла и потому не позволю себе подобных догадок! Притом, все это никак меня не касается, я не суюсь в чужие дела, желаю быть в стороне, знать лишь свои обязанности.

– Ты совершенно прав, Питер. Но если я попрошу тебя оказать мне услугу, за которую пообещаю заплатить по-королевски, ты не откажешь мне?

– Отчего же нет, если только я в силах.

– Дай мне свою правую руку в знак клятвы.

Питер поколебался: дело принимало слишком серьезный оборот; но в глазах молодой женщины было столько мольбы, что он не выдержал и сжал ее нежные пальчики своей мозолистой рукой.

– Хорошо. Ты дал мне слово, – сказала она. – Сдержи же его! Возьми багры и веревки, обыщи тот маленький залив и найди труп.

Она опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

– Когда найдешь, принеси сюда. Надо похоронить Олио по-христиански. Ты исполнишь все?

– Исполню. Но если капитан вернется в это время? Если он хватится меня?

– Я найду предлог для объяснения твоей отлучки. Иди же, я надеюсь на тебя.

– Залив не глубокий, найти будет можно. Но когда я найду тело, куда его положить?

– Принеси сюда, в комнату за моей спальней. Остальное уже мое дело. Но где негр?

– Мы его связали и заперли, потому что Корни умер от его укуса. Этот негодяй перекусил ему вену, которую никто не сумел перевязать. Мы ждем капитана, который рассудил бы дело. Бели бы Боливар был не негр, то мы все как один заявили бы, что поделом этому Корни, потому что он был кругом виноват, но нельзя допускать, чтобы негр поднял руку на белого. Это было бы дурным примером.

– Приведите сюда Боливара, – приказала Джорджина.

– Что вы… разве можно без капитана!

– Приведите его связанного и пришлите сюда также двух приятелей этого Корни.

– Бели вы хотите вынудить у него признание насчет Олио, – сказал Питер, – то это напрасно, я думаю. Он упрям как мул. Но я исполню ваше приказание и попрошу вас только, со своей стороны, не упоминайте обо мне капитану.

Оставшись одна, Джорджина залилась слезами, но они не могли утолить ее горя. Страстная и порывистая, не знавшая границ ни в любви, ни в ненависти, она была неспособна прощать обиды и платила за них только мщением, жестоким и беспощадным. А теперь обидчиком был человек, из-за которого она пожертвовала всем, ради которого она порвала все связи со светом, переносила все опасности, а он, так безгранично любимый ею, изменял ей! Она была в этом уверена, иначе зачем ему было губить бедного, невинного мальчика? И Боливар сделался орудием его злобы.

– О, – говорила она себе, – если только я открою все, узнаю, что сталось с Олио… берегись тогда, мистер Ричард Келли!

За дверями раздались голоса, и несколько человек ввели Боливара. Голова его, ушибленная о камень, была обвязана платком, один глаз заплыл.

Джорджина достала карманный пистолет, навела его на негра и проговорила:

– Ты в моей власти, твое преступление мне известно, и ничто не спасет тебя от кары, которую ты заслужил. Ты убил невинного юношу, моего питомца, и бросил его тело в воду. Если хочешь остаться живым, признавайся во всем. Бедный Олио не сделал тебе ничего, шутки его были простительны, как шалости ребенка. Что же побудило тебя погубить его? По чьему наущению ты это сделал? Говори! Я знаю все, но хочу, чтобы ты подтвердил это своим признанием.

– Не знаю, кто наговорил вам всякого вздора, – отвечал Боливар. – А вот меня так действительно обидели ни за что. Если бы маса Келли был здесь.

– Он заступился бы за тебя, это весьма вероятно. Но не уклоняйся от вопроса, или я прострелю тебе голову. Ты должен знать, что я не произношу угроз понапрасну.

– Как не знать! Я вас даже очень хорошо знаю. Но что мне в том, что вы меня убьете. Моя жизнь здесь хуже собачьей. Стреляйте, не боюсь!

– Освободите его от этих веревок и привяжите к дереву! – с бешенством крикнула Джорджина. – Увидим, что он скажет под кнутом. Бейте его, пока он не признается, хотя бы на нем не осталось ни лоскута отвратительной черной кожи!

– Давно надо было погладить его так, – сказал один из разбойников, по прозвищу Клык. Кличка эта была ему дана из-за зуба, торчавшего из под верхней губы. – Посмотрим, такая ли у него черная кровь, как и шкура. Ну, приготовься, Боливар! Да не признавайся подолее, чтобы дать нам натешиться!

Страшная казнь началась, но негр молчал. Удары сыпались на него, спина его превратилась в одну кровавую рану, но он твердо смотрел в глаза Джорджины, утратившей всякую женскую мягкость в эту минуту. Она не спускала глаз со своей жертвы, произнося ругательства и проклятия, но Боливар молчал, он только заметно слабел, взгляд его становился мутным, колени подогнулись.

– Не молиться ли вздумал? – крикнул Клык. – Поднимайся! Еще успеешь.

И он размахнулся кнутом с еще большим остервенением.

– Стойте! – произнес чей-то повелительный голос, и толпа расступилась, узнав своего атамана.

Келли, закутанный в мексиканский плащ, в широкополой шляпе, закрывавшей лоб, устремил взгляд на исполнявшего приговор и произнес строго:

– Кто осмеливается наказывать здесь кого-нибудь без моего приказания?

– Я отдала этот приказ! – воскликнула Джорджина. – Этот мерзавец убил Олио, которого я воспитала и так любила! И ты не можешь противиться исполнению этого приговора. Не можешь, – прибавила она грозно, – если не хочешь оказаться его сообщником!

– Уведите этого негра, – сказал Келли, не отвечая ей. Я разберу дело.

– Оно ясно уже, – гордо заметила Джорджина. – Выступаю обвинительницей я и беру Бога в свидетели, что Боливар совершил убийство! Неужели у тебя достанет духа оправдать его, взять под свою защиту?

– Уведите этого человека! – повторил Келли грозным голосом. – А ты, Джорджина, уйди. Тебе не место здесь. Слышите все, что я приказываю?

Молодая женщина побледнела как смерть, но повиновалась и ушла. Клык не уступил так скоро. Он дерзко взглянул на Келли и крикнул:

– Этот мерзавец набросился на белого и искусал его! Он заслужил виселицу! Подчинение вещь хорошая, но и ему есть границы. Мы все американские свободные граждане и большинство из нас решило, что негра следует наказать. Поэтому я его не оставлю.

Он не успел договорить. При свете факелов, озарявших эту сцену, в руках Келли сверкнул нож, и Клык, постояв несколько секунд с вытаращенными глазами, рухнул навзничь и испустил дух. Между прочими разбойниками послышался ропот, и они двинулись к Келли. Он взглянул на них и произнес спокойно:

– Безумные! Мы окружены изменой, наше убежище открыто, нам грозит крайняя опасность, а вы сводите личные счеты, повинуетесь ревнивой женщине и восстаете против того, кто один еще может вас спасти! Глупцы! Возвращайтесь на свои посты, знайте, что к нашему острову причалила лодка, и прибывший на ней скрывается здесь, шпионит за нами. Надо не выпустить его отсюда. Я переговорю с вами подробней тотчас, но прежде всего освободите негра и похороните этого негодяя. Смерть его оказалась еще слишком легка, знайте, что он дал в Хелене клятву выдать нас, и если не успел сделать этого, то потому, что надеялся выторговать себе более значительную награду. Развяжите Боливара.

Люди молча повиновались, и Келли пошел к Джорджине.

– Где Олио? – воскликнула она, завидя его. – Где ребенок, которого я воспитала, единственное существо, бескорыстно преданное мне? Он был виновен в твоих глазах лишь тем, что так любил меня, был готов для меня на все.

– Что за выходки! – проговорил он спокойно, бросая шляпу на стол. – Почем я знаю, где этот метис? Зачем ты позволяла ему отлучаться отсюда? Может быть, он еще и вернется. Верно, загулял в Хелене. Скажи лучше, где молодая женщина, которая осталась у тебя?

– Олио! Ты говоришь, он еще вернется? Он там, на дне залива. О, милый мой мальчик! Умереть такой гнусной смертью! – Она закрыла лицо руками и зарыдала. Келли смотрел на нее с недоумением.

– Чем был этот Олио для тебя, Джорджина? – спросил он наконец. – Метис, на которого ты могла смотреть только как на слугу. Я никогда не расспрашивал тебя о рождении этого мальчика, но теперь желал бы знать.

– В его жилах текла кровь великих вождей из рода семииолов! – произнесла она гордо. – Имя отца Олио было воинственным целого племени и имя его бессмертно в памяти народа.

– А как звали мать? – с иронией спросил Келли.

Она не ответила ничего, и он вышел из комнаты.

Негр все еще оставался под деревом.

– Боливар, – сказал ему Келли, – тебя мучили так за то, что ты предан мне? Я это знаю, и ты не можешь оставаться долее здесь. Джорджине известно все, и она не пропустит первого же случая, чтобы тебе отомстить! Слушай: собери все, что можешь захватить с собой. Мы уедем вместе.

– И не вернемся сюда вовсе? – спросил Боливар с удивлением.

– Ты ни в коем случае, мне, может быть, еще придется. Но спеши, время дорого, а плыть не близко.

– Но я не могу поднять весла, руки у меня исполосованы кнутом.

– Ты сядешь у руля. Тебе слишком часто приходилось грести за меня, сегодня ты будешь отдыхать. С этой минуты, Боливар, мы с тобой неразлучны. Останешься ли ты всегда верен мне? Исполнишь любое приказание?

– Вы отомстили за мою обиду, – проговорил негр. – Кровь этого злодея, пролитая вами, брызнула на меня, и каждая ее капля стала целительным бальзамом для моих ран. Этого я никогда не забуду.

– Хорошо! – сказал Келли. – Я верю. Пойди, отдохни в лодке. Она стоит на обычном месте.

Он хотел уже уходить, но негр остановил его, говоря:

– Масса, вот два письма, которые я нашел в кармане у метиса.

– Благодарю тебя, – сказал Келли, пряча письма и удаляясь через северо-западные ворота, между тем как Боливар пробирался к своему шалашу. Он собрал свои пожитки, ни говоря ни с кем, и пошел, стараясь не сбиться в тумане с той тропинки, которая вела к месту, назначенному ему капитаном.