В полнеба бьет пожар
Последнего заката.
Широкий взмах крыла
Огонь не опалил.
Я тоже мог летать
Почти что так когда-то.
Последний свой полет
Я небу подарил.
Мне тяжело уже
Летать в таких высотах,
А птица мчится ввысь
В багряной тишине.
Не суждено парить
На северных широтах.
В полнеба бьет пожар,
Но что-то грустно мне.
ЕСЛИ ВДРУГ
Опять бросаясь в безрассудство,
Из нежных вырвавшись объятий,
Меня швырнуло в грязь распутства,
Инстинкт самца и след проклятий.
Вдогонку голос вездесущий
И зримый облик лиходея,
Мой стон последний, вопиющий,
Как яблоко в глазах у змея.
Так, искушением обманут,
Не хватит ребер сосчитать,
Они меня терзать не станут,
Всех сосчитать едва ль сумею,
О рае больше не мечтаю,
И тем обязан только змею.
РАССТОЯНИЕ ДО СЧАСТЬЯ
Много слов и много строчек,
Как последний крик души,
Каждый жил, так как он хочет,
Или так, как он прожил.
Без ошибок нет итогов.
Без ошибок истин нет.
Сотни истоптав порогов,
Над своим увидел свет.
То ль рубаха, та, что ближе,
То ли те, что ближе нет,
То ли ветер руки лижет,
То ли скарб последних лет
Что-то навевает скуку.
Мы от истин далеки.
К счастью протянуть бы руку,
Расстояние руки.
КАК СТРАНЕН ДЕНЬ
Осколок дня лишь времени крупица,
Бельмом в глазу мешает видеть свет.
Скулит хандра и ломит в пояснице,
На сердце и в душе покоя нет.
Все безрассудно: бравые победы,
Успех в делах, в семье уют.
Все брошу к черту и уеду,
Туда, где в лоб не узнают
Столкнувшись вдруг на тротуаре,
Нос к носу и глаза в глаза.
Туда, где в творческом пожаре
Сгорю, ни слова не сказав.
УСТАВШИЙ ДЕНЬ
Уставший день, ревнуя тишину
К мулатке ночи,
Решил уйти, и, психанув,
Часы волочит
Словно жалкие пожитки
По вечной глади,
И солнца свитер распустил на нитки,
Все ночи ради.
***
Вода кружится, как веретено,
Все поглощая, забирает омут.
И мысли, оглушенные вином,
Кружась и утопая, стонут.
С веретена, кружась, слетает нить,
Уйти пытаясь от водоворота.
И мысль грохочет – только выжить.
Жить!
Но край воды надламывает шепот,
В хрипенье и рычании ведет.
Все ближе к центру по спирали тянет,
Ломая ногти, пальцы вгрызлись в лед,
Кто будет жить, если меня не станет?
ТРИ ОБЛАКА ПЕРЕД ЛУНОЙ
Ночь откусила краюху луны,
Рассыпав по небу крохи,
Среди нескончаемой тишины
Времени тяжкие вздохи.
Ветрами встречают нас у ворот
И Христос, и Аллах и Будда.
Но не пускают пока за порог,
Жизнью ноги опутав.
Три облака тают передо мной,
Желание жить все сильней.
Ежели Боги перед луной,
То кто же тогда за ней?
ЮНОСТЬ
По весенним лужам,
Дождиком звеня,
Босоногий вечер
Провожал меня.
В порванной рубахе,
Отложив дела,
Попрощался взглядом
На краю села.
Где теперь тот вечер,
Одолела грусть,
Помолчать-то не с кем,
Ладно, обойдусь.
ЗАРИСОВКА ПОЛЯРНОЙ НОЧИ
Ночь выдохнула холод на меня,
Оставив одного в пространстве зыбком,
Я ожидал в надежде дня,
Хотя бы утра робкая улыбка
Смогла б согреть, спасти от пустоты,
Но щеки неба не краснеют от обиды.
Все продолжительнее время темноты,
Рвану, как бык, к рассвету в цвет корриды.
Опять неясно, где цветет восток,
Что сотворить, чтоб ночи стало стыдно.
Решил уснуть, нерадостный итог:
Такая тьма, что даже снов не видно.
ДЫХАНИЕ ЛУНЫ
Уставший вяз шумит над старой речкой,
Собак дворовых хриплый лай,
Луна незримо тает свечкой,
Стекая в воду невзначай.
Гроза утихла, воздух пьян озоном
И грудь полна на вдохе чистотой,
Прохлада вперемешку с горизонтом
В пяти шагах смешалась с темнотой.
Вдали, лишь изредка, в хмельном дурмане
Пробьются сквозь затишье голоса,
То пьяный мат с гармошкою,–
Селяне, –
То женский смех разбудит небеса.
А ты бредешь, внимая трель лягушек
И ласковое пенье соловьев,
Ступив ногой в холодный отблеск лунный,
На теле чувствуешь дыхание ее.
САМАЯ МАЛАЯ РОДИНА
Вчерашний запах сеновала
И свежесть утренней росы.
Там солнце раннее вставало
И поднимало одеяло
Через семейные трусы.
Ты вдруг раскинула поляну,
Две пышных сопки и лесок,
Все любо глазу только спьяну
Избитых троп топтать не стану,
Люблю Отчизны уголок.
ПРИКОСНОВЕНИЕ
Я цвет чернил не подберу,
Чтоб столько черноты осмыслить,
Не прикасайся. По перу,
Как по ступеням шатким, мысли
Ступают. Пальцы с хрустом жмут
У основания перо. Оно дрожит,
Я чувствую его дыханье,
Не прикасайся, тяжек суд,
Как строчка тяжело бежит,
Споткнувшись, вдруг, на фальши.
Перо сломалось, лист залит,
В чернилах красных пальцы.
Рука немеет, меркнет свет,
И все темнее мысли, каюсь,
Лишь шепот немощный и бред,
Все что осталось –
С мгновением соприкасаюсь.
***
Кому-то печаль тяжелее свинца,
Кому-то и небо траурней цинка,
А мне одиночество льстит без конца,
И тучи, порой, как букет гиацинтов.
В темно-сиреневых выдохах лет
Струи дождя лишь вечности слезы.
Радуги яркой весенний букет
Вянет на родинках белой березы,
Но возрождается зелени пыл,
Ветер прохладой траву пеленает,
К вечеру зной от злобы остыл.
С жадностью время из лужи лакает.
Капля со звоном разбилась о край,
Полукруги по воде побежали.
С волны на волну перепрыгивал май,
Летние дни его подгоняли.
Вдыхая прохлады чистый озон
Между весной и чарующим летом,
Вдруг за плечом вздохнул горизонт,
Даруя простор с сиреневым светом.
МЫСЛИ
Я в прокуренной квартире
Потолок скребу глазами,
Нерожденными слезами
К нерожденным в этом мире.
Обращаюсь ежечасно:
«Что вам делать здесь до срока,
Боль, разлитая по строкам,
Столько раз была напрасной».
Закусивши сигарету,
Боль в висках давлю руками,
Что-то делается с нами,
Бог карает нас за это.
Беспредметно обжигает
Воспаленной кожи раны,
То ли облик мыслей странных,
То ли немощный взывает,
О пощаде вроде молит
(может, даже и не грешник),
Но лампаду на подсвечник
Променял и тем доволен.
Вперемешку с едким дымом
Мысли на стекле в разводах,
За которым непогода,
Погибают, стынут, стынут.
НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ
Как девственен испуг природы
При виде молний и грозы.
В раскате грома растворенный
Таится крик цветной росы.
В цветах дрожащее молчанье,
В ветвях деревьев чистота
Запутались. И паутиной тайны
Овита эта красота.
А молний вопль бросает блики,
Живых, оживших линий жест.
Дождей переплетенных лики
Снуют среди нехожих мест.
Дождь льет и льет неумолимо,
Танцуют в лужах пузыри,
А ветер, пролетевший мимо,
Знобит природу изнутри.
Оттенки полуночных красок
Смешала кисть ночной грозы.
И капли цокают безвластно,
По листьям молодой лозы.
***
Остатки завтрашнего дня
Я выплесну на камни ночи,
И понукаю, как коня,
Дневник без строчек,
Без дат, без памяти огня!
Зажгите свечи!
Кто не прозревшего меня
Взвалил на плечи?
Кого мой грех отяготил?
Кто поднял ношу?
Кто мою душу возродил
За медный грошик?
Прозреть!
Прозреть всего на час
Позволь мне, Боже!
Я лишь взглянуть хочу на вас,
Я брежу, может?
Может быть, схожу с ума,
Мороз по коже.
Грехи замолены в домах,
А храм безбожен.
***
Без романтики, слов и закуски
Выжрать столько, насколько смогу.
Из граненых стаканов, по-русски,
Не хмелеть, а упиться в дугу.
Отрешенно взирать на окурки,
Только тару под стол уберу.
Только мысли, больные придурки,
Во хмелю мне скребут по нутру.
Сигареты смолю до рыготы,
Никого мне не нужно в дружки,
Я усну за столом без заботы,
Стиснув зубы и сжав кулаки.
Завтра, дай Бог, к обеду проснуться,
Хотя будет плевать на обед,
Дайте нынче к тоске прикоснуться.
Дайте водки мне и сигарет.
Не мешайте, пусть свет будет тусклым,
День вчерашний проводит меня.
Коридор стал неровным и узким,
Стал меня с каждым шагом ронять.
Ночью ветер ворвался в квартиру.
Тлеет медленно в окнах заря.
Кот, нашару, грызет ломоть сыра,
Счастлив, он никого не терял.
ЖЕНАМ
О, как прекрасно рассудок потерять.
До пяток утопая в небе синем,
Под твердью глаз безумства не видать.
Я в сладострастном шепоте повинен.
А ты – вина отчаянный глоток,
Триумф пьянящего дурмана ночи,
Неиссякаемую чашу создал Бог,
Вкушаю прелести, они не обесточат.
В запретах поцелуев нем оскал.
Сок винограда, мной перебродивший,
Я грозди губ дыханием ласкал.
Так день пленяет месяц, породивший.
И мысль моя опережает свет.
Ни расстояний больше, ни пространства,
Ни времени, ни дыма сигарет.
Ни блядства в постоянных пьянствах,
Платоничейная любовь и плоть,
Все воедино– Эрот иль Эрос,
И всхлип на вдохе проколоть
Стрелой огня хотел Гелиос.
С тобою несравнима Гея,
Безумцу похеру и воды Ахеронта.
Я мог любить тебя еще сильнее,
Но нелегко работать на три фронта.
В.Высоцкому
Неровным швом история срослась.
Там до него и тут задолго после,
Боль хриплым горлом в небо унеслась,
Шов на душе и кровоточит возле.
Струна стареет, сединой светясь,
Рванулась в бездну, вскрикнув звонко.
И нецензурно цензора и грязь
В одну строку, подчеркнутую тонко,
Обрывком фразы сотворив фурор,
Осколки нот рассыпались недаром.
Душа рвалась при жизни на простор,
А жизнь душой вросла в гитару.
О ЛЮБВИ
Одно единственное слово,
Один единственный лишь взор.
На сердце лязгнули оковы,
В душе раскаянье, позор.
Несчастье на мои седины,
Проклятье до семи колен.
Я, словно раб, сутулю спину,
Без боя вам отдался в плен.
Казните, милуйте, вы вправе
Вершить судьбы моей итог.
Принять меня иль жить заставить,
Я ваш непризнанный. Я Бог.
Отвергнутый и посрамленный,
К чертям! Безудержную власть
Простою смертной побежденный.
С небес в пылающую пасть
Геенны огненной ступаю,
Грехом влекомый в никуда
Соблазном ядовитым. Знаю–
Разбавлена вином вода.
Я рай небесный покидаю,
Ради земного слова «Да».
Я слышу, гром гласит раскатом,
Грозит вернуть меня назад.
Я знаю, быть теперь распятым,
Но я тобой в ночи распят.
На покрывале вьются тени…
Спешит под звездами река,
Впадает в море, море вспенит
Свои пологие бока,
Поднимется под купол неба,
Вот с Зевсом затевает спор.
Ты знаешь, как ласкает Геба?
За что выносишь приговор?
За что казните Бога? Боги!
За грех желаний во плоти?
Всяк вправе выбрать свою участь,
И знать, что будет впереди.
Не вы, она – его богиня.
И море мчится с вышины
В свои безводные пустыни.
Вдруг тень вспорхнула со стены
Летучей мышью, тишины
Не нарушая, нам вещает:
«Живите, если влюблены».
***
Зачерпнув воды из родника,
Чистотой кристальной обжигаю руки,
Из ладоней пью, вода легка,
Так бездонна и предельно далека,
Небо – отраженье родника,
Чудо – неподвластное науке.
Ни умом, ни разумом не внять,
Опоясал мир изгиб ладони,
Ничего не нужно сочинять,
Мой талант творить в ладонях тонет.
***
Снова сон поэзией разбил.
Разбудил тебя? Прости, забыл,
Знаю, что с рассветом на работу.
Стих стихийно сам собой ожил
Ниоткуда. Так послушай, вот он.
Знаешь, я писал его полночи
В полусвете, в полутишине.
Ты с досадой бросишь в полусне:
«Сможешь лучше, если похлопочешь,
В полпоэзии не подходи ко мне.
Полстиха и то не очень.
Если б я с тобой переспала,
А в итоге кончить не дала,
Тоже ничего, и все ж не очень».
* * *
Проснуться утром
И размякший свет
До полночи размазать по часам,
По нотам разложить, по голосам,
По звукам.
Проснуться утром…
Парадокс вещей и дел
Неистребим. Все, как и было.
Я свет. Я темноты хотел,
Под ложечкой заплакала, заныла
Разлука.
УСЛОВНОСТЬ
Ночь распласталась дворняжкой,
О каждом прохожем скулит.
Не воет, а плачет надрывно, тяжко.
Грядущее утро добра не сулит,
Прогонит,
Как только петух на насесте
Свое «кукареку» затянет фальцетом.
Уже не сидится бездомной на месте
И в тень убежать норовит до рассвета.
А утро лепечет младенческим заревом,
Зареванным лугом, травою душистой,
Где пень одинокий, щербатый и мшистый
Напился росы перед зноем и маревом.
Подсолнух приподнял голову томно,
По-утренне сонно взирая на мир.
А где же та чернаяшавка бездомная,
Ушла восвояси иль кто приютил?
* * *
В неразберихе ночь искала
Свою испуганную тень,
Перо в чернилах утопало,
И кляксой расцвела сирень.
Ночь по кустам, как муж блудницу,
Жену пытался отыскать.
Ревнивых мыслей вереницу
Пытался тщетно размотать.
Но блуд, облюбовав местечко
Возле свечи, что жег поэт,
Простой прикинулся овечкой
И тень бросает на паркет.
Усталым жестом, невпопад
Создав искусственный закат.
* * *
Диктуй мне жизнь на черновик,
Но не сори словами.
Души чуть виден бледный лик
За сказками и чудесами.
По цвету белого листа
Она уляжется, шурша.
Диктуй мне жизнь на черновик,
На чистовик легла душа.
БЕГУЩИЙ УЗОР
Тень по стенам проползла,
Разбудила чьи-то окна.
Пробежала загородка,
В куст акации слегла.
Запоздалый шум мотора
Ветром унесло за луг,
Снова матерится вслух
Тень ожившего забора.
И расческа частокола
Дребезжит, зубцы ломая.
Ночь разбуженного мая
И бегущего узора
Ветками стучится в окна,
И рисует дождь на стеклах.
У щербатой загородки
Ночь в зеленых папильотках.
НЕ ПОМНЮ ЦВЕТ ДОЖДЕЙ
Горизонт, не размыкая круг,
Замкнутым пространством душу точит,
Только ветер, набежавший вдруг,
Немощно над бездною хохочет.
Время убаюкивает нас,
Песня спотыкается устало,
Собираю время про запас,
Но его отпущено так мало.
Я пытаюсь вспомнить цвет дождей,
Ширину расхлябанной дороги,
Тишину, увязшую на ней
И налипший чернозем на ноги.
ЗОЛА В КАМИНЕ
Скрипит качалка в середине залы,
Зола в камине стала алой,
Подмигивает тьме в углу,
А тьма косится на золу.
Все ждет, когда погаснет та,
Когда затихнет кресла скрип
И дом укроет темнота…
Но огонек у ног не спит,
Паркет назойливо скулит,
По стенам скачут блики, тени,
Вытягивая чей-то лик
Зевком протяжно-сонной лени.
В том кресле, кажется, старик.
И кочергой, такой же старой,
Как жизнь, сутулой и кривой,
Глаза прищурил, слепошарый,
Кряхтя, играется с золой.
Он грезит о костре средь ночи.
Картошкой с солью и дымком
Ладонь согрета.
Нос щекочет
Ветер. Пахнет васильком.
Прохлада за спиной бормочет,
Зола следит за стариком.
Лишь тень по-прежнему в углу,
Жизнь так похожа на золу.
НА ВОКЗАЛЕ ЦЫГАНКА
Гадалка немощно сопела мне в ладонь,
Глаза прищурив, молвила лукаво:
«Ты любишь по ночам смотреть в огонь»,
И ухмылялась хитро и лукаво.
В мои глаза свой взгляд надменно-едкий
Бросает, словно фразы невпопад,
Рука-вьюнок и пальцы-ветки
Ладонь мою опутали. Но взгляд,
Чужой и в чем-то дикий,
Сквозь щелки глаз сверлили по душе
(Какой он пристальный и липкий),
Он не вмещается в моем карандаше.
И карандаш ломается на вдохе,
Чуть хрипло хрустнул и молчит.
Цыганка сгинула в вокзальной суматохе,
А я с тех пор ищу огонь в ночи.
ПЕЧАЛЬ НА СКРЕПКЕ
Ко мне, как документ, на скрепке
Приколота моя печаль.
В груди незримая печать,
Сургуч растаял, как свеча,
Не разбираясь в мелочах,
Я ставлю подпись сгоряча.
Пусть договор с годами крепнет,
Быть может, это лишь начало,
Ко мне приколота печаль,
Как документ на скрепке.
* * *
Порой всплывают будни
Меж стихов и строчек,
Их ветер блудный,
Срезав с облаков, хохочет,
В прозу превратив слова,
И ливень светлый,
Подчинившись ветру,
Затих.
Еще одна глава
Так прозаично,
Буднично размякла.
За стих отмщен. Разбит.
И ночь моя иссякла,
Но даже день стихами говорит.
* * *
В безмолвии пробита брешь,
Залаяли клаксоны и моторы,
И ветер, что в ночи был свеж,
Под сонный прищур светофора
По улице, домов промеж,
Пылил.
А в окнах надувались шторы
И от обиды расходились по углам,
Не глядя сквозь заляпанные стекла,
Как дворник фантики
Метелкою гонял
И материл того, кто
Семечек нащелкал.
Дворовый пес приличья ради зарычал,
Свое худое поднимая тело,
А дворник мел и пса не замечал.
Ему до пса нет никакого дела.
Подъезды хлопали дверями в косяки,
Пружины плакали, вновь становясь немыми.
Я закурил, не дописав строки,
Залюбовавшись небом синим.
Пейте меня водой ключевой,
Вдыхайте, как свежесть рассвета,
Слушайте утренний звон над травой.
Вживайтесь, влюбляйтесь в поэта!
Не для себя, для души пишу,
Чтоб стихи западали в душу,
Взамен ничего у вас не прошу,
Нет так нет, а слушать так слушать.
Лучше я надорву гортань,
Чем скрипеть в тишине зубами.
Если прав, то внедрю по зубам
Или по уху врежу словами.
Дребезжи от накала, фарфор,
Разлетайся, фужер хрустальный.
Наплевать. Позор иль фурор.
Я в поэзии не случайный!
Не случайны стихи мои,
Я о случке пишу иначе…
Но коль я о любви пишу–
Это чувство чего-то значит.
Двенадцать грамм души.
Как тяжелы мои двенадцать грамм,
Но как они порой легки бывают,
Когда я в доску, в стельку, в драбадан,
Когда я все на свете забываю.
Когда одни стихи на опохмел
Себе до одури читаю,
Когда с утра увижу, что сумел,–
Двенадцать грамм души легки бывают.
НЕБО НАД АВГУСТОМ
Печальный день приблизился к закату,
Одежды яркие бездумно разбросал,
Лишь облако, пушистое, как вата,
Уныло тянется по синим небесам.
И в сумерках эхо рождается звонко,
Между каблучком и асфальтом рябым.
Пульсирует ритмом шагов незнакомка,
Медленно тает, как облако дым.
Пальцы прижег истлевший окурок,
Растаяло облако, эхо, закат.
Мимо промчались и стрелы Амура…
Над августом небо и звездный каскад.
ЗАМОРОЗКИ
В МЕРТВЫЙ СЕЗОН
Река вливается в ручей,
Века вплетаются в часы,
И ночи стали старше дней
И старше собственной красы.
К ногам подкрался горизонт,
Лишь руку протяни и канет
Пространство.
Ласковый сезон
В руках беспомощно увянет.
* * *
В пространстве,
Между трех теней,
Стою, как на распутье, я
Один
В объятиях лучей.
Средь туч большая полынья
Над головой моей зияет,
И ночь – гремучая змея–
Жестоко тени отбирает.
Во мне пространство умирает,
В пространстве умираю я.
НАЧАЛ УСТАВАТЬ
Я тоже начал уставать,
Но это
Так далеко,
Почти на самом дне печали.
Я начал отставать
Уже в начале
Недопетого куплета.
Я даже путаю слова
Нечаянно,
И вне
Строки
Менял местами сроки.
Я начал уставать,
И мне
Стучались в ночь мои пороки.
Где-то,
Среди пустующих миров
Во сне
Я тоже начал уставать,
Но это
Моя ль усталость?
Впрочем, наплевать,
Что впереди
И что в конце куплета.
Сам факт:
Я начал остывать,
Как солнце
В окончанье лета.
СОЛНЦЕ
Среди кустов запуталось в листве,
Уже пожухшей, пожелтевшей,
И рвется вечер,
С ветром в голове,
От зноя напрочь одуревший
Меня вытягивал во двор,
Но частый, частый частокол
Держал, цепляясь за рубаху.
Трещит по швам былая дата,
Уходит без возврата день,
И ливень выстрелил в упор.
В меня врывается с размаху,
Смывая утреннюю лень,
Все это–
В мгновении,
В куплете,
В середине…
Пал в горизонт окурок лета,
Ночь холодом толкнула в спину.
Я до рассвета не остыну.
МОЙ БОГ
Все оторвав от домочадцев,
Юродивым бросая медь,
Хотел до Бога достучаться
И объясниться не суметь.
И не успеть сказать о боли,
О радостях не рассказать,
По пустякам с ним не глаголить,
Ни привечать, ни хлебосолить,
И не хулить его тем боле,
И на вопрос не отвечать.
Вранье потягивая носом,
Как дым погашенной свечи,
И лжемолебен под вопросом
Уже и ладаном горчит.
Слова царапают мне глотку,
Я свой смешок не удержал.
Попы, как воду, хлещут водку,
Держа кагор для прихожан.
По полу скрипнув каблуком,
Я вывожу свою предвзятость
Из лжецерковия бегом,
Сбивая с ног такую святость.
Пусть этот грех в мой счет внесут,
Я грешник, я хулил святыню.
Мой Бог во мне творит свой суд,
Мой Бог, он храма не покинет.
ШАГ ЗА ШАГОМ
…шаг за шагом перейти
пустыню безмолвия…
АртюрОло
Где казематы, что способны
Слово удержать и крик?
Кто создавал себе подобных,
Чтобы потом забыть о них?
Ночь время чеканит наше,
И я на Богов не сердит.
Поделюсь-ка я с ними ношей,
Пополам разрывая быт.
Мне слова не набьют мозоли,
Я, как мойву, порву предлог
И в охапку сомну глаголы,
Протоптав все дороги «троп».
Как под плетью сгорают плечи,
От молчанья шершавый язык.
На безмолвной почве трещин
За мираж принимал родник.
Перелопались губы. Нечем
Было жажду свою унять.
В реках слов терпкий привкус речи,
Не молчавшему – не понять.
* * *
Около облака, возле окна
На расстоянье короткого взгляда,
Около неба жила тишина
В шорохе ветра, в цветах листопада.
А листопад был действительно мил,
Он расцветал и кружил по аллее,
Я желтый лист на ладонь положил,
Вырвалось вдруг: ''Я уже не жалею''.
Я не жалею, что осень моя
Так незаметно со мною сроднилась,
Я не жалею, что были друзья,
Были, но, видимо, что-то случилось.
Мне уже не о чем больше жалеть
И обижаться на прошлое поздно.
Лист дрогнул в руке, он хотел улететь,
Но тишина намекнула, мол, поздно.
Мне было спокойно, почти хорошо,
Желтый листок в себе силы нашел,
Поднялся с руки, словно тело обжег
И закружил по аллее.
Дождь суетливый вспугнул тишину.
По паутинке дождя в вышину
Лист непокорный, судьбу обманув,
Кружился, от счастья хмелея.
Я долго бродил, я промок и продрог,
Капли за шиворот лезли нахально,
Лишь на ладони остался ожог
С болью живой и реальной.
* * *
Как небеса над бездною тихи,
Как синева в безмолвии прекрасна,
Растрепанная даль безгласно
Взахлеб диктует мне стихи.
Меня в соавторы взяла
В мгновенье, в паузу, навечно.
Живое время быстротечно
В едином росчерке пера.
ФАНТОМ
Я выходил, а ты в противоход
Реально мне навстречу сделал шаг.
Я уходил от бытовых забот,
А ты так буднично раскинул белый флаг.
Поговорим? И растворился дым,
Развеяло. Привидится ж такое.
Тебя увидел явно молодым,
А ты лет пять как под крестом покоен.
Хорош! Ашен! Отрезано и баста.
Я отпустил тебя от будничных проблем
И ты забудь, не трогай понапрасну.
Отстань! Уйди! А может быть,изыди?
Мне показалось? Или точно видел?
Твоим визитом календарь отмечен,
Я задержусь, я отменяю встречу.
СУДЬБА НА ВЫЛЕТ
Как зла, безумству вопреки,
Твоя пощечина по нерву.
Как злы прошедшие грехи,
Ты позабыла, кто был первым.
И эти ''как'' и эти ''кто''
Уже забыли и уснули.
Чуть старше, чем сама, пальто
Накинула и выйти пулей
Хотела, но застряла в теле,
Запуталась в чужих кишках.
Размякла, растворилась. И осели:
Обида, ненависть и страх.
И все, что было в самом деле,
Забылось тоже. Все затихло,
Сверчки – часы пробили пять,
И свечи буднично сгорели.
Погас огонь, иссякли силы,
Похоже, петухи запели.
Судьба, покашливая хрипло,
Стояла на краю могилы.
СПЛОШНЫЕ НУЛИ
Затаилась, молчит и внемлет
Тишина у самой земли,
Она часто меняла земли
И ко времени жгла нули.
Время сбрасывала навскидку,
Словно кто-то кричал ей: «Пли!»
Почтальон приносил открытку…
Только время ушло в нули.
Годовщины сменяли даты,
Обнулялись порой рубли,
Даже чувства, порой предвзято,
Обращались в сплошные нули.
Отвращенье бросая в сдачу,
Звон копеечный веселит.
Нищетой закормили, – значит:
Пережили сплошные нули.
ОДНАЖДЫ В КОЛХОЗНОЙ РОДИЛКЕ
Из сна вырываясь криком,
Пьяный сторож принял отел,
И корова хрипит со скрипом.
Сонный скотник, сплошной отек,
Посармой ругает скотину,
О солому руки отер…
''В Бога, душу, хребет и спину''
А на улице вьюга метет,
Вырывая сквозь щели крыши:
Хрип и мат, и теленка пар.
Влажный бок его нежно лижет,
Но теленок только моргал
И еще не обсохшей мордой
Тыкал в грязный брусок яслей,
Неуютный, холодный и мокрый
Новый мир принимал гостей.
ДИАЛОГ С ВЕТРОМ
Мне нечем радовать тебя и огорчать.
Я не скажу тебе ни слова.
С Богами споривший, опять
Нарыв бетона, битый сапогами,
А мы его подобострастно славим:
«Город!»
Горбом, нарывом вылез из земли.
Холодный дождь назойливо
За ворот лез.
Мурашки вырастали в волдыри
И жутко, зябко
Надавив на плечи,
Шипел холодный ветер нам вдогон:
«Мне радовать и огорчать вас нечем,
Вы землю променяли на бетон.
Как панцирь, наложили вето–
Не продохнуть.
И не дожить до лета.
Средь каменного, вечного запрета
Земля таится по кюветам».
И ветер смолк.
В его тяжелом вздохе,
Сквозь едкий смог
Послышалось едва,
Как в детстве, стоя на горохе
Я слышал, как манила синева.
Дождь потеплел. И я сошел с дороги,
Хотя других он, как горох, хлестал.
Я слышал землю, не смотря под ноги,
Дождь радовал меня и огорчал.
ПОХМЕЛЬЕ
Опухшее время суток
Остатком монет звенело,
И в отраженье синела
Небритость вчерашних шуток.
И как-то не в такт стучало
В мозгах и часах из спальни,
Похожий на звук наковальни.
Но это всего лишь начало,
Звенит телефон, как выстрел,
Как между городка, дуплетом,
А голос внезапно выцвел,
И вопрошает: «Где ты?»
Вас беспокоят с работы.
Я ночью творил сонеты,
И опохмелиться охота.
СОНЕТ РАЗБИТОГО СТЕКЛА
Я автор битого стекла,
Еще вчера оно звенело,
И небо за окном синело,
И туча грозы волокла
Неряшливо и неумело.
Стекло заходится от смеха,
И громы раздавались эхом.
Стекло звенит, а небо серо
От злых насмешек, туч прозрачных,
От незаслуженных обид,
От шуток плоских, неудачных.
Я вижу, горизонт горит,
Строка под руку мне легла:
Я автор битого стекла.
О СЛОМАВШЕМСЯ ЗАМКЕ
«Собачка гавкнула» в замке,
Закормленная в хлам гостями,
Пустыми, бренными вестями.