Ухтам отнес продукты в дом и засобирался назад. Обычно он оставался с ним на ночь. Они готовили ужин, беседовали, а тут он даже лошадь не расседлал.
– Что случилось у тебя? – Сабир Каримович подумал, может, что с отцом, забеспокоился.
– Успеть надо к собранию. К нам из банка приехали. Говорят, кредит надо брать – скот покупать, земли осваивать. Люди беспокоятся. Всем надо на собрание.
– Кредит, говоришь? – Сабир Каримович задумался.
Кто лучше него знает в этом толк?! Вряд ли кто на сотни километров вокруг разбирается в финансах так как он! Как-никак всю жизнь с цифрами и законами! Надо посмотреть, какие кредиты предлагают, на каких условиях. У него даже в пятках засвербело – соскучился по делу!
– А давай я с тобой поеду! Лошадь двоих выдержит?
Ухтам откровенно удивился. Никакими уговорами не могли вытащить этого человека отсюда, а тут узнал о кредитах и сам просится.
– Конечно, ота, только зачем вам такое беспокойство?
Сабир Каримович уже налил воду в умывальник – к людям едет! Надо и одежду достать, в чем приехал.
– Зачем, говоришь? – он подставил сложенные лодочкой ладони под струю воды. – А твоему отцу зачем обо мне беспокоится? Вон, тебя каждую неделю присылает. – Вода приятно охладила лицо, шею. Ухтам подал полотенце. Сабир Каримович с удовольствием погрузился лицом в ворсистую ткань. – Во-о-от! Помогать друг другу надо. А кредиты и финансы – это как раз мой конек! – он вытер руки. – Разберемся!
Пошумели на собрании! Служащий банка – молодой, неуверенный, видно, говорит, как его начальство напутствовало – все увещевает: «Должны, должны!». Председатель махаллинского комитета ему вторит. А народ не понимает, кому и что он должен. Пока все шумели, Сабир Каримович читал привезенные бумаги. Сделал пометки, обратил внимание банковского служащего на неточности, сказал, какие документы надо еще привезти, что изменить в договорах.
– Кто вы такой? – служащий удивился его осведомленности.
Сабир Каримович представился. Тот удивился еще больше. Что такой важный человек здесь делает?..
– Ты с людьми уважительней, – посоветовал Сабир Каримович, – никто ничего не должен ни тебе, ни банку. А ты должен разъяснять, следить, чтобы все было в рамках закона, до самой последней цифры! Если хочешь, чтобы они взяли кредиты, убеди их в том, что им это выгодно.
Сабир Каримович сам все разъяснил. Рассказал о плюсах и минусах, и о свободе принятия решения. Он видел по лицам людей, что это для них важнее всего – свобода! Каждый человек чувствует себя уважаемым, когда у него есть свобода действий, и особенно в финансовых отношениях.
Уже в доме Умид-ака они продолжили разговор.
– У вас сын есть, вдвоем справитесь, – Сабир Каримович не убеждал, а вроде как рассуждал, советовал, – купите несколько верблюдов. Много не надо! Все равно чужих пасете, и свои будут рядом. Приплод продадите, шерсть верблюжья востребована, из нее одеяла шьют, матрасы, сам покупал в Ташкенте. Из молока что-то можно делать. Ну, это не сразу. Но подумать можно. Главное, где сбывать. Я вам все расписал по финансам. А о возможностях сами подумайте – это вам виднее. В наше время без бизнеса, хоть самого маленького, нормально не проживешь. Вы сами привыкли к простой жизни. Вам пустыня, уединение лучше, чем беспокойство о заработке, но Ухтаму надо семью поднимать. Мало ли, детям какая помощь будет нужна. Сами знаете, без денег трудно.
Умид-ака соглашался, но видно было, что не готов еще брать в долг. Пусть потом с сыном поговорят. Это дело личное. А разговор дальше потек другим ручейком.
– Как вы там? Еще не соскучились по людям, по семье?
Сабир Каримович и сам задумался. Вот сидит он сейчас в доме, с человеком, с которым ему легко и хорошо на душе. А там он один. Уже все передумал, что мог. Почти все книги перечитал, которые привез. Что дальше? На Ухтама поглядывает, а видит своего сына. Прав Умид-ака – соскучился он. И вдруг осознал, что он уже свободен. Он поступил так, как хотел. Совершил такой шаг в жизни, на который не каждый способен. А он сделал его! Но жить одному не интересно. Даже поделиться не с кем восторгом от красоты заката, или наблюдениями о черепахе, которая готовится к спячке. Человеку необходимо общение! И уважение! А как почувствовать себя уважаемым? Только с людьми! Помог он советом – и люди уважают его за это. И ему приятно. А то ведь думали о нем, кто что хотел. А теперь он уедет отсюда уважаемым человеком, а не странным – человеком, который сам не знает, чего хочет, как многие подумали, наверное, и так и запомнили бы его как человека, который с жиру бесится.
– Соскучился! – Сабир Каримович улыбнулся пастуху. – Вам спасибо! Многому меня научили.
Умид-ака довольно крякнул. Хороший человек! Достоин уважения! Ни на что не посмотрел – ни на молву, ни на заработки – решил понять, что есть его жизнь, и все сделал, чтобы в ней разобраться. Хорошо, что так. Хорошо, когда человек задумывается о своей жизни, ищет ее смысл.
– Домой поедешь?
Сабир Каримович не решил еще. Что-то держало его здесь. Видимо, не все еще обдумал.
– Погожу пока. Вернусь в пустыню. Позволь у тебя в доме пожить. А то я уже страху натерпелся в своей палатке! То шакал придет, то пауки заползут.
Они рассмеялись. Да, брат, жизнь в пустыне – это не просто! А одному и подавно!
Окончание чилли Сабир Каримович почувствовал с самого утра. Он даже не сомневался, что этот день – и есть день поворота от лета к осени: всегда горячий, в этот день подул свежий ветер. Облака поплыли над пустыней, разукрасив ее тенями, похожими на огромные плюхи. Но не хватало влаги. Ветер срывал с барханов песок, поднимал пыль воронками и развлекался, катая туда-сюда сухие кусты перекати-поля.
Сабир Каримович никуда не пошел. Только вышел умыться, и то глаза засыпало песком. Лучше в доме пересидеть. Книжку дочитать. И как хорошо, что перебрался в дом Умид-ака! Сидел бы в своей палатке, переживал, как бы не занесло песком, как бы с места не сорвало…
Но чтение не шло. Сабир Каримович ловил себя на том, что не помнит, о чем только что прочитал, листает страницы, а думает о своем. Вспомнил старых друзей, к кому обратиться за помощью с работой. Подумал о доме, как там жена, справляется? Виноград уже созрел, как бы птицы не поклевали. Фасад обновить надо. Еще зимой думал бригаду нанять…
Что это? Все мысли о доме! Не осталось других – тех философских мыслей, которые не давали покоя, пока сюда не приехал? Неужели, все передумал?..
Сабир Каримович отложил книгу. Видать, время пришло возвращаться домой. По дочке соскучился, по ее ясным глазкам, по торопливым рассказам о каждом дне. По жене соскучился. Посидеть бы рядком на диване у телевизора. Да и что там в мире делается? Как далеки от него стали все мировые проблемы! Украина, Сирия, Россия, НАТО… У нас все спокойно. Живем тихо, ни с кем не воюем. Люди работой заняты, детей растят. Что еще нужно?
А что-то нужно! Та самая свобода, которая у каждого человека разная, но ощущение которой ему необходимо, чтобы жить без беспокойства, без сомнений, что родился не зря, с уверенностью, что мир предназначен для тебя, а ты в нем не гость, а хозяин – хозяин своей судьбы, своей жизни, своих действий.
Сабир Каримович достал рюкзак, сумку. Упаковал свои вещи и сел у окна. Стихнет ветер – приедет Ухтам. И распрощается он с пустыней, с этим уютным глиняным домом, с одним из самых интересных эпизодов своей жизни. Только за палаткой надо сходить! Но это как буря уляжется. Дров поискать… а зачем? Вот ведь как получается: образ жизни влияет на мысли. За несколько месяцев у него успела выработаться необходимость действий, от которых зависит жизнь. Воды набрать, дрова найти, суп сварить, бороду подстричь… Да, надо бороду подстричь… так нет, побриться надо! Зачем борода в городе?..
Умид-ака не оказалось дома. Увел верблюдов на водопой. Хорошо, если за день обернется. Ухтам тоже торопился по делам. Сабир Каримович остался в его доме. Зарядил мобильник. Позвонил сыну.
– Приезжай за мной.
Короткая фраза прозвучало обыденно. Сын, похоже, уже привык, что отца нет дома, кажется, только удивился неожиданному звонку.
– Отец, я в командировке. Вернусь через неделю. Но мама поехала к тебе.
– Мама? Зачем?
Досада взяла. Этого еще не хватало!
– Она с медгруппой. Помнишь, от тебя приехали, девочку привезли.
– Ну? С ней все в порядке?
– Да, уже в порядке. Долго лечили. Мама организовала группу медиков, едут в этот район обследовать других детей. Ты выбирайся из своего заточения, встреть их. Найдется тебе место в машине.
Вот как – найдется ему место! Но какова Сайера! Муж гордился женой. Она и врач хороший, и человек. Молодец! Районную больницу надо проверить, как лечат, что дети так болеют? Но они не на один день приедут… день в больнице, день в кишлаке, а то и по другим кишлакам поедут…
Сабир Каримович ощущал все больше беспокойства. Рано он сорвался с места. Надо было там подождать. Но откуда он знал, что все так сложится?!
Запылившийся микроавтобус с красным полумесяцем остановился у махаллинского комитета. Главный врач районной больницы приехал на своей машине. Сайера ехала с ним. Прием детей устроили в здании махалли. Сабир Каримович ждал жену внутри.
– Здравствуй, дорогая! – встретились сдержанно, но Сабир Каримович обрадовался. В белом халате, в чепце, жена выглядела строго. Хоть усталость сквозила в ее лице, все же она была красива, почти как в молодости!
– Закончилась твоя ссылка? – смешинки в глазах выдавали ее настроение. – А то я психиатра привезла.
Насмехается? Сабир Каримович хотел было разгневаться, но самому смешно стало.
– Пусть лучше их посмотрит, – кивнул на местных медиков, старательно готовивших большую комнату к приему детей.
Сайера вздохнула. Веселье как рукой сняло.
– Да уж, им не психиатр нужен… смена нужна, засиделись на своих местах, забыли о врачебном долге. Молодых надо ставить, которые хотят работать.
Муж согласно кивнул.
– Ну, работайте! Иди, тебя ждут, начальник десанта! – он подмигнул. – Я здесь буду. Позвонишь, как освободишься.
Сабир Каримович вышел на улицу. Жарко. Постоял под навесом. Со всех домов к зданию махалли потянулись женщины с детьми. Кого несли на руках, кто сам шел. На детях были новые вещи. Стараются матери, хотят, чтобы приезжие видели, как они заботятся о своих детях. И малыши рады. Хвастаются цветными носочками, майками с яркими надписями, кепками.
– Ота, Ассалом Аллейкум! – учтивый голос раздался за спиной.
Тот самый парень с дочкой! И жена рядом. Девочка смущается, прячется за отцом.
– О! Ваалейкум Ассалом! Поправилась? – Сабир Каримович погладил девочку по спинке.
– Пусть Всевышний будет к Вам справедлив, здоровья вашей семье, вашей жене, вашим детям! – молодой отец благодарил с особым почтением в голосе.
Сабир Каримович выслушал его с уважением. Это не было обычным приветствием, как принято у народа, это была особая, искренняя благодарность. И он почувствовал удовлетворение от того, что в судьбе этой семьи он сыграл хорошую роль, помог советом – всего лишь! – а вернул радость и ребенку, и родителям. И чуть святым не стал!
Настроение улучшилось. Пока Сайера ведет прием, он с людьми пообщается. А там и день пролетит!
Домой они приехали ночью. Всю дорогу Сабир Каримович думал о людях, с которыми его свела жизнь. Разные люди бывают на земле, но хороших больше! Или ему так повезло?.. Умид-ака, Ухтам, их соседи – все они стали ему родными, и он знал, что еще вернется к ним, навестить, поговорить о жизни. А пока он вернулся домой! И завтра – нет, уже сейчас! – начался новый этап его жизни. Он обрел ту свободу, о которой мечтал. Он разобрался в себе, в своих желаниях, понял, как жить дальше. И понял главное – человек может быть свободен всегда и везде, если только сам хочет этого. Кому-то надо стать отшельником хоть на несколько месяцев, чтобы понять это, а кому-то и всей жизни не хватит.
– Все, нагулялся? – жена испытующе посмотрела на него, когда он с удовольствием развалился в кресле перед телевизором, потягивая ароматный чай из пиалы.
Сабир Каримович вздохнул.
– Не гулял я, просто жил там.
– А с работой что?
– Не волнуйся, найду другую работу. Не на твоей же шее сидеть!
– А-а! Хорошо, ищи! Дочка беременна, сам понимаешь, сколько денег надо…
Хорошая весть! Новая жизнь в их семье – это счастье! А деньги он заработает.
Чудной человек!
Меж тем как век – невечный – мечется
И знаньями кичится век,
В неисчислимом человечестве
Большая редкость – Человек.
Игорь Северянин
Утро выдалось мрачное. Прямо над головой висели тучи, готовые вот-вот разродиться дождем. Федор прибавил шагу.
«Как бы успеть глянуть на поле да землицы натаскать к огороду», – беспокоился он, поглядывая на небо.
Рядом притормозил старый «ЛАЗ». Передняя дверь, сложившись гармошкой, съехала в сторону. Из автобуса выглянула кондукторша Нюрка – крупная баба, пышнотелая. Кондукторская сумка висела у нее разве что не под мышкой, наискось лямкой оградив друг от друга необъятные груди.
– Дядь Федь, залазь!
– А вы куда направляетесь?
– Тю! А то ты не знаешь?! На семнадцатую!
– А! Тогда по пути, благодарствую!
Федор хитро́ подмигнул, улыбаясь.
– Вечно вы со своими шуточками, – Нюрка тоже улыбнулась и поторопила, прижимаясь поясницей к поручню: – Давайте ужо, проходите.
Федор протиснулся бочком, больше наигранно, чем на самом деле.
– Мимо тебя пройдешь!
По салону автобуса прокатился смешок.
– А ну тебя, – Нюрка повернулась задом, нарочито внимательно вглядываясь в лобовое окно.
Проехав лесок, автобус выкатился на широкую площадку перед чулочной фабрикой. Пассажиры, кто, перекидываясь шуточками, кто, молча, высыпали из автобуса и разошлись кому куда. Женщины гуськом поспешили на фабрику, пожилая пара с авоськами свернула на улочку, уходящую двумя разбитыми колеями к поселку.
Поселок – это громко сказано, так, с десяток домов да большой туалет на лобном месте. Дома старые – одна-две комнаты и сени, – такие же старые, как и жильцы – некогда все шахтеры, а теперь – пенсионеры, доживающие свой век в старых халупах. Пока шахта работала, жизнь в поселке не сказать, чтобы кипела, но чувствовалась, а теперь… молодежь разъехалась, старые люди остались. Занимались своим хозяйством да промышляли в лесочке то грибами, то ягодами. Фабрику построили, чтоб молодежь удержать, а как разъехались пришлось администрации района автобус пустить от города, чтоб работников на фабрику возить.
Федор Кириллович – отставной офицер, педагог по второму образованию – как ушел на пенсию, так и ходил сюда каждый день словно на работу. В поселке жили его родители: отец Кирилл, и мать Полина. Старые уже, почитай к восьмидесяти возраст подошел, но неугомонные, подвижные, в них и Федор: ни дня не мог просидеть без дела. Да что там ни дня – ни часу!
Жил Федор Кириллович с женой Раисой в городском доме со всеми удобствами неподалеку, в поселке городского типа с завораживающим названием «Снежное». А на Семнадцатой (так называли село, по номеру шахты) с отцом хозяйствовал. Коз пас, коих у них было двадцать семь штук, готовил для них силос на зиму да и вообще по хозяйству родителям помогал. А на днях затеял Федор разбить огород на терриконе, что от старой выработки остался и теперь возвышался остроконечной горой неподалеку от фабрики.
Федор долго приглядывался к месту. Почва там никакая. Нет ее! Только остатки выработанной породы – камни попросту! – что на них вырастишь?.. Но рядом ручей бежит, опять же, камни разгрести можно, клумбу для клубнички соорудить, какую в журнале «Наш огород» видел. Очень понравилась Федору Кирилловичу идея! Клумба пирамидой устроена, с ярусами. Ярусы землей наполнены. И сажай что хочешь! Земли натаскать не проблема: в лесочке рядом землица хорошая, с перегноем, и за лесом, в поле, где топинамбур посадил – чернозем. Только далековато…
Федор, прежде чем к родителям идти, к будущему огороду свернул. Вчера разгреб площадку у ручья, прикинул планировку всего огорода – тут огурчиков пару грядок, тут помидорчики, синенькие, болгарский, рядом укроп, там хрен можно посадить. Рае, опять же помощь, не с базара, а прямо с грядки – бери, закатывай! И деревце хилое поднять можно – абрикосовое…
– Ты, че, Федь, тут второй день высматриваешь? Нашел чего али как? – сосед Василий поднялся с лавки у автобусной остановки и подошел, интересуясь.
– Да тут, понимаешь, какое дело, – Федор достал несколько камней, оставленных вчера на расчищенной площадке, кинул их в кучу, – земля простаивает…
– Да где ж земля?.. Шлак, мусор от шахты…
– Э-э, Василий, захламили землю, и что ж теперь, пусть так и остается? Нет, не гоже так! Камни убрать можно, землицы подсыпать…
– А-а, ну-ну, убирай, коли делать нечего! – усмехаясь, протянул сосед.
– Уберу, не сомневайся!
– Убирай, убирай, а мы посмотрим!
Федор тоже ухмыльнулся.
– Глазами дел не сделаешь, тут руки приложить надо.
Василий отмахнулся и вернулся на свое любимое место. Но недолго посидел. Первые капли упали на землю. Влажные плюхи яркими черными пятнами расползлись по сухой породе. Они бы высохли на теплых камнях, но капли объединились в струи; дождь забарабанил по мостовой. Василий быстренько убежал, а Федор еще раз окинул взглядом огород и, подняв воротник пиджака, поспешил в родительский дом.
День за днем Федор расчищал место под огород, расчищенное засыпал землей, грядки наладил, с Раей уже рассаду высадили. Пришлось и ограду мастерить, не то коровы, приметив зелень, все вытопчут, пожуют. Люди сначала посмеивались над «горе-огородником», подшучивали, а как абрикосовое деревце зацвело, поднялась рассада, да посреди огорода выросла клумба, языки прикусили и уже с завистью стали посматривать на бывшую свалку у подножия старого террикона.
– Настырный ты, дядь Федь, – глядя, как в распахнутой рубахе, подтянутый, на зависть своим одногодкам, тащит Федор два ведра земли из леса, заметила знакомая девушка Миланя, возвращаясь с фабрики.
– Так, упорство и труд все перетрут! – широко улыбаясь, ответил Федор. – Слыхала?
Миланя кивнула.
– Подь сюды, я тебе вот клумбу свою покажу.
Федор высыпал землю, утер взмокший лоб.
– А я автобус жду… – Миланя оглянулась на дорогу.
– Все равно, его пока нет, иди посмотри.
– Чудно́, – Миланя обошла клумбу, – и что посадил, дядь Федь, никак клубнику?
– Клубнику! Как вырастит, приходи с мальцом, угощу!
– Спасибо на добром слове! А что, молоко продаете от коз-то?
– Продаем, это к Рае, ты к ней зайди… Ване что ли?
– Ага, болеет что-то часто, говорят, козье молоко лечебное.
– Верно говорят, ты заходи, я Рае сегодня скажу, приготовит.
– Спасибо, дядя Федя, ну я пошла, автобус вон.
– Иди, Миланя, иди…
К середине лета поспели у Федора на огороде и огурцы, и помидоры. Абрикосов набрали с полведра, ягоды клубники разных сортов гроздьями свешивались с ярусов, алея в зелени листьев, как цветы. Федор охотно делился с соседями опытом, угощал ребятишек. Рая уже сама управлялась на огороде, пока муж пас коз или укладывал длинные стебли топинамбура в силосную яму.
Большое хозяйство требовало немалого труда, но и награда за него была щедрая. Рая баллон за баллоном ставила в кладовку маринованные огурцы и помидоры, варила баклажанную икру, молоко козье заквашивала – и себе в удовольствие, и на продажу.
В загоне у родителей подрастал хряк – годовалый боров, как верный пес, любивший хозяина. Федор брал его с собой на выпас вместе с козами. Те разбегутся по лесочку, жуют траву на полянках, а Борька – так звал Федор хряка – рядом идет с ним по тропе, голову держит гордо, по сторонам посматривает. Федор присядет где на поваленное бревно, Борька рядом корешки выкапывает: пятачок в земле, глазенки маленькие по сторонам зыркают, похрюкивает, довольный.
Федор его подзовет, погладит по белесой морде, жалеет:
– Эх, Борька, и как же нам с тобой быть? Сала вон сколько нарастил, к зиме резать надо… А как мне тебя резать, а, Борька?
Тот хрюкнет в ответ и снова за корешки.
– То-то же! А ведь придется…
Миланя с сыном в лесу прогуливалась. Увидела Федора, подошла.
– Дядь Федь, а ведь жалко Борьку? Неужто и впрямь зарежете?
– Зарежу, Миланя. Жалко, как не жалко?! Тоже привык, привязался к нему. Но от всех польза должна быть. От свиньи, от человека, само собой, от собаки. Вон, смотри, как Букет старается! Не важно, что породой не вышел, ростом мал, а за козами смотрит, отрабатывает свою похлебку.
Букет – маленький гладкошерстный песик каштанового цвета, с белыми ушками и таким же белым пятном вокруг хвоста, загнутого к спине, – понимая, что о нем речь, вытянулся, прислушиваясь, гавкнул погромче, глядя на хозяина, будто подтверждая: «Таков я, бдительность не теряю, стерегу добро хозяйское!»
Миланя присела рядом, сынишка – мальчонка лет четырех, кудрявый, светлый, как солнышко – с интересом наблюдал за Борькой.
– Дядь Федь, вот, сколько вас знаю, всегда вы что-то делаете, ни разу не видела, чтобы вы, как мой папаня, на лавочке сидели…
– А сколько ты меня знаешь? – как всегда шутливо переспросил Федор.
– Да всю жизнь!
– О как! Тогда много!
Миланя заулыбалась.
– А сидеть… вот тут посидеть можно, если устал. Вроде как и отдыхаешь, и делом занят.
– Не, серьезно, дядь Федь, у вас и козы, и Борька, и огород…
Федор брови свел и пальцы загибает.
– Ну, чего замолчала, что у нас еще?
– Вас кулаками зовут, знаете?
Федор руки опустил, вздохнул.
– Так мы и есть кулаки, потомственные!
– Вы все шутите…
– Да не шучу! Отца моего раскулачивали. У нас и трактор был, и батраков нанимали – всем работы хватало. Потом все отобрали, отправили в Казахстан. Там мы снова хозяйство подняли. У отца нас пятеро сыновей было и дочка одна. Рук хватало! Как зажили лучше других, нас опять раскулачили и назад на Украину вернули. Вот теперь не знаю, как огород поспеет, куда нас опять отправят, – Федор снова улыбнулся.
– Да никуда! Уже давно никого не раскулачивают! – Миланя отмахнулась, не понимая, шутит дядька или серьезно. – Чудной вы, ну, не такой, как все. Я понять хочу. У меня вон Ванька растет, безотцовщина… Вырастет, как жить будет?..
Федор посмотрел на мальчонку. Тот гриб нашел, Борьке протягивает.
– А как воспитаешь, так и будет жить! Но, Миланя, скажу тебе: отец парню нужен. Пример ему мужской нужен, чтобы было на кого равняться…
– Равняться! – Миланя взяла сына за руку, отвела от хряка. – Да вы Сашку видели? Не хуже моего папани: что ни день, с утра готовый! Лучше никакой отец, чем такой пример!
– Эх, молодежь! Так что ж ты с таким связалась? Эх, девка…
Миланя потупилась.
– Да ладно, чего уж теперь, расти, воспитывай. А раз интерес такой есть, я тебе вот что скажу. Каждый человек делом должен заниматься. Нет дела – пропал человек, бесполезным стал обществу.
– А дело, где его искать?
– Везде! Вот ты говоришь, я всю жизнь что-то делаю. Так оно и есть. Служил в армии – курсантов воспитывал, демобилизовался, пошел учиться на гражданскую профессию, стал педагогом, детей в школе учил. На пенсию ушел, хозяйством занялся. Опять же, родители старые, им помощь нужна. Огород… Так кто мешает другим огороды городить?! Таких мест, как мой террикон, в округе полно – только потрудиться надо, чтобы земля к тебе с благодарностью, нате вам, получите за свой труд, что заслужили!
Миланя слушала внимательно. Видно, не праздно спросила, на самом деле задумалась, как сына не пьяницей и пустым человеком вырастить, а настоящим мужиком, опорой себе на будущее, таким, как дядя Федор…
…День склонился к вечеру, в лесу потемнело. Федор поднялся, пошел коз собирать. Борька сразу к нему, идет важно, на Букета свысока поглядывает. Миланя сыну сидеть на месте наказала, тоже пошла дядьке помогать. В поселок все вместе вернулись. Распрощались.
Уходя, Миланя на дядьку оглянулась. Как ни старалась, до конца не поняла, как жить правильно, а слова его в сердце запали: «Польза от человека должна быть обществу!»
– А какая польза обществу от того огорода?.. Чудной человек!