Синий конверт, или Немцы разные бывают

Глава 9. ЕКАТЕРИНА

ЗАВЕРШЕНИЕ "МИССИИ СЛЕДОКА И УПОЛНОМОЧЕННОГО"

Сначала Виталий ждал звонка из Управления по защите свидетелей чуть ли не каждый день. Но переговорив с Арнольдом, успокоился и звонок, спустя несколько недель, стал для него в какой-то мере даже неожиданным. Он думал, что ему сообщат адрес, куда надо будет подъехать для встречи с Екатериной Заикиной. Но услышал лишь дату и время, когда за ним заедет машина.

Ещё ранее, посвящая Георгия в детали своего общения с защитниками свидетелей, он предложил ему сопровождать его на эту встречу. Георгию, глубоко погрузившемуся в эту историю с завещанием Краузе, конечно же, очень хотелось хотя бы взглянуть на эту женщину. Но он понимал, что его остановят на пороге. В таком деле, как защита свидетеля, службы не допустят присутствия лишних глаз на встрече.

К этому времени Калерия Германовна уже пришла в себя. Когда ей сообщили, что с ней, как с Екатериной Заикиной, хочет пообщаться представитель австрийской юридической фирмы, она сначала испугалась возможной новой неприятности, а уж потом выразила недоумение и удивление. В Австрии она никогда не была и не могла припомнить каких-либо контактов с кем-либо из ее жителей.

За Виталием заехали вечером и доставили на место встречи в машине с сильно затемнёнными стёклами. Он понял только, что оказался где-то в северном Подмосковье.

Встреча проходила в присутствии двух сотрудников силового ведомства, один из которых вёл видеозапись встречи.

Виталий увидел немолодую женщину в возрасте, по меньшей мере, далеко за пятьдесят. Оперативник представил ее как Екатерину Ивановну Заикину и предложил всем присесть за стол. Назвав себя, Виталий вынул из кейса синий конверт и, положив его перед собой, сразу перешёл к делу.

– Уважаемая госпожа Заикина, мне поручено передать вам этот конверт, содержимое которого нам неизвестно, – начал он. – Позвольте задать вам предварительно несколько уточняющих вопросов.

Екатерина кивнула: «Пожалуйста».

– Являетесь ли вы дочерью Полины Заикиной?

– Да, это моя покойная мама, – ответила женщина.

– Не приходилось ли вам слышать от своей мамы о ее знакомстве с Норманом Вильгельмом фон Краузе?

Женщина немного задумалась, удивлённо подняв брови, потом пожала плечами и сказала, что никогда ничего подобного не слышала. Во всяком случае, не припоминает.

– Бывала ли ваша мама в Германии? – продолжал Виталий.

– Да, фашисты угнали ее туда на работу во время войны, – ответила Екатерина.

– Не приходилось ли вам самой встречаться с Норманом Вильгельмом фон Краузе? – закончил свой допрос Виталий.

Женщина отрицательно покачала головой – «нет».

– Тем не менее, – сказал Виталий, – я уполномочен передать вам вот этот запечатанный конверт от этого господина, скончавшегося в Австрии. Осмотрите его и, будьте любезны, расписаться в его получении. Он подал Екатерине синий конверт, на лицевой стороне которого по-немецки и по-русски было написано: «Екатерине Заикиной».

Она взяла его в руки, взвесила его на руке, посмотрела на свет, потрогала синие печати, спросила, можно ли его вскрыть прямо сейчас. Виталий пожал плечами: «Дело ваше». Он очень надеялся, что Екатерина это сделает и он, наконец, узнает тайну этого синего конверта. Но вмешался оперативник:

– Стоп! Не спешите, Калерия Германовна. Сейчас произведём проверку на безопасность.

Оперативник прикусил себе язык, но было поздно. Он назвал засекреченное имя женщины перед посторонним человеком, но, слава богу, без фамилии.

Калерия Германовна быстро взглянула на оперативника. Тот пожал плечами. Оба надеялись, что Виталий ничего не заметил.

Виталий не подал вида, что оказался ненароком посвящённым в тайну УОБЗС, иронично заявив:

– Если бы конверт был опасным, я бы уже не сидел здесь с вами.

– Ещё не вечер, – с усмешкой сказал проштрафившийся оперативник, беря в руки конверт, – мы же не знаем, что там внутри.

– И мне никогда уже не узнать, – подумал Виталий про себя. – На этом детективная страница моей жизни перевёрнута. Обидно. Было интересно. Вот как значит ее зовут: Калерия Германовна. Надо запомнить.

Он попросил женщину расписаться в получении конверта и поинтересовался у оперативников, где и когда сможет получить копию видеозаписи передачи письма.

– Звоните! – получил он в ответ и направился к выходу

***

Виталия доставили домой в той же машине с затемнёнными стёклами. Он поднялся к себе. Жена, встревоженная таинственностью его ночной поездки, ждала. Он приложил руку к шапке, как бы отдавая честь, и шутливо произнёс почти киношную фразу:

– Агент вернулся с задания трезвым и невредимым.

Жена погрозила ему кулачком и со словами: «Не больше одной», ушла в спальню.

Он налил себе рюмку коньяка и поставил рядом с телефоном. Хотелось с кем-то поговорить, поделиться впечатлениями о встрече с женщиной, которую он искал. Время было не такое уж и позднее и, поколебавшись с минуту, он позвонил Георгию. Его трубка оказалась вне досягаемости. Позвонил Арнольду. Тот сразу откликнулся. Виталий, извинившись за поздний звонок, сообщил о завершении своей «миссии следока и уполномоченного». Адвокат поздравил его и предложил вместе отметить, если Виталий найдёт возможность «как-нибудь заглянуть в Вену». Виталий пообещал подумать. И, положив трубку, одним махом опрокинул коньяк в рот.

Звонить Тестю в такой поздний час он не решился. Виталию ничего не оставалось, как подышать воздухом на балконе и идти спать. Но уже засыпая, он подумал, что у него нет ощущения, что эта история закончена….

На следующий день он записался на приём к Сергею Ивановичу. Тот пригласил его к себе в конце рабочего дня и с интересом выслушал его рассказ о завершении всей этой истории с «неправильным завещанием», у истоков которой он и сам стоял. Он разрешил Виталию использовать свой отгул в следующую пятницу, так что тот мог спокойно вылететь в Вену вечером в четверг.

Дома, в тот же вечер, Виталий предложил жене устроить все на ее работе так, чтобы «сопровождать» его в Вену. Жена обрадовалась возможности немного развлечься и на его подначивание выступить в роли его "эскортницы" никак не отреагировала.

А в эту пятницу Виталий решил устроить совместный ужин с Тестем и Георгием, чтобы сообщить им о завершении этой своей «авантюры» и познакомить их, наконец, друг с другом.

Ужин всем доставил удовольствие и с точки зрения кулинарной, и с точки зрения содержательности беседы. Виталий рассказал о встрече с Екатериной Заикиной. Каждый поделился своей версией истории пребывания ее матери в Германии и роли в ней Нормана фон Краузе. Не исключалась ни возможность его насилия в отношении Полины, ни добровольная с ее стороны связь между ними. Слово «любовь» никто из них не посчитал возможным произнести.

Тесть и Виталий немного поспорили, но в конечном счёте согласились, что со смертью фон Краузе и Полины никто и никогда уже не узнает их тайны.

– Кроме, наверно, их дочери, – сказал Виталий то ли с грустью, то ли с сожалением. – В том синем конверте должно быть письмо. Возможно, исповедь. Не представляю, чтобы он не рассказал ей все….

В эмоциональном плане вечер был настолько насыщен, что, выходя из ресторана, сотрапезники совершенно не чувствовали опьянения. Констатировав этот факт, сопровождавшийся подсчётом количества и градусности выпитого, очень тепло, дружески распрощались.

Придя домой, уже в постели, Тесть сказал жене:

– Ты, мать, побережней с Виталием, не задевай его своими бабскими глупостями. Тебе попался зять, каких ещё сильно поискать надо.

– Вот до чего докатился, собутыльника себе нашёл, – съязвила та. – Классический случай счастливой семейной жизни – тесть спаивает зятя. Первое, что скажу ему в следующий раз, если он, конечно, соизволит уделить мне время, чтобы держался подальше от такого пьяницы.

Она отпустила ещё несколько шпилек, но муж уже не слышал, он уже слегка похрапывал.

***

После ухода Виталия со встречи с Екатериной Заикиной сотрудник спросил у женщины разрешения, не вскрывая печати, надрезать уголок конверта, чтобы проверить его внутренность газоанализатором. Убедившись, что все нормально, он проследил, как она ломает печати и извлекает бумаги. Калерия заглянула в конверт и, обнаружив там ещё что-то, вытряхнула на стол плоский замшевый чехольчик.

– Осторожно! – Вскрикнул оперативник, кляня себя за то, что сам не занялся извлечением содержимого конверта. Он осмотрел чехол, ножом ножа раздвинул его створки и заглянул внутрь. Потом взял чехол в руки и осторожно вытряхнул себе на ладонь небольшой ключик золотистого цвета.

– Ну, вот, – с облегчением вздохнув, сказал он и вложил ключик снова в чехол, а бумаги в конверт. – Все! Теперь едем домой и там вы раскроете все тайны вашего золотого ключика, – закончил он шутливо.

ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО

Дома Калерия Германовна не сразу занялась письмом. Она не знала, чего от него ждать. Поэтому, не отдавая сама себе в том отчета, непроизвольно тянула время: привела себя в порядок, заварила ромашковый чай. И все это время пыталась вспомнить, рассказывала ли ей мать хоть что-то из своего германского прошлого. Вопросы человека, который передал ей конверт, о каком-то немце ее растревожили. Пыталась вспомнить и не могла. От самых ранних детских лет в ее памяти остались случаи, когда она просыпалась от того, что на неё капли слезы, склонившейся над ней мамы. Она пугалась и тогда они вместе плакали, обнявшись. Плакала мама и тогда, когда девочка спрашивала об отце. Мама рассказала, как работая в санитарном поезде, познакомилась с раненым солдатом, они полюбили друг друга, а потом он снова ушёл на фронт и не вернулся. Катя помнила, как часто, просто глядя на неё, мама начинала утирать слезы и, обнимая, приговаривала: «до чего же вы похожи, доченька!».

О том, что во время войны мама была угнана немцами в Германию, Катя узнала накануне получения паспорта. Полина понимала, что отныне дочери придётся не раз заполнять всевозможные анкеты с обязательным вопросом о том, были ли ее родные за границей. Поэтому она рассказала Кате в общем-то правдивую историю о том, как она попала в Германию, где фашисты заставили ее работать скотницей на немецкой ферме, и как она сбежала к русским солдатам. Единственное, чем серьёзно грешил ее рассказ – это несоблюдение временных рамок. Чтобы у дочери никогда не возникли вопросы относительно времени ее зачатия, своё освобождение и зачисление в штат санитарного поезда Полина отнесла к концу 44-го года. Катя плохо ориентировалась в хронологии войны и у неё никогда не возникало оснований, чтобы подвергать сомнению рассказы матери.

Отставив чашку с чаем, Калерия Германовна взяла в руки конверт и вытряхнула его содержимое на стол. Взгляд ее остановился на трёх листах, исписанных почти печатным русским шрифтом. Прочитав первую строчку, женщина бессильно опустила руки на колени. Она не поверила своим глазам. Закрыв глаза, тряхнула головой. Снова прочитала. Она была потрясена. Она была готова прочесть, что угодно, но только не эти слова. Неожиданно для неё самой глаза ее вдруг увлажнились. Когда слёзная пелена отступила, она смогла продолжить чтение:

– Здравствуй, дорогая моя дочь Катя! Не удивляйся такому обращению. Я, действительно, твой отец. Может быть, твоя мама, Поля, рассказывала тебе что-нибудь обо мне. Только я боюсь, что нет. Были такие времена, что ей лучше было об этом молчать. Нашу с ней историю ты узнаешь из этого письма.

Все случилось в Германии в годы войны. Наши власти, которых я совсем не оправдываю, вывезли из России много молодых девушек, чтобы они помогали нашим матерям и жёнам, пока мы, мужчины, воевали. Это было нехорошо, но слава богу, что это закончилось и, надеюсь, уже никогда не повторится. Одна из этих девушек, Полина Заикина, стала помогать моей матери Гертруде. Мама сама ее выбрала на распределительном пункте. Она была такой маленькой, такой беззащитной и с такими огромными синими глазами, что моя сердобольная мама, две дочери которой умерли в детском возрасте, попросила отдать девочку ей. Я знаю, что многие немецкие женщины очень обижали русских девушек, которые на них работали. Но к моей матери это не относилось. И с другими работницами она обращалась милосердно.

Я увидел Полю, когда впервые приехал в отпуск с фронта в начале 1943 года. Познакомились мы с ней на кухне. Она очень хорошо готовила, и моя мама поручила ей меня «подкормить». По вечерам мама иногда приглашала Полю и ещё одну работницу за один с нами стол, и мы весело ужинали. Поля тогда ещё плохо понимала по-немецки, а когда пыталась говорить, мы подшучивали над ее произношением. Она тоже учила нас русским словам, и мы все падали с ног от смеха. С тех пор я стал втайне от всех разучивать русский язык.

Несколько раз во время моего отпуска мама поручала нам с Полей выполнять вместе разные порой тяжёлые работы. Однажды я попытался обнять ее, но она ТАК НА МЕНЯ ПОСМОТРЕЛА, что мне стало стыдно и я отступил и больше никогда не делал таких попыток. Мне было жаль с ней расставаться, но отпуск закончился, и я уехал. На фронте я часто ее вспоминал.

Второй раз я пробыл дома три месяца, долечивался после тяжёлого ранения в 1943 году. Мама поручила Поле ухаживать за мной. Она была замечательной медсестрой, мы много говорили о разных вещах, в общем, проводили много времени вместе.

Когда соседи написали на маму донос, что она слишком нянчится с русскими, мама расстроилась и запретила мне общаться с Полей. Я понимал, что время было опасное, и мы стали встречаться тайком. Мама, конечно, это заметила, мы с ней долго об этом говорили, и она, добрая душа, махнула на нас рукой.

Я чувствовал, что тоже нравлюсь Поле. Как-то так получилось, что я стал ласково звать ее Зи – по первой букве ее фамилии. Ей это имя понравилось. Она была со мной очень ласкова. Перед отъездом в часть я попросил маму, чтобы она передавала Зи мои письма ей, которые я буду вкладывать в один конверт. И чтобы она пересылала таким образом Полины письма мне. Она уже могла немного читать и писать по-немецки. Но мама этого делать не стала. Это было слишком опасно в то время.

В конце 1944 года нашу дивизию стали перебрасывать на Восточный фронт против России.

По пути мимо моего городка я попросил командира разрешить мне побывать дома. Поля очень мне обрадовалась. Мама была очень расстроена. Она говорила, что с Восточного фронта мало кто возвращается, а я у неё единственный сын. Она разрешила нам жить вместе в одной комнате, но тайно от других работников. Сказала, что если родится ребёнок, то она будет считать его родным. Мы даже имя ребёнку обсудили: если сын, то – Эрих, если дочь – Катя, Катерина. Но мама не ожидала, что война так быстро закончится, и Полю, которая уже была беременна, вернули в Россию.

Контакты наши через мою маму прервались ещё в феврале 1945 года. Я оказался в русском плену и находился там до 1951 г.

В плену я хорошо изучил русский язык и советскую политическую систему. И понял, что если начну разыскивать Полину после войны, то, как говорят русские, сильно ее подставлю. Я был уверен, что она родила ребёнка, и не хотел, чтобы идеологическое противостояние Востока и Запада его коснулось. Потом в России начались горбачёвские времена. Я побывал в вашей стране и нашёл человека, который взялся разыскать Полю. Он смог узнать, что Полина Заикина умерла в 1967 г. Я был очень огорчён. Я столько лет ждал встречи с ней. Теперь все мои надежды рухнули.

Но мой сыщик сообщил мне и радостную весть. Оказалось, что от Полины осталась дочь, Катя, 1945 г. рождения. И, по срокам зачатия и рождения, это могла быть только моя дочь. Я был счастлив узнать, что у меня есть дочь от любимой женщины. Больше ничего узнать о тебе мне не удалось. Тот человек не смог ее разыскать.

По состоянию здоровья я вынужден был вернуться в Австрию, где поселился после возвращения из России. Когда узнал, что мне осталось жить недолго, решил, что найти способ, как отблагодарить Полю за счастье, которое она мне дала своей любовью, за то, что родила от меня дочь. Я больше никогда не женился и у меня нет других детей.

Я хочу оставить тебе, моя дорогая дочь Катя, постоянный источник приличного существования. Я не мог сделать это раньше, так как знал, что по законам СССР, не признававших права неприкосновенности частной собственности, зарубежное наследство практически не доходит до наследника. Поэтому по совету моего друга адвоката решено было оговорить вскрытие моего завещания только после принятия в России новой конституции, узаконивающей в стране право частной собственности.

В конверте ты нашла ключ к ячейке в отделении Райффайзенбанка в Вене и документ, дающий его анонимному предъявителю право воспользоваться содержимым ящика в ячейке №145. Ты найдёшь там документы, удостоверяющие твоё право на владение имуществом, которое я тебе завещаю. Документы, естественно, написаны на немецком. На всякий случай, я сделал собственноручные их переводы на русский язык.

Там также есть материалы, которыми ты сможешь воспользоваться, если кто-то попытается оспорить твоё право на это имущество.

Советую вскрытие банковской ячейки произвести в присутствии господина Клауса Арнольда, владельца адвокатской конторы, благодаря которому ты читаешь это письмо. Это сын моего покойного друга, единственного человека, знавшего о нашей с Полиной истории. Надеюсь, господин Арнольд согласится ввести тебя в права собственности, а в случае возникновения препятствий, возьмёт на себя представительство твоих интересов в суде. Мою просьбу к нему на этот счёт он найдёт в пакете конфиденциальных материалов в том же ящике.

Будь счастлива, моя дорогая дочь, обнимаю нежно, твой отец Норман Вильгельм фон Краузе».

ГИБЕЛЬ НАЧХРАНА

 «Криминальные» журналисты в поисках сенсаций получили информацию о задержании на границе партии вывозившихся из страны бриллиантов. Они находились в кабине тягача фуры в простых пластиковых бутылках с минеральной водой и в силу своей прозрачности были практически незаметны.

Но журналисты так никогда и не узнали, что это были остатки уголовного «общака», некогда присвоенного Начхраном и обращённые им в драгоценные камни особой прозрачности. Он, действительно, едва не вывез их за границу. И только сплошной «шмон» машины привёл к их обнаружению и оприходованию в доход государства.

«Паханы» все-таки вычислили Начхрана за границей. В своё время, переводя его из общей камеры в одиночку, оперативники не поставили Начхрана в известность о причинах перевода. Не сообщили о том, что уголовники его «срисовали» и попытались дать весточку о нем на «волю». Но неудача с «малявой» не обескуражила того рецидивиста, которому показалось, что в камере находится человек, которого ищет уголовный мир. Он нашёл другую «оказию» и передал на свободу, кроме словесного, ещё и хороший карандашный портрет этого «сидельца».

Не обнаружив его в России ни в одном из мест заключения, русская мафия подключила свой зарубежный «филиал», который быстро нашёл и попытался захватить Начхрана. Он оказал сопротивление, был тяжело ранен ножом в живот и умер в больнице скорой помощи.

УОБЗС через своих агентов в уголовной среде получило и проверило известие о смерти Начхрана и довело информацию до Калерии Германовны. На вопрос о возможности для неё выезжать за границу, она получила утвердительный ответ, при условии, что обратиться с заявлением о снятии с неё защиты. Калерия Германовна так и сделала, поставив одновременно вопрос о возвращении ей ее прежней фамилии.

ПРОДОЛЖЕНИЕ "СЕРИАЛА"

Прошло полгода с тех пор, как Виталий, вручив Арнольду видеозапись его встречи с Екатериной Заикиной, получил от адвоката причитающееся ему вознаграждение. Он предложил Георгию половину. Но тот согласился принять лишь четверть суммы, честно полагая, что его роль в этом деле не была столь значительна.

Между тем Виталий пошёл на повышение. Сергей Иванович назначил его своим помощником. Осваивая новую для себя должность, которая оказалась совсем не секретарской и значительно более интересной, чем представлялась ему раньше, Виталий все реже вспоминал свою эпопею с завещанием фон Краузе. Но однажды, в один из выходных, жена пригласила его к домашнему телефону.

– Мы не договаривались, чтобы ты разрешал своим женщинам звонить тебе по выходным, да, ещё по домашнему аппарату, – делано подозрительным тоном сказала она, передавая трубку, – какая-то Калерия Германовна.

– Как? – Он не поверил своим ушам. – Калерия Германовна? Быть того не может!

– Алло, я слушаю, – сказал он в трубку.

– Добрый день, Виталий Петрович! Извините, что беспокою вас, может быть, не вовремя. Я Заикина, но зовите меня пока Калерией Германовной, пожалуйста.

– Неужели это вы? Вот не ожидал. Здравствуйте! Как вы?

– Да, вот жива-здорова. Телефон ваш мне дали сами знаете где.

– Понятно. Не ожидал. Чем могу быть вам полезен?

– Скажите, пожалуйста, если это, конечно, не секрет, вы по-прежнему являетесь представителем той адвокатской конторы из Австрии?

– На данный момент, не совсем так, – ответил осторожно Виталий. А чем я могу помочь?

– Мне бы хотелось установить с ними контакт.

– Это связано с тем письмом? С синим конвертом?

– Да.

– Нас ожидает продолжение сериала, – подумал он и понял, что готов снова принять в нем участие.

Виталий был человеком основательным. А за синим конвертом, он чувствовал, стоит что-то серьёзное. И телефонный разговор не тот формат, которого требует это дело.

– Извините, Калерия Германовна, – сказал он, помолчав, может быть даже больше времени, чем позволяла вежливость, – но не удобнее ли было бы поговорить на эту тему при личной…

Он не закончил фразу, вдруг вспомнив недоступность личных встреч с этой женщиной без участия УОБЗС.

– Ой, – Виталий стукнул себя ладонью по лбу, – извините, я совсем забыл…

– О, если вы об этом…, – перебила она его, – то теперь кое-что изменилась, все нормально, мы можем встретиться. Только место выберу я, хорошо? Когда вам удобно, вы ведь работаете?

Была суббота. Внезапно возникшая жажда немедленного действия заставила Виталия совершенно забыть, что он пообещал жене и детям на этот день.

– Да, собственно, и сегодня я свободен.

– Я бы хотела где-нибудь на свежем воздухе.

– Как скажите. Где? Когда?

Калерия Германовна назвала сквер у известной гостиницы, пообещав быть там через два часа.

Под сердитые выговоры жены Виталий начал собираться, виновато оправдываясь и убеждая ее в том, что в воскресенье детям будет гораздо интереснее в развлекательном центре, чем в субботу, но вот почему, так толком и не смог объяснить.

Калерия Германовна выглядела свежо и бодро и достаточно живописно в своей светлой дублёнке с неброским красивым орнаментом по капюшону. Виталий едва не прошёл мимо, когда она его окликнула.

– Вы, наверно, давешнюю старуху высматривали, – весело сказала женщина, имя в виду свой усталый и встревоженный вид в их первую встречу.

– По правде говоря, женщины всегда меня поражают своим умением мгновенно преображаться. Я часто попадаю впросак, – в тон ей ответил Виталий.

Они разговорились на самые отвлечённые темы, начав, естественно, с погоды. И, спустя короткое время, Виталию стало казаться, что он знаком с этой женщиной чуть ли не сто лет и совсем не тяготился тем, что драгоценное время выходного дня уходит впустую. Он отметил про себя, что Калерия Германовна обладает широким кругозором, отличается тонкими наблюдениями: будь то погода, природа, театр, музыка. Он в свойственной ему манере легко поддерживать разговор, тоже ей импонировал, о чём можно было судить по нескольким внимательным и заинтересованным взглядам, которые она бросала на него после очередного его пассажа. Наконец, она спохватилась.

– Извините, Виталий Петрович, разболталась я, – сказала она, оборвав экскурс в историю посещения спектакля, объявление о котором они увидели на театральной тумбе. – Редко общаюсь с людьми. А дело вот в чём. В том синем конверте было письмо от того самого Нормана фон Краузе, о котором вы тогда меня спрашивали, но я ничего о нем не знала. Он сообщил, что оставил мне наследство. Может быть, вы знаете или догадываетесь, с какой стати он это сделал, но я, извините, пока об этом умолчу.

Виталий остановился и, довольно улыбаясь, сымитировал аплодисменты в кожанных перчатках. Женщина тоже остановилась, с удивлением глядя на него.

–Я так и знал, что этим все и кончится, – сказал он. – И я рад за вас. Итак, что же дальше?

– Я не знаю, что это за наследство. Он оставил его в австрийском банке, в специальной ячейке, и посоветовал мне обратиться к господину Клаусу Арнольду для введения меня в права наследования. Вы ведь общаетесь с этим господином до сих пор?

– Да, мы встречались с ним несколько раз и именно в связи с этим завещанием, – ответил Виталий и, не зная нужно ли делиться с женщиной своим впечатлением об адвокате, замолчал.

Но именно этого она и хотела от него, и попросила рассказать, что это за человек. У Виталия уже были основания считать Арнольда человеком достойным доверия, и он откровенно сказал об этом. Женщина удовлетворённо кивнула.

– Да, собственно, у меня нет выбора, это вообще единственный западный адвокат, имя которого мне известно на сегодняшний день, – сказала она задумчиво. – Но как я буду с ним общаться, я ведь не знаю немецкого языка, да и английский у меня на уровне покупателя на рынке. А он знает русский?

Она остановилась и, повернувшись к Виталию, внимательно посмотрела на него. Он тоже остановился и с лёгкой улыбкой отрицательно покачал головой. Он понял причину ее желания встретиться с ним, но предлагать свои услуги пока не спешил.

– Вы, конечно, догадались, – сказала она с упрёком, чисто по-женски чуть стукнув его по груди кулачком, – что я хочу попросить вашей помощи.

Этот фривольный жест фактически чужого ему человека, чуть ли не вдвое старше его; жест, который больше подобал бы более молодой и более близкой Виталию женщине, не вызвал у него почти естественного в таких случаях удивления или отторжения. Наоборот, он соответствовал сложившемуся у Виталия с первых минут сегодняшней встречи впечатлению о Калерии Германовне, как старой знакомой, которая может позволить себе такого рода вещи.

– И что же я должен буду сделать, – спросил он с более широкой улыбкой. – Быть для вас переводчиком?

– Ну, не совсем так, – сказала она, снова двинувшись по алее. – Но после вашей насмешки я не осмеливаюсь продолжать….

– Это была не насмешка, – перебил он ее, – просто я очень рад, что вы обратились ко мне. Для меня это как возвращение к недавно пережитому приключению, которое скрашивало мою жизнь на протяжении нескольких месяцев.

– Вот как? – удивилась она. Что же это за приключение?

– О! И главная героиня этого приключения – вы! Екатерина Ивановна Заикина.

– Да, у меня было приключение, до сих пор поджилки трясутся, – сказала Калерия Германовна, – но о каком приключении говорите вы?

– А что с вами случилось? – в свою очередь спросил Виталий, которого до сих пор интересовало, из-за чего оперативники так долго откладывали его встречу с Екатериной Заикиной. Он не решился их расспросить, а они посчитали ненужным его информировать.

– Не думаю, что это имеет отношение к нашему разговору, – строго сказала женщина. – Так, где я там играла роль главной героини по-вашему?

Виталий вкратце рассказал, как он стал участником истории с синим конвертом. При этом он опустил упоминание имени Полины Заикиной господином фон Краузе в своём завещании, посчитав неуместным демонстрировать его дочери знание истории этой семьи.

– Меня попросили найти вас, чтобы вручить конверт, – сообщил он, – и я с трудом, – не преминул подчеркнуть он, – но нашёл вас и вручил. Это было интересно, но я так и не узнал тогда тайну синего конверта, хотя мы с Арнольдом предполагали, что там может быть. Теперь Вы мне эту тайну раскрыли. А Арнольд пока ее не знает. И вы хотите с моей помощью и ему ее поведать, и предложить поработать на вас. Так? – закончил он с улыбкой.

Калерия Германовна молчала. Этот молодой человек был ей симпатичен. Этот час, проведённый с ним на прогулке, совершенно развеял ее сомнения относительно него. Тогда, при вручении конверта, он произвёл на неё не вполне благоприятное впечатление. Выглядел и вёл себя, как голый функционал. И звонок ему с ее стороны был вынужденным, ибо просто не к кому было обратиться. Теперь она знала, что может быть с ним достаточно откровенна.

– Я была бы признательна, если бы вы согласились помочь мне в общении с этим адвокатом, – сказала она, остановившись и глядя ему прямо в глаза. – Но весь вопрос в оплате ваших трудов. Я могу единовременно выплатить вам небольшую сумму за установление мне контакта с Арнольдом. Ну, там, написать ему письма, перевести его ответы. А постоянную вашу работу на меня, неизбежные текущие расходы, я просто не потяну. Я не знаю, что там реально в том ящике и будет ли там достаточно средств, чтобы расплатиться с вами. На такие условия в наше время редко кто соглашается. Тогда хотя бы дайте мне совет, как поступить, – с просительной интонацией закончила она свой монолог.

Она говорила, а Виталий вспоминал, что вся эта история с поиском Екатерины начиналась с надежды на авось в смысле оплаты. Но в итоге все ведь получилось удачно. Сейчас он хотел, чтобы она попросила о помощи, и она попросила. Оплата его не интересовала, у него был свой интерес. Дослушав женщину до конца, он снял перчатку и протянул ей руку.

– Мой совет дорого стоит, – сказал он с шутливой улыбкой, – а вот помогать Вам, чтобы заглянуть в этот ящик и узнать, наконец, все секреты Нормана Вильгельма фон Краузе, которыми он нам заморочил голову, я возьмусь охотно. У этого приключения должен быть хороший конец. Я это чувствую. Договор? – он продолжал протягивать женщине руку.

– Договор! – она довольно улыбалась, глаза ее увлажнились.

– А теперь две высокие договаривающиеся стороны, – весело говорил Виталий, подхватив женщину под руку, – должны пройти в питейное заведение и чокнуться за успех предприятия.

ЯЧЕЙКА №145

В тот же вечер Виталий позвонил Арнольду и после приветствий и общих фраз поинтересовался, считает ли тот законченной историю с завещанием фон Краузе. Арнольд живо отреагировал:

– Представьте себе, я жду ее продолжения. Квартира-то висит в воздухе.

– А что ее обитательница, госпожа Анна? Предпринимает какие-то действия?

– Несколько раз звонила, интересовалась, не объявился ли законный владелец?

– Но съезжать не собирается?

– Ни-ни. Но я чувствую, что вы звоните и задаете эти вопросы не просто так. Не располагаете ли вы какими-либо сведениями о намерениях предполагаемой хозяйки? – спросил Арнольд заинтересованно .