Не ведая сомнений

– Есть! – ответил капитан.

После построения, офицеры, участвующие прошедшей гулянке перерыли всё в поисках карты, но её так и не нашли. Сопоставив факты, вспомнив все мелочи минувших суток пришли к мнению, что Карачков мог её потерять в ресторане или по пути к этому заведению. Положение осложнялось ещё и тем, что рестораном заведовал латыш, а эти граждане, как известно, уже тогда не все хорошо относились к своему восточному «собрату». Но тут уж ничего не поделаешь, оставалось надеяться на удачу. В итоге, командир девятой роты посоветовавшись с другими офицерами, пошёл просить комбата, чтобы тот дал ему машину съездить в злополучный кабак и поискать там карту.

С тяжёлым сердцем, предчувствую какой очередной разгон ему устроит майор Ибрагимов, что к указанному сроку его команда не выполнена, карта до сих пор не найдена, капитан вошёл в кунг (кузов-фургон военного автомобиля) в котором в период учений проживал командир батальона с начальником штаба и замполитом. Доложив по форме и услышав в свой адрес много неприятных слов, командир девятой танковой роты всё-таки получил до вечера ГАЗ-66. Выехали втроем: ротный, Карачков и водитель. И удача действительно обернулась к ним лицом. На стойке у бармена накрытой салфеткой лежала слегка замусоленная карта. Самого бармена не было. Но официантка сказала:

– Вчера вы, – она показала рукой в сторону Карачкова, – изрядно выпив, подошли к бармену, достали вот этот документ и о чём-то с ним говорили. Что было дальше не знаю.

Тут Юра вспомнил, да, действительно, он вчера спорил с барменом о каком-то расстоянии, в связи с чем и достал карту.

– Нам просто всем в этот раз здорово повезло! – громко сказал командир седьмой роты, когда они вернулись в батальон, – но учти, тебя это не касается, – он сурово посмотрел в сторону старшего лейтенанта Карачкова.

Через два дня после ТСТ (танкострелковая тренировка) ранним утром батальон вновь подняли по тревоге. На построении комбат вызвал к себе командиров рот, поставил им задачи. Они в свою очередь довели необходимые указания до командиров взводов, а те – до экипажей танков.

По сигналу «По машинам!» – все мигом заняли свои места.

– Заводи! – один за другим зарычали двигатели танков, – вперёд!

Батальон, лязгая стальными гусеницами машин, пошёл навстречу «врагу». Поддерживать батальон в наступлении должны были: батарея 122-х миллиметровых гаубиц Д-30, вертолётная группа и зенитная батарея «Шилок». Это был мощный ударный кулак, способный пробить хорошо подготовленную оборону любого противника.

Главными задачами перед батальоном ставились:

– прорыв обороны противника и уничтожение его на указанном рубеже;

– овладение тактически важной территорией и закрепление на ней;

– отражение контратак противника.

До развёртывания в ротные колонны командирам экипажей было разрешено находиться в положении «по-походному», так больше был кругозор, легче управлять людьми. Пересечённая местность с глубокими, наполненными водой ямами требовала особенного внимания и усилий со стороны механиков-водителей. Сорокатонные бронированные машины то ныряли «носом» вниз, то взлетали круто вверх. Волны мутной жижи поднимались перед танками, накрывая люки и смотровые приборы механиков-водителей.

Прошли первый рубеж развёртывания. Иванов залез в башню, плотно закрыл командирский люк. Теперь всё внимание через окуляры наблюдения вращающейся башенки и радиосвязь. Сзади ударила артиллерия, прикрывая огнём действия батальона. Прошли второй рубеж развёртывания – во взводные колонны. На скорости преодолели минное поле и сразу же – в боевую линию. Показались цели. Танки открыли огонь. Появились вертолёты огневой поддержки. Поле боя заволокло дымом. Рвались снаряды, петарды, летели очередями пули, горели мишени, кустарник, прошлогодняя сухая трава.

Насколько видел Николай, экипажи их роты чётко соблюдали боевой порядок. Они уже подходили к первой линии обороны противника. Дальше предстояло преодолеть её, пройти ещё небольшое расстояние, затем сделать маневр влево для отражения с места танковую контратаку «врага». А седьмая и девятая роты тем временем, должны были продолжать наступление, увеличивая захваченный плацдарм. Всё шло хорошо.

– Мы тонем! – внезапно услышал Иванов в наушниках шлемофона голос старшего лейтенанта Николаева – командира третьего взвода. Он тут же резко повернул башенку влево, туда, где должно было находиться его подразделение. Танк взводного по самую башню провалился в болото. Кругом полыньи плавали льдинки, а экипаж, успев вовремя выбраться из машины, восседал на броне и просил о помощи.

– Роте выполнять поставленную задачу! – поступил приказ Чигвинцева. – Николаеву принять меры к спасению экипажа, имущества и ждать тягача!

Таким образом, рота не останавливаясь, продолжила выдвигаться на указанную позицию. Они удачно сделали разворот влево и, выйдя на огневой рубеж стали ждать подхода танковых целей противника. С места легко было попасть в мишень, несмотря на то, что она находится на большом расстоянии. Вот появились «вражеские» танки.

Ротный даёт команду на открытие огня. Это была последняя задача, стоящая перед подразделением Чигвинцева, поэтому экипажи оставшиеся боеприпасы не жалели. Все цели были поражены. Осталось ждать команду возвращаться на исходную, а затем в лагерь. От нервного напряжения и тяжёлой физической работы все изрядно устали. Животы, как двигатели неприятно урчали, требуя пополнения израсходованных ресурсов. А в лагере на ольховых и берёзовых дровах дымились походные кухни, старшины с поварами колдовали над приготовлением первых и вторых блюд из пшена, картошки и тушёнки, а также салата из лука с горошком и зелёными, солёными помидорами. И, надо сказать, у них это здорово получалось.

За время учебного боя в батальоне вышло из строя две боевые машины. Одной из них была старшего лейтенанта Николаева. Тягач, ушедший за поломанным танком девятой роты, до обеда так и не вернулся. Поэтому Чигвинцев принял следующее решение: командиру первого взвода и зампотеху роты после приёма пищи личным составом, готовить технику к маршу, а он с Ивановым на двух машинах выедет на помощь старшему лейтенанту Николаеву.

Соответствующий приказ был отдан, а приказ, как известно, необходимо исполнять.

Декабрьские дни холодные и очень короткие, приходилось спешить. Взревели моторы, танки чуть присели, как хорошие скакуны перед прыжком и разом рванули вперёд. Сейчас их ни что не сдерживало. Огромный пустынный полигон расстилался перед ними. Гусеницы рвали сухую, замёрзшую траву, жёсткий кустарник, машины легко перелетали через незначительные ямы и воронки.

«Где ты несчастный старший лейтенант Николаев? – подумал Иванов, – опять тебе как всегда не везёт.»

Вскоре они увидели увязший в болоте танк командира третьего взвода. Экипаж уже долгое время сидел на броне, не имея возможности самостоятельно покинуть подтопленную машину. Огромная полынья ледяной мутной воды окружала её.

– Привет орёлики! Неплохо устроились! – крикнул им Чигвинцев, после того, как его и Иванова танки остановились.

– Вам бы так… – послышалось от кого-то из них приглушённый ответ.

– Не понял, я сейчас что-то услышал или мне показалось? – изменил тон ротный. – Да во время войны экипаж танка не дошедший до переднего края противника отдавался под трибунал! Вы это знаете?! А у вас разве есть совесть?! Как вы могли на такой площади полигона найти для себя яму? Сколько раз я вас здесь гонял? Ладно, потом с вас спрошу. Сейчас готовьте тросы к вытаскиванию машины, – приказал он.

С помощью взятых с собой досок вначале эвакуировали замёрзший экипаж, затем Чигвинцев подогнал к завязшей в иле боевой машине свой и Иванова танки. Выстроил их в колонну и соединил тросами. Осталось главное подцепить сзади машину Николаева. А это значит, что кому-то надо было раздеваться и лезть по грудь в ледяную жижу и там внизу наощупь искать и одевать на буксирные крюки тяжёлые, стальные тросы. Вывод напрашивался один: эту работу должен делать экипаж командира третьего взвода, ведь он посадил в трясину танк. Но, посмотрев на их измученных и замёрзших, Чигвинцев понял, что они сейчас не в состоянии вообще ничего исполнить и приказал сделать это своему наводчику. Тот мигом разделся до нижнего нательного белья, всем своим платоническим существом сопротивляясь требованию разума, осторожно ступая босыми ногами по ледяной жиже, стал постепенно погружаться в жутко-ледяную «купель». Все подбадривали его, давали советы. Вот он подошёл с тросом к танку, присел по подбородок в воду, попытался надеть трос на крюк. Не получилось. Ещё сделал несколько попыток – тот же результат. Ротный недовольно крикнул:

– Соберись, что ты его гладишь, один раз и всё!

Но и в этот раз не у него ничего не вышло. Видно, как солдат стал замерзать, руки уже не слушались его.

– Всё, вылезай, – сказал Чигвинцев. – Дайте быстро ему сухую одежду и в танк.

– Что будем делать? – спросил Иванов.

– Как что? Готовься, теперь твоя очередь, – усмехнулся ротный.

– Хорошо, – Николай собрался выполнять приказание, но Алексей остановил его.

– Нет уж, хватит мне с вас. Всё равно лучше меня это никто не сделает. Готовьте трос.

И он быстро разделся, подошёл к танку, поднырнул под него. Трос дёрнулся, в нависшей тишине все услышали глухой стук фиксатора буксирного крюка. Тоже было сделано и со вторым.

– Вот так пример! Вот как надо работать в экстремальной ситуации! Молодец ротный! – наверно так подумал каждый, кто был свидетелем происходящего.

Сцепленные танки Иванова и Чигвинцева крест-накрест буксирными тросами стали медленно в натяг вытаскивать увязшую в болоте машину. И она пошла. Все облегчённо вздохнули. Ещё через несколько минут танк Николаева, обтекая чёрной торфяной жижей, стоял на твёрдой почве. Он представлял собой «неживой» кусок металла. Вода, попав в работающий двигатель, полностью парализовала «сердце» боевой машины и часть её приборов. Теперь она не могла самостоятельно двигаться. Необходим был серьёзный капитальный ремонт.

Перекурив и передохнув немного, присоединили неисправный танк к машине Иванова, взяв курс на лагерь. Вскоре без особых проблем добрались до него.

Короткий декабрьский день заканчивался, а дел предстояло сделать ещё много. Утром батальон должен был своим ходом совершить многокилометровый марш к месту погрузки. На всё-про всё отводилось ровно одни сутки. Поэтому экипажи в ускоренном темпе дотемна готовили на окрепшем морозе свои боевые машины. Поздним вечером, когда все работы были закончены, комбат вызвал офицеров в штабную палатку на совещание. Он напомнил порядок и маршрут движения, время погрузки техники. В связи с тем, что в батальоне имелись два неисправных танка, майор Ибрагимов приказал создать эвакуационную группу под руководством лейтенанта Иванова. Это делалось с целью экономии времени. Пока батальон, совершив марш, будет грузиться на железнодорожные платформы, подойдёт и группа Иванова.

После совещания Чигвинцев ещё долго разговаривал со взводным. Он говорил, что Николаю досталась самая сложная работа, поскольку он потащит за собой по уже разбитой батальоном дороге неисправные машины. Будут рваться тросы, буксовать танки и всё это при крепчающем с каждым днём морозе. И помощь ему не придёт. Поэтому он – Иванов, должен быть заранее к этому готов.

Да, прав был ротный, вспоминал впоследствии Николай. Тяжело ему пришлось тогда. Но только так и получают профессиональный опыт. Благодаря наставлениям Чигвинцева, казалось бы необоснованным придиркам и, конечно же личным примером, из молодого «зелёного» лейтенанта понемногу вырастал уверенный в себе, офицер, командир.

На следующий день, после раннего завтрака, батальон построившись в одну длинную колонну, отправился в обратный путь. В замыкании шли танки эвакуационной группы Иванова. Что собой представляла танковая дорога, проложенная в лесистой, местами заболоченной местности после прохождения по ней десятков сорока-тонных боевых машин трудно описать. А ведь Николаю надо было тащить за собой ещё и неисправную технику. Короче говоря, задача, поставленная комбатом оказалась на деле ещё более сложной и физически крайне тяжёлой, чем он её себе представлял.

Механикам Иванов разрешил сидеть по-походному, так как триплексы постоянно заливало грязной водой, которая на морозе быстро замерзала. Когда танк плавно погружался в очередную яму, волны ледяной торфяной жижи медленно ползли вверх, иногда накрывая голову водителя. На подъёме создавалась опасность порыва тросов, что могло покалечить или убить водителя. Но надо было двигаться. Время подгоняло. Уже несколько часов прошло с начала движения. Порвали два запасных троса, а впереди ещё километры и километры. На одном из самых опасных участков трассы механик-водитель попросил небольшого «перекура», но Николай, видя, что они отстают от графика, не разрешил. Иванов сам сел за рычаги и полностью на себе ощутил то напряжение, которое испытывает механик-водитель. Что там говорить, мутной, холодной, болотной жижей он тогда умылся с лихвой.

По связи передали, мол, если эвакуационная группа не успеет к девятнадцати часам подойти к магистральной асфальтовой дороге, то им придётся «куковать» в лесу до утра. Поскольку в ночное время перекрывать дорогу для прохождения военной и особенно бронированной техники категорически запрещалось.

Иванов постарался нагнать на одном из более-менее сносным участке маршрута упущенное время. Однако это привело к порыву ещё одного троса. Теперь требовалось думать только о том, как вообще дотянуть машины до своих. К девяти часам вечера они всё-таки вышли к магистральной трассе и остановились на спуске в нескольких десятках метрах от неё. Оставалось ждать утра. Николай вышел на связь с комбатом, доложил об обстановке, попросил подвезти личному составу ужин или сухпаёк. Комбат сказал:

– Молодец! Ужин заслужил. Жди замполита полка.

Наступила ночь. Чтобы не замёрзнуть солдаты подожгли взятую возле дороги автомобильную покрышку. Она смрадно коптила и жутко воняла, но зато быстро разгоралась и хорошо согревала. Минут через сорок на уазике приехал замполит полка. Он был навеселе. Пока подполковник проводил беседу с людьми, его водитель принёс картонную коробку с хлебом, сахаром и большой металлический термос с якобы гречневой кашей. Замполит долго не задерживаясь, в столь неблагоприятных для него условиях, уехал. Изголодавшиеся и продрогшие на холоде солдаты тесным кругом обступили привезённые продукты. Один из них открыв термос, позвал взводного:

– Это что, товарищ лейтенант, каша? – возмущённо сказал он.

Подойдя, Иванов посмотрел внутрь бака. Действительно, только на дне и на боках термоса виднелись куски присохшей гречки. Никакой каши с тушёнкой там не было.

– Ну, что я вам скажу парни, сегодня мы пережили тяжёлый день. Выполнили поставленную задачу. И из-за какой-то там каши настроение себе портить не будем. Как-нибудь дотянем до утра. Ведь всякое в нашей походной жизни бывает. Не сдали же наши деды Москву и Сталинград, когда и еды не было и боеприпасы вовремя не доставляли. Давайте делите хлеб и сахар на всех поровну, – сказал Иванов.

Ему было неприятно, стыдно за тех командиров и начальников, которые сейчас сидя в тёплом пассажирском вагоне пьют, едят, совершенно забыв о них. Солдаты немного «поворчав» разделили скудный паёк, заварили кем-то принесённый чай, «поужинали» и стали моститься возле огня к ночлегу.

Ночь была длинной и холодной. Грелись сидя кругом у костра, временами впадая в сонное бессознательное состояние. Одна постоянно приходящая мысль не давала в трудный момент Николаю потерять самообладание, это осознание или предвидение того, что через день, другой он всё это он будет вспоминать как нечто невероятно-тяжёлое, но уже прожитое.

Рано утром на помощь Иванову прибыла группа солдат под руководством Чигвинцева. Они перекрыли шоссе, выставив по обеим сторонам посты, а затем все вместе стали укладывать на асфальт автомобильные покрышки с тем, чтобы танковыми гусеницами не повредить асфальтовую дорогу. И лишь после проведения подготовительных работ, приступили к проводке танков через магистраль. Время до окончания погрузки и отправки эшелона стремительно сокращалось. Надо было спешить.

Ещё около двух часов потребовалось, чтобы дотянуть поломанные машины до станции. Личный состав, как и сам Иванов, работал на пределе человеческих сил. К прибытию эвакуационной группы вся техника батальона находилась на платформах. Выставлены часовые. Офицеры и личный состав находились в тёплых пассажирских вагонах.

«Эх, нам бы скорее туда», – подумал Николай. Но впереди оставалась ещё одна из главных задач: постановка техники на платформы. Заезд на железнодорожную платформу был торцевой. Чтобы загнать на неё неисправную машину, надо было её предварительно прицепить к буксирующему танку и с хода, на скорости затащить и зафиксировать в нужном месте. Делать это крайне опасно и очень трудно. Здесь нужны высокие профессиональные навыки, смелость механика-водителя и командира. А их ещё недостаточно было у солдат роты Чигвинцева, да и к тому же экипажи страшно устали. Как следствие, первая попытка загнать неисправный танк на платформу оказалась неудачной. Из-за малой скорости набранной механиком-водителем ведущей машины, танк на подъёме забуксовал. Пришлось всё начинать сначала. И здесь опять проявилось высокое качество командира-наставника Алексея Чигвинцева. Он приказал механику покинуть танк и сам сел за рычаги. Иванов стоя на платформе координировал его движения. Движок взревел, буксирующая машина напряглась, тросы зазвенели, и оба танка набирая скорость, ринулись вперёд. Алексей всё точно рассчитал и рука, как говорят в подобных случаях, у него не дрогнула. Преодолев злосчастную горку, машины заскочили на первую платформу, а дальше плавно сбрасывая скорость, покатились на свои места. То же самое произошло и со следующими машинами. Через час упорной работы, все танки установили, надёжно закрепили на железнодорожные платформы.

Вышедший из вагона комбат принял доклад Иванова. Поблагодарил личный состав за мужество и проявленное мастерство, приказал старшине роты хорошо их накормить, разместить в вагоне и дать отдохнуть.

Сам Николай, умывшись чистой, тёплой водой, зашёл в пассажирский вагон, с блаженством скинул грязный, пропахший соляркой комбинезон. Офицеры радушно приветствовали его. Тут же ему налили рюмку водки. На газете лежала закуска: хлеб, сало, рыбные консервы, солёные огурцы. Иванов выпил, немного закусил и почувствовал, что всё, больше не может, силы покидают его. Он лёг на сидение, повернувшись к столу спиной и тут же уснул. Напрасны были попытки товарищей разбудить его. Тело Николая словно растворилось в небытие, оно ничего не чувствовало. В итоге офицеры оставили лейтенанта в покое, подложив ему под голову подушку и укрыв одеялом. Так весь обратный путь Николай проспал.

Проснулся он от того, что его кто-то тормошит. Открыв глаза, увидел смеющегося Чигвинцева.

– Ну, ты парень и любитель поваляться, – сказал он

– Где мы? – в свою очередь спросил Иванов.

– Да уже к дому подъезжаем. Вон там наш полк, – показал Алексей рукой в окно.

– И сколько же я проспал? – снова спросил Николай.

– Да около двадцати часов, – усмехнулся ротный.

– Вот те на! Со мной такого никогда не было! – удивился лейтенант.

– На износ работал, вот организм и вернул своё, – сказал Чигвинцев. – А, сейчас давай живее приходи в себя. Скоро разгрузка техники.

Иванов быстро перекусив остатками ночного застолья, вышел в тамбур, открыл наружную дверь. Поток холодного воздуха ударил в лицо. Николай с огромным наслаждением глубоко вздохнул, почувствовал ни с чем не сравнимый морской запах. Потраченные силы возвращались к нему. Впереди у лейтенанта Иванова было ещё много работы и тяжёлых испытаний. Неспокойная армейская жизнь не давала поблажек.

Глава шестая

Батальонные учения закончились буквально за несколько дней до наступления Нового года. Для того чтобы успеть хоть как-то отметить этот один из самых весёлых и любимых всеми праздник, надо было вновь сутками «пахать» в парке, приводя технику в порядок, ставя её на хранение. Так что жёнам прибывших с учений офицеров предоставлялась только одна ночь, чтобы поделиться со своей второй половиной новостями, секретами личной жизни и конечно же после горячей ванны и хорошего ужина насладиться короткой, незабываемой лаской. И ведь казалось бы, какая нормальная семья в современном обществе в таких условиях будет планировать и заводить детей? Ан, нет, в офицерских семьях всё по-другому. Дети рождаются и воспитываются в экстремальных условиях, при этом по интеллекту развития, способности к обучению, труду и физическим данным они намного опережают своих сверстников, растущих как «кактусы» в тепличных условиях.

Иванова, вернувшегося с учений, тоже ждал тёплый приём. Вымывшись у соседа в бане, он с огромным удовольствием «умёл» несколько приготовленных для него блюд. Жене оставалось совсем немного дней до родов. Её огромный живот с трудом запахивался халатом.

– Посмотри, как ногами бьёт, – говорила она, прикладывая к животу руку Николая. – Точно, пацан будет. Как назовём? – спросила она.

– Мне хотелось бы, назвать его Александром, – сказал Иванов.

– А, почему? – вновь спросила Лида.

– Ну, понимаешь, у меня это имя ассоциируется с именами победителей такими, как Александр Македонский, Невский, Суворов. Я ведь военный и к тому же выпускник Суворовского училища. И ещё, своё детство я провёл с двоюродным братом Сашкой Никольским и другом детства Сашкой Смирновым. Короче говоря, имя это для меня несёт положительное значение.

– И я не против. Пусть, если родится сын, будет Александр, – спокойно вздохнув, сказала она. Кстати, скоро Новый год, что ты собираешься мне подарить? – спросила она.

– Детскую кроватку, – ответил он.

– И всё? – обиделась она.

– Ты же должна скоро родить, вот я вам обоим и делаю подарок, – улыбнулся Николай.

– Да, от вас военных многого не дождёшься, – Лида махнула рукой.

– А, ты что бы хотела? – серьёзно спросил Иванов.

– Ну, например, колечко, серёжки…, – снова оживилась она.

– Я, конечно, тебя понимаю, – ответил Николай, – ты молодая женщина и тебе хочется много всего красивого, но надо исходить из наших возможностей и тех условий, в которых мы сегодня находимся. Предположим, что я купил тебе кольцо, а ребёнка ты тогда куда положишь? Со временем, возможно, мы сможем приобретать дорогие вещи и делать друг другу красивые, ценные подарки, но извини, – не сейчас. Да и не главное это. Ты и так без лишних стекляшек и побрякушек у меня самая красивая, – миролюбиво закончил он.

– Ладно, проехали, – холодно сказала Лида. Помой посуду, пока я расстелю кровать.

Наверно во многих в семьях возникали подобные вопросы. В большинстве случаев супруги правильно оценивали свои возможности и приходили к взаимопониманию. Находили в сложных условиях быта что-нибудь новое, интересное, как-то художественная самодеятельность, коллективное провождение времени, самообразование, воспитание детей. Но в некоторых моментах желание «всего и сейчас», толкало его или её сначала к ошибочным, а затем просто губительным для семьи действиям. Да, к сожалению, бывает так, что с простого каприза жены, неправильным действиям супруга многое меняется и прежде всего в их отношениях.

Перед праздниками в гарнизонном клубе состоялся концерт гастрольной музыкально-танцевальной группы цыган и мага-гипнотизёра. Все офицерские семьи, личный состав частей собрались в просторном, но холодном, не отапливаемом зале. Сидели в верхней зимней одежде. Ивановы заняли места недалеко от сцены. Начался концерт. Цыганки лихо отплясывали под аккомпанемент скрипки и гитары, взглядом чёрных глаз зазывающее манили к себе зрителей. Яркие юбки, движения гибких горячих тел, бусы, длинные ниспадающие вьющиеся волосы, синхронная чечётка туфелек, щелчки пальцев рук, льющиеся заводные песни – всё это будоражило мужскую кровь. Одна юная обворожительно красивая цыганка привлекла внимание Николая. Она как редкой чистоты самородок в кольце мелких алмазов сияла на сцене. Движения её были легки и пластичны, а глаза, словно омут притягивали к себе внимание зрителей, то мгновенной вспышкой надменно и игриво отбрасывали. Она видимо почувствовала на себе взгляд Иванова и в упор пронзительно посмотрела на него. Николая мгновенно прошило «током» чарующих глаз красавицы. Он непроизвольно вжался в спинку кресла. На его лбу выступила испарина. Лида, заметив, что с Николаем происходит неладное, поинтересовалась:

– С тобой всё нормально?

Он постарался быстро ответить:

– Да всё в порядке, только жарко в зале.

В очередном танцевальном реверансе, видя какой эффект достигнут действиями её чар, цыганка мягко, завораживающе улыбнулась, посвящая Иванову целиком и этот взгляд. У Николая в два раза быстрее забилось сердце.

– Вот чёрт, – подумал он, – надо же так повестись. Не девчонка, а настоящая ведьма. Не был бы женат, точно решился поближе познакомился с ней.

Цыгане спели ещё несколько своих «сочных» национальных романсов, на этом первый период концерта закончился. Сразу после того, как публика бурными аплодисментами проводила их, без перерыва начался второй. На сцену вышел маг-гипнотизёр. Вначале он показал несколько несложных номеров с исчезновением и появлением предметов, затем приступил к самому главному – гипнотическому сеансу.

Эстрадные гипнотизеры, в первую очередь, отличные психологи и прекрасно вычисляют среди зрителей тех, кого можно привлечь к участию в представлении. Многие психотерапевты считают, что такие зрители хотят побыть в центре внимания, побороть свои фобии и страхи или просто сделать приятное окружающим. Все номера держатся прежде всего на внушаемости аудитории, которая в едином порыве поддается общему восхищению и интересу. Как ни странно, создать требуемой настрой у группы людей проще чем у одного человека. Если в зале будет присутствовать скептик, то он вряд ли ответит общим чувствам и разделит восторг окружающих.

Первое, что он сделал, предложил всем расслабиться и под усыпляющую музыку стал вводить присутствующих в гипнотическое состояние. Затем спустился со сцены, прошёл в зал, отбирая наиболее поддающихся гипнозу людей. Николай, как не старался войти и ощутить на себе этот «транс», всё равно у него ничего не получилось. Магические слова факира на него не действовали. Видимо они не зацепили и Лиду. «А жаль, – подумал он, – так хотелось отдохнуть и расслабиться».

Тем временем маг вывел на сцену несколько человек и стал на глазах всего зрительного зала демонстрировать свои психоэнергетические возможности.

Вот под действием гипноза мужчина рассказывает о себе как о женщине. Видя и слыша это моментальное перевоплощение, зрители смеются до слёз. Затем ассистенты мага кладут этого человека на спинки двух стульев (одна под голову, другая под ступни ног) и он лежит. На него ставят сверху груз, а он продолжает лежать. Зал не дышит. Люди в недоумении:

– Как это возможно! Фантастика!

Человека ставят на ноги, снимают с него гипноз, и он говорит, мол, ничего не помнит, что минутой назад делал. Затем факир показал ещё серию своих трюков над выведенными на сцену людьми и под бурные аплодисменты концерт закончился. На выходе из клуба все громко, эмоционально обсуждали увиденное. Шумная зрительская река выплеснулась из здания клуба на улицу. В ней находились, и Николай с женой. Наступала ночь. Лёгкий свежий морозец приятно пощипывал нос и щёки. Над голыми ветвями деревьев маячила жёлтая луна. Под ногами приятно похрустывал декабрьский снежок. На душе было легко и хорошо.

– Ну, как тебе концерт? – спросил супругу Николай.

– Ничего, – пожала плечами Лида.

– А, этот гипнотизёр, ты поверила в его трюки? – вновь спросил он.

– Не знаю, – безразлично ответила она.

– Уверен, всё это заранее отрепетировано, – утвердительно сказал Николай.

– Наверно, – ответила Лида и добавила, – холодно, давай быстрее пошли домой.

Сам Новый год Ивановы отметили скромно, в своей квартире с соседями Юрой и Татьяной. Дом их был на отшибе и фейерверк из сигнальных и осветительных ракет, что взлетел ровно после выступления генсека Леонида Ильича Брежнева в 00 часов над военным городком, они выходили смотреть на улицу. Всем было весело, кричали «Ура!». Так, под звон бокалов шампанского, под канонаду орудийных салютов над Красной площадью и боевых – в Афганистане, многочисленных звёздных фейерверков в городах и населённых пунктах великой, необъятной советской державы, наступил 1981 год. Этот год стал знаменательным для семьи Ивановых тем, что у них родился сын, которого они назвали Александром.

Само рождение сына Николай прозевал. В тот день, вернее сутки, он нёс службу в карауле. Лида оставалась дома одна. У неё начались схватки. Соседи вызвали скорую помощь, которая повезла её в Калининград, так как в Мамонове не было родильного отделения. Там на берегу Балтийского моря в бывшем немецком городе Кёнисберге, а ныне Калининграде появился на свет крикливый и неугомонный Сашка.

Через пять дней после родов, взяв отгул, Иванов поехал забирать жену и сына из роддома. Стояла ясная солнечная, морозная погода. В регистратуре Николай передал супруге и ребёнку заранее приготовленные тёплые вещи. Затем его попросили выйти на улицу и уже с другого выхода ждать своих. На свежем воздухе он с полчаса приплясывал в ожидании выхода жены, чтобы не замёрзнуть. Наконец двери раскрылись и на ступенях появилась бледно улыбающаяся Лида с завёрнутым в одеяло перевязанном синей лентой младенцем. Слева и справа от неё громко поздравляя родителей, стояли медсёстры. Иванов традиционно поблагодарил их, подарив шампанское, конфеты и цветы, затем бережно взял из рук Лиды тёплый, живой свёрток. Приоткрыв лёгкую ткань, увидел сладко спящую, чмокающую, смешную мордашку нового появившегося на свет человечка.

– Жизнь прекрасна! Жизнь продолжается! – улыбнувшись жене, сказал Николай.

С появлением ребёнка в комнате, где жили Ивановы, приходилось постоянно поддерживать тепло. Печку топили чаще. Здесь же на натянутых верёвках сушились простыни и бельё. По ночам ребёнок плакал, отчего Николай не выспавшимся приходил на службу. Рано утром, как правило, жене приходилось бегать в магазин за продуктами и молоком. Частично помогали соседи, но всё равно молодым супругам эти первые месяцы показались бесконечно трудными. На помощь им приехала мать Николая, но прожив некоторое время в жёстких условиях быта, и не найдя общего «языка» с Лидой, хлопнув дверью уехала в свой тёплый Краснодар. Несмотря на натянутые отношения между снохой и свекровью, надо отдать должное, родители Николая и мать Лиды в этот трудный период поддерживали их, часто присылая посылки с продуктами и одеждой ребёнку. Так в службе, в заботе о семье прошли тяжёлые зима и весна. А в начале июня получив месячный отпуск, Ивановы поехали отдохнуть на юг. До Калининграда они добрались дизелем, а оттуда самолётом в Краснодар, где их с нетерпением ждали. Хорошее питание, спокойная обстановка, Черное море, тепло, быстро восстановили силы молодых супругов и укрепило здоровье ребёнка. В этом была большая заслуга бабушки Риты и дедушки Саши, которые с удовольствием нянчились с внуком.