Алгоритм Бога

– Правда? Бывают концерты прямо в квартирах? Никогда не слышала. Еще и деньги за это платят?

– Еще бы! И приличные, надо сказать, деньги. А ты думаешь, откуда это всё?

Он картинно провел рукой по своему торсу. На нем были очень крутые джинсы и модная яркая рубаха. Ясно, что одежда – импортного производства, в магазине такого не купишь, только у спекулянтов.

– Паш, а… не стыдно брать деньги… с гостей?

Он возмущенно фыркнул:

– А чего стыдиться? Каждый зарабатывает на жизнь своим умением. Кто-то шьет одежду. Кто-то ремонтирует автомобили. Мы поём. Это тоже, кстати, работа. Если бы она не была востребованной, никто бы не приходил, не слушал, не платил.

Для Вали это было что-то сродни откровению из жизни марсиан. Она ничего не понимала ни в квартирниках, ни в налоговой политике. Да и в музыкальных направлениях не особо разбиралась. Поэтому перевела разговор на то, что ей самой было понятно.

– Паш, а ты собираешься развиваться дальше как музыкант? Или так и будешь петь на этих… квартирниках?

– Собираюсь, конечно. В этом году в Москву рвану, буду поступать в музыкальное училище. А дальше видно будет…

– А на кого конкретно учиться хочешь?

– Вот пока что в раздумьях… То ли по классу гитары, то ли по классу вокала. Не решил еще. Приехал сюда, в глушь, чтобы разобраться в себе.

– То есть ты здесь – в поисках себя? – уточнила Валя.

Он кивнул.

У нее от волнения даже дыхание сбилось. Это же так романтично: талантливый парень, музыкант, уехал подальше от городской суматохи, чтобы познать себя, определиться и выбрать дорогу в жизни. Вот это философия, вот это самореализация, вот это правильный образ мыслей, вот это жизнь! А у неё что? Еще два скучных года в школе, а потом – полная неизвестность. Еще даже профессию толком не выбрала…

От отвращения к себе даже плечами передернула.

Паша спохватился:

– Замерзла, да? Жаль, что я пиджак с собой не захватил. Набросил бы сейчас. А давай я тебя просто обниму!

– Как это – обниму? – растерялась Валя.

– Вот так. – Он приобнял ее за плечи, слегка прижав к себе. – Просто чтобы тебе теплее было.

Больше он не предпринял ничего предосудительного, и Валя успокоилась. Так и правда было теплее. Успокоившись, она перевела разговор на книги. Он эту тему с готовностью поддержал. И Валя уже не замечала, что сидит у него под крылышком, в кольце сильных рук. Всё было так естественно, как будто она всю жизнь так и сидела, прижимаясь к его теплому боку.

Потом музыка в динамиках стихла, дискотека закончилась, и лагерное население стало разбредаться по корпусам.

Валя спохватилась:

– Мне уже пора! Не хочу, чтобы нас увидели. Разговоры пойдут.

Он тоже встал:

– Давай хотя бы до корпуса провожу…

– Что ты! Еще не хватало… Сейчас со мной просто не разговаривают, а увидят еще раз с тобой – так и подушкой могут ночью придушить.

Он рассмеялся:

– Неужто всё так серьезно? Мне говорили, что женщины – существа коварные. Но я не думал, что настолько…

Кивнув друг другу напоследок, они молча разошлись в разные стороны. Как шпионы на задании.

С того вечера так и повелось. Закончив концерт, Паша уходил в свой домик. Его слушатели послушно плелись или танцевать на дискотеку, или смотреть кино. Эти развлечения чередовались строго через день. Один вечер – танцы, один вечер – кино. Фильмы в лагерь привозили детские: что-нибудь из непростой жизни пятиклассников. Или фильмы-сказки. Или просто мультики. Эти перлы советского кинематографа вызывали зубовный скрежет даже у самых стойких вожатых, и уж тем более – у старшего отряда. Понятно, что взрослый человек, свободный художник Паша смотреть эту ерунду не собирался. Поэтому там его даже не ждали и не выглядывали. А про Валю просто никто не думал. Девчонки во главе с Майкой больше ни разу вместе их не засекли, так что постепенно успокоились.

Валя с Пашей продолжали встречаться по вечерам на лавочке, окруженной кустарником, и никто ни разу не помешал их уединению. Даже странно.

При встрече Пашка раскрывал объятия, и Валя ныряла ему под крыло. Он прижимал ее к себе покрепче, и только после этого они начинали разговаривать.

Во второй вечер перед расставанием Пашка поцеловал Валю в щеку.

Просто чмокнул и развернул по направлению к корпусу:

– Беги давай, а то влетит!

Валя даже ничего не поняла. Машинально пошла в сторону своего отряда, по пути размышляя: а как к этому отнестись? Но поскольку его «чмок» был вполне естественным, к тому же сам Пашка не придал ему значения, то и Валя решила на этом не зацикливаться.

А вот на третий день Паша осмелел настолько, что поцеловал ее в губы. И тоже так естественно, как бы между делом.

Валя от неожиданности вздрогнула:

– Паааш… Ты что?…

– А что?

Казалось, он искренне удивился.

– Паш, но я же… еще маленькая… Мне целоваться рано.

Он хмыкнул:

– А что, для этого есть какой-то особо назначенный возраст? Законом предписанный?

Она зависла, раздумывая:

– Нет, но…

– Что «но»? Люди всегда используют поцелуи: при встрече, расставании, в знак благодарности или особого расположения. Например, тебя мама на ночь целует?

– Паш, но это же – совсем другое!

– Ничего не другое. Не выдумывай. Она таким образом выражает свое теплое отношение и желает тебе сладких снов. Здесь мамы нет, но есть я. Считай, что я принял от нее эстафету.

Валя прыснула:

– Как-то трудно мне представить тебя в роли моей мамы…

Он снова развернул ее в сторону корпуса старшего отряда:

– Давай уже, беги! А то девчонки что-то заподозрят и устроят тебе «тёмную»!

В следующую их встречу Паша уже не стал делать вид, что поцелуи – это в порядке вещей. Он что-то рассказывал о своих подпольных концертах, а Валя тихонько слушала, прижавшись к нему. Потом он тоже притих. Стал перебирать ее волосы, потом легонько поцеловал в макушку. Валя застыла, перестала дышать. Он, не встретив сопротивления, еще раз поцеловал ее в макушку, потом – в висок, потом – в щеку, потом – в губы. Валя от неожиданности даже зажмурилась.

А он засмеялся тихим грудным смехом:

– Испугалась?

Она, не открывая глаз, кивнула.

Он прошептал:

– И что такого страшного? Мне очень приятно целовать тебя. А тебе нравится?

Она снова кивнула. И после этого отважилась открыть глаза и посмотреть на него. Он улыбался. В глазах его были смешинки. И еще – нежность. Валя снова зажмурилась. А он снова ее поцеловал.

Вот такой у них случился необычный вечер.

Уже после отбоя, лёжа в палате, Валя перебирала в памяти события и не могла поверить, что это случилось именно с ней. Не с литературной героиней, не в кино, а с ней, обычной девочкой, пятнадцатилетней школьницей. Её поцеловал парень! Да какой парень! Любимец всего лагеря, вожделенная мечта всех без исключения девчонок старшего отряда. И не исключено, что также и девчонок помладше, из других отрядов.

В животе как будто плескались тёплые волны, и от этого было щекотно и… тревожно, что ли… Валя уже отдавала себе отчет, что влюбилась. Просто не знала раньше, что это бывает так волнительно. И еще испытывала какую-то странную неловкость. Это чувство было иррациональным: ведь она не навязывалась, он сам поцеловал её. Значит, она ему нравится. И он ей очень сильно нравится. То есть как бы всё в порядке, так и должно быть.

Вот только как ему завтра в глаза смотреть?

Эта проблема казалась ей неразрешимой.

Но назавтра оказалось, что никакой проблемы нет. Пашу она не видела целый день, с самого утра. Похоже было, что его вообще нет в лагере. Уехал, что ли? Валя даже забеспокоилась и загрустила.

Но день этот вышел каким-то суматошным. Оказалось, что к ним приехали артисты. Самые настоящие! Какая-то гастролирующая труппа. По лагерному радио объявили, что сегодня вечером будет спектакль. По сказке Андерсена «Огниво».

Эх, как взметнулся весь театральный кружок! Еще бы: настоящие артисты будут играть, это вам не заезженная копия давно всем надоевшего фильма! Можно будет увидеть актеров, пообщаться с ними вживую, вдохнуть запах кулис, пускай даже импровизированных. Да что там говорить…

Майка Коровкина, которая и в театральном кружке сама себя назначила примой, собрав девчонок, повела их на штурм «закулисья». Они предлагали любую помощь: распаковать и установить декорации, погладить костюмы, помочь с гримом. И актёры даже разрешали девочкам поучаствовать в приготовлениях. Во всяком случае, не прогоняли. Для девочек-театралок это было настоящее счастье!

И места на лавочках перед эстрадой зрители стали занимать сильно загодя. Всем хотелось сидеть поближе к сцене, поэтому оставляли «дежурных», которые держали места для всего отряда. Но и между этими «дежурными» постоянно вспыхивали стычки. Вожатым приходилось то и дело вмешиваться, разнимать драчунов.

В этой суматохе на Валю никто не обращал внимания. Девчонкам, как всегда, было не до нее. А вожатые давно привыкли, что Валя обычно где-то в укромном уголке сидит, уткнувшись в книгу. Вот все бы воспитанники были такими беспроблемными, как эта тихая девочка!

Поэтому Паша похитил её очень легко. Никто ничего не заметил. Просто вынырнул из-за кустов, взял за руку и, приложив палец к губам, повел за собой.

– Куда мы? – удивилась Валя.

– На пикник.

– Какой пикник? Сегодня же спектакль!

Паша ухмыльнулся одной половиной лица:

– Тебе нужен этот спектакль? По сказкам соскучилась?

– Нет, но… Как же?…

Дойдя до хоздвора, он взял там припрятанные вещи: гитару и кошелку совершенно невообразимого вида. С такими пенсионерки обычно ходят на базар.

Одной рукой он держал за руку Валю, другой прихватил вещи. И потом они через калитку на хоздворе вышли на волю.

Валя испугалась:

– Мне же нельзя выходить за территорию лагеря!

Он снова хмыкнул:

– Валечка, нельзя же всю жизнь ходить строем под барабан! Тебе пора постепенно расширять границы собственной Вселенной.

– А… куда мы идём? – опасливо спросила она, озираясь испуганно, как будто делала что-то плохое, недозволенное.

Впрочем, ведь оно так и было!

– На речку идем.

– Зачем?

– Я для тебя сюрприз приготовил, – сообщил Пашка, продемонстрировав кошелку.

Валя удивилась: что можно спрятать в такую сумку? Но слово «сюрприз» её заинтриговало, и она пошла, больше не сопротивляясь.

Пришли на берег. Там у Пашки было уже всё приготовлено: дрова для костра, два высоких кирпича по бокам. Он быстро разжег костерок, потом раскрыл сумку, достал решетку, положил на кирпичи. После достал из сумки маленькие блестящие свертки из фольги, положил на решетку.

Валя округлила глаза:

– Что это?

– Рыба. Будем ее запекать. Ела когда-нибудь рыбу с костра?

Она помотала головой, потом спросила:

– А где ты взял всё это? И рыбу, и решетку?

– Ну, решетка – это просто полочка из старого холодильника. А рыбу сам наловил Утречком. Отнес на кухню. Тётка почистила, а я замариновал – с укропом и лимоном. Думаю, она уже достаточно промариновалась. Вкусно будет! А пока рыба будет готовиться, я могу для тебя спеть. Хочешь?

Еще бы она не хотела! Просто голова шла кругом от всех этих событий: вышла без спроса за территорию лагеря, Паша устроил для нее настоящий пикник, сам рыбу поймал и теперь готовит, да еще и петь для нее собирается! Это просто сон какой-то…

И он действительно пел для неё. Только для неё, ведь больше никого рядом не было. Пел негромко, чтобы не привлекать возможных праздношатающихся дачников, но так было даже лучше: тихо, душевно, проникновенно…

Потом он решил, что рыба уже приготовилась, и стал разворачивать пакетики, обжигаясь, то и дело отдергивая пальцы от горячей фольги.

– Жалко, что красной рыбы достать не удалось. Извини, уж какая есть…

Она неожиданно для себя взяла его руки, подула на обожженные пальцы:

– И хорошо, что не удалось. Я как раз не люблю красную рыбу. Родители покупают иногда, особенно если мы ждем гостей. Но мне она не нравится: жирная очень, и вкус непривычный. Я люблю рыбу белую, самую обычную. Так что всё получилось очень хорошо!

Потом они ели этих незатейливых карасиков, которыми изобиловала местная речка. Ели, конечно, прямо руками, с фольги. Никаких тарелок, вилок и салфеток предусмотрено не было, но в этом-то и была вся прелесть!

Паша сокрушался:

– Хорошо бы еще картошки напечь, но это – длинная история. Пока дрова прогорят, потом картошка в золе должна лежать долго… До утра бы ждать пришлось.

– Не нужна никакая картошка! Мне рыбы достаточно. Она такая вкусная, еще и с дымком! Я теперь, наверное, только такую и буду признавать…

Руки вымыли прямо в речке. Мыло Пашка прихватить не догадался, поэтому рыбный запах с кожи оттирали просто речным песком. А потом сидели у догорающего костерка. Паша снова мурлыкал душевные песни. После, когда уже совсем стемнело, отложил гитару, и они стали обниматься.

На берегу было удобнее, чем на лагерной лавочке. Уложив Валю на шелковую травку, Паша стал целовать её медленно-медленно: сначала лицо, потом шею, потом неспешно проник рукой под футболку, добрался до маленьких, еще совсем неразвитых грудок. Стал гладить их сначала ладонью, потом – пальцами. От этих прикосновений Валю прошибало молнией. Она вздрагивала и тихонько ахала, но руки его не отталкивала. Всё, что происходило между ней и Пашей, Вале казалось правильным и вполне естественным. Разве может Паша причинить ей вред? Ведь он же такой внимательный, такой заботливый, такой нежный…

Паша тёрся о Валю всем телом, прерывисто дыша. Прижимался всё крепче и крепче, особенно в районе паха. Но поскольку они оба были в одежде, Валя в этих объятиях не находила ничего предосудительного. Она просто растворялась в его ласках, в этой неожиданной неге, которую раньше она и вообразить не могла.

В какой-то момент Паша задышал часто-часто, потом рыкнул – и замер. Немножко еще полежал на Вале, потом откатился в сторону, прикрыл глаза согнутой в локте рукой и затих.

Валя не поняла, что произошло. Вроде она не сделала ничего неправильного… То есть она вообще ничего не делала. Всё делал он, а она просто принимала то, что он дарил. Поэтому решила, что Паша просто устал.

Да, точно, устал! Еще бы: с самого утра рыбу ловил, потом её разделывал и мариновал, потом с костром возился. Да еще песни пел, а это, как он сам говорил, работа тоже выматывающая. И столько тепла подарил ей, Вале!

Поэтому она лежала тихо, почти не дыша, чтобы не нарушать его покой. Смотрела в небо и удивлялась обилию звёзд. В городе этакой красоты не увидишь, там фонари мешают. А здесь, за городом, ночное небо вдруг обрушило на девочку всё своё великолепие, и у Вали прямо дух захватило от этой феерической картины.

Но любоваться в одиночку не так интересно, поэтому она тихо спросила:

– Паш, ты не спишь?

– Не-а…

– Посмотри, какое небо здесь необыкновенное! Красивее, чем в планетарии…

Он отнял руку от лица:

– Да, красиво…

– А здесь всегда столько звёзд?

– Ну, когда облаков нет… Слушай, Валюшка, нам пора назад. А то хватятся тебя, неприятностей не оберешься. Да и мне секир-башка будет…

Он встал, затоптал остатки тлеющих угольков, собрал рыбьи кости и фольгу, сунул в сумку полочку-решетку, взял гитару:

– Я готов. Идём, что ли?

Вздохнув с большим сожалением, она встала с травушки-муравушки, отряхнулась:

– Идём, конечно.

В лагерь они попали так же: через калитку на хоздворе.

Расставаясь, Паша напутствовал:

– Одежду эту сними, переоденься в чистое. А то учуют от тебя запах дыма, пристанут с вопросами. Зачем нам неприятности?

Валя так и сделала. Переоделась в чистое, пошла к эстраде. Присела на самой дальней от сцены скамеечке. Спектакль уже подходил к концу, но она даже не вникала в действие. Переживала внутри себя события вечера.

Действие на сцене закончилось. Артисты раскланивались, собирая щедрые аплодисменты. Потом зрители потянулись к выходу.

Узрев Валю, Майка хмыкнула:

– Что, так и просидела весь вечер на галёрке? А мы даже за кулисами были, помогали, вот!

Валя не стала с ней связываться, лишь устало улыбнулась:

– Рада за вас. Повезло. А мне и тут нормально было.

А про себя подивилась: надо же, как вовремя Паша вернул её в лагерь. Сейчас все зрители сразу же пойдут спать, а если бы её койка оказалась пустой, то и впрямь мог подняться переполох! Нет, всё-таки Паша – человек надёжный. Всегда обо всём помнит, всё просчитывает заранее. Мужик он, что и говорить!