Tasuta

Отражение мира

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Всегда с халявой налегке.

Как правило, в конце визита

Собачка лязгала зубами,

Скрипя затертыми словами,

За чьи-то радости побита.

А как хотелось взвыть пружиной

И на цепочку положиться,

Или сорвать ее нажимом,

Коль в мире с нею не ужиться.

* * *

Влажный голос дороги по лету

Что-то шинам шептал по пути.

Ливень фраз, а попутчика нету,

Путораны с шести до шести.

В ногу давит педаль до предела,

От давленья в колене стучит,

До рассвета дорога пустела,

Ночью трасса иначе звучит.

КЛАВИШИ МЫСЛЕЙ

Клавиши мыслей пиликают,

То черны, то, как вата, белы.

Клавиши,

Клавиши,

Клавиши.

Выжаты,

Вымыты лица безликие,

То трусливы, то дерзко смелы.

Вдоль тротуаров вчерашних

Столбы.

Это стволы.

И на соснах недавнишних

Пыль городская

В натеках смолы.

Когда сдирали на вишне клеи

Татуированы ветками вишни,

Мертвой смолой называли мальчишки

Клей на засохших вишневых ветвях.

И, не вдаваясь в подробность

И частности,

За ягодой спелой тянусь впопыхах,

Ветки трещат

Под моею причастностью.

Клавиши-мысли

Играют в стихах.

Я оправдался:

Надломы случайны,

Вдоль тротуаров случайны стволы,

Но виноватость во взгляде

Отчаянно

Бьется в пыли пересохшей смолы.

В ОДИН ИЗ ВЕТРЕНЫХ ДНЕЙ

Сегодня запела Эолова арфа,

И нотная пыль опоздала на круг.

Старуха сегодня гадала на картах

На осень, на рыжий ее ватерпруф.

Отслужена лития, видно, по лету,

Старуха по картам читала судьбу,

Словно по требнику, вёдров уж нету.

Тукал, как тетерев, дождь на току.

Дорога не скользкой, а склизкою стала,

Озябшей травой залатала бока.

Лето прошло, так старуха сказала.

И солнце Навин закатил в облака.

Эолова арфа – в др. гр. Мифологии муз.инструмент бога ветров Эола.

Ватерпруф – женское длинное летнее пальто.

Лития –Краткая церковная служба в притворе христианского храма.

Требник – православная богослужебная книга, содержащая тексты церковных служб и изложение порядка совершения треб

Вёдро – теплые, солнечные дни (устар. Обл.)

* * *

Ты так наивна и легка, ты птица,

Ты ангел. Впору со звездой идти

И петь молитвы, глядя в лица,

И сердце на руках нести.

Пройти от сотворенья мира,

До гласа трубного дойти.

Ты – возвышающая лира,

На грешном, на моём пути.

Как Бог в предчувствии греха

Тебе позволил зародиться,

Так я и в прозе, и в стихах

Грехом пытаюсь насладиться.

* * *

Помолчи, дай и мне помолчать,

Дай забыться о чём-то своём,

На вопросы мои не спеши отвечать.

Мы друг другу молчанием врём.

И отводим глаза в темноту,

Будто в ней есть ответ, кто не прав.

Равнодушьем вспоров пустоту,

Разминулись, себя не узнав.

И в бессмысленных жестахвранья

Твой обыденный вздох прозвучал,

Прежним взглядом окинув меня.

Если честно, я тоже скучал.

НА ТЕЛЕГЕ

По ухабистой дороге

На резиновом ходу

Лошадь мрёт, глядя под ноги.

Я шагаю в поводу.

Овод Машке точит пузо,

Машка гривою трясёт.

На телеге, среди груза,

Сиську мамкину сосёт

Карапуз розовощёкий,

Тятьку дёргает за ус;

Старший треплет про уроки,

Про полёт высоких муз.

За телегой пыль клубится

И на мух жужжащий рой

Крепко батька матерится:

«Японский ты городовой».

* * *

Я вхож в деревенские складки

Сверчком от угла и до печки,

Огнём от лучины до свечки,

И кашлем от деда к заплатке,

Прошитой большими стежками,

Снегами и ветром небритым,

Ручьём на проталинах битых.

На вымытых мыслях не камень,

Следы прошлогодних натёков

По стёклам дождём непросохшим,

К ушедшим давно,

Не усопшим.

На карточках желтых намёков

Испарина слёзы выводит.

Сельпо при такой непогоде

Закрыто. И тьма не проходит,

И праздник стоит на дороге,

Отмечен святым Николаем.

Иконы глядят молчеглазо.

Кобель водит сучку, зараза.

Двор залит и рыком и лаем,

И праздник упал на лопатки.

От истока до высохшей речки

Огонь заметался на свечке…

Я вхож в деревенские складки.

ОКРЕСТНОСТИ

ЦЕНТРАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ

Чернозём в моей памяти светел,

Хрипловат, но дыханием чист.

На Ильинском кресте первый ветер

Богохульно родился под свист.

И такой же музей – птичий рынок –

Бок свой трёт о мясные ряды,

Утопая под морем косынок,

Аромат заполняет сады.

Где над плодоовощным институтом

Колесо обозренья в огнях,

И на детской площадке под утро

Плачут розы, шипами звеня.

Сам Мичурин, на трость опираясь,

Левополый пиджак расстегнул,

Каждой свадьбе чуть в ус улыбаясь,

На центральную площадь шагнул.

***

Я тебя не хотел обижать,

Облик твой, как святая икона,

Непреступен.

И чистая гладь

В твоём взгляде,

Но вдруг, вне закона,

На меня беспощадно глядят,

Нет, не ангела очи –

Горгоны

Пепелящие тело глаза,

Я не в силах огонь победить,

Мне хотелось о многом сказать,

Мне хотелось,

Как прежде,

Любить.

Ты под парусом гнева ушла,

Повернув отношения вспять.

Извини

(Я, наверно,мужлан)!

Но тебя не хотел обижать.

РАДУНИЦА

С небес глядит единорог.

В ярмо впряженные быки,

Стожары, как пожары глаз,

Все небо рвут на пустяки,

Которые, как прут тонки,

Ломаются под силой ног

И липнут звезды на присошек

На Моисеевом пути;

Опричь него там нет дорожек.

Лазоревым цветам цвести

На вспаханных ухабах дней,

А ночи с каждым днем хмельней.

Шуршат: волнистый шелк объяри,

Ночного неба чернозем,

Ярилы белый балахон,

Колосья всякой спелой яри

И мака алого венок.

И соловьиные коленца:

Почин, раскаты, гусачек,

Дробь и кукушкин переплет.

Любовь запросится из сердца,

Лишь на кого Ярь-Хмель воззрится,

Чуть тронет сонную девицу

Он алым маковым цветком;

Иль парня златым колоском –

Ячменя, проса иль пшеницы,

Ярило ходит по земле,

Завет на хоровод к заре,

На праздник радуницы.

Ж/К №…

От мира в «скитские обители»

На постриг суд благословил,

А эти стены многих видели

И заседатель возгласил:

«Вы можете писать кассацию,

Мы не ущемим ваших прав,

Нас это, правда, не касается,

Но кто при бабках – тот и прав».

А если не видать помиловки

И нет амнистий по статье,

То вам косынку, не камилавку,

Весь срок носить на голове.

Твой дом уже родня по скупости

Делила, глядя на статью.

Тебе за ветреные глупости

Баланду жрать под кандию.

Повсюду служки и доводчики,

Как будто дятлов перестук,

Все хлещут чифир вместо водочки,

Ядреный мат ласкает слух.

А по ночам тоска-извозчица

Катает память по душе

И так мирского хлеба хочется,

И мужика при барыше.

ЕДВА КАСАЯСЬ

Едва касаясь сна руками,

Едва вдыхая звонкий вечер,

Я вечность с длинными ногами,

На танец приглашаю ветер.

Сама,

сама кружу сознанье

Его величеству,

Но он

Далёк от детских лобызаний,

Он ветер и развратник, он,

Привыкший

укрощать стихии

воды

И разжигать огонь.

(И к юной наглости

глухие

ответить могут,

только тронь.)

А я сама, себя даруя,

На жертвенник легла без слов.

Бери,

Бери меня такую,

Бесстыжую и озорную,

Целуй хранилище грехов.

Ты удивлён?

Ты жаждешь ласки,

Ты завоёвывать устал,

И ярость подлежит огласке,

С которой ты меня ласкал,

Врываясь в тело,

Содрогая

И жертвенник и жертвы вой,

Себя в запретное макая,

Ты был единожды собой.

* * *

Посуды грязной величины,

Так постоянны и упрямы,

Но ограничены причиной

И высотой своей до крана.

* * *

Как Бог в предчувствии греха

Тебе позволил зародиться –

Так я и в жизни, и в стихах

Тобой пытаюсь насладиться.

* * *

Настя, Анастасия,

Перед сном, повторяя имя,

Словно я потерять боюсь:

Или буквы к губам пристынут,

Или я без тебя проснусь.

* * *

Какое-то чувство щемящее

Душе причиняет боль.

Глазенки твои щенячьи,

Душа, помолчать изволь.

* * *

Текут огни по темноте,

Уже тоска по теплоте.

Печаль о нежности тепла

Так удивительно светла.

* * *

Я помню в лицо Бога-отца,

И не было в жизни печальней лица.

Слова потеряли великую силу,

Когда под ребром словно вьюга завыла.

* * *

Избавиться б от жизненных оков,

Не знаю даже, как сказать скромнее,

Я думаю, что я и не наглею

На стыке будущих веков.

* * *

А я живу не унывая,

Во сне и, право, наяву.

Одни с улыбкой умирают,

А я с улыбкою живу.

* * *

Жизнь к нам не равнодушна абсолютно,

Кого-то любит, а кого-то судит.

Живущий праведно, бездумно иль беспутно,

Лишь в колебании вопрос и амплитуде.

* * *

Сердце, прогулявшееся улицей

 

До проспекта и на мостовой,

Вдруг сожмется, съежится, ссутулится,

Разминувшись с жизнью и судьбой.

* * *

Я знаю, как под чарой лести

Царицы отдавались и немало,

Но после выпитого вместе

… уже кого попало.

* * *

Целомудренно, гордо взглянула.

Тихо, робко течет бытиё.

Только утром, шагая сутуло,

Так нескромно забыла бельё.

* * *

Я рад за все ошибки Ваши,

Они меня так веселят.

Кто под кого по пьяни ляжет?

И чей с кого купальник снят?

* * *

А я, как дурак, сижу на работе.

И «как» перечеркнуто жирной чертой.

Похоже, я в полной виляющей жопе.

Меня укачало от жизни такой.

* * *

Бог создал «по подобию и образу»,

Он научил по фене ботать.

И тратить жизнь и счастье попусту.

Ему бы над собою поработать…

НЕ СТОЙ ПОД СТРЕЛОЙ

Не пил, не курил, не шлялся,

Закалкой и нравом суровый,

Лишь раз под стрелою замялся.

Хреново, что умер здоровым.

* * *

Мы в корень зрим, но там ни зги,

Хоть глаз коли, – а без огня!

К чему душа, когда мозги

Забила всякая возня.

* * *

Я пятьдесят страниц не пережил

И отравился строчками поэта;

Есть у него границы, рубежи,

И я не дочитал его за это.

* * *

Хочу взаимного объятья

На паузе,

минута,

две.

И только шелест чувств

под платьем.

И бесконечность в голове.

* * *

Прими все времена, инстинкты

сохраняя.

Когда одна эпоха дышит

в спину,

Другая, прежнюю за лживость

проклиная,

Стремится врать, не изменяя

мину,

Лишь интонацию слегка свою

меняя,

Скрывает ту же гнусную

личину.

* * *

Сегодня в небе синева,

Картина вроде не нова,

Но так приятно осознать,

Что небо может созерцать

Тебя!

* * *

Не надо говорить о боли.

Мне хорошо. Ты видишь? Я парю.

Да что вы ох…ли что ли?

Я не скучаю! А не говорю

Не потому, что скучно или больно.

Моя печаль случайна, как вино,

Налитое до края. И невольно

Ньютона вспоминается бином.

* * *

Расставить точки и расставить ножки –

Одно и то же, если цель одна.

Трещат штаны, трещат сорочки.

В изгибе грациозной кошки

Стояли точки, х… и тишина.

* * *

По лабиринтам памяти и снов,

На концентрации движенья,

Внутри себя молитва голосов,

Как чудо погруженья в воскрешенье.

* * *

Я в зеркале буду твоим отраженьем,

Копировать жесты твои и печаль,

Улыбку, насмешку, оскал раздраженья

И взгляда уже непомерную даль.

* * *

Твой взор оттого и тяжек,

Что время в спираль скрутило.

Пусть сотни дворняжек ляжет,

Тебе и миры под силу.

* * *

И в мыслях вопросов не смей задавать,

Ответы придут к вопросительным знакам.

Не думай о том, что желаешь познать,

И не ищи ни знамений, ни знаков.

* * *

Да гори оно синим пламенем,

То, что долго считалось правильным.

Я не праведник, не монах,

Лучше грешным быть, а не каменным.

Да потом по-бабьи охаянным,

Да желанью уж тесно в штанах.

* * *

Созревший дым кальяна – поцелуем

Перелетал из уст в уста.

В движеньях танца живота

Власть – голова делила с хуем.

* * *

Миг дефлорации пройдет,

И скажет он легко и нежно:

«Не плачь, до свадьбы заживет,

Ты только не теряй надежды».

* * *

Поставь сосуд гончарный

Под незнакомый стих,

И слаще меда станут

Слова из уст моих.

* * *

Бывало и хуже,

Бывало и лучше.

По городу лужи,

Над городом тучи.

Дожди зарядили,

Туман и покой.

Мы просто бродили

Вдвоем с тишиной

По лужам, по тучам,

Под небом сырым.

И дождик певучий,

Казалось, незрим.

* * *

В моей душе несоответствие,

За безмятежностью – туман.

Причина это или следствие –

Мой взгляд, направленный в стакан.

Мне сложно слышать о прощении,

Уход в себя осточертел.

Не верю я в несовмещение.

Я б сам себя простить хотел.

* * *

Не лечите от счастья меня,

Не кичитесь свободой от боли.

Обжигаться порой от огня –

Это лучше, чем доля неволи.

* * *

Хочется сна бесконечно спокойного,

Чтобы луна не являла покойного,

Чтобы без сна не бежать к пробуждению

От крестов и могил, прочь от лжевоскресения.

* * *

Бестолково, малословно,

Лишь мозоли и хандроз.

И в работе, безусловно,

Золотуха иль понос.

* * *

Не знаю, где Вам показалась ложной строчка,

Но я, как песня русская, открыт.

Я так сказал. И все. На этом точка.

Удел вранья давно мной позабыт.

* * *

А я смердеть не буду во гробу,

Хоть не святой – до святости далече.

Я смерть свою нахально на*бу

И лишь на грамм пятнадцать стану легче.

* * *

Пьянеть от трезвости ума

Ума, казалось бы, не надо.

Когда из грязи и дерьма –

Достаточно порою взгляда.

И стопка не пьянит уже,

Мысль доминирует над змием.

Бутылку поглотил фужер,

А я как прежде не пьянею.

* * *

Перечеркнут рассвет паутинкой

От листка до листка.

И роса неподвижною льдинкой

Отраженьем глядит в паука.

* * *

Когда продрогший белый свет

Кричит, что счастья в мире нет –

Тýжишь.

И хочешь верить, что не так,

Рвешь душу мне на пустяках –

Дýшишь

В себе сомненья и печаль,

Глядишь в подтреснувший хрусталь и

Глýшишь.

Не заглушив спиртным вранье,

Ты хочешь быть уже её

Мужем.

Вот, вскрылся долгожданный лед,

И с крыши льет, и небо пьет

Лужи.

Скажи хоть слово. Прокричи!

Иначе боль не излечить!

Ну же!

Как робок был ее ответ.

На букву «Н» – не значит «Нет!»

Нужен!

* * *

Глядишь, июнь не за горами.

В земле увязнет жухлый лист,

И вечер будет нежно чист,

И дни опять с материками

Пойдут вразрез.

Ночь будет прятаться все чаще.

Так, забежит на полчаса,

И вновь смотреть во все глаза.

В предчувствии тепла все слаще

Одежды вес.

На гвоздь повесим полушубки.

Колясок детских мерный скрип.

На площади шансона хрип.

Все чаще и короче юбки,

Все громче смех.

Пройдемся, милая, вдвоем,

Мы так соскучились по лету –

Не упускать же радость эту!

По солнцу яркому пойдем

На Ленинский проспект.

* * *

Сквозь вуаль, прожигая взглядом,

Словно взор с чудотворной иконы.

Абажур, что качался рядом,

Испугался на Вашем фоне.

Незамеченным вдруг остаться,

И вполсилы боясь светить, –

Толь погаснуть, не то разорваться…

И рождается «быть иль не быть»!

* * *

Ежедневник. Страница. Февраль.

Понедельник. Граница, Печаль.

Лист. Строка. Переплет. Луна.

Вист. Рука. Пересчет. Тишина.

Куш. Брань. Дурак. Имена.

Душ. Пьянь. Коньяк. Пелена.

Веселье. Коктейль. Башкá. Ноль.

Похмелье. Постель. Кишка. Боль.

Рассол. Пиво. Кефир. Мат.

Мосол. Чтиво. Чифир. Брат.

Звонок. Дверь. Друг. Предлог.

Шинок. Хмель. Круг. Итог.

Икра. Склянка. Нарды. Преф.

Игра. Пьянка. Карты. Блеф.

Черви. Крести. Пики. Бубны.

Черти. Вместе пить будем.

* * *

Как хочется парного молока

Из крынки отглотнуть,

Потом молчать о тишине

И в тишине уснуть.

Так хочется сквозь облака

Хлебнуть осеннего дымка,

Когда ботву сухую

На огороде жгут.

Вернулась мысль издалека,

Я наливаю коньяка,

И после каждого глотка

Я выдыхаю, и клопы

От ностальгии мрут.

И хочется парного молока…

* * *

Я в эти ночи не пишу стихов,

Когда твое присутствие не внемлю.

Когда твоих не слышу я шагов,

Кляну на небе свет, под небом землю.

В твой сон прохладный не стремясь

(в нем я никчемная нелепость),

Я без строки иду, смеясь,

На равнодушие мерить крепость.

* * *

Ты бродила по возрасту,

Словно ангел по воздуху.

И в года-города

И в селения-месяцы,

Слово в каждую борозду,

Ты бродила по возрасту.

И лачуги-недели

На тебя поглядели.

Буду днем и мгновением

В шалаше в воскресение.

* * *

Лист жадно впитает чернильную пасту

Из туч-размышлений, из молний и грома.

Мне это теченье уже неподвластно,

Но искренне дорого,

Терпко,

Знакомо,

Подобно ознобу, трясущему тело.

Промокший до нитки, до края ногтей,

Продрогший.

Тотально,

Всецело

Отдался в объятья природы своей.

ТЕАТР ДОЖДЯ

Лужи хлопают в подошвы

На беззубой мостовой.

Листья хлопают в ладоши,

Хлещет ливень проливной.

Шелестят волною травы,

И под радугой кулис

Гром кричал, так громко: «Браво!» –

И ветра свистели: «Бис!»

Ах, какое чудо, право!

Утихает к ночи свист…

И восторженно-лукаво

Темный занавес повис.

* * *

Сегодня мы друг другу чужды.

Ты стал давным-давно другим,

Остался только прах от дружбы,

И матом хочется благим

Покрыть все вехи неурядиц,

Все годы, что я был не там,

Где мог помочь среди сумятиц.

Но смысла нет. Уже словам

Моим к былому не пробиться.

А ты давно уже успел

Безбожно скурвиться и спиться.

Ты знаешь: врать я не умел.

И я винить тебя не в праве,

Пускай рассудит нас судьба.

Прости. Я вынужден оставить

Тебя, убогого раба.

* * *

Пытаясь спрятаться во снах

От яви черной и никчемной,

Весь мир послать бы просто к черту,

Богов таская на словах,

Которые не публикуют…

Я просыпаюсь, я тоскую,

Осознавая: чувства – прах.

У-ВЭЙ

Реку вброд перейти не искусство.

Берег заманчив другой стороны.

Мне прозы погода пришлась не по вкусу,

А строки поэзии мне не видны.

Ни плот и ни лодку не свяжешь.

Не свить

Амбиций порывы. Желанье промокнуть.

Брод кончился. Мне по течению плыть

До поворота. На берег. Просохнуть,

Оставив и реку, и след берегов.

Следами по небу слетаю к закату.

В потоках ветров я устрою альков,

И высохшим ртом я амброзии выпью.

Мне вечную дарит пища богов

И юность, и славу, любовь и утрату.

Во мне остается недуманье слов,

Неделанье дел, неосознанность снов.

Я – брод, я – течение, я – берега,

Я – небо, закат, я – поток и река,

Я – жизнь и зачатие новой души,

В которую душу и сердце вложил.

* * *

Смотри, как небо приближается к земле.

Поток стремительно немыслим,

Под птичьим гамом обомлев.

И фраз немых не перечислить.

Так, не прощаясь, уходить,

Успев простить на полувздохе.

Мне обреченность победить

Не по зубам, и дни как крохи.

Наперечет закат к закату,

От жеста к жесту и легко.

Я разбазарил предоплату.

Уйду спокойно. Без долгов.

* * *

На ветру парашют одуванчика.

Мне просторно под небом живым.

Приземлиться пора, но заманчиво

За рекой, за изгибом кривым.

Города бьют неоновым отблеском,

Под асфальтом скучает земля.

Сквозь застывший подошвы оттиск –

Проросту очарованный Я.

* * *

Так бестолково утрачена,

Хотя только начата начисто,

Разорвана в клочья, пропитая,

Разбитая, Богом забытая.

Я ей улыбнусь на прощание

И двери захлопну. Отчаянье

Не то что бы рядом, но все-таки.

Закроюсь за адом, и всполохи

Опять промелькнут где-то в памяти.

Когда я уйду, только памятник

В простом переплете останется.

Кому-то покажется значимым,

И как бы там ни обозначилось,

Все так бестолково потрачено.

ИЗ КАРЕ В ПАРУ

Когда любовница ключи, постель и душу

Дает, чтоб я был только с той,

Которая, покой жены нарушив,

Разбила вдрызг весь жизненный устой.

Возможно – блядство, похоть, тяга к самке…

Все, что угодно. Не понять другим.

Отказ всем дамам, и прорвался в дамки

Сквозь одиночество и завывание пурги.

 

Я сам считал – горбатого могила…

Но если б знать, что так произойдет.

Я изменюсь, и дай мне, Боже, силы

Простить ее, когда она уйдет.

ВЫШИТЫЙ КРЕСТОМ

Я тоже вышитый крестом.

Была моя канва бела,

Рождались строчки и слова.

Мне Бог указывал перстом

На узелки и на разрывы,

И настроение цветов,

Но, выпуская из перстов

Иглу судьбы на перерывы,

Он отдавал мне в руки пяльцы.

Я путал нити. В свой узор

Вплетал ошибки и позор.

И в кровь исколотые пальцы

Господь с улыбкой целовал,

Исправить вновь судьбу пытаясь.

Так жил, грешил и вышивал.

Пред вышитым крестом я каюсь.

* * *

Я так надеялся наивно,

Что подуспел Вам надоесть.

Надеялся, – Ваш взгляд невинный

Сумел прочесть дурную весть,

Что я уже непринадлежен

Особе Вашей и слезам.

Я был случайно с вами нежен,

Простите – раньше не сказал.

Наперечет все фразы зная,

Не стану слушать и молчать,

И на вопросы отвечать.

Ни к черту, души истязая,

Мы тихо разойдемся – зная,

Что все с начала не начать.

ЗИМА 2004

Синь проступает в залежах пурги.

Ее движения для глаз едва заметны.

Похоже – небо крутится от ветра

Там за пургой. Здесь не видать ни зги.

И нет дорог, и тропки неприметны.

Своих следов не видно даже с метра.

Какие к черту тут писать стихи,

Коль голос утопает безответно,

И кинопленка жизни– словно ретро–

Прокручивает лучшие штрихи.

* * *

На твоей могиле доедая хлеб,

Чуть горьковатым небом запиваю.

Твое пристанище. Да лучше б я ослеп…

Я горечь неба водкой заливаю.

Я долго не был у тебя в гостях,

И покосился крест среди бурьяна.

Остаток времени замешан на костях.

Не осуждай меня за то, что пьяный.

Я не бежал от Бога и семьи,

Не тороплю и будущую встречу,

Ты лишь проклятия с меня сними.

Мне одному побыть хотя бы вечер

И миг прожить по меркам Бога,

Не запятнав ненужными делами…

Ты не грусти. Отец, моя дорога,

Как груши, что сажали, и стволами

Окрепли, и дают приплод.

Ах, если б ты увидел эти груши…

Прости мой хлеб. С хлебами недород.

Ты отдыхай, покой твой не нарушу.

* * *

От мыслей к сердцу путь далек,

Как до рассвета час последний.

Никто не выскажет упрек.

Миг – долголетия наследник.

В мгновенье – явью стали сны.

Любимый пасынок терпенья –

Мой сон – цветущей тишины

Осознанным возник значеньем

И значимым, как божество.

Душа спокойна и тотальна,

Приятна, как исход летальный.

Понятен замысел его,

Такой же искренне-случайный.

Я понял. Только и всего…

* * *

Апрель морозы выколдовывал

Из белой зимней скорлупы.

Движенья жадный ветер сковывал.

Короткий шаг – длина стопы.

Сугробы в черной оспе шлака,

Под переплетом твердым наст,

А подоконник вовсе плакал,

Глядя в асфальта черный пласт.

Окно, посматривая в улицу,

Жильцам о потепленье лжет,

И, шторами хитро прищурившись,

Молчит, что минус тридцать жжет.

* * *

Ты знаешь? Потроха, не зная нотной грамоты,

Такие кренделя выписывают в лад.

Наверное, о том не знаешь грамма ты.

Когда ремень потуже – заводским пельменям рад.

Все о насущном… Хоть не единым сыт.

Желудок о другом не запоет, пока

Утробе подпевает зачерствевший быт,

И музыка кишок слышна издалека.

* * *

Поутру по прохладной росе,

По отбитой до звона косе

Бриллиантами брызжет роса.

Слышишь свист и травы голоса?

Ряд за рядом. Ряды все

За косой полоса к полосе.

Широко. И глядят небеса

В отражение косы синь,

Растворяя рассвет по часам

На весах между янь и инь.

ПАСТУХ

Кнутом пастух над головой

Неспешно круг выводит. Хлесть!

Проснулось эхо над рекой,

Залебезило где-то: «Лесть… есть…»,

И новый круг закончив. Ах!

И звезды падают за лес,

Дрожит рассвет на небесах,

Луна срывается с небес.

Лениво, с паром из ноздрей,

Бредут коровы сонно.

Эй! Пастушок! А ну, бодрей,

В седло и по загону.

Ворота я открыл уже!

Гони их к белой роще.

И стайки вспуганных чижей

Звенят над клячей тощей.

* * *

Ночь просверлив глазами,

Читаю стихи полнолунью,

Как вор, пробираюсь низами.

Язык прикипел латунью.

Уже обожженное небо

Ободрано рыком гортанным.

Вкус заплесневелых похлебок,

Из детства вдруг всплывшие тайны.

И горечь в протухшем болоте

Под шум лягушачьего бубна.

Я шут и в шутовской работе –

Паук, потирающий нудно

Со скрипом лохматые лапки.

Глазеет на свежие раны

Болото. Осокой булавки

Под ногти. И щиплет и щемит

Под сердцем, и ком возле горла.

Кругом непроглядная темень.

И шум лягушачьего горна.

* * *

Нежность сквозь ребра брызжет

В поисках тихой печали.

Мне помнится, в самом начале,

Казалось, что сердце выжжет.

Надеялся, скоро угаснет,

А грудь, как цветок, раскрылась.

Ты со вселенским счастьем

В клетке грудной приютилась.

* * *

Споры о вечном,

Беседы о праздном,

Ссоры беспечны –

Случайные фразы.

Теченье бросает

Времени стразы.

Блеск угасает,

Но меркнет не сразу.

Тлеет печалью

Остывшее слово,

Ночь под вуалью,

И я очарован.

ОБРЕЧЕННОСТЬ

Обреченность на цыпочках, вкрадчиво –

Да входи уж. Таиться к чему?

Ты себя так давно обозначила,

Я привык к естеству твоему.

День за днем твой оскал заговаривать,

Ночь за ночью с тобою дышать.

Тем же воздухом ночи заваривать.

Привыкаю тебе не мешать.

Ты ко мне привыкаешь неистово.

Не влюбляйся, твори, что должна,

Или я осознаю неискренность.

Мне влюбленность твоя не нужна.

ОТЦОВСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ

Мне тебя откупать нечем,

Если вдруг заметут менты.

Помни, сын, что талант вечен.

Вор, поэт, человек, ты

О плохом у меня не спрашивай,

А вскрывают замки так…

Дальше думай, твори, вынашивай,

Не продай талант за пятак.

Думай сам, как себя прославить.

Только мелочь, прошу, не бери.

Я в наследство смогу оставить

Пару слов: дерзай и твори.

Больше мне поделиться нечем,

Проживи свое лучше меня,

Не ищи, где дышать легче.

Я с тобой до последнего дня.

Выбирай. Только помни свято:

Есть ответ у любой задачи.

Я в земле свой талант прятал,

Ты, сынок, поступи иначе…

* * *

Что, пушистый, вздыхаешь томно?

Тебя тоже под дождь прогнали?

Вот и я, как и ты, бездомный,

И меня тут давно не ждали…

Что,продрогший, намокли уши?

Ну, иди я тебя согрею,

А за пазухой и посуше,

И вдвоем нам уже теплее.

Не дрожи ты от вспышек молний,

Помурчи мне о жизни лучше,