Когда, вследствие драки с Бобринским, Шевырев был уволен от должности профессора университета, то немедленно оставил Россию и остаток своей жизни провел в Париже. Скончался в мае 1864 года.
При Шевыреве с ученой степенью магистра, но уже в звании занимающего должность эстраординарного профессора, я читал лекции по истории русского языка на первом курсе словесного отделения и упражнял в практических занятиях студентов первого курса математического факультета. Теперь, по удалении Шевырева, предстоял вопрос, кем и как заменить его на кафедре истории русской и всеобщей литературы. Деканом филологического факультета, или по тогдашнему словесного отделения философского факультета, был Сергей Михайлович Соловьев. Сообща с другими членами факультета, но без моего ведома и втихомолку, было решено на место Шевырева избрать Михаила Никифоровича Каткова, который со степенью магистра занимал в Московском университете кафедру философии в звании адъюнкта, а в то время, находясь уже в отставке, был издателем и редактором «Русского Вестника». Наконец, назначено было факультетское заседание по вопросу о замещении освободившейся после Шевырева кафедры. Я смутно догадывался, в чем дело, и несколько собрался с силами и вооружился терпением. Бодянский меня терпеть не мог, видя во мне соперника по ремеслу, а Леонтьев тогда крепко подружился уже с Катковым, хотя еще и не жил с ним вместе.
Я нарочно явился в заседание попозже, чтоб дать время всем собраться. Когда я вошел в прихожую, из профессорской залы, где было заседание, раздавались громкие голоса, но при моем появлении все вдруг замолкли. Это вооружило меня несокрушимою бронею, чтобы стать под выстрелы моих дорогих товарищей. После краткого молчания Соловьев открыл заседание по вопросу о занятии сказанной кафедры. Он сидел в верхнем конце стола; налево, рядом с ним, – Леонтьев, потом Бабст, затем я и т. д.; по другую сторону стола, прямо против меня, сидел Бодянский. Он заговорил первый. Сначала сказал о важности незанятой в настоящее время кафедры, с которой читали лекции такие знаменитости, как Мерзляков, Давыдов, Шевырев. Москва как центр России и хранилище ее преданий должна разносить повсюду честь и славу нашей литературной старины. «Я бы сам сел на эту кафедру, – воскликнул он с излишнею горячностью, – если бы у меня на плечах не было столько работы по славянским наречиям». Эту вступительную свою речь он закончил вопросом: «Итак, господа, кого же мы выберем на эту кафедру?» Тогда Леонтьев назвал Каткова, и за ним, будто сговорившись, все единогласно повторили его слова. Таким образом, единогласно был избран на место Шевырева Катков, и притом с переименованием из адъюнкт-профессора прямо в исправляющего должность ординарного профессора. По окончании заседания решено было немедленно отправиться к Каткову с этим предложением от факультета. С деканом Соловьевым во главе вызвались депутатами Бодянский и Леонтьев. Тогда и я, до тех пор не сказавший ни слова в течение всего заседания, почел своей обязанностью прервать свое молчание, предложив свои услуги этой депутации, примолвил, что я, вероятно, буду для них полезен.