Обнимаем тебя. Твои родные дедушка и бабушка.
Письмо.
Привет, Антон.
Твои родители сообщили, что ты стал работать в мастерской по пошиву спецодежды. Мы рады очень, ведь без работы можно там сойти с ума. Ты пишешь, что чем писать письма, лучше звонить, но я думаю, что писать и получать письма приятно. Вначале это как-то непривычно, потом ждёшь письмо в определённые дни, а когда совсем привыкнешь к ним, то уже тоскуешь по письму, если его не получаешь в срок. Пиши.
Обнимаем тебя. Дед и баба.
Последняя встреча с внуком за полгода до освобождения
Первый вариант
Вот и закончилось последнее «свидание» с внуком, я ехала домой с дочерью и зятем и просила Бога: «Дай мне пожить до его освобождения». Осталось полгода – только-то, как много и как мало – всё в жизни относительно кого-то или чего-то. Антон сильно возмужал. Работает на заводе, деньги ему перечисляют на сберкнижку. Он много прочитал книг в их библиотеке. Разрешили пользоваться сотовыми телефонами. Четыре года назад отменили заочное обучение в колледже, а сейчас возобновили эту форму обучения. Он поступил на строительный факультет колледжа, но, видимо, окончить учёбу придётся дома.
Второй вариант
Вот и закончилось последнее «свидание» с внуком, я ехала домой с дочерью и зятем и просила Бога: «Не допусти встречи с внуком после освобождения, ему осталось менее полугода, страшно мне. Злой стал, взгляд хищника, высокомерный, разговаривал очень грубо, даже с явной угрозой».
Я всё время, после каждого свидания или письма, просила Бога: «Дай мне время ещё пожить», – если беседа хорошая состоялась, и внук был не озлоблен. Но после встречи, где он грубил, поучал, грозил нам, то просила Бога: «Призови меня раньше его освобождения».
И так было несчётное количество раз. Видно, и Бог не знал, какое решение принять и что нужно этой женщине, меняющей без конца свои просьбы. И когда ему сказали, что это не сумасшедшая, а бабушка, у которой внук сидит в тюрьме за убийство, то он отложил все просьбы, посчитав, что в судьбу этой женщины не имеет право вмешиваться.
Что меня ждёт впереди – я знаю, врачи сказали, эти годы я прожила как приговорённая к смертной казни, отсроченной на восемь лет.
Я написала два варианта встреч с внуком за полгода до освобождения. Один – хороший, другой – страшный. Встреч не было, я их придумала, и каждый день проживая одну из них, я сама поверила в эти встречи. Мне кажется, что моя жизнь раздвоилась, как и образ внука.
От автора
Я написала оба варианта последних встреч Лиды с внуком перед его освобождением из колонии. Никто не может предугадать окончание этой трагедии.
Рассказ написала, мне хотелось показать его Лиде. Несколько раз проходила около её дома, потом села на лавочку и задумалась над судьбой многих таких же мальчишек. Несмотря на то, что меня это не коснулось, я сильно переживала, когда писала рассказ, иногда плакала вместе с Лидой, даже несколько раз хотела бросить это дело.
Вышла женщина, поздоровалась и спросила:
– Вы не можете открыть дверь?
Я ответила, что хотела увидеть Лиду и назвала её фамилию. Женщина сказала, что Лида умерла ещё осенью, а её муж – в этом году весной.
Я хотела спросить о квартире, но женщина оказалась догадливой.
– В квартире живёт её внук с молодой. Войдёте?
Я вошла в подъезд и остановилась около почтовых ящиков. Хотела сразу опустить рассказ в ящик и уйти, но что-то останавливало меня.
Какое право я имею решать судьбу другого человека? Может, Антон начал новую жизнь, закрыв на замок прошлую, а я влезу в его жизнь и, сама того не ведая, растопчу её.
Ведь Лида просила написать рассказ, и только!
Приняв такое решение, я спокойно вышла из дома.
Мытарь
Пришла жена и говорит:
– Квитанция на бандероль тебе. Ты что-нибудь заказывал?
Я встал, рассмотрел квитанцию.
– Никому и ничего не заказывал, пойду на почту выясню.
Я скоро вернулся с книжкой в руках, и рассматривал её с интересом. Жена что-то спросила, но я, задумавшись, говорю как бы про себя:
– Не ожидал, не ожидал совсем, что напишет, даже забыл о той встрече.
А жена опять:
– Объясни, что это, не томи.
– Помнишь, когда я ездил в Тюмень в командировку? В купе со мной ехала одна женщина, немолодая, в разговоре сказала, что пишет рассказы. Она была хорошим собеседником и особенно слушателем. Вот я ей рассказал о своей жизни трудовой, если её можно так назвать. Чего только не было в ней: разбой, рэкет, предпринимательство, крышевание чужой собственности и другое – всё так переплелось тогда. Меня словно прорвало, и я ей всё рассказал как на покаянии, а она слушала, но не записывала. И вот спустя два года, она нашла меня и прислала книжку с рассказом как бы о моей жизни – конечно, образ тут собирательный, но с меня списано точно.
Жена взяла книгу и стала читать рассказ вслух, иногда задавала мне вопросы или уточняла некоторые эпизоды: «Помнишь, как мы с тобой закупали товары в Москве на рынках и в Лужниках, и на Черкизовском; возили сначала на машине, а потом поездом, набивая полное купе. Торговля шла хорошо, я столько денег не видела никогда; трудно было и опасно, но мы знали, что работаем на себя; тогда и домик этот купили». «Вот она пишет, что трудно стало доставлять товар – на дорогах стали грабить и убивать, а на рынках – налоговая инспекция и полиция без конца стали проводить рейды, проверяли документы, запугивали… Это правда, мы тогда тоже не выдержали и закрылись, не стали ждать неприятностей, так как не на весь товар были документы, чего уж, а прижимать стали сильно. Ты тогда ушёл с ребятами крышевать ларьки, рынки и магазины. Я боялась за тебя очень, но ты успокаивал и шутил: мы как налоговая полиция работаем, только без формы».
– Она пишет, что ты жёг ларьки, запугивал продавцов, заставляя их платить. Это правда?
– Конечно, правда, жить всем хотелось, выживали как могли.
Я сам не хотел быть в этой банде, но некуда было деться. Пробыл я у них около года, а потом мы с Василием открыли продуктовый магазин.
Жена читала, а я вспоминал свой бизнес с продуктовым магазином. Арендовал маленькое помещение в торце общежития, заказал красивую вывеску, закупил холодильную витрину, прилавки, разный торговый инвентарь. Стали со всех близлежащих заводов возить продукты: сыры, колбасы рыбные и овощные консервы в ассортименте, водку, кондитерские изделия и другое. Возили на арендованной машине, на всё были документы, и сразу по заявкам развозили по магазинам города, работали без обмана.
Васёк занимался закупкой товара, а я реализацией. В нашем магазине торговля была скромная, главный доход был от реализации через другие магазины. Еле выдержали два года – проверки бесконечные, кто только не проверял: пожарные, торговая инспекция замучила, да и санитарные проверяющие тоже, а милиция стала проверять ценники и сроки годности продуктов, вроде им больше нечем заняться.
Сколько денег и товара они все вытянули, а по дороге тоже без конца отдавали работникам ГАИ и другим, кто останавливал с проверкой. Я видел, что становлюсь их источником обогащения, разозлился и снова подался к ребятам; началось то же самое – сбор денег со всех точек на нашей территории; угрозы были, но краж и разбоя – нет.
В нашей группировке стал главным бывший прапорщик, откуда он взялся, никто не знал. С виду он грубоватый, а понимание имел – предпринимателей не обижал, говорил нам: «Вы на порядок умнее и мудрее молодняка; силой можно только раз добиться денег, а потом и разоришь человека, а если договариваться, то можно спокойно иметь постоянный доход».
Предприниматели знали об этом и часто просили его помочь с лучшим местом на рынке или киоском на улице. Давал отсрочки некоторым по платежам, а вот когда подожгли киоск на нашей территории, то он дал взаймы денег на ремонт и закупку товара. Он умел со всеми договариваться – и с властью, и с милицией, и с другими группировками, мне иногда казалось, но это так казалось…
Я всё время думал о своём деле: соберу денег и уйду снова в бизнес, если не будут мешать, то я горы сверну – буду работать день и ночь.
Жена взволнованно говорит:
– В рассказе она пишет, что ты убивал людей при определённых обстоятельствах.
– Нет, я никого не убивал, а ей сказал для большей важности и для интереса к книге.
Я продолжал вспоминать, как мы с Васькой опять ушли из банды. Прапорщик сказал: «Попытайтесь, чего нужно, обращайтесь». Мы накупили на все деньги, которые были, автозапчасти и открыли палатку на рынке. Торговля шла хорошо. Решили арендовать место в хозяйственном магазине, оплатили за три месяца вперёд, но хозяин обманул нас – угол сдал другим.
Мы вернулись снова на рынок, но торговали уже на развале. Рыночники стали наезжать на нас, пытаясь прогнать, так как у них были свои точки по торговле автомобильными запчастями, и в 1997 году мы закрылись.
Жена:
– Она пишет, что ты ещё был охранником у большого начальника? Я этого не знала.
– А какая разница, что рэкетир, что охранник у самого главного рэкетира или бандита. Они отбирали фабрики, заводы и разные предприятия, которые были прибыльными и перспективными. Хорошо была поставлена работа по банкротству предприятия, а уже потом силой захватывали его. Я охранял его два года, насмотрелся, а потом уже боялся, не сдержусь и убью его сам.
Мы с одним парнем тогда решили открыть производство бетонных блоков. Все документы оформили, провели испытания, получили сертификаты; недалеко от карьера купили склады.
Я радовался, что вот это уже настоящее дело. Но прошло около года, приехали из администрации люди, какие-то экологи, и сказали, что карьером пользуюсь незаконно, но я ведь на карьер имел документ на аренду. Вскоре пришлось за бесценок продать всё, а тот из начальства, который запрещал работать, выкупил и ещё долго производил эти блоки, а карьер стал его собственностью.
Это был настоящий каток по мне; я ведь все документы на производство несколько месяцев оформлял, все подписи и разрешения собрал.
И опять я ушёл к ребятам и решил мстить всем, которые силой и беспределом отбирали предприятия. Я им по полной теперь предъявлял требования, по своим законам. Но прапорщик предупредил: «Не зарывайся, мститель, а то тебя закажут». Я понял, что бизнес стал круче и рэкет тоже; ставки стали очень высокими, и решил в который раз уйти из группировки. А тут ещё несчастный случай произошёл с моим другом Василием. К нам пришёл молодой бесшабашный парень, одержимый до быстрых денег. С Васькой он сразу не поладил, без конца враждовали, и чуть было не доходило до драк.
Я спросил у жены:
– Помнишь, я тебе подарил брошь с красными камнями?
– А где она? Я её уже много лет не видела… Это рябина – очень красивая вещь.
– Её сорвал с груди продавца в магазине этот новенький. Васёк ему сказал: «У нас это не принято». Тогда парень ударил Васька, завязалась драка. Васька не стало и парня тоже. Я подобрал брошь и принёс домой.
– А про брошь ничего в рассказе нет.
– Я постеснялся рассказать писательнице об этом, потому и нет. Чтобы как-то закрепить своё последнее решение уйти из банды, я раздавил брошь так, что «кровь» брызнула по асфальту. Так я навсегда попрощался с прошлым, которое теперь называют лихими годами.
Жена дочитала рассказ до конца, задумалась и говорит:
– Я многое не знала, но этот образ всё же собирательный. Слава Богу, что ты остался жив.
Я-то знал, что писательница не так уж много собрала от других, но жене нечего об этом знать.
Я вышел во двор, сел на крыльцо и закурил. Сады давно отцвели и наливают плоды, огород посажен, везде чистота, уют. Хорошо, что в те далёкие «кооперативные» годы мы купили домик, а уж потом расширили. А те деньги, которые доставались легко, так и уходили, да и бизнес не принёс мне прибыль, а только убытки. Вроде я не глупый, руки и ноги в порядке, а не смог удержать свои предприятия.
Годы были жестокие и страшные. Сейчас я испытываю внутри себя отвращение за те дела, но куда было деться от этого, жить как-то надо было. Если уж честно сказать, и тогда были другие пути, но я прошёл через эти, и часто был на грани смерти. Многое я и сейчас переживаю очень остро, хотя прошло уже более семи лет.
Как же отчаянно и тяжело зарабатывали свой кусок хлеба женщины: закупали товар, возили, таскали эти огромные баулы, продавали на холоде практически весь день… Где у них были и с кем дети? А мы, здоровые мужики, собирали мзду с них, только потому что у нас была сила. Хватали всё, что плохо лежало или находилось в слабых руках.
Всё было против тех, кто хотел работать и зарабатывать. Их давили все – и бандиты, и властные (или около неё) структуры. Я помню одного директора завода, который стал инвалидом после отъёма завода. Сначала умело подвели под банкротство, а потом физически захватили; мы как живой щит дежурили на территории завода, никого не впускали и периодически вступали в драку с охраной.
Сколько было таких заводов, фабрик и разных предприятий, не сосчитать. Я тогда, как и все наши ребята, тоже хотел разбогатеть, или войти во власть, или заиметь долю в какой-нибудь собственности. Тогда казалось, что это мы правим миром и наши возможности огромные. Со временем я понял, что мы марионетки в руках серьёзных людей и компаний по переделу собственности.
Чем измерить горе, которое мы наносили людям, и как судьба отплатила многим за это – кому тюрьмой, кому могилой, а многие спрятались за границей.
Как сказала жена, слава Богу, что я жив остался. Сейчас я занимаюсь газовым оборудованием. Сразу после школы я поступил в нефтяной техникум и никогда не забывал о своей профессии, и вот когда она мне пригодилась. Но всё-таки считаю себя нереализованным в жизни – очень хотелось иметь своё дело, но не сбылось.
Сейчас что-то организовывать я не решаюсь, вспоминая свой прошлый опыт, да и сегодня мало что изменилось, такое же давление на бизнес, и, чтобы выжить, надо опять изворачиваться и идти на сделку с совестью. Всё, больше не хочу этого.
Своё прошлое я запрятал в глубину своей памяти, так сказать, в секретный архив, но вот неожиданное напоминание: всё опять перед глазами – память будоражит и заставляет содрогаться.
А писательница правильно назвала меня Мытарем. Я и есть Мытарь, и ещё – живой маятник того времени.
Талисман
У меня скоро свадьба. Подруга Света пригласила нас на день рождения. Я пришла со своим женихом. Были все знакомые, ресторанчик уютный – приглушённый свет, ночное небо на потолке.
Вдруг я заметила молодого человека, который разговаривал с ребятами очень оживлённо. Я глядела на него из своего угла и думала: кто это, почему я его раньше не знала? Подруга подошла и сказала: «Это мой двоюродный брат, приехал из Воркуты».
Я глядела на него и не могла оторвать глаз. Вдруг его взгляд, пробив темноту, прямо остановился на мне и задержался. Через некоторое время он пригласил меня на танец. В середине танца он как бы споткнулся и сильно прижал меня. Я от неожиданности, не сумев отвернуть лицо, испачкала его светлый пиджак губной помадой. Извинилась.
Закончилась вечеринка, я поняла, что поторопилась со свадьбой. Надо разобраться со своим нарождающимся чувством. Брат Светки уехал, а я ходила какая-то счастливая.
Никто не знал, что у меня появилось чувство, которое поднимало меня над всеми. Меня ничего не раздражало, я жила как в невесомости. В зеркале я видела себя радостной, светились глаза, улыбка была постоянно. Это чувство заполнило меня всю. Я была в предчувствии счастья.
Через некоторое время Света позвонила и попросила зайти по каким-то делам. Я забежала к ней и увидела её брата, он приехал, по словам Светки, непонятно зачем. Она ещё говорила, что несколько дней назад он позвонил и после нескольких вопросов спросил про меня. Света ответила: «Свадьбы не было, что-то не сложилось». Она не понимала, зачем он так быстро приехал, а я поняла: он приехал за мной.
Светка, увидев нас в обнимку, сначала замерла, а потом обрадовалась и поздравила. Я уехала с ним в Воркуту. Так я стала женой совсем незнакомого мне человека, которого видела только один вечер, а казалось, что давно. Пиджак его я хотела отдать в химчистку, но потом раздумала – пусть будет как талисман, ведь в порыве откровения он сказал: «Целовал его в то место, где были следы от твоих губ».
Безнадёга
Да, это правда – я оставила троих детей и мужа и уехала к родителям в Подмосковье. Что со мной произошло? Сама не могу ответить – накапливалось, накапливалось и вот прорвалось.
Много лет назад приехала я с родителями в посёлок Среднеахтубинского района Волгоградской области ещё девчонкой. Отец с матерью стали работать в совхозе. Я пошла в школу, окончила девять классов и поступила в Волгоградский технологический техникум, но проучилась только полгода, пришлось бросить – не на чем было ездить, так как постоянного транспорта не было. Вот так закончилось моё образование.
Начала работать с матерью в совхозе. Какую работу только не делала – всему научилась и на ферме, и в поле. Но я постоянно чувствовала себя недоучкой. Это меня сильно угнетало, а ведь мозги у меня хорошо работали. Забывалась на работе среди людей, но когда оставалась одна, то мысли не покидали меня: жизнь идёт, а для меня она остановилась.
Прошло около одиннадцати лет, родители решили вернуться в Подмосковье, откуда уехали из-за безработицы, а меня выдали замуж. Я захотела сама поменять свою жизнь и на предложение парня из соседнего села согласилась выйти за него. Быстро появились дети – два сына и дочка. Муж Юрий, работящий, непьющий, завёл большое хозяйство. Чего только у нас не было – коровы, бычки, свиньи, гуси, куры и даже коза. Юра мне очень нравился своим спокойствием, деловитостью и ласковым отношением ко мне. Дети подрастали и вместе с нами работали по хозяйству. Я им говорила: «Вот заработаем денег, тогда отправлю вас учиться в Волгоград».
Совхоз развалился и многие потеряли работу. В посёлке остался магазин, школа и почта. Люди потеряли постоянный заработок, некоторые стали ездить на работу в город Волжский или Среднюю Ахтубу, но ездить так далеко не на чем, регулярного транспорта так и не было.
Народ и до этого пил, а теперь это усилилось. Живут за счёт своего хозяйства и огородов, но постепенно стали переводить живность: если раньше стадо было около трёхсот коров, то сейчас только пятидесяти, а посёлок немаленький, более двухсот дворов.
В совхозе мы были частью большого коллектива, в посёлке кипела жизнь, приезжали студенты на уборку овощей, было много всяких ремонтных мастерских, столовая и другое. Постоянный заработок, организованная заготовка кормов, приёмка молока от личных хозяйств и другие задачи совхоз брал на себя, и мы чувствовали себя защищёнными. Всё-таки продуктивный труд в сельской местности – это коллективный, в одиночку много не наработаешь, проблемы тебя задавят и затратно очень – это я знаю по себе.
Раньше мы ходили в гости друг к другу, отмечали праздники вместе, нас объединял общий труд, а сейчас почти не общаемся с соседями, порой даже не с кем просто поговорить.
Я стала подсчитывать, во что нам обходится теперь домашнее хозяйство, и пришла к выводу, что мы работаем в убыток, уже тратим ранее накопленные деньги. Из молока от трёх коров готовлю творог, сметану и разношу по посёлку или в другой, который поближе. Много приходится выливать свиньям – не всегда удаётся продать. С продажей бычков так намучаешься, что и держать их не хочется. Выходит, что мы работаем день и ночь, только чтобы прокормить себя, а о накоплении даже речи нет. На что тогда я буду учить детей?
Моя судьба повторяется в детях. Во мне всё как-то надорвалось, и я сказала Юре, что уезжаю от них в Подмосковье. Он обречённо посмотрел на меня и говорит: «Поступай, как сама чувствуешь, за детей не беспокойся. Я верю тебе».
Приехала к матери, она меня пожурила, что бросила семью, но я стояла на своём. Устроилась на работу в ресторан, заработок полностью отправляла мужу, так как у них денег совсем не было – только что от продажи молока.
Я понимала, что опять что-то не так, но не спешила возвращаться домой – мне надо было утвердиться в чём-то, я ещё не знала в чём. Домой приезжала на несколько дней на праздники, но остаться была пока не готова.
Семья жила прежней жизнью: муж занимался хозяйством, дети помогали, научились всё делать самостоятельно и по дому, и в учёбе. Моё отсутствие было заметно только на огороде, они ничего не посадили, и он зарос травой, но Юра строил огромный навес, почти во весь дом, я это оценила. Дети очень радовались, когда я приезжала, но не просили остаться, видимо, отец объяснил им, что у меня нервный срыв.
Мама сказала:
– Много лет назад мы приехали в этот посёлок, чтобы работать, а теперь у вас нет работы. Тогда, может, вам всем переехать сюда, в родное Подмосковье? Здесь работа есть и школа нормальная. Дети получат неплохое образование, а потом и дальше будут обучаться. Доченька, я себя виню, что мы с отцом так быстро собрались и уехали, как бы бросили тебя в посёлке. Знакомые, которые нас сманили приехать в посёлок, потом сами уехали и нам написали, что завод, где работал отец, снова ожил – вот мы и поспешили тогда. Отец пошёл на завод, а я заболела, сказался непосильный труд – по восемнадцать часов без разгиба. Сельским бабам ничего, а я физически не была готова к такой нагрузке, но старалась работать наравне и в совхозе, и дома, а хозяйство было немалое. Загубила я себя и тебя обрекла на такую жизнь.
– Мама, не вини себя, я сама решила свою судьбу устроить, но жизнь распорядилась иначе. Вначале думала, что будет большое хозяйство и материальное положение позволит мне доучиться. Я любила учиться, и память у меня редкая. Сколько книг перечитала ночью – любую могу пересказать.
Мама пояснила:
– Это в отца и память, и желание учиться: сколько у него было рацпредложений на заводе, ему всегда за них давали премии, он очень жалел, что не получил высшего образования, но к нему за советом многие приходили. Что же ты Оксана, будешь дальше делать, есть у тебя варианты или нет?
Я ответила не сразу, так как вариантов не было пока.
– Мама, а у тебя какие варианты родились по поводу меня?
Мама сказала, что за эти полгода, как я приехала, конечно, думала.
– Есть только два варианта, на мой взгляд, – продолжала она,– или уехать в посёлок и жить там как все, или переехать в Подмосковье, купить домик и осуществить свои мечты. Здесь ты, дочка, можешь получить какую захочешь профессию, подготовить детей лучше, чем в селе, они ведь и так отстали намного от сверстников. Третьего варианта я не вижу, долго так продолжаться, как сейчас, не может, это не по-человечески. Муж и дети от тебя отвыкают, и когда ты осознаешь, что нашла правильное решение, то не будешь уже нужна им, да и себе не простишь. Думай недолго, Оксана, и принимай решение.
Я выслушала маму, правильно она говорит, и решила спокойно осознать, что мне нужно, а потом принять это судьбоносное решение. Часто звонила детям и мужу, они ждут меня и рассказывают, что делают по хозяйству, как учатся. Меня хозяйство стало меньше интересовать: продали одну корову – хорошо, зарезали свинью – тоже, перевели гусей – ладно.
Я боялась только, что Юра сопьётся, как многие, но это испытание он выдержал, как выдержал и другое. Моя соседка бабушка Валя рассказывала мне: «Юра, конечно, видный мужчина и некоторые бабы уже распушили хвосты: стали Юру обхаживать, говорили, что Оксана не вернётся. Юра только улыбался и отвечал: вернётся, куда ей от нас деться».
– Хороший у тебя, Оксанка, мужик. Уезжаете? – Я кивнула. – Ну и правильно, что здесь делать, живём как на кладбище – тока что живые пока.
Недалеко от ресторана, где я работаю, висит доска объявлений, и я прочла, что набирают на курсы поваров-кондитеров. Я пошла узнать, что и как, мне очень понравилось, записалась. Я всегда хорошо готовила – это от мамы, и быстро усваивала всё, меня хвалили.
При нашем ресторане открывается очень большая кулинария; директор ресторана предложил мне после окончания учёбы там работать. Я радовалась как ребёнок – и учусь, и работа сама в руки идёт.
Позвонила мужу и поделилась радостью, он спросил:
– Что решила с семьёй?
Я ответила:
– Теперь-то решу быстро, у меня появилась цель: буду смотреть домики, возможно купим.
Родственники давно уже приглядели дом с садом, недорого. Юра приехал быстро и сразу сказал, что согласен на этот вариант, но сначала надо продать свой дом в посёлке. Многие хотят продать, но никто не покупает пока, а с продажей мотоблока, косилки, всякой утвари и скотины проблем не будет. Юра оббежал ближайшие предприятия и радостно объявил: «С работой будет всё в порядке».
Школа нам понравилась – двухэтажная, красивая, охраняемая. Вся семья как бы возродилась: мы вступили в новую жизнь с повышенными требованиями к нам, и понимали это, так как прошли испытание судьбы вместе.
У нас с мужем стали совсем другие интересы: больше говорим о работе, о новых знакомых, о дополнительных занятий для детей, о пристройке к новому дому.
Мы стали учиться и отдыхать – в выходные дни всей семьёй выезжаем в Москву или поближе на экскурсии. Юра сам ничего не видел, да и я тоже, и с интересом смотрим всё, что предлагается бесплатно, – на платные мероприятия у нас нет средств. Увидели просвет в жизни, если так можно сказать, а раньше была полная безнадёга. Оказывается, что можно жить по-другому.
Как-то я спросила Юру:
– Почему ты так мудро поступил, когда я собиралась уехать и в конце концов уехала?
Он ответил целым рассказом-исповедью:
– Мои родители работают всю жизнь в селе, практически не выезжали никуда, я другой жизни не видел. После девяти классов стал работать в совхозе с отцом. Он обучил меня водить и ремонтировать всю сельскохозяйственную технику, уже позже окончил курсы механизаторов, мечтал учиться на механика. Когда встретил тебя, то почувствовал, что в тебе есть внутренняя сила и ты решительнее меня. Белокурая, хрупкая, в тебе всё было городским – и разговор, и поведение, и одежда, а главное, ты никогда не повышала голос ни на кого; в работе не уступала сельским. Прожив в посёлке долгое время, так и не стала деревенской. Ты часто повторяла, когда мы жили уже отдельно, слово «безнадёга». Я вначале не слишком понимал тебя. Думал, что тебе надо? Хозяйство большое, дети растут, но после ликвидации совхоза мы, как и многие, оказались безработными; с кормами и реализацией продукции возникли большие трудности. Посёлок как бы осиротел, мы стали никому не нужные. Финансовое состояние наше уже не позволяло продолжить обучение детей в Волгограде. Вот в это время я и понял, что означает твоё слово «безнадёга». Я, как и мои родители, не выезжал из села надолго, но, прожив с тобой несколько лет, понял: надо как-то менять жизнь, и свою, и детей, поэтому спокойно отпустил тебя, тем более вся твоя родня живёт в Подмосковье – поддержат тебя там, а мои родные помогут мне здесь. Вначале, после твоего отъезда, я был в отчаянии, а потом, когда вся родня организованно помогать стала, успокоился. Никто ни разу не сказал о тебе плохого, разговоры были только о детях и хозяйстве. И сейчас я понял, что мы приняли правильное решение и прошли это испытание достойно. Мы ещё молодые, полные сил, трудолюбивые. У нас всё будет в порядке, Оксаночка.