Наедине с Россией

Дело шло к закату. Но у нас пока не ловилось. У наших соседей, кажется, тоже.

У меня обычно при таком исходе дела терпения хватает ненадолго, и я начинаю скучать. Накидавшись досыта, насидевшись, настоявшись, я решила сходить к соседкам, узнать, как у них дела… Обычно я это никогда не делаю, а тут почему–то пошла.

Женщины ждали клёва и присели на камни перекусить. У них тоже не ловилось, оказывается. Я уже хотела вернуться, но тут одна из женщин узнала меня.

– Слышу,– говорит,– голос знакомый…

Мы разговорились. О том о сём.

Видно, вторая рыбачка не сразу догадалась, кого узнала её подруга, вступила в наш разговор позже.

– А, так это вы вчера в Якшино купили два ведра морошки?

– Да-а! А как вы об этом узнали?

– По телефону! С одной из этих женщин разговаривали, вот она и рассказала про вас…

Действительно, всё так просто! Ну и что, что Бугаево отсюда почти за 100 километров… в Усть-Цильме уже наслышаны о городских рыбачках… «Цивилизация!» – как говаривала мама Тани Васильевой.

* * *

В Усть-Цильму, я уже писала, летела на Ан-24, а вот в обратную дорогу я решила отправиться на машине. Уж больно живо описывали свой путь в Усть-Цильму Люба с Виталием Филипповичем. Кроме того, я уже наслышана была, какие приходится преодолевать на этом пути испытания тем, кто рискует отправиться на машине. Летом! Не зимой… По зимнику (если не забудут пройтись грейдером) можно как по асфальту прокатиться. А вот с весны до осени, особенно после дождей, дорога превращается в сплошное месиво глины, попробуй нащупай, где проехали до тебя…

Нам, можно сказать, крупно повезло, в первую очередь с погодой. Дождей, видимо, в здешних местах в последнее время не было, ехали без особых приключений.

Где–то дорога превращалась в «стиральную доску», с той лишь разницей, что «валы» поднимались куда выше, чем «лежачие полицейские» на городском асфальте, так нелюбимые автовладельцами… Наш «кореец» довольно легко преодолевал их, вскарабкиваясь наверх и ныряя вниз…

Где–то дорога чётко делилась на две половины: на более проходимую и совсем не проходимую… Можно было представить, как здесь чешут репу горе-водители, когда всё заливает дождями. Что там, под водой, поди разберись. Залезет какая–нибудь «Лада» с той стороны, где нынче сухие полуметровой глубины траншеи, и каюк будет «Ладе»… И даже не каждый грузовик проползёт, наверное…

«Серпантин», «Мёртвая колея», «Направление» – какие только названия не дают водители этой дороге Ухта – Усть-Цильма, вся длина которой около четырёхсот километров. Но самые «весёлые» из них – семьдесят три километра, между Ухтой и Малой Перой, конечно…

Но, я уже говорила, нам повезло. И мы «допрыгали» до Ухты без осложнений. Только однажды наш джип побуксовал в песке. Но «кореец» довольно легко справился и с этим участком…

Слава богу!.. И слава нашему водителю, Виталию Филипповичу!

Мне можно было и обратно в Сыктывкар улететь на самолёте, но благодаря чувству солидарности, с одной стороны, и любопытству (наверное, журналистскому), с другой, я преодолевала трассу Усть-Цильма – Ухта вместе с друзьями… И не жалею. Тем более что проехали мы все четыреста километров (и даже семьдесят км «мёртвой петли») без особых приключений… Зато теперь я знаю, что такое наш знаменитый уже на всю Россию «серпантин от Малой Перы до Ухты»…

Кстати, перед самой Ухтой несколько километров такой проложили асфальт, какой я и не припомню, где видела в последний раз. Чёрный, чуть не до зеркального блеска, ровный–ровный… Просто автобан! У «корейца», после четырёхсот километров «сафари», на этом асфальте, кажется, крылья появились, он почти летел… ведь могут же, если захотят, и наши хорошие дороги строить… Жаль, что только несколько километров продолжался этот праздник…

2011 г.

Записки о чёрной бане

По поверьям, наши предки считали баню особенным местом – якобы там сходились два мира: этот и потусторонний. Поэтому в бане не только парились, но и рожали детей и лечились от разных болезней и т.п.

Я сама помню из детства, как меня, ещё маленькую, тётя Мария ставила под матицу и выжимала над моей головой мою рубашку, приговаривая что-то при этом… Чтобы не болела…

К сожалению, я не запомнила, что конкретно она говорила при этом. Уже гораздо позже прочитала у Ирины Ильиной некоторые заговоры, которые я бы, скорее, назвала народными молитвами.

Обычно детей в бане парили бабушки. Каждая – кладезь таких заговоров. Самый, пожа-луй, по–моему, замечательный заговор я впервые прочитала в антологии коми поэзии. Приведу только подстрочный перевод: «Будь чистым, как рябина, цвети, как купальница, ширься, как берёзовый лист… Пусть белым станет тело твоё, пусть светлой станет кровь твоя… Ножки, ножки, бегайте, книзу корни пустите, кверху листья распушите… Чесотку – свиньям, кашель – овцам, болезни – медведям…» И т.д. Поверьте, по–коми это звучит как самое что ни на есть высокохудожественное поэтическое произведение. И таких примеров множество!

Строили у нас бани прежде из нескольких видов деревьев. Фундамент – из лиственницы, стены – из ели, а уж скамейки, полки – из не очень смолистого материала…

Почему лиственница – понятно. Она не гниёт. А вот ель – для лёгкого духа! У неё запах замечательно -вкусный, а может, правильнее будет сказать – здоровый?

К сожалению, нынче уже, наверное, мало кто строит бани по старинной технологии, а жаль…

* * *

Где-то в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов прошлого столетия мы с друзьями–коллегами купили дом в селе Иб (точнее, взяли в аренду). И баню в придачу… Она стояла чуть в стороне, маленькая, неказистая, одним боком уже немножко ушедшая в землю… А внутри и вовсе был полный раздрай! Печка-каменка разрушена, котла не было, полки тоже кто-то растащил… Но тем не менее мы решили баню привести в порядок, а то живём в деревне (жили, правда, только по выходным…), а попариться и негде.

И ведь мы, три женщины! – Марина Филатова, сестра Клары Пыстиной, Нина, и я – за пару дней нашу баньку довели-таки до ума!.. И затопили (кстати, и котёл нам удалось приобрести где-то!..). Я росла в деревне, но никогда до этого чёрную баню не топила…

Дым спустился чуть ли не до полу – сизый, густой, едкий… Чтобы подбросить дрова в каменку, надо было буквально ложиться на живот и подползать к печке…

Через несколько часов от дыма ничего не осталось и мы рискнули пойти попариться… И ведь никто не угорел! Камни в печке были горячие, и мы, подкидывая на них воду, вдоволь нахлестались свежими берёзовыми вениками. Какая же это когда-то была баня, если даже после стольких лет смогла несказанно порадовать нас вкусным сухим жаром!.. Уж точно её строили по старинке ещё…

Разморённые, сколько раз мы тогда (и после!..) выходили в сени, где на полках устроили лежанки, и сквозь огромные щели любовались открывающимися в них далями: пейзаж был потрясающий – зелёные гороховые поля, холмы за дорогой, деревянная часовня на одном из холмов…

Столько лет прошло, а душа и сегодня отзывается на ту красоту.

* * *

Где впервые появилась баня в том виде, какой дошла до нас, спорить можно долго. Ясно одно, что где-то на Севере, там, где хо-олодно…

Ведь как же приятно после мороза отходить на горячих деревянных полках! Или, помахав горячим берёзовым веником, выбежать на снег и, окунувшись в мягкий сугроб, снова забраться на полки… Это кто сможет, конечно.

У нас часто шутят, что сауна – это коми слово. «Са» – сажа, «уна» – много. А что представляет собою чёрная банька? Это небольшое деревянное строение с печкой–каменкой. Без трубы. Дым заполнял всё пространство парилки от потолка и почти до самого пола, потому что выход был один – через небольшое отверстие прямо в стене, даже не на крыше… Поэтому стены в бане изнутри всегда были чёрные, в саже.

Нынешние сауны большие, совсем небольшие, с бассейном, без бассейна… Каких только не понастроили, даже можно сауну купить в готовом виде и устроить в квартире. У моих соседей есть. Но я к сауне отношусь, мягко говоря, прохладно. Хотя и с удовольствием составлю компанию, если пригласят…

Но одна сауна оставила–таки след в моей душе.

Была зима 2000 года.

Я по дурости согласилась баллотироваться кандидатом в депутаты в Государственный Совет нашей республики (чуть раньше хватило ума отказаться от предложения пойти в Госдуму! – а тут…).

Проехав едва не весь Княжпогостский район, я почти на две недели застряла на родной Удоре. Ездила по посёлкам, встречалась с людьми, когда где, чаще в холоднющих клубах… И возвращалась в гостиницу просто никакая. Спасибо Нине Николаевне, хозяйке гостиницы, – к моему приходу она готовила сауну, и я забиралась на самую верхнюю полку и постепенно оттаивала… Приходила в себя. И ведь даже не заболела.

Так что сауна, конечно, тоже хорошая придумка, но настоящая чёрная баня, где действительно «много сажи» (са-уна), – всё равно лучше!

* * *

В какой бане парили меня в детстве? Наверное, тоже в чёрной?.. Родители рассказывали, что, маленькая, я в бане всегда спала. Когда я услышала об этом в первый раз, я всерьёз всполошилась: спала?! А может, мне плохо было? А может, я без сознания лежала? А вы даже не знали, что чуть не потеряли меня…

Родители в ответ только посмеялись.

Но как бы там ни было, став постарше, годам так к пяти, я невзлюбила баню. И связывала это именно с тем, что родные, наверное, «перепарили» меня в младенчестве. И теперь каждый поход в баню сопровождался всяческими моими отговорками. Но идти всё равно приходилось, и в самой бане начинался второй раунд моего сопротивления попыткам старших затолкать меня на полку. Родители не хотели верить, что мне действительно нехорошо становится в жаре, думали, мне просто лень париться. Но однажды после бани я грохнулась без сознания, не дойдя до дома, и после этого мне удалось значительно сократить своё пребывание в бане…

И так продолжалось довольно долго.

* * *

Наверное, с баней меня окончательно примирила та же необходимость, которая и заста-вила наших пращуров придумать её…

С шестого класса каждое лето, вплоть до окончания средней школы, мы работали на сенокосе. И было это не под боком родительского дома, а за двадцать километров по речке Мыдмöс, на сенокосных угодьях колхоза им. Сталина… Жили мы своей бригадой, почти десять человек взрослых и детей, в лесной избушке, которая больше смахивала на деревенскую баньку. У иных хозяев нынче бани куда круче, чем была наша изба в местечке Шунъёльдiн… Но как-то мы умудрялись помещаться в ней всей бригадой.

Кушать готовили в «коле», в предбаннике. Там и костёр разводили (благо кругом зияли дыры и было куда дыму деваться). Там же стоял длинный стол из рубленых брёвен и такие же скамейки. За этим столом мы задерживались только перед сном – но и тогда особенно не засидишься, утром разбудят ни свет ни заря, выспаться бы…

Спали в избе. Кто на лавках вдоль стен, кто на полу. С собой привозили чехлы от матрасов, набивали их сухим сеном (по-моему, осокой – она и сохнет быстрее, и не сваливается; но первую ночь приходилось крутиться на голых досках…). И ничего, что спали на сеном набитых матрасах, – спали как убитые… Пока нас не будил зычный голос нашего бригадира, дяди Вани, Ивана Фёдоровича Павлова.

Завтракали. Косили, пока роса. Переворачивали скошенное накануне, готовили обед, кушали, снова шли на луга – сгребали высохшее сено, копнили, копны таскали к стогам, стоговали, шли к избе, готовили ужин, ужинали и на боковую… До нового восхода солнца…

Через дня три-четыре все разговоры невольно сводились к… бане! Несмотря на ежедневные купания, без бани на сенокосе не обойтись.

Всё своё кунды-мунды выносили из избы в «колу» и топили печь-каменку. В этой груде камней всегда есть место, куда можно подкла-дывать дрова. А топится она и впрямь как печка. По-чёрному. Настоящая чёрная баня и получается…

Конечно, с горячей водой у нас было посложнее. Поскольку берег высокий, из реки не натаскаешься. Да и заливать избу тоже не хотелось. Нам в ней после бани спать укладывать-ся… Поэтому у нас в бане в Шунъёльдiне главная задача была попариться, похлестать искусанные комарами и оводами места берёзовым веником, а уж смывать всё, что не смыли, – в реку!

И вот первая партия (мужская) попарилась и уже бултыхается в Мыдмöсе. А потом и наша очередь (девчоночья) настаёт. Римма, тётя Дуня или тётя Глаша (кто приехал на вахту) и я долго и нещадно бьём себя вениками, смываем остатками горячей воды грязь и пот и тоже спешим к реке – она уже ждёт нас, голубушка…

И тут начинается вторая часть удовольствия – после банного… Голышом ты входишь в речные струи и замираешь от неземного восторга.

Сколько буду жить, столько буду снова и снова переживать эти фантастические ощущения совершенно счастливого человека…

* * *

И ещё одна баня, тоже по-своему фантастическая, была в моей жизни. На этот раз – на Выми.

В походах обычно как водные процедуры принимаешь? – девчонки бегут налево, мальчики – направо. Разделись догола и бултых в воду. И хорошо, если вода не ледяная, а то ведь наши северные реки без подогрева…

На Вымь мы отправились с туристами из Княжпогоста, т.е. Емвы – как теперь называется этот посёлок или город?

Учителя из Княжпогоста и Тракта, один парень с механического завода, один старшеклассник и двое туристов из Сыктывкара.

Через дня три-четыре, я слышу, мои спутники решили истопить баню. Как? Где? Никакой бани я пока нигде не видела. В избе, что ли, в которой переночевали?

Оказалось, нет. Бывалые ребята–туристы прихватили с собой специальную «банную» палатку!

Сначала мы всей компанией таскали в одну кучу речные камни разной величины. Затем из них мужчины сложили нечто вроде печки-каменки и затопили… Довольно долго топили, прокаливали камни. А ведь ещё и воды надо было нагреть. Нагрели и воду. И затем раскинули над печкой–каменкой «банную» палатку с большой круглой дырой, специально проделанной в середине палатки. И стали ждать, когда воздух внутри палатки нагреется от раскалённых камней. И дождались! И попарились на славу! Хватило и на мужчин, и на женщин. И опять же с пылу с жару прыгали, разгорячённые, в воду и назад в палатку, к печке… Опять хлестали вениками по распухшим от укусов мошкары рукам… И опять – в воду…

Незабываемые ощущения из детства вернулись ко мне, словно и не было позади долгих–коротких тридцати лет (или больше?!).

Господи! Хорошо-то как… Сказала и вспомнила ещё одну баню – баню в верховьях Печоры, на последнем кордоне, куда мы приплыли однажды на трёх лодках. Нас с Мариной Филатовой вёз Аслан, добрый человек из Якши… И всё посмеивался, когда мы, оглядывая открывающиеся вокруг просторы, почти постанывая, непрестанно повторяли: «Хорошо-то как, Господи…» Посмеивался, потому что знал анекдот, который заканчивался этими словами. А мы не знали! И всю дорогу только и твердили: «Хорошо-то как, Господи!»

Ну если и вправду было хорошо? И на Печоре, и на Выми, и на Мыдмöсе…

* * *

В первый раз мы прилетели на это уральское озеро золотой осенью. Вертолёт сделал круг над озером (на самом деле их, оказывается, было два озера, соединённых неширокой перемычкой…) и приземлился на деревянный помост прямо посередине открытого болотца… Лето было жаркое, и мы без труда добрались до избушки – мох был высокий, но сухой. Изба была срублена недалеко от озера, и из окна открывался вид, который и не художника привёл бы в трепет. С той стороны озера возвышалась небольшая пологая гора, вся в ослепительном осеннем убранстве… К тому же и день выдался солнечный, ясный. Наскоро позавтракав, мы полетели дальше, на речку.

И какая это была замечательная рыбалка! Я пристроилась напротив большого камня и старалась закидывать блесну выше и вести вокруг камня, и это срабатывало. Как только моя блесна оказывалась по течению прямо напротив валуна, хариус тут же хватал блесну, каждый раз заставляя вздрагивать моё сердце и биться чаще…

Наловившись, мы полетели обратно к избе, где нас уже ждала готовая банька.

Баня была, как все бани на Севере, с печкой–каменкой, жаркая, сухая. Хозяева приготовили вдоволь и горячей, и холодной воды. И конечно, берёзовые веники. В нашей довольно большой компании было три женщины – Люба Розе, Марина Филатова и я. Все заядлые рыбачки. И все заядлые банщицы. Правда, я уже не очень… Потому что не выдерживала долго париться, как мои друзья. Но какое это восхитительное ощущение! – после парилки, отхлеставшись берёзовым веником, вылить на себя ведро холодной воды. Особенно летом. Стоя на земле… И почти реально чувствовать, как ты прорастаешь в неё…

Мы в этой бане парились ещё пару раз зимой. Но уже не обливались. А самые смелые шли к озеру, где в прорубь была спущена деревянная лесенка, и окунались в ледяную купель! Все, кроме меня… Духу мне не хватило спуститься на дно озера… Даже не потому, думаю, что «мороз и солнце», а из–за какого–то необъяснимого страха: а вдруг там «хозяин» за ногу схватит?.. Наслушалась в детстве сказок, начиталась, вот и не купаюсь в озёрах. В речках – да! Сколько угодно! И в каком виде угодно – хоть совсем голышом. А вот в озёрах – нет.

Хотя несколько лет назад, в Эстонии, нас друзья повели на болота… по деревянным мосткам! Наверное, я так изумилась изобретательности эстонцев, что потеряла всякую осторожность. Они на болоте проложили такой своеобразный познавательный маршрут: ты идёшь по деревянным мосткам, тебе показывают всё, что растёт рядом и вдали, объясняют, более того, вместе с экскурсоводом туристы могут забираться на специальные вышки и с них обозревать окрестности (я поднималась, далеко видно)… Очень интересная получается экскурсия. Пока мы шли вглубь болот, встретили большую группу немецких туристов. Они уже возвращались назад. Очень довольные.

Мы дошли до места, где в болоте зияли два довольно больших озерка, а вокруг – те же мостки… Сайма, которая водила нас по этому необыкновенному маршруту, стала раздеваться:

– Айда, девки! Будем купаться!

Я не поверила, что она не шутит. Но вот уже Сайма спустилась с мостков в воду и поплыла! Тут что-то щёлкнуло внутри меня… И я тоже обнажилась и поплыла…

«Боже мой! – думаю я теперь. – Куда занесло?! Ведь наверняка в этих болотах и дна-то никакого нет…»

Потом мы выползли на берег, точнее на мох, этакий зелёный ковёр, и поблаженствовали от совершенно необъяснимого чувства – наверное, абсолютного слияния со всем окружающим нас болотным миром… Возлежали, издавая при этом нечто из самых своих глубинных глубин…

Наверняка немцев тоже искупали в этом болоте… уж больно у них были счастливые лица…

А вот в уральское чистейшее озеро (в прорубь! – после бани) я не рискнула спуститься…

Жаль, Саймы не было рядом, а то она такая «зажигалка», уговорила бы…

К Большому Камню

I

Раньше наши путешествия на Пижму, или Лупт, или Тобыш мы планировали загодя… Собирались, обсуждали, что брать с собой, выверяли маршрут и т.д. и т.п.

Эта поездка на Урал (Ыджыд Из – Большой Камень в переводе с коми языка) стала для меня совершенно неожиданной: договаривались с Любой Розе съездить на Мезень, а буквально за несколько дней до отъезда она предложила поехать на Щугор и я, конечно, сразу согласилась.

Щугор – это была моя давняя мечта! Вот как описывают эту реку в «Атласе Республики Коми» (Москва, изд-во «Дик», 2001 г.): «И без того стеснённая пойма реки прерывается живописными громадами известняковых пород Верхних и Средних Ворот Щугора. Величественные берега, часто переходящие в отвесные стены, пронизаны множеством гротов, пещер, ущелий. В одном из таких ущелий Верхних Ворот тугим потоком падает с головокружительной высоты щугорский водопад. На правом берегу возвышаются причудливые останцы – породы выветривания, напоминающие головы былинных богатырей…»

Вот куда стремилась моя душа на протяжении почти всей моей жизни. Но как-то так ни разу я и не попала на этот Щугор. Была на Кожыме, на Сыне, на Большом Патоке, на Вангыре, на Илыче, на Печоре, а вот на вожделенных щугорских Воротах – никогда… Но, увы, и на этот раз я туда не попала… Долго объяснять почему, да и не очень интересно. Зато Любе удалось договориться и получить разрешение побывать в верховьях Щугора – считай, на самом Урале, в Приполярье, за Пеленьерским перевалом (есть такая гора Пеленьер, думаю, искажённое от коми названия: или Пеля нюр – болото, которое слышит; или Пиля нюр – болото, названное в честь некоего Филиппа. Скорее всего!).

II

…Не заезжая в г. Вуктыл (раньше его называли столицей газовиков. «Вуктыл – не тыл, а передовая», – писали местные журналисты…), мы повернули направо, и Люба с Центом (это Виталий Филиппович Цент, супруг Любы и наш водитель) долго спорили, правильно ли мы едем. Пока не показался указатель (нечто вроде стелы с надписью: «КС-3»). Кажется, это было то, что нам нужно: компрессорная станция – здесь оставили для нас письмо – разрешение на проезд в «Югыд ва», национальный парк, через который проходила часть нашей дороги в верховья Щугора.

КС-3 оказалась совсем недалеко от хитроумного указателя (стелы), глядя на который, можно было бы ещё долго спорить и гадать, куда ехать – налево или дальше вперёд…

Поехали налево. Немного сбились с пути, заехали на новостройку, где трудились тракторы, экскаваторы, МАЗы, где всё было перевёрнуто, казалось, вздыблено, – просто какая–то стройка века!.. И действительно, всё так и оказалось на самом деле – строили новую КС для нового газопровода из Сибири… Вернулись назад и вскоре выехали на так необходимый нам объект.

Это оказался целый комплекс зданий довольно крупных размеров. Словно одушевлённое нечто, в переплетениях труб – вертикальных, горизонтальных, – оно дышало, шипело, работало!.. И при этом не было видно ни одного человека!

На пропускном пункте Люба наконец получила наше разрешение за подписью директора национального парка «Югыд ва». И мы могли ехать дальше. Но куда? Проехали в ворота КС, через огромную территорию новостройки под боком старожила-трудяги и снова оказались перед воротами, закрытыми на замок!.. Озадаченные, постояли несколько минут, пока откуда-то не появился охранник. Он проверил наши документы, и вскоре мы уже были на так называемом зимнике, по которому и предстояло нам добираться до Щугора.

На карте эта дорога обозначена двумя пунк-тирными линиями. А рядом – газопровод «Сияние Севера». Ничего ни у кого до отъезда мы не спрашивали, поэтому где-то приходилось самим догадываться, где-то что-то прочитать по дороге на указателях…

Удивительное ощущение сопровождало нас по всему пути, будто мы через ворота КС попали в какую–то другую страну и теперь ехали как интуристы… Дорога укатанная, твёрдая, достаточно широкая, чтобы запросто могли разъехаться два гиганта-грузовика вроде «Скании», шведского двадцатитонника. Трасса неожиданно оказалась настолько оживлённой, что просто не верилось, что она проходит через Урал в Сибирь, из Европы в Азию, через два очень серьёзных перевала…

А этим МАЗам, КрАЗам, «Сканиам» с прицепами и без, с грохотом, с лязгом, с чёрными клубами выхлопных газов проносящимся мимо нас, казалось, всё было нипочём.

Наш видавший виды «козёл», которого Люба почему–то обозвала «коростой», тоже бежал довольно лихо, местами больше 80 км, а то и все 100…

Но это было до поры до времени. Дорога становилась всё круче – и вверх, и вниз.

Темнота застала нас на реке Большой Емель. Там и заночевали. Палатку поставить не решились, шёл дождь. Виталий Филиппович лёг на двух сиденьях спереди. Мы с Любой разместились на заднем сиденье. Полусидя, полулёжа подремали до рассвета и, даже не перекусив, поехали дальше.

III

На реке Большой Емель начиналась территория национального парка «Югыд ва».

Опять беру (уже дома, конечно) в руки «Атлас Республики Коми» и в разделе о наци-ональном парке «Югыд ва» читаю: «Для сохранения близких к естеству ландшафтов, а также для избежания безжалостного вторжения человека – вот для чего создаются в основном природные парки»…

Да-а… Я понимаю. Но, глядя на бесконечную широкую просеку, прорубленную среди лесов, глядя на пропущенные сквозь десятки рек и ручьёв огромные трубы, глядя на перевёрнутые камни-валуны, мне было нелегко думать о том, что «избежать безжалостного вторжения» в жизнь деревьев, птиц, рыб, цветов возможно…

Однако как сохранить баланс между одной благородной задачей (сохранением естественного ландшафта) и другой благородной задачей (прокладкой газопровода из Сибири через Урал, а значит, и через уникальные уголки природы изначальной…), как?

Я не знаю. И боюсь, что пока нет иного способа доставить газ (а это тепло!..) в наши города и сёла, а также в дальние страны из холодной Сибири (каково звучит: тепло из Сибири…), и поэтому напротив действующего газопровода «Сияние Севера», по другую сторону дороги, уже строится новый газопровод – тоже через Большой Камень, через Урал, через реки, и ручьи, и леса…

Поэтому навстречу нам то и дело мчатся многотонные грузовики, а тех, кто ещё только идёт за перевал, мы обгоняем так часто, что начинает казаться, что мы едем не по зимнику, который на карте и за дорогу–то трудно принять, а по оживлённой трассе где-нибудь в центре страны…

За рулём многотонных машин сидят уверенные, загорелые, крепкие мужики (тоже очень сильное впечатление!..).

Только ленивый сегодня не старается лягнуть страну, якобы окончательно спившуюся, якобы совершенно не работающую… Мы встретили, наверное, около сотни машин, которые везли трубы, песок, щебёнку, кирпич, доски, камень… Куда? Что было там, куда они мчались со своим грузом: новый город, новая дорога, новый газопровод?.. Да! И дорога, и газопровод – мы видели – строятся, значит, и города, может быть, где-нибудь тоже вырастут или построенные уже – Вуктыл, Ухта и др. – станут лучше, краше! Наверняка станут! Потому что страна, оказывается, работает! Мы в своих городах, у своих опостылевших телевизоров, ничего не видим и не слышим, кроме того, что нам упорно из года в год вдалбливают: в твоей стране пьют, убивают, насилуют, грабят, воруют, обманывают… Всё чаще на улицах своих городов мужчин мы встречаем у мусорных баков, с каждым годом – моложе…

А здесь, на дороге, я испытала давно забытое ощущение страны–труженицы, страны огромной и могучей…

IV

…Наша «короста» уже успела нам полюбиться, несмотря на ветхость своих внутренних убранств. Время от времени мы похваливали её, подбадривали на подъёмах, которые становились всё круче: это на глаз было почти незаметно, но «короста» уже не тянула на третьей передаче, глохла… Значит, высота стала куда значительней!..

Теперь, вернувшись домой, я поражаюсь, как мы рискнули пуститься в этот неблизкий и очень непростой путь на такой машине?

Я говорю мы, но по справедливости надо бы говорить только о Виталии Филипповиче. Он водитель. Это прежде всего он, отправляясь в такое путешествие, должен был увериться в своей машине, как в себе. А мы что, мы, естественно, с полным доверием к нашему водителю. Тем более не чужой для Любы человек, муж. И тем более за рулём не первый десяток лет. Но за рулём «козла», оказывается, никогда не сидел! Да и машину купили буквально перед отъездом, механик еле-еле успел с осмотром…

Сначала слетела часть «дворника». Остановились, прикрепили к прежнему месту, поехали дальше.

Я сидела сзади. Смотрю, что-то чёрное и блестящее покатилось к моим ногам… Оказалось, отвинтилась головка от рычага переключения передач. Вернули на место. И дальше, дальше…

Самое страшное случилось почти на самой вершине Пеленьерского перевала (1067 м как-никак). Не выдержало на каменистой дороге заднее правое колесо… Лопнуло!

Облака обступили нашу «коросту» плотным кольцом, и даже штормовой ветер не мог развеять их. Как назло, в этом месте оказалась и самая узкая часть дороги. Пойдёт какой-нибудь грузовик–гигант (вверх или вниз) и запросто столкнёт нас туда, где торчат огромных размеров валуны…

Что испытывал Виталий Филиппович, меняя колесо, одному Богу известно. Без шапки, с мокрыми волосами (от пота? от тумана?) на штормяге, на мокрых камнях с раскисшей каменной пылью, превратившейся в жидкую кашу, он менял колесо, которое через полкилометра стало спускать, и пришлось его снимать тоже! – это было жуткое зрелище. Мы сидели с Любой в машине и боялись нос высунуть на этом перевале. Казалось, подует ветер ещё сильнее и снесёт нас вместе с нашей славной «коростой» как пушинку…

…Смотрю сейчас дома на карту Урала и вспоминаю, откуда дул ветер. Кажется, со всех сторон… Но наверняка он дул с горы Тельпосиз (правильнее, наверно, Тöв-поз-из, в переводе «Гнездо ветра»…). Вырвался из своего гнезда, налетел на нас и давай трепать…

Виталий Филиппович съездил с попутным самосвалом вниз, на базу (слава богу, здесь недалеко брали камни, везли вниз, где была камнедробилка, а затем уже отправляли щебёнку на ремонт вуктыльской дороги…), там накачали спущенное колесо. Пока он вернулся, пока вставил его, прошло больше двух часов, и мы наконец поехали… Догадайтесь с одного раза, в какую сторону мы поехали? – вперёд или назад, вниз? Конечно, разумнее было бы поехать назад (с нашими двумя якобы колёсами…). Но мы поехали вперёд, на Щугор! До него оставалось километров 30… Ещё немного наверх, а потом вниз – и так до самого Щугора… Про-ехали, наверное, уже три водоохранные зоны, а Щугора всё не было. Люба в сердцах сказала: если следующая река не Щугор – поворачиваем назад! Сказала так решительно, что я даже немного испугалась: не дай бог! – когда мы в нескольких километрах от назначенного пункта. Но наконец – ура-ура! – мы увидели указатель: «р. Щугор»!..

V

Сказать, что на нас Щугор в этом месте произвёл какое-то особенное впечатление, – нет, нельзя. Обыкновенная горная речка, вся в каменьях, в перекатах, в неглубоких ямах, чистая, быстрая – как все реки на Урале…

Это было первое впечатление. А сейчас, дома, я вспоминаю о ней с какой-то непонятной грустью и даже нежностью… Как о близком человеке, с кем ненадолго свела судьба, а потом развела…

…Помните, мы заезжали на КС-3 за разрешением? Так вот что было там написано. Разрешается въезд на территорию национального парка «Югыд ва» («Чистая вода» или «Светлая вода» – кому как больше нравится…), потом ещё три или четыре пункта: запрещается, запрещается и запрещается…

В том числе и рыбная ловля. Запрещается!

А как соблазнительно бежала по камешкам, по валунам вода – чистая, словно слеза, вода Щугора. Просто невозможно было не попробовать поймать хотя бы несколько хари-усов на уху! Не могло быть, чтобы за камешками, за валунами, под большой скалой, за перекатом не прятались бы эти осторожные красивые рыбины… и очень вкусные…

Не буду лукавить, мы попытались их достать. Но, слава богу, не поймали ничего (кроме одного красавца…). Почему? И ветер был правильный, и день не самый плохой, скорее хороший, и время вроде подходящее было… Но что-то помешало, и не было у нас на Щугоре ухи… Увы!