Наша корова
TekstНа следующий день я обнаружила, что похудела с перепугу на три килограмма. То есть штаны стали настолько явственно болтаться вокруг талии, что я отправилась на весы. Да, три килограмма за два дня, полных страха, недоумения и искреннего раскаяния.
Корова ходила недоенной несколько дней. Вымя раздулось, и было видно, что каждый шаг достается ей с мучительным трудом. Мы страдали, нам было ее жалко до слез, но боялись мы ее намного больше, чем жалели. Первым не выдержал муж. У него вообще отношения со всякой скотиной были намного душевнее, чем у меня.
Он бегал по народу, исступленно консультируясь. Народ, потешаясь, тем не менее, советы давал. Какой-то идиот гордо рассказал, что однажды ему доводилось доить в своей жизни такую бешеную корову, ну ей-богу, одновременно четырьмя ногами лягалась. Иначе, зачем ему требовалось привязывать свою корову (если та существовала не только в его воображении) за каждую ногу к четырем столбам, вкопанным в землю?
Но нам было не до критического восприятия действительности. Наша корова уже почти неделю мучилась, мы мучились не меньше, может быть, даже и больше, вроде у человека сознание лучше приспособлено к страданиям, чем у коров. Трудно судить, вопрос темный…
Муж припер из леса пару столбов, вкопал рядом с домом, подвел к ним корову, привязал ее задние ноги, сел и выдоил несчастное животное. Сейчас я склонна думать, что столбы оказались совершенно лишними. Корова настолько измучилась, что ей было уже все равно, кто ее доит и каким способом, лишь бы подоил.
И вот ведро с молоком торжественно внесено в дом. Все прыгали и плясали от радости за себя, за корову, за благополучное разрешение тягостной ситуации. Корова быстро привыкла к мужу в качестве доярки, она его полюбила искренней любовью и тихонько мычала по вечерам, когда в своем хлеву слышала его шаги в скрипучих сенях.
Она прожила у нас два года. Потом, перед возвращением в город, ее того… Да. Муж плакал, когда ее пристрелили, утешаясь тем, что она даже не успела понять, что перешла в мир иной. Мясо мы продали, и нас потом попрекали, что оно оказалось жестким, да что возьмешь с двенадцатилетней трудяги.