Старейшины встали, молча поклонились и ушли. Нелли перевела дух. Стало понятно, что начинать надо не со своих предложений, а с вопросов. Знает ли жрец, почему Праотец Хуан оставил своим потомкам такой завет? Почему он требовал неукоснительного соблюдения закона о семьях и рождении детей?
Жрец молчал и разглядывал ее. Под его колючим взглядом Нелли чувствовала себя обнаженной до глубины души. Что это за человек? Властный, жестокий, обладающий внутренней силой, которая исходит от него и ощущается кожей! Пойдет ли он на компромисс? Станут ли они союзниками? Или останутся врагами?
– Что для тебя закон? – облокотившись на стол, Нелли подалась вперед и, не моргая, буравила жреца взглядом. Только так могла она продемонстрировать свою уверенность, спрятать страх за напором, за маской силы.
Жрец опустил глаза. Первая победа!
– Закон писан праотцами.
– Это мне известно. Что ты видишь в нем, кроме указания последовательности действий?
Вопрос оказался трудным. Жрец молчал. Он никогда не думал о законе так, как об этом спрашивает эта женщина.
Нелли порывисто поднялась.
– Пойдем.
Она прошла в каюту Хуана Родригеса. Там хранились родословные всех жителей Новой земли. Предстояло в понятных образах и нужными словами рассказать самому просвещенному человеку планеты о генетике, о ДНК, о мутациях детей во внутри родовых браках. Что ж, она справится! Должна! Как должна предложить и другой вариант, дающий возможность избежать вырождения населения планеты, о чем и беспокоился Хуан Родригес, создав свою систему законов – так, как он ее видел и понимал. Нелли видит ее иначе. Осталось только решить – как именно!
Нелли достала первые карты родословных, составленные сами Родригесом. Ее сердце снова дрогнуло при виде имени Обигайль и ниточек связей с мужчинами экипажа корабля, потерпевшего крушение на планете. Нелли лучше жреца понимала, что значат эти линии! Скорее всего, он даже не задумывался над тем, что стоит за этой простой схемой, какие терзания души и тела одной женщины, давшей жизнь всем, кто сейчас живет на Новой Земле.
Разложив несколько карт на бывшей кровати Родригеса, Нелли присела с краю, в изголовье, и ткнула пальцем на имя Обигайль.
– Смотри, это я – праматерь всех вас. Это – праотцы. От каждого я родила детей.
Нелли подняла все амулеты и выпрямилась. Весь ее вид излучал гордость. Жрец смотрел на нее во все глаза. Эти бумаги, само прикосновение к ним, было для него священным актом. Он вырос, храня в душе особое отношение к наследию праотцов. Имя праматери было для него так же священно, а сейчас он видел ее перед собой в живом воплощении!
– Будь благословенна в веках! – прошептал он, не сводя с нее глаз.
– Твоими молитвами, – тихо ответила Нелли.
Они оказались в шаге от взаимопринятия друг друга, и сейчас было важно укрепить образовавшееся доверие.
Нелли продолжила экскурс по родословной:
– Среди моих детей были девочки, когда они повзрослели, то родили детей от других праотцов, кроме своего родного, а также от мальчиков, кроме родных братьев. Дальше важно было сохранить этот принцип: не рожать детей от мужчин одной ветви родства. Позднее отслеживались и женские родословные. Праотец Хуан вел все родословные, и, уходя в другой мир, завещал это своему преемнику – первому жрецу клана. Так эта священная обязанность дошла до тебя. Это верный путь сохранения облика и здоровья всего сообщества. Понимаешь?
Жрец напряженно молчал. Тогда Нелли задала такой вопрос:
– Рождались ли у вас на твоей памяти дети… – ей не хотелось произносить слово «уроды», да и не знала она, знакомо ли такое понятие жрецу, и попыталась сформулировать привычными словами: – не такие, как все? Может быть, у них были странные лица, они могли быть толще своих одногодок. Или ты замечал, что они не говорят, как все, мычат, будто животные, или…
Жрец кивнул. Нелли перевела дух. Она предполагала, что такое должно было иметь место. Как не ограничивай скрещение родственных браков, они все равно случаются в таком небольшом сообществе, каким было население Новой Земли. Ведь все произошли от одной женщины!
– Я не буду спрашивать, что вы с ними делали. Но скажу, что в этом виноваты не их родители. Это такая болезнь. Подобные дети и дальше будут рождаться, как бы ты не формировал пары, следуя заветам праотцов. Это неизбежно. Но каждый новорожденный имеет право на жизнь! Пойми – каждый! И каждый человек имеет право выбирать, с кем строить свою жизнь, на ком жениться или за кого выходить замуж. Мы изменим закон так, чтобы сохранить принцип несмешения, но сделать людей свободными.
Недоверие вновь проскользнуло во взгляде жреца. Он стоял перед ней, настороженно вглядываясь в глаза, будто пытаясь проникнуть за этот живой барьер, отделяющий его от ее мыслей. Что она придумала? О какой свободе она говорит? А туманные мысли Нелли наконец-то обрели четкость! Ей вдруг стало понятно, как все устроить. Она не замечала напряжения жреца и говорила, убегая вперед, представляя будущее народа в осязаемой реальности.
– Надо сделать так, чтобы дети одного рода с самого рождения общались с детьми другого рода. Детсады! Межродовые детсады, а потом школы! Мы устроим такие детские сообщества! Ведь почему юноши и девушки одного рода влюбляются друг в друга? Потому что они с детства вместе, они привыкают друг к другу, возникают чувства. А если они будут общаться с другими детьми – с теми, с кем в будущем им предстоит создавать семьи, то и влюбляться они будут в них! Наша задача сводится к тому, чтобы верно рассчитать, в какой детсад кого направить. А это ты умеешь делать! Понимаешь? Нет? Слушай! Ты составляешь таблицы родства не тогда, когда приходит время созревания молодых, а при их рождении! Мать кормит ребенка, выхаживает его, и как только он встает на ноги, отдает его в детсад. При этом они могут общаться, забирать ребенка домой. Но большую часть жизни он проводит в детсаду, в школе, в интернате. Незнакомые слова? Ничего, привыкай! Будем вводить их в обиход.
Нелли разошлась. Она достала последние таблицы. Жрец показал, какие пары он сформировал. В отдельную карту он собрал ослушавшихся. Кругом была обведена одна пара.
– Они ждут ребенка?
Жрец кивнул.
– Запомни: мы не будем забирать у них ребенка. Мы будем наблюдать за ним в течение нескольких поколений и создавать условия для того, чтобы дети, рожденные от них, были здоровыми. У тебя много работы! Делай новые карты. А я подумаю, где и как сделать первый детсад.
Нелли не сказала жрецу, но подумала о том, что ей надо найти нужные слова, которыми она сможет объяснить почтенным женщинам всех родов свою идею, и как не испугать молодых родителей, детей которых первыми придется забрать в детсад.
В этом ей помогут Кристи и Курт, и Куно. Но… где они? И Миха не вернулся… Нелли напряглась. Она ушла в свою каюту и позвала Миху через микрофон на шлеме. Он не откликнулся. Монитор показывал, что он находится в одном из ходов пещеры Куно. Но почему он не отвечает? Что случилось?..
Утро просочилось в дальнюю пещеру сквозь хаос спутанных корней, которые оплели каменные стены, закрыв и так слишком узкую щель, ведущую наверх. Кристи подняла голову. В объятиях Курта она уснула так крепко, что проспала начало дня. Курт тоже заснул перед самым рассветом. Так ему казалось. Ведь в пещере трудно разобрать, когда уходит ночь и приходит день.
– Курт… – Кристи тихо окликнула мужа.
– Что, милая?
Он поцеловал ее оголившееся плечо.
– Курт, что нам делать дальше? Брик там связанный. Что мы будем делать?
Курт не знал, что ответить. С одной стороны, они должны были ожидать, когда за ними вернутся Куно или Миха, с другой – никто не знал, что появится Брик. Оставаться с ним опасно. Но и сидеть здесь в неизвестности не хватит терпения. Они не спали всю ночь, прислушиваясь к звукам пещеры. Слуга жреца сильно напугал. Сидеть так и дальше? Нет, лучше как-то действовать! Ради безопасности, на всякий случай они ушли из пещеры Куно вглубь хребта, и переждали ночь в холодной и влажной пещере, неприспособленной для долгой жизни в ней. Кристи снова кашляла. Как бы она не заболела еще сильнее!
Курт заботливо поправил рубаху на ней, накинул одеяло на плечи.
– Ты побудь здесь, а я схожу, посмотрю, как там Брик.
Кристи повела головой.
– Нет, мы пойдем вместе! А вдруг…
Курт перебил ее, запахивая концы одеяла на груди:
– Ты слаба, Кристи, побудь здесь. Скоро наши вернутся. Ты встретишь их, расскажешь все.
– Нет! – Кристи была категорична. – Вместе пойдем, и потом вместе расскажем. – Она вглядывалась в глаза мужа с такой тревогой, что он согласился.
– Хорошо. Только не снимай одеяло. И иди все время рядом. Если почувствуешь себя плохо, сразу скажи, хорошо?
В ответ Кристи поцеловала его. Ее глаза сияли.
Спина Курта маячила впереди, слабо освещенная фонариком, оставленным им Нелли. Кристи старалась не отставать. Курт то и дело оглядывался, жена кивала ему, улыбалась так живо, как могла. И всеми силами подавляла в себе кашель. Казалось, муж не замечает, как ей трудно идти, вот и хорошо! Осталось совсем немного. Потом они выйдут наружу, и там под теплыми лучами солнца она согреется и сил прибавится.
Они почти подошли к пещере Куно. Уже чувствуется свежий ток влажного воздуха, в темноте, разбавленной серыми тенями, угадываются очертания прохода в пещеру. Кристи приободрилась. В пещере есть сухие дрова, они смогут разжечь огонь и погреться, вскипятить воду и заварить чай из мха. Он успокаивает кашель, согревает грудь.
Курт поднял руку и остановился. Кристи замерла. В тишине она слышала, как часто бьется ее сердце. Кашель одолел. Кристи опустила голову и зарылась в одеяло. Она прокашлялась, насколько смогла, но Курт услышал. Он развернулся к ней, осветил фонариком. Кристи кивнула ему, все в порядке, но кашель одолел не на шутку. Она снова уткнулась подбородком в одеяло. Что-то тягучее сидело в ее горле, щекотало его, и цеплялось невидимыми щупальцами, не желая освободить. Кристи чувствовала, как это нечто шевелится между ключицами при ее судорожном кашле, и вот-вот оторвется, освободив от страданий. Она так сосредоточилась на себе, что не заметила, как Курт снова двинулся вперед; лишь услышала как под его ногами заскрежетали потревоженные камешки. Когда она подняла голову, то увидела освещенный проем входа – Курт в пещере! Дошли! Она обрадовалась и поспешила за ним.
Не успела Кристи шагнуть в пещеру, как услышала глухой стук и тихий стон. Свет переместился вниз. Вместе с криком «Курт!» она вбежала в пещеру и остановилась. Перед ней стоял Брик с камнем в руке. Рука медленно опускалась. Или так виделось. Все происходящее стало тягучим, как то нечто, что мешало дышать. Но отчетливо Кристи видела глаза слуги жреца: они сверкали, как у волка! А в его ногах мешком лежал Курт. Он завалился на бок, прижав голову к плечу, и Кристи не могла видеть его лица. Только ноги, поджатые и с неловко вывернутыми ступнями.
– Курт! – звук ее голоса потонул в надрывном кашле.
Брик замахнулся, не сходя с места – жертва сама бросилась ему под ноги, но, приседая перед мужем, она зацепилась носком за сползшее одеяло и упала на бок за спиной Курта. Удар пришелся в пустоту. Это разозлило убийцу, и он бросился к жертве, снова замахнувшись, и Кристи не увернуться. Она зажмурилась и инстинктивно заслонилась рукой. Дикий крик раздался в следующее мгновение. В нем Кристи услышала и отчаянье, и боль, и страх. На ее грудь упало что-то тяжелое. Открыв глаза, она увидела руку с камнем. Кровь шипела на ровном срезе выше запястья, сворачиваясь и собираясь в ошметки. Пальцы, сжимающие камень судорожно поддергивались. Кристи не могла отвести глаз от этой страшной руки, лежащей на куске одеяла, в котором она запуталась.
– Кристи! – Миха подлетел к ней. – Ты жива?
Кристи смотрела на него широко раскрытыми глазами. Густая серая глубина их искрилась в расширенных от страха зрачках. Она не успела подать руки, как искореженное злобой лицо Брика появилось рядом. Кристи вскрикнула, Миха выпростал руку с бластером в сторону, и грузное тело без одной руки осело рядом и завалилось на неподвижно лежащего Курта.
Миха порывисто стащил его в сторону. Перевернул Курта. Кристи, не вставая, припала к мужу. Она прикоснулась к его лицу, на котором в удивлении застыли светлые глаза, окантованные белесыми ресницами. Кристи вглядывалась в них, но не видела взгляда. Курт не смотрел на нее, он уже видел вечность. Дорога к ней открывается взгляду только того, кто уходит из бренного мира, обретя покой души. Кто бы ни всматривался в застывающие глаза, не увидит того пути, пока его душа сама не ступит на его светлую тропинку.
Кристи не кричала. Она тихонько повторяла имя мужа, гладя его по щекам, прикасаясь пальцами к полураскрытым губам. Из раны на голове вытекала кровь. Она застывала на светлых волосах темно-багровой коркой, поверх которой сочилась более светлая кровь. Она капала на земляной пол пещеры, но недолго. Вместе с биением сердца смерть остановила и ток крови.
Миха провел ладонью по глазам Курта. Веки закрылись. Кристи недоуменно взглянула на друга Нелли.
– Это все?.. Он не встанет?
В ее вопросах слышалась трогательная детская наивность. Эта молодая женщина, почти ребенок, уже узнала столько горя, сколько хватит на целую жизнь. Жалость переполнила сердце сильного мужчины. Он поднял Кристи, нежно и трепетно, словно боясь придавить ее своими крепкими руками.
– Идем, Кристи, я выведу тебя наружу. Там хороший воздух, дождь был вчера, сегодня солнечно и свежо, – Кристи попыталась сопротивляться, оглядываясь на лежащего мужа, но Миха поднял ее на руки, шепча, что ей незачем беспокоиться, что он и его вынесет вслед за ней.
Через плечо Михи Кристи увидела Куно. Он сидел на лежанке, опираясь лбом о руку. Его лица не разглядеть, оно утонуло в темных волосах и бороде, но вся его поза говорила о скорби. Кристи заплакала.
Втроем они вернулись в поселение. Нелли встретила их у кромки леса. Михаил передал Кристи на попечение Куно и рассказал о гибели Курта. Страшное известие ослабило Нелли. Она почувствовала, как силы уходят из нее в землю, стекают по рукам и ногам, оставляя ее беспомощной и пустой, как сосуд, из которого пролилась вся вода – до капли. Но к Куно уже спешили жители поселка, слышались крики, плач, причитания. Мишка до боли сжал запястья Нелли и, пронзительно глядя в наполненные слезами глаза, говорил, повторяя одно и то же до тех пор, пока взгляд новопраматери не обрел осмысленность.
– Неля, очнись! Очнись! Ты не имеешь права быть слабой! Очнись! Очнись…
– Я в порядке, Миш.
Оцепенение спало. Она оглянулась. У храма стоял жрец. Он смотрел на нее. И на расстоянии она чувствовала его острый взгляд.
– Это он. Он все устроил. Я… он за все ответит…
– Не торопись. Не наделай глупостей. Нам больше не нужны жертвы. Не спеши, – Мишка как мужчина понимал ситуацию лучше. Эмоции способны натворить бед. Принимать решение надо со спокойным сердцем.
Пока они дошли до храма, Нелли смогла взять себя в руки. Люди собрались неподалеку. Они ждали ее слова!
– Обещаю вам, больше никто не погибнет. Мы научимся строить жизнь без жертв.
Жрец стоял неподалеку с сжатыми кулаками, готовый защищаться, сколько сможет. Он хорошо понимал, что теперь не владеет властью. Люди могут разорвать его, как волки добычу, если только эта женщина укажет на него пальцем. Но этого не произошло. Поселенцы разошлись. Кристи унесли в дом ее матери. Лекарша поспешила к ней с мешочками трав.
Нелли прошла мимо жреца, прошептав на ходу:
– Я никогда не прощу тебе Курта…
От этих слов, от того, как они были сказаны, жреца будто обдало ледяной водой. Он застыл, ощущая, как кровь похолодела в жилах. Свет из открытой двери храма ослепил его. Праматерь и ее помощник исчезли в нем, удалились, как корабль пришельцев в бездне неба. Что будет дальше? Она не отдаст его волкам? Жрец стоял в раздумье, приходя в себя, возвращаясь к способности мыслить трезво. Многие понимали, что смерть Курта случилась по его приказу. Брик был его слугой, его молчаливой тенью. Но теперь он сам лежал в пещере за хребтом рядом со своей жертвой. Их обоих похоронят на поляне мертвых, только в разных местах. И две эти могилы еще долгие годы будут напоминать о последних днях жизни, предшествующей новым изменениям. Но какова будет роль жреца в будущей жизни? Еще в начале дня она обозначилась, но теперь захочет ли Праматерь и дальше использовать его знания в построении новой жизни, придуманной ею? Он не находил ответа на этот вопрос. Осталось только ждать.
Нелли смогла преподнести печальную историю любви Курта и Кристи как назидание всем, кто еще сомневался в необходимости перемен. Жреца не изгнали. Он был нужен. Но теперь ему ничего не оставалось, как безукоснительно следовать приказам Праматери ради своей жизни.
4
Волчий вой ударял по нервам как смычок бездарного скрипача по струнам. Они взвывали все одновременно, словно по приказу, и этот вой проникал даже сквозь толстые стены корабля-храма. Нелли лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Ни теней, ни отблесков пульсирующего света свечей, никаких чужих мыслей в голове. Одна, своя, не давала покоя: «Почему воют волки?» Ответа не было. Оставалось только пойти в чащу и посмотреть. Но за стенами ночь – темная и страшная! Темнота всегда пугает! Это что-то древнее, доставшееся человеку от природы, от первых дней или даже мгновений осознания человеком себя, как ее части, причем, слабой части, жизнь которой может оборваться моментально, и опасность приходит из темноты.
Нелли поднялась, взъерошила волосы. Подумалось, спит ли Миха?.. Вряд ли! Она натянула штаны, накинула плед, всунула ноги в плетеные тапки и вышла из каюты.
Так и есть! Миха сидит за пультом и что-то мудрит.
– Что там у тебя? – склонившись к самому его уху, прошептала Нелли, и Мишка дернулся от неожиданности.
– Чего крадешься, как зверь? И так страшно…
Осталось непонятным, Мишка шутит или серьезен.
– Миш, я тоже не могу уснуть. Воют и воют! От стрекозы что-нибудь видно?
– Нет. Темнота и все.
Он, наконец, оторвался от пульта и посмотрел снизу вверх на праматерь в ее привычном виде.
– Тебе в чем удобней ходить – в рубахе или в штанах?
Нелли усмехнулась.
– В штанах!
– Сочувствую! – Миха поднялся. – Чайку попьем?
Она кивнула.
Корабль Хуана Родригеса стал для них удобным домом. Здесь оба чувствовали себя в безопасности и, хоть на время, но создавалась иллюзия прошлой космической жизни. Они обустроили свой быт с наибольшей комфортностью, насколько позволял статус храма, в котором долгие годы пребывал старый корабль. Они сохранили атрибутику храма, перенеся алтарь в каюту Родригеса; украшали цветами кают-компанию. Нелли встречалась здесь со жрецом и со всеми, кто желал личной беседы с праматерью.
Миха же общался везде. Он как-то сразу стал вхож во все дома храмового поселения, успел побывать во всех других кланах, познакомился с ремесленниками, охотниками, рыбаками, земледельцами. И уже наметил новшества, которые с набором средств, имеющихся в их распоряжении, они могли бы внедрить для улучшения жизни и работы всех тружеников планеты. Он рассказывал об этом увлеченно и заряжал Нелли своим оптимизмом, перспективами, которые рисовал словами, но так осязаемо, что Нелли представляла себе и новую гончарную печь, и получение красок из минералов. Только проблема с электрификацией не могла решиться в принципе. Человечеству понадобились века на то, чтобы приспособить энергию воды, тепла, атома для обустройства своей жизни. Как создать устройства для освещения? Хоть простейшую лампочку? Это не решаемо! И Миху это сильно угнетало.
– Мы тут с тобой со светом, а они в своих избах с лучинами! – возмущался он.
– Миш, успокойся, невозможно перепрыгнуть из средневековья в атомный век. Прежде всего, это стресс для людей. Так что пусть сидят с лучинами. Ну, придумай масляную лампу, например.
– Что ее придумывать? Делов-то… Только стекла нет!
– Тогда сделай стекло.
Мишка задумался.
– Э-э, не сейчас! – Нелли потрясла его. – Сейчас надо решить проблему с волками. Они воют, слышишь?
– Слышу.
– Почему?
– Что «почему»? Почему я слышу? – Мишка изобразил удивление, но Нелли приняла его ответ серьезно.
– Да нет, почему они воют!
– Нелька, мне кажется, они зовут тебя.
– Зовут?..
Нелли задумалась. А если так? Если волки на самом деле зовут ее? Мурашки побежали по коже. Но теперь эта мысль не давала ей покоя.
В тот день волки появились не случайно. Необычное поведение зверей отметили все жители поселка, даже жрец был удивлен. Вместе с появлением волков появился и чужой голос, вернее – глас, понятная мысль, внушающая уверенность и побуждающая к действию. Но с тех пор Нелли больше не слышала чужого голоса в своей голове. Она думала о нем. Даже призывала, но ответа не случилось. Нелли подумалось, что то был плод ее страха и фантазий, а волки… Нет, все же случайно они не могли стать ее помощниками или защитниками. Кто-то их привел! Или пригнал… И вот теперь они воют, да так, что невозможно уснуть. Нелли точно знала, что никто в поселке не спит. Такого воя здесь никто никогда не слышал. Во всяком случае, на памяти Куно. Она спрашивала.
Пока Мишка хлопотал с чаем, Нелли вернулась в каюту и облачилась в защитный костюм. Миха чуть чашку не выронил, увидев ее в круглом проеме каюты – стройную, с горящими глазами, с отблесками света на облегающей ткани, которую местные называли змеиной кожей.
– Ты куда? – он искренне удивился.
Кивком головы Нелли указала на выход.
– Зачем?.. – Мишка догадался, что она задумала.
– Миш, я тебе не все рассказала… – еще больше озадачила Нелли.
Она облизнула губы, сжала их и, опустив глаза, приподняла брови. Миха напрягся. Тайны? От него? Чашка в его руке накренилась, горячий чай обжег пальцы. От неожиданности Миха дернулся, чай выплеснулся и прямо на ноги Нелли.
– Да поставь ты эти чашки на стол! – отскакивая, крикнула она.
– Ой, прости…
Нелли увидела перед собой прежнего Мишку-увальня: неуклюжего, неловкого, извиняющегося. Стало смешно.
– Да ладно, я же в костюме, – она улыбалась, и Мишка вспомнил недавнее прошлое, друзей, Альберта Семеновича.
– Слушай, будто все как прежде. И ты не праматерь, а просто Нелька.
– Мда… Миш, – воспоминания отозвались былой болью. – Прошлого не вернуть. А я теперь Праматерь, и мне предстоит выяснить, почему воют волки. – Нелли решительно шагнула к выходу, но оглянулась и сказала твердо: – Не беспокойся за меня. Не ходи за мной. Если они тогда встали на мою защиту, то и сейчас не сожрут. А я потом тебе все расскажу, ладно?
Нелли не стала дожидаться ответа на свой вопрос, с шумом открыла дверь и с ощущением силы космонавта, экипированного всеми средствами защиты, вылетела в ночь, освещая себе путь налобником.
– Дверь закрой! – долетел до Мишки ее голос. – Вернусь – постучу! – и тихий смех.
Полет в костюме доставлял удовольствие. Нелли парила над землей и, несмотря на страх, спрятавшийся где-то глубоко в груди, наслаждалась плавным скольжением по воздуху, вобравшему в себя свежее дыхание леса. Образ великой Праматери народов Новой Земли не позволял быть такой, какой ей хотелось, какой было привычно – просто быть самой собой. Миха мог себе позволить и костюм, и свободу передвижений, она – нет. Поэтому сейчас Нелли радовалась такой возможности и подумывала, что и впредь сможет доставлять себе такое удовольствие ночью, когда ее никто не видит и не заподозрит в обмане.
Кромка леса приблизилась очень скоро. Нелли почувствовала ее по терпкости ароматов лежалой листвы, увидела по ставшей гуще темной стене деревьев. Фонарик она решила не включать, чтобы не привлекать внимание жителей поселка. Ориентиром ей служили приглушенные огни корабля-храма. Назад возвращаться будет проще! Теперь же она остановилась, вглядываясь в темноту, пытаясь увидеть хотя бы очертания волков, замолчавших сразу, как только она направилась к лесу.
Волки выли с этой стороны. Не там, где лежал жертвенный камень, а в стороне от него. Здесь не было тропинок. Густой лес и только где-то внутри едва угадываемая дорожка, протоптанная Куно к проходу в скалах.
Нелли опустилась на землю. Тяжелые ботинки погрузились в тяжелую от влаги траву. Нелли перевела дух. Что дальше? Она ожидала, что волки окружат ее или хотя бы выйдут навстречу, но обострившийся слух не улавливал никакого движения вокруг. Позвать? Как?..
– Я здесь, – прошептала она и прислушалась. Показалось? Ей показалось, что ее «я здесь» отозвалось эхом в голове. Сердце забилось сильнее. Нет, не показалось! От своих мыслей не бывает таких ощущений: будто она одна в большой пустой зале, такой огромной, что потолок едва угадывается вверху. Вокруг никого и вдруг появляется ощущение, что ты не одна, что где-то в этой ограниченной стенами и потолком пустоте есть еще кто-то, кто смотрит, слушает, наблюдает, но не показывается. – Я знаю, что ты здесь. Я чувствую, – сказала она громче, чеканя каждое слово, пытаясь таким образом скрыть дрожь страха, – выходи!
«Я здесь».
Это уже точно не она! В этой фразе послышалось недоумение. Нелли прокрутилась вокруг себя.
– Я не вижу.
И вдруг поток слов, мыслей, ощущений понимания смысла, того, что не произносится, но слышно, осязаемо в самом воздухе, обдало ее горячей волной:
– Ты не можешь меня видеть. Диапазон спектра видимых тобой световых волн ограничен. Образа не получится.
Нелли включила фонарик. Это случилось инстинктивно. Ее страх взял управление действием в свои дрожащие руки. Но невидимый собеседник будто отмахнулся.
– Это не поможет. Усиление освещения не улучшит аппарат, принимающий свет. А вот таких, как ты, привлечет!
Нелли выключила фонарь. Ей необходимо контролировать ситуацию. Для этого надо взять себя в руки. Она сжала кулаки, резко выдохнула. Ощущение внутри расслабилось, оно наблюдало за ней, Нелли чувствовала особый интерес, даже улыбку.
– Ты умеешь улыбаться? – вдруг спросила она.
– Нет, но я знаю, что это такое. Это когда ваш рот растягивается в горизонтальной плоскости, а излучение вашего тела теплеет и меняет цвет и интенсивность.
Нелли представила себя излучающей свет, цвет, тепло и с растянутыми в горизонтальной плоскости губами. Смешно…
– Хорошо. Я не могу видеть тебя. Кстати, а кто ты?..
Молчание. Нелли подождала. Ответа нет.
– Хорошо… а волков я могу видеть? Где они?
Волки выступили вперед из темноты чащи. Их глаза горели желтыми огнями. Так и есть! Она не ошиблась! Волки подчиняются этому невидимке! Значит, тогда он спас ее от гибели? Значит, детей они забирают тоже по его приказу. «Машины! Роботы!» – догадалась она.
– Да, машины. Все так. Я создал их по образам, увиденным у первых пришельцев.
Он называет пришельцами космонавтов с Земли? А сам кто? Житель этой планеты? Абориген?
– Нет, я тоже пришелец. Только я раньше пришел. Это моя часть галактики.
– И ты наблюдал за нами все время и ничего не предпринимал? – чувства Нелли слились в клубок. Удивление, страх, непонимание, обида… Кто она сейчас? Девушка-космонавт, прилетевшая на эту планету не так давно, или Праматерь Обигайль, которую некому было защитить, которую подвергли поруганию, унижению, лишили права выбора, свободы?
– Я не могу жить за всех. У меня – своя жизнь. У вас – своя. Я наблюдаю.
Ответ обескуражил еще больше. Нелли почувствовала слабость.
– Зачем ты позвал меня? Зачем вмешался в нашу жизнь тогда, когда меня хотели убить? Что изменилось за триста лет в твоем кодексе чести?
В повисшей тишине Нелли ощущала работу мысли. Тот «некто» размышлял, а она это чувствовала. Она не слышала слов, не видела образов, она ощущала его раздумья о кодексе чести каждой клеточкой своего тела. Оно не дрожало больше от страха. Но чувство безысходности захолодило все внутри. Ужасно захотелось спать.
– Я пойду, – она поднялась над землей, но притормозила и спросила: – Ты читаешь мысли? Ты все обо мне знаешь?
Безысходность просто придавила. Нелли осознала, что есть нечто, что может контролировать ее жизнь, ее поступки. Это «нечто» может убить ее в любой момент и она даже не увидит лица убийцы. Это «нечто» совершеннее ее, человека с Земли, умнее, сильнее… и она не может от него улететь, не может убежать, не может скрыться в пещере. Оно везде и всегда! Она может только почувствовать его присутствие и то, только тогда, когда ему это угодно.
– Я не убью тебя и не буду контролировать. Я – наблюдатель. Я хотел тебе об этом сказать. Я не читаю твоих мыслей. Я их слышу, как и твой голос. Это речь. Разговор. Мысли… – он замолчал, но ненадолго. – Мысли – это тоже разговор. Вы разделяете разговор на внутренний и внешний. Я – нет. Не знаю, поняла ли ты меня. Я не вижу реакции.
– Поняла. Я поняла твой разговор, но не поняла тебя. Я пойду. Встретимся еще. Потом. Я пока подумаю.
Визуальный кивок. Ее фантазия?..
Общение с «нечто» оказалось утомительным. Или это ее чувства отобрали силы? Да и какие чувства? Горе, безысходность? Чувство горя забирает много сил. Она уже испытывала его последствия. Но как не допускать горе в сердце? Как не рождать его в себе? Как жить без горя?
Нелли вдруг осознала, что ее мысли отдалились от общения, имеющего такое значение для человечества, что волосы дыбом становятся. Ее мысли вертятся вокруг своих чувств. «Что со мной? Что за мысли?! Только что состоялся контакт с инопланетным разумом! Я общалась с представителем внеземной цивилизации! Все человечество ищет такой контакт, жаждет его, и вот – свершилось! Но нет радости. Есть страх. Есть обида. Почему?»
Пришло разочарование от того, что человек не венец творения, что он не совершенство, не высший разум. Есть разум, превосходящий его не только способностью создания чего-то сверхъестественного в области техники, но и в самой своей сути. Он видит больше, он слышит больше, он обитает в понятиях галактик, а не одной планеты!
«Нечто» и волки остались у кромки леса. Нелли прибавила скорость и с нетерпением дернула ручку двери корабля-храма, стукнула носком ботинка. Какой примитив! Тук-тук! Кто там?
Мишка открыл «теремок», и Нелли, увидев его, расплакалась.
– Да, мать, ну ты даешь! – Миха не нашел других слов, выслушав ее рассказ. – Что делать-то будем?
Она пожала плечами.
– Ни-че-го… Миш, что мы можем?
Мишка решительно перебил ее:
– Знаешь что, давай не истерить прежде всего!
Слова Мишки показались обидными. Снова потекли слезы. Мишка растерялся, и спросил первое пришедшее в голову:
– Ты с ним договорилась о встрече?
Нелли шмыгнула.
– Нет, то есть да… я сказала, что потом поговорим.
Мишка почесал подбородок.
– Потом… Хорошо! Вот потом и поговорим! А сейчас давай спать! На-ка, хлебни чайку и в кроватку!