Система международных отношений. Нации в борьбе за власть

Tekst
1
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Таким образом, общая концепция, сформировавшаяся в XIX веке о природе внешней политики, в сочетании с конкретными элементами американского опыта породила убеждение, что участие в политике власти не является неизбежным, а лишь исторической случайностью, и что у наций есть выбор между политикой власти и другими видами внешней политики, не запятнанными стремлением к власти.

Борьба за власть: Политика статус-кво

Внутренняя и международная политика – это два разных проявления одного и того же явления: борьбы за власть. Проявления различаются в двух разных сферах, потому что в каждой из них преобладают разные моральные, политические и общие социальные условия. Национальные общества демонстрируют гораздо большую степень социальной сплоченности внутри себя, чем между собой. Культурное единообразие, технологическая унификация, внешнее давление и, прежде всего, иерархическая политическая организация – все это приводит к тому, что национальное общество становится интегрированным целым, обособленным от других национальных обществ. Вследствие этого внутренний политический порядок, например, более стабилен и в меньшей степени подвержен насильственным изменениям, чем международный порядок.

История стран, активно участвующих в международной политике, показывает, что они постоянно готовятся к организованному насилию в форме войны, активно участвуют в нем или восстанавливаются после него. Во внутренней политике, с другой стороны, организованное насилие как инструмент политического действия в широких масштабах стало редким исключением. Тем не менее, как потенциальная возможность оно существует и здесь, и временами страх перед ним в форме революции оказывал важное влияние на политическую мысль и действия. Следовательно, дифпренерская и международная политика – в одной и той же степени.

Вся политика, как внутренняя, так и международная, обнаруживает три основные закономерности, то есть все политические явления можно свести к одному из трех основных типов. Политическая политика направлена либо на удержание власти, либо на сохранение власти в руках.

Этим трем типичным моделям политики соответствуют три типичные международные политики. Нация, чья внешняя политика направлена на сохранение власти, а не на изменение ее распределения.

Нация, чья внешняя политика направлена на приобретение большей власти, чем она имеет на самом деле, путем расширения своей власти за пределы своих фроилтеров, чья внешняя политика, другими словами, стремится к благоприятному изменению статуса, проводит политику империализма. Понятие «статус кво» происходит от status quo ante helium, дипломатического термина, обозначающего обычные положения мирных договоров, которые предусматривают эвакуацию территории вражеских войск и ее восстановление под суверенитетом. Так, мирные договоры с Италией и Болгарией, завершившие Вторую мировую войну, предусматривают, что «все вооруженные силы Союзных и Соединенных Держав будут выведены» с территории конкретного государства «как можно скорее и в любом случае не позднее девяноста дней со дня вступления в силу настоящего договора». То есть, в течение этого срока в отношении данной территории будет восстановлен прежний статус кво.

Политика статус-кво направлена на поддержание того распределения власти, которое существует в конкретный момент истории. Можно сказать, что политика статус-кво выполняет ту же функцию для международной политики, которую консервативная политика проводит в отношении внутренних дел. Моментом в истории, который служит точкой отсчета для политики статус-кво, часто является распределение власти, как оно существует на момент войны и как оно кодифицировано в договоре о мире. Типично, что политика статус-кво проявляется как защита мирного урегулирования, завершившего последнюю всеобщую войну. Европейское правительство.

Не является отклонением от этой тройственной модели международной политики, когда иногда нация отказывается от власти без физического принуждения, как это сделала Великобритания в отношении Индии в 1947 году и как это неоднократно делали Соединенные Штаты в отношении латиноамериканских стран. В таких случаях нация действует как военачальник, который может отступить при определенных обстоятельствах, либо потому, что его фронт перенапряжен, либо его линии связи находятся под угрозой, либо потому, что он хочет сконцентрировать свои силы для нападения. Аналогичным образом, нация может отступить с открытой позиции силы, которую она не может надеяться удерживать долго. Или она может поменять один вид контроля на другой, например, военный контроль на политический, политический на экономический или наоборот (в качестве примера можно привести замену политики «добрососедства» на политику «большой дубинки»). Или изменение целей внешней политики может потребовать концентрации усилий в другой точке. В любом случае, тот факт, что она добровольно отказывается от власти, не может означать, что она не заинтересована во власти, так же как отступление полководца доказывает, что он не заинтересован в военной победе.

Основной целью Священного Аль-Ханса было поддержание статус-кво, существовавшего на момент завершения наполеоновских войн; в результате он функционировал главным образом как гарант Парижского договора 1815 года, который прекратил наполеоновские войны.

В этом отношении связь между политикой в защиту статус-кво 1815 года, Парижским договором и Священным союзом аналогична связи между политикой в пользу статус-кво 1918 года, мирными договорами 1919 года и Лигой Наций. Распределение сил, существовавшее в конце Первой мировой войны, нашло свое юридическое выражение в мирных договорах 1919 года.

Статья 10 Пакта Лиги, обязывающая ее членов «уважать и сохранять против внешней агрессии территориальную целостность и существующую политическую независимость всех членов Лиги», признает одной из целей Лиги поддержание территориального статус-кво, установленного мирными договорами 1919 года. Следовательно, в период между двумя мировыми войнами борьба за и против статус-кво велась в основном либо путем защиты или противодействия территориальным положениям Версальского договора и их гарантии в статье 10 Пакта Лиги. Поэтому, с их точки зрения, было вполне логично, что страны, выступавшие в основном против статус-кво, установленного в 1919 году, должны были разорвать свои связи с Лигой Наций – в 1932 году Германия, в 1937 году Италия.

Однако политика статус-кво проявляется не только в мирных договорах и поддерживающих их международных организациях. Нации, желающие сохранить определенное распределение сил, могут использовать в качестве инструмента специальные договоры, такие как «Девять держав».

Договор девяти держав трансформировал американскую политику «открытых дверей» в Китае в многостороннюю политику, которую обязались поддерживать страны, в основном заинтересованные в торговле с Китаем, а также сам Китай. Его основной целью было стабилизировать распределение сил, существовавшее в то время между договаривающимися странами в отношении Китая. Это означало, что особые права, которые некоторые страны, особенно Великобритания и Япония, приобрели на определенные части китайской территории, такие как Маньчжурия и различные порты, должны были не только остаться нетронутыми, но и не должны были быть уступлены Китаем ни одной из договаривающихся сторон.

Генри Киссинджер в 1972 году


Локарнский договор о взаимных гарантиях стремился дополнить общую гарантию территориального статус-кво 1918 года, содержащуюся в статье 10 Ковианта Лиги, специальной гарантией в отношении.

Политика между народами

Договоры о союзах, в частности, часто выполняют функцию сохранения статус-кво в определенных отношениях. Так, после победоносного завершения войны с Францией и создания Германской империи в 1871 году Бисмарк пытался защитить вновь завоеванное доминирующее положение Германии в Европе с помощью союзов, которые должны были предотвратить реваншистскую войну со стороны Франции. В 1879 году Германия и Австрия заключили союз для взаимной обороны против России, а в 1894 году Франция и Россия заключили оборонительный союз против германо-австрийской комбинации. Взаимный страх перед тем, что другой альянс будет стремиться к изменению статус-кво, хотя и заявлял о его сохранении, был одним из главных факторов, приведших к всеобщему пожару Первой мировой войны. Союзные договоры, которые Франция заключила с Советским Союзом, Польшей, Чехословакией, Югославией и Румынией в период между двумя мировыми войнами, были направлены на сохранение статус-кво, главным образом, в связи с возможными попытками Германии изменить его. Аналогичные договоры между Чехословакией, Югославией и Румынией, а также договор между Чехословакией и Советским Союзом имели ту же цель. Неэффективность этой системы союзничества, когда она была испытана на прочность в период с 1935 по 1939 год, стала одной из причин нападения Германии на Польшу. Британо-польский союз от 5 апреля 1939 года был последней попыткой перед началом военных действий сохранить хотя бы территориальный статус-кво на восточной границе Германии. Сегодня союзы, которые Советский Союз заключил со странами Восточной Европы и которые страны Западной Европы заключили между собой, направлены на сохранение статус-кво в этих соответствующих европейских регионах в том виде, в котором он был установлен в результате распределения власти в конце Второй мировой войны.

Проявлением политики статус-кво, которая имела наибольшее значение для Соединенных Штатов и была краеугольным камнем их внешних отношений, является доктрина Монро. Имиджевая декларация, сделанная президентом Монро в его ежегодном послании Конгрессу 2 декабря 1823 года, Доктрина устанавливает два основных принципа любой политики статус-кво.

Мы уже говорили, что политика Se status quo направлена на сохранение распределения власти в том виде, в котором оно существует в конкретный момент истории. Это не означает, что политика статус-кво обязательно выступает против любых изменений. Хотя она не выступает против изменений как таковых, она выступает против любых изменений, которые могут привести к изменению соотношения сил между двумя или более нациями, например, к тому, что А превратится из первоклассной державы во второсортную, а Б поднимется до выдающегося положения, которое раньше занимал А. Однако незначительные корректировки в распределении власти, оставляющие нетронутыми относительные позиции соответствующих государств, вполне совместимы с политикой статус-кво. Например, покупка Соединенными Штатами территории Аэ на Аляске в 1867 году не нарушила статус-кво в отношениях между США и Россией, так как, учитывая технологию.

 

Точно так же, приобретая Виргинские острова у Дании в 1917 году, Соединенные Штаты не начинали политику, направленную на изменение статус-кво в отношении центральноамериканских республик. Хотя приобретение Виргинских островов уже улучшило стратегическую позицию США в плане защиты подходов к Панамскому каналу, оно не изменило относительные позиции Соединенных Штатов и центральноамериканских республик. Приобретение Виргинских островов могло укрепить и без того доминирующее положение США в Карибском бассейне, но не создало его и, следовательно, было совместимо с политикой статус-кво. Можно даже сказать, что, усиливая преобладание Соединенных Штатов над центральноамериканскими республиками, оно фактически укрепило существующее распределение власти.

Борьба за власть. Империализм

Объективный анализ приобретения Соединенными Штатами Виргинских островов может показать, что оно было частью политики сохранения статус-кво в этом регионе. Тем не менее, эти и подобные шаги по укреплению позиций США в Карибском бассейне были названы многими наблюдателями империалистическими. Такие наблюдатели использовали термин «империалистический» не для объективной характеристики конкретного типа внешней политики, а в качестве термина осуждения, с помощью которого можно дискредитировать политику, против которой выступает наблюдатель.

Англофобы будут называть британский империализм актуальным в 1948 году, как они делали это в 1940 или в 1914 году. Русофобы будут называть империализмом все, что русские делают в иностранных делах. Вторая мировая война считалась империалистической по мотивам Советского Союза, пока он не подвергся нападению в 1941 году. В глазах русских война стала антиимпериалистической. Для врагов и критиков Соединенных Штатов повсеместно «американский империализм» является стандартным термином. Чтобы добавить путаницы, экономические системы, политические системы и экономические группы, такие как банкиры и промышленники, без разбора отождествляются с империалистической внешней политикой.

В этом процессе огульного использования термин «империализм» потерял всякий конкретный смысл. В таких обстоятельствах задачей научного исследования становится разрыв с популярным употреблением, чтобы придать термину этически нейтральное, объективное и определяемое значение, которое в то же время будет полезным для теории и практики международных отношений.

Прежде чем мы спросим, чем на самом деле является империализм, давайте сначала спросим, что такое империализм.

Термин используется как синоним любого вида колониальной экспансии. С научной точки зрения такое употребление не имеет смысла, пока оно не подразумевает общей теории о природе экспансионистской политики как таковой. Поскольку в данном тексте мы рассматриваем общие характеристики международной политики экспансии, очевидно, что концепция, ограниченная явлениями колониальной экспансии, слишком узка для наших целей.

Три наиболее популярных заблуждения требуют нашего внимания.

1. Не всякая внешняя политика обязательно является проявлением империализма. Политика, направленная только на корректировку, оставляя суть этих властных отношений нетронутой, все равно действует в общих рамках политики статус-кво.

Мнения о том, что империализм и любое целенаправленное увеличение дуги власти идентичны, придерживаются в основном две разные группы. Те, кто принципиально выступает против конкретной страны и ее политики, такие как англофобы, русофобы и антиамериканцы, рассматривают само существование объекта своей фобии как угрозу всему миру. Всякий раз, когда страна, которую боятся, стремится увеличить свою мощь, те, кто ее боится, должны рассматривать увеличение мощи как ступеньку к завоеванию мира, то есть как проявление империалистической политики. С другой стороны, те, кто, будучи наследниками политической философии XIX века, считают любую активную внешнюю политику злом, которое должно исчезнуть в обозримом будущем, будут осуждать внешнюю политику, направленную на увеличение мощи. Они будут отождествлять эту внешнюю политику с тем, что для них является парадигмой зла – империализмом.

2. Не всякая политика, направленная на сохранение уже существующей империи, является империализмом. Таким образом, империализм отождествляется с поддержанием, защитой и стабилизацией уже существующей империи, а не с динамичным процессом ее приобретения. Однако, если термин «империализм» имеет смысл применять к внутренней политике существующей империи, то применение этого термина к международной политике, по сути, статичной и консервативной, сбивает с толку и вводит в заблуждение; ведь в международной сфере империализм противопоставляется политике статус-кво и, следовательно, имеет динамичный оттенок. История того, что принято называть «британским империализмом», поучительна в этом отношении.

Идея британского империализма зародилась в Великобритании и впервые была использована консерваторами при Дизраэли и развита позже Джозефом Чемберленом и Уинстоном Черчиллем, была противопоставлена тому, что они называли космополитизмом и интернационализмом либералов. Она нашла свое конкретное выражение в политической программе «имперской федерации». Когда эта «империалистическая» программа была постулирована и приведена в действие, территориальная экспансия Великобритании в основном завершилась. С 1870‑х годов британский «империализм», то есть внешняя политика Великобритании в отношении ее заокеанских владений, был в основном политикой статус-кво и вовсе не был империализмом в точном значении этого термина. Тем не менее, антиимпериалисты в Великобритании и других странах, принимая империалистические лозунги Дизраэли и Чемберлена за чистую монету и принимая последствия империализма за сам империализм, выступали против британской политики эксплуатации и консолидации, особенно в Африке и Индии, как «империалистической». На самом деле, когда Черчилль отказался «председательствовать при ликвидации Британской империи», он выступал не как империалист, а как консерватор во внешней политике, защитник статус-кво империи.

Британский «империализм» и его противники являются яркими примерами путаницы между укреплением и защитой империи, с одной стороны, и империализмом, с другой. Но это не единственные примеры. Когда мы говорим о Римской империи и римском империализме, мы, естественно, думаем о периоде римской истории, который начинается с Августа, первого императора, управляющего тем, что тогда впервые было названо imperium Romanum, Однако, когда Август дал Риму и его владениям конституцию империи, экспансия Рима, по сути, подошла к концу. Внешняя политика Республики, начиная с Пунических войн и до ее свержения Юлием Цезарем, действительно была империалистической в точном значении этого термина. В этот период политический облик земли изменился и стал римским. Внешняя политика императоров и их вечные войны служили главной цели – обезопасить и защитить то, что было завоевано ранее. В отличие от «империалистической» политики Великобритании времен Дизраэли и Черчилля, римская внешняя политика была направлена на сохранение статус-кво. Когда происходили завоевания, как, например, при Траяне, эта политика служила для обеспечения безопасности империи и римского господства.

Это в основном верно в отношении территориальных аспектов американского «империализма» с начала двадцатого века до Второй мировой войны.

Когда сенатор Дж. Беверидж заявил, что Бог сделал нас адептами в управлении, чтобы мы могли управлять государством среди диких и дряхлых народов, он стремился оправдать уже установленное господство, а не поддержать экспансию, запланированную на будущее.

Таким образом, как в Великобритании, так и в США, большая часть современных дебатов об империализме следует за процессом империалистической экспансии, осуждая или оправдывая его в ретроспективе. Что касается реальной политики, которая будет проводиться в будущем, то дебаты в основном касаются результата империалистической политики, то есть управления и сохранения империи. Объяснение этому найти несложно. Великие дебаты начались в Великобритании с консервативного превознесения Британской империи, своего рода британского аналога национализма континента. Британская империя была колониальной империей и, как таковая, стала прототипом современной империи. Вследствие этого приобретение и эксплуатация колоний стали синонимом империи, которая, таким образом, приобрела преимущественно, если не исключительно, экономический оттенок. Эта экономическая коннотация породила наиболее обширную, наиболее систематизированную, а также наиболее популярную совокупность мыслей, которые пытались объяснить империализм в современную эпоху: экономические теории империализма. Здесь мы находим третье из заблуждений, которые скрывают истинную природу империализма.

Экономические теории империализма были разработаны в трех различных школах мысли: либеральной и той, которую метко назвали «теорией дьявола» империализма.

Марксистская теория империализма основывается на убеждении, которое является фундаментом всей марксистской мысли, что все политические явления являются отражением экономических условий. Следовательно, политический феномен империализма является продуктом экономической системы, в которой он зародился, то есть капитаклизма. Капиталистические общества, согласно марксистской теории, не в состоянии найти внутри себя достаточные рынки для своей продукции и достаточные инвестиции для своего капитала. Поэтому они склонны подчинять себе все более крупные некапиталистические и, в конечном счете, даже капиталистические регионы, чтобы превратить их в рынки сбыта своей прибавочной продукции и дать возможность инвестировать свой прибавочный капитал.

Умеренные марксисты, такие как Каутский и Хильфердинг, считали, что империализм – это политика капитализма и что, следовательно, империалистическая политика – это вопрос выбора, к которому капитализм может быть более или менее склонен в зависимости от обстоятельств.

Бухарин, напротив, прямо отождествлял империализм и капитализм. Империализм тождественен капитализму в его последней, то есть монопольной стадии развития. По словам Ленина, «Империализм есть та фаза его развития, в которой утвердилось господство монополий и финансового капитала; в которой вывоз капитала приобрел очень большое значение; в которой начался раздел мира между крупными международными трестами; в которой завершился раздел всей территории земли между великими капиталистическими державами».

В глазах марксистов капитализм является главным злом, а империализм – лишь его необходимым или вероятным проявлением. Либеральная школа, главным представителем которой является Джон А. Хобсон, в основном занимается империализмом, который она считает результатом не капитализма как такового, а определенных нарушений в капиталистической системе. В соответствии с марксизмом, либеральная школа диагностирует как корень империализма избыток товаров и капитала, которые ищут сбыта на иностранных рынках. Однако, по мнению Хобсона и его школы, империалистическая экспансия не является неизбежным и даже не самым рациональным методом избавления от этих излишков. Поскольку излишки являются результатом неправильного распределения потребительской способности, то решение проблемы заключается в расширении внутреннего рынка посредством экономических реформ, таких как повышение заработной платы и ликвидация излишней экономии. Именно эта убежденность во внутренней альтернативе империализму в основном отличает либеральную школу от марксизма.

«Теория дьявола» империализма действует на более низком уровне, чем две другие теории. Она широко распространена среди пацифистов, и можно сказать, что она была официальной философией Комитета Ная, который в 1934—6 годах от имени Сената США исследовал влияние финансовых и промышленных интересов на участие Соединенных Штатов в мировой войне. Публичность, которую получили материалы этого комитета, сделала «теорию дьявола» империализма на некоторое время самой популярной теорией внешней политики в Соединенных Штатах. Простота теории во многом способствовала ее популярности. Она определила определенные группы, которые явно наживались на войне, такие как производители военных материалов. Таким образом, наживающиеся на войне превращаются в «разжигателей войны».

 

Если крайние марксисты отождествляют капитализм и империализм, а умеренные марксисты и ученики Хобсона видят в империализме результат неправильного функционирования капиталистической системы, то для приверженцев «теории кквилла» империализм и война в целом представляют собой не что иное, как заговор.