Ты весь мир теплотой наполни
И заполни собою душу.
Отогрелся? И дождь стихает.
Если что, заходи, я рядом,
Я согрею тебя стихами.
Мне уже ничего не надо.
Вот рванул по траве по мокрой,
Видно, есть потеплей местечко.
Небо красится рыжей охрой.
Эх, и мне бы сейчас на печку.
Август 2006.
ПУТНИК
Отдохнуть от постылых будней
И послушать чужие бредни.
Словно вышел на паперть путник.
Что еще может быть конкретней?
Пересуды чужих и толки–
Вот и все, что в народе слышно.
Я вернулся в народ. А толку?
Ничего из того не вышло.
И пошел я своей дорогой,
Как и прежде – ей края нету.
Я с тобой посижу немного
И ищите меня по свету.
Не найдя ни конца, ни края,
Я в клубок соберу дорогу,
Если нету земного рая,
Я его попрошу у Бога.
* * *
Я сидел в тишине безлунной,
Ночь текла, как бальзам прохладный
И тягуче тянулись думы.
Впрочем, ладно о грустном, ладно.
Ни к чему бередить былое,
Просто август мне грусть навеял,
Я о нем тосковал зимою,
А теперь заболел апрелем.
* * *
На промежуточных станциях мира
Бесшумно, уныло, среди тишины
Я слышу щелчки в незнакомых квартирах,
Хотя выключатели мне не видны.
Там жизни чужие впустую проходят,
И чьи-то чужие проходят года.
Мой тамбур прокурен, и сны в непогоде
Проходят. И мне неизвестно, куда.
Куда меня мчит этот поезд сквозь тучи.
Я был здесь не долго, но все-таки был.
Пустой полустанок уснувший научит
Безмолвию фраз и угасит мой пыл.
Я– звук проходящего встречного всуе;
Я– шум, уносящий чужую беду.
На первом пути две минуты кочует,
Мой скорый опять догоняет звезду.
И я, посмотрев из вагона за грани,
Кричу вам в сердцах и в безумстве тону.
Безбожник в судьбу вашу ангелом ранним
Бесшумно в окно из вагона шагнул.
* * *
Нем и тих вагон печальный.
Кто-то спит, а кто-то нет.
Стук колес унес вокзальный
Незатейливый сюжет.
Мне, увы, опять не спится,
А попутчице моей
Что-то радужное снится.
Я хочу, конечно, к ней
В сон войти (глагол по Фрейду
Навязался, не изгнать).
Но к чему ночные рейды?
Тут природу не понять.
* * *
Нарушив уклады и догмы
Чужих, устоявшихся истин,
И вихрем прически на лохмы…
Неистов, по жизни не мыслим,
Шныряющий, жаждущий пыли,
К другим умиляющим бризом.
По-разному разное жили,
И каждый с каким-то капризом.
А ветру нет дела до фарса,
До пафоса и эпатажа.
И встречи от галса до галса
Бывали попутные даже.
Но разные скорости, что ли,
В укладах различного быта?
А ветру, что море, что поле…
Дорога повсюду открыта.
ПРОСТО СЛЕДЫ
Между далеких лет пространства тлен
Размеренно вращается и тает.
Пыль вечности стряхнув с колен,
Расправив плечи – память воскрешает
Крупицу за крупицей в забытьи,
В шаманском танце вьюги-негатива.
В снегу следы изюмом из кутьи
Следят за пешеходом сиротливо.
И каждый след тебе вдогон глядит,
Насчитан, утопает в рыхлом прошлом.
Своих шагов нам не опередить,
Пока мы будем помнить о хорошем.
Я не спешу свой шаг опережать,
Не плакать вам пока по мне взаймы.
Давай покурим. Некуда бежать.
Мы на ладони ветреной зимы.
* * *
Какая мне разница, Боже
(Тамбовской губернии глушь,
Где все деревеньки похожи),
В какую их них я вернусь?
Ведь так ненадолго, наскоком
Врываясь в отмеренный быт,
Пыль сплетней и распрей осколки
И фразы, что ты не забыт.
Но так избирательна память,
И каждый молчит о своем.
Сегодня я был рядом с вами
И говорил ни о чем.
А завтра объявят мой вылет.
Дай Бог мне удачи в пути.
И снова Таймыр меня примет
Вопросом: «К кому бы зайти?»
* * *
Оставь мне несколько минут
На тишину и на молчанье,
На осени шальной приют,
Дождя невнятное стучанье.
На речке Талой тишина,
Я ухожу в нее тотально.
И здесь печаль разрешена,
Тоска – немыслимо реальна.
Оранжевым цветком печи
Горит осознанность печали.
А мысли едко горячи.
И я уйду от них едва ли.
* * *
Меня разбудили волны,
Что тянут на острые рифы.
На кухню бреду невольно –
Меня разбудили рифмы –
Еще не проснувшись вроде.
Свет вспыхнул и глаз режет.
Рука по листу выводит
Не сон и не явь. Грежу.
И что мне сейчас дороже:
Уснуть и забыться? Знаю!
Я утром с опухшей рожей
Наброски свои почитаю.
* * *
От ковчега кочевья,
кочевья.
Звезд сменилось свеченье.
Ученья
Поменялись. Но снова
ничей я.
Мне свобода, как встарь, –
дорога.
Обстоятельств случайных
стеченье.
Перемены полярных
значений.
И теченьем по телу –
влеченье.
Только совесть, как тетка
строга.
* * *
Я стал ко всем терпимей и ровнее.
Глаза не смотрят в два зрачка едино.
Картинки сквозь туман роднее,
В них больше смысла. Этот поединок
С самим собой давно уже не новость,
Когда перед тобой под маской мир
Огромным куполом глядит сквозь невесомость.
И маска тает, как в жару пломбир.
И сладость взгляда растеклась по небу.
Весна открылась посреди зимы.
Ты слышишь, сквозь капель идет по снегу.
Второй апрельский день встречаем мы.
* * *
Старею, на работе не уснуть.
Какого черта я тут маюсь?
За их подачки отдохнуть
Я не могу. Не высыпаюсь.
И вот уже прошел обед,
А я как прежде с боку на бок,
Пора уснуть, но силы нет,
Хоть понимаю – спать-то надо.
Весь организм кричит: «Усни!»
И я опять овец считаю,
Но, к сожаленью, уяснил,
Что грежу, но не засыпаю.
Какой мучительный процесс –
Рабочий день после обеда.
С обедом пашешь или без,
А к выходным, как к Дню Победы,
Путь так тернист. И невпопад,
Через задания к нарядам,
Прошел четверг, похмел-отряд
И выходные где-то рядом.
* * *
Ты прости мне мои метели,
Снег засыпал былую прыть.
Мне давно опостылели цели,
И грядущего не изменить.
Мне сегодняшний день дорог,
Не смотрю ни вперед, ни назад,
Всех проблем необъятный ворох
Лишь с тобой одолеть я рад.
Ты мое утешение мира.
Этот мир стал живым для нас.
Моя муза, моя ты лира.
Ангел вечности «здесь и сейчас».
* * *
В провинциальной антикварной лавке,
Вдыхаю жизнь покинутых вещей –
От старых эполет или булавки
До отражений умерших людей.
В обшарпанных зеркальных ликах,
Средь звуков ходиков смешных,
В углу, поскрипывая лихо
Среди забытых пыльных книг,
Звучал давно забытый всеми
Уставший граммофон в годах.
Я приютил его на время,
Так и прижился навсегда.
Когда надоедают «цифровые» звуки,
Я вынимаю вилку из сети,
Беру кривую ручку в руки,
И песня ямщика в эфир летит…
* * *
Не беспокойся понапрасну,
Судьбу напрасно не кори
И всуе слов не говори,
Которые весьма опасно
Взрывают душу изнутри.
До безмятежности мгновенье,
Одно мгновенье тишины.
Все, кто ушей не лишены
На расстоянье всепрощения
Как будто в жизнь воскрешены.
* * *
Заброшена неведомо куда,
Моя судьба шагает по пустыне,
Дрейфует в море и кругом вода,
В морозах лютых… – Сердце не остынет,
Покуда ты, где б ни была,
Со мною, словно пуповиной,
Неразделимой половиной
Всегда внутри меня жила.
И даже твой полет над миром
В кромешной, жуткой темноте
Я слышу шелест за эфиром
В недостижимой высоте.
Превозмогая неизбежность,
Через запрет переступив,
Дарю тебе любовь и нежность.
Прощаюсь – вновь недолюбив.
* * *
На горбу у седой горы
Появился мешок заплечный –
Красный, как надувные шары.
Это день промелькнул скоротечный.
И опять над горою мгла,
В пустоте растворилась дымка.
И полярная ночь легла.
День еще не дошел до заимки.
Может, завтра взгляну в окно,
В перемерзшую щель оконца,
Улыбнусь и скажу: «Оно!
Долгожданное, первое солнце!»
* * *
Откуда сны – оттуда и стихи.
Они, мне кажется, соседки,
Порой воздушны и легки,
Порой запутаны как сети,
В коряжник брошенные
Кем-то невпопад.
Уже не выловить ни ритма и ни смысла.
Все мысли врассыпную наугад,
И не поймать: тут формулы и числа.
Не помогают домыслы с натуги,
Как сон забытый, не пересказать.
Когда стихи не падают на руки,
Их из объятия Морфея не отнять.
Не каждый сон – скажу, бывает вещим,
Не каждый стих запишется в тетрадь.
Сквозь стык миров, неощутимых трещин
Замироточит стих,
Умейте ждать.
* * *
Сначала сны, потом забвенье,
Зеленый прищур миража,
И за прощеным воскресеньем
Уже не слышно куража.
Являлся Он во сне иль в яви?
Просил прощенья иль прощал?
И взглядом душу продырявил,
Как будто что-то возвращал.
И что-то сам унес незримо.
Нет больше тяжести и сил,
Все осознать невыносимо.
Понять. Зачем Он приходил?
* * *
Ты не простила мой уход,
Твой взгляд сочится укоризной.
Меня анафемой и тризной…
Упоминает весь твой род.
И мне свечу за упокой
Живому богохульно ставят,
И посармой* по миру славят.
Старуху дряхлую с клюкой
Вдогон моих шагов направить
Желает вся твоя родня.
А я за здравие на днях
Поставил всем от сердца свечи.
Тебе, быть может, станет легче,
Когда «отпустишь» ты меня.
*У нас не скажут:"Заругался матом." А скажут:" Заругался посарма". Откуда это слово? Племена сарматов, видать, рядом с нами жили и исчезли теперь, скорее всего всосались в русских. Эти сарматы сильно матерились. Вот от них русские и переняли мат и появилось "Ругаться посарма", т. е по-сарматски. Из комментариев к рассказу Сергея Соколова-Ивинского«Шланга».
* * *
Ночь все бессмысленней
и злее.
С тоской на пару,
не спеша,
они гуляли по аллее,
листву в сомненьях
вороша.
А под ногами, еле
слышно,
все краски осени
смешав,
лег первый иней ярко,
пышно.
И в одиночестве душа,
листом продрогшим
зазвенев,
навзрыд заплакала,
хмелея.
Вот ночь покинула аллею,
на милость поменяв
свой гнев.
* * *
Я мир желаний перелил
Из чаши в чашу.
В галоп на ветер
Поскакал табун.
Я выпил ветер снов
И радость Вашу.
Под стук копыт с землей
Смешав табу,
Не от запрета, до запрета
Через высь,
А вместе с высью, табуном
И летом.
Желаний мир испит.
По чашам полились
Желанья новые без ложного запрета.
Табун летит обратно на луга
Из внутреннего мира. Помолчи…
Во внешнем космосе
Свирепствует пурга.
Лишь между ними
Вечные лучи.
* * *
Строка из головы вспорхнула
Воробьем – и в стайку
К своим. Поди их разбери.
Все крутится, а ну-ка угадай-ка…
Кто место поменял,
Кто прокричал «чирик»,
Кто моет клюв росою неумело,
Кто в луже кувыркается, кто спит.
А стайка та же,
Все как прежде целы.
Но стих не так,
Совсем не так звучит.
ЧУЖАЯ МУЗА
Быть может, сейчас рассказать и поведать?
Очнись! Отзовись! Прокричи пару фраз.
К чему привели тебя тайные веды?
Кого одурманила ты в этот раз?
Поверь, я уже не ревную ни капли,
И мне безразлично молчанье твое.
Все строки в болоте застыли, как цапли,
Хватая из тины чужое вранье.
Уже пережив сотни тысяч чужого,
Я часто встречаю в них руку твою.
Описывал раньше и Даль, и Ожегов,
Но в разном порядке на строки встают.
И ты обо мне тоже, видимо, помнишь,
И память на память, сменяв баш на баш,
Диктуешь свое. Ты иначе не можешь.
И я не случайно точил карандаш.
* * *
Я не имею права злиться,
Да, и, поверь, мне ни к чему.
Душа пытается влюбиться,
Не подчиняется уму.
И сердце с болью вылетает,
Не в силах свой покой найти,
А ум с душой переплетает
Стальные сети на пути.
* * *
Устал!
Безделье – не труд.
Я вышиваю в строках вечность.
Отстал…
О гениях все чаще врут…
Я полагаю, бесконечность – не для меня.
Я дня не помню.
Пускай у моего огня
Меня в сиянии запомнят.
Запомните меня.
* * *
А вот и оболочка приросла,
Как облачко, почти неуловима.
Провал воды от легкого весла,
Случайный аромат, скользнувший мимо,
Подобно трепету листа,
Когда вся крона еле дышит.
Уста связала немота
И ветерок на пяльцах вышит.
Вся свежесть утренних лугов,
Стогов, тропинок и тумана.
Звенит рассвет под хрип коров.
Сижу на краешке дивана.
Увидеть многое готов
На мерзлом стеклышке обмана.
* * *
Когда-нибудь захочется мне в отпуск,
Наедине с собой и без тебя.
Когда-нибудь захочется мне водки,
И вые… кого-то, не любя.
И, может быть, захочется подраться,
И не писать стихов, – ну ни строки.
В плохой компании нажраться
И не читать до одури стихи.
Когда-нибудь мне жизнь покажет кукиш,
И отпуска у нас не совпадут.
Ведь ты одна так улетать не любишь.
И я один свихнусь от скуки тут.
* * *
Ветер рвет фотографий взмах,
Время рвется, как пленка, в крик.
Осознанье внимает крах
И дождями размыт Лик
Или облик, какой черт?
Может образ? И тот смыт.
Просто время само течет
Даже взгляд твой уже забыт.
* * *
У вечности нет
Ни времен, ни пространства.
Все здесь и сейчас,
От начала и до…
И хаоса нет, и нет постоянства,
И выдумана суета городов,
Спокойствие леса,
И буйство стихий,
Религия, жизнь
И ее скоротечность.
Есть только стихи.
И кругом бесконечность.
И вечность сама
Зарождалась в любви.
* * *
Во множестве несказанных стихов
Так много тайн и неприличного,
Фантазий скрытых и грехов –
От пошлого до необычного.
Порою хочется открыть тетрадь
И душу всем на обозрение.
Что выйдет из того? Как знать?
Я сохраню Вам нервы, зрение.
И слух я Ваш поберегу пока,
К чему разочаровывать развратом.
Все это в каждом есть наверняка,
Во мне все тоже – многократно.
* * *
Как страшно писать о любви,
Когда она уже привычно сшита.
Точнейшей нити, Боже, не порви!
Я свил ее из множества ошибок.
И вот она по росту, по душе
Сроднилась с телом воедино.
Не отнимай и новую не шей.
Мы вместе – и уже необратимо.
Поверь, Господь, наша любовь чиста.
И мы влюбленность сохранить сумеем.
Позволь нам вместе хоть и не до ста,
Но до последнего порыва суховея.
ВАРВАРА КУЗНЕЦОВА
РОЖДЕНИЕ
Мне еще чуть-чуть осталось
Полениться в тишине.
Но мгновение настало:
Знаю, будут рады мне.
Ангел ждет меня снаружи,
Я его не подведу.
Мы давно уже с ним дружим,
Ангел – мой любимый друг.
Бог шепнул мне в ушко тайну
О хранителях моих,
И теперь я точно знаю,
Ну, как минимум, двоих.
Самый первый и любимый
Ангел будет наяву.
У него родное имя –
Мамой просто назову!
С мамой всем легко, признайтесь.
Впереди десятки лет.
Я кричу вам: «Улыбайтесь!» –
Выхожу на Божий свет!
* * *
Надоело – вокруг да около
Виться вороном или соколом.
Напишу, чтоб под ложечкой ёкало,
Чтобы ахала ты или охала.
Как весна, так хоть сразу вешайся,
Набухают не только почки.
Жизнь галопом… А мне бы спешиться
И пешком, да в одной сорочке.
Шизофреники с обострением
И маньяки туда ж с депутатами.
И с экранов и все про влечение,
Как же тут не ходить поддатым?
Хоть сугробы еще по шею,
Но я чую нутром и прочим:
Стали ночи чуть-чуть теплее,
А под шубами юбки короче.
Одичаешь в ночи полярной.
Сны, как в юности, целой ночью.
Хорошо, что хоть секс регулярный,
А не то я бы сдвинулся точно.
* * *
Тоска до слез, до исступления
Необъяснимая тоска.
Печаль – лекарство к исцелению
Иль крест, зовущий в облака.
Пусть не оправданная, глупая
Щемит под ложечкой зудя,
Разбавлена вином и скукою.
Словно из прошлого глядят
Мне в спину через поколения,
Как жаль, что смотрят не в глаза,
Давно нашедшие забвение,
Не могут ничего сказать.
Но чудится, что слышу многое
Сквозь необъятный ход времен,
Давно забытое и новое
Всех, кто войною погребен.
* * *
Кофейных зернышек пригоршню
Я для тебя перемелю.
Чтобы любовь не стала горькой
Я горечь в поцелуй волью.
И губ твоих любимых сладость
Усилит терпкий аромат.
Так с добрым утром, моя радость.
Я бесконечно утру рад.
* * *
Я бы плюнул и тоже уехал,
Без меня опустел материк.
Чернозем отзывается эхом,
Не меня ли он так материт,
Но ни Родины там и ни флага,
Ни кола, ни двора, ни угла.
А погост там широкий и благо–
Там земля и суха, и тепла.
* * *
Еще не отделимый от себя,
Я сам проживший жизнь до половины,
В потоки вечности, лелея и любя,
Впускаю бережно и строки и картины,
Словно мальков в огромную пучину.
Я знаю точно, выживут не все.
И смерть отнимет ровно половину–
Охочи хищники до мелких карасей.
А поросль совсем не однозначна.
Я сам прекрасно вижу, кто здесь слаб.
И каждому своя судьба назначена,
И каждому свое и sapienti sat.
* * *
Выбилась злоба из сил,
Махнула наотмашь с досады:
«Да, ну тебя! Мне оно надо?»
А я ничего не спросил.
Вдыхаючи прану из ветра,
Глотающий снег налету,
Я прыгнул за ним в пустоту,
И я пролетал километры.
Хотя от земли на вершок
Взлетал и смеялся погоде,
Видать, повелось по породе
Не верить ни догмам, ни моде.
Мне в спину с обидой смешок.
И слышу – плохое уходит.
* * *
Безропотно одеты в наготу,
Сквозь похоть непрозревшие запреты,
Влекут из кожи в сладостном поту
Занозы – мысли из поэта.
В свое молчание впустить
Еще страшнее, чем в словесность.
В каком миру тебя любить?
В каком потоке чище честность?
Я, так же как и ты, стою,
Раздет молчанием до нитки.
Тебе молчание, пою.
Стихи ты берегла, как свитки.
* * *
В твоей походке легкокрылой
И грация и красота,
Идешь по осени унылой,
Душой и помыслом чиста.
Твоей улыбкой лучезарной
Осенний пожелтевший лист
Сражен и пал в галдеж базарный,
Прошелестел, слетая вниз.
Позвольте мне, хотя бы взглядом,
Коснуться Вашего плеча
И закружиться с Вами рядом,
Как будто эдак невзначай.
А лист кружился бестолково
И было на душе светло.
Сюжетец – ничего такого…
Но что-то на душу легло.
* * *
Я ночь за ночью по одной строке,
По запятой, по прочерку, по вздоху
Жизнь исчеркал свою и налегке
От вдоха и до выдоха. По крохам,
По бусинкам часов, по бисерам минут –
Рядами дни, но путаются слухи.
Бывает правда, но все чаще врут.
Я свой узор готовлю для старухи.
И что намешано в узоре том
Не расплести, не выкинуть не вправе –
– Я тоже вышитый крестом –
Вся жизнь моя в немой оправе.
* * *
Без долгих проводов, речей
Расстались словно на неделю.
Как будто высохший ручей
Опять звенит веселой трелью.
Проходят дни и листопад,
Укрыта бархатом округа.
И каждый будет просто рад
Порою вспоминать друг друга.
Без лести, трепета и лжи,
Без лишних слов, слеза не брызнет.
Давайте просто так дружить.
Не нужно долго, хватит жизни.
23.08.96
* * *
Меня изнутри прожигает огнем,
Пульсируют строки раздумий.
И пахнет безделье унылым враньем
И пылью египетских мумий.
В пустые слова погрузились дела,
И связаны руки жгутами.
Моя бесшабашность сгорела дотла,
Меняя полярность местами.
Барометр мыслей не выдержал бурь,
Пружины разорваны в клочья.
На краешке неба сияет лазурь,
Вживаясь в мое многоточье…
* * *
Уже не к месту мой покой.
В убранстве не моя невеста.
Мой дом, я расстаюсь с тобой,
Мое присутствие не к месту.
Лишь неба пастбище молчит,
Луна посвистывает ветром.
Случайно время улучив,
Напомни мне потом об этом…
***
Молчание – грунтовка разговора,
И выбор красок безграничен.
Бывает чист и романтичен
Пейзаж великого простора.
Бывает стиль беседы резким,
Напористым и неприличным,
Мазком прерывистым и дерзким.
И станет тостом шарж иль спитчем.
Мне кисть напоминает жесты.
Я вдруг застыл у полотна.
В молчании моих предшествий
С вином смешалась тишина.
НА ЛАМЕ
Контур гор разложив на спектр,
То ни радуга, ни мираж.
Я не зря променял проспекты
На рыбалку и Ламы кураж.
А куражится Лама так:
От восторга до страха в пятках.
И не каждый пойдет дурак
На волну захвостов десяток.
Ну их к черту. Ей Богу, жутко.
С головой накрывает волна.
И напарник орет не в шутку:
«Рыба только живым нужна!
Сушим весла и быстро в баню!
Водки с пивом и благодать!
А с утра мы пораньше встанем…
Что ж так холодно?! Вашу мать!»
Утром – словно и не было ветра.
Вспоминаю холодный ручей,
Он от бани всего в двух метрах.
В глотке привкус вчерашних речей.
Ни к чему мне грибы и морошка.
Я с ручья ледяных две кружки,
И любуюсь рассветной дорожкой,
До мурашек тащусь у избушки.
Солнце вырвалось и помчалось.
Понеслась круговерть событий…
Вновь со спектром гора венчалась,
И душа становилась открытей.
* * *
Я до сих пор пишу тебе стихи,
А мы уже не первый год женаты.
Бывали дни и бедственно лихи,
И восхитительны, и глупо непонятны.
Шкала статистики удач и передряг
Скакала, как у гипертоника давление.
И потеряв здоровье, слух и зрение,
Я буду посвящать стихотворения
Тебе, пока я вовсе не иссяк.
* * *
Уже погасли фонари,
Уже автобусы проснулись,
Окна коснулся луч зари,
И мы едва соприкоснулись
Ладонями в блаженстве. В паре
Крещеный миг уставших тел,
И в сладострастнейшем угаре
Я так давно тебя хотел,
Я вожделел, как восьмиклассник.
Мечтал быть трепетом объят.
Я наслажденья соучастник,
И ты, затмившая наяд,
Сирен, русалок, нимф и прочих
Мифологических особ.
Я вижу, как ты нежно хочешь,
И тело перешло в озноб,
В конвульсии, и ритм дыхания
Не просчитать и не измерить.
Надолго заперты все двери,
Уснувший телефон молчанья
Не потревожит. Мы одни.
И утро обещает благость.
Ты– моя трепетная радость.
Уже погасли фонари,
Уже автобусы проснулись…
* * *
Разлетелся май на крошки,
В листьях память зацвела.
Я попью еще немножко,
Просто память ожила.
Я в центральном Черноземье
Просто с другом пью в дугу.
Другу, брату, просто зёме
Завтра утром помогу.
Похмелю, куда я денусь,
Жены будут кости мыть.
Я усну и не разденусь,
Просто сели мы попить.
* * *
Безумство опечаленного дня
Меня настигло около заката.
Я пил не много, лишь здоровья для,
Вдогон вчерашнего, и я уже поддатый.
Уже не мучает печаль,
Не гложет совесть,
Уже пропитого не жаль
И день свинцовист.
Глаза как тучи тяжелы,
А в сердце благость.
И строки громки и смелы,
И рифмы пьяной косолапость
Мне не мешает быть собой.
Я правду выношу без меры.
И кто-то спорит вразнобой,
И раздражают лицемеры.
А кто-то слушает – молчит,
Хоть истина родится в споре.
Но взгляд надменно нарочит,
Немым укором в разговоре
Присутствует, как данность дня.
И я, читая с чернового,
И водку пил – здоровья для,
И не имея такового.
* * *
Мне не нужно повода
Долю материть.
Мне бы просто по воду
К роднику зори.
Мне бы просто раннею
Утренней росой
Для души израненной
Два ведра с водой.
Окатить себя всего
С ног до головы,
Мне бы только и всего
Смыть хулу молвы.
Мне не нужно повода
Долю материть.
Мне бы просто по воду…
Мне б на материк.
* * *
Как странно – эти стены к тишине
Себя никак не могут приурочить.
Я с ними солидарен, между прочим.
В молчании картины на стене,
В недоумении кот от тишины.
Игрушки не валяются по залу.
Мне от молчанья грустно стало.
Я не могу без дочки и жены.
БЕЛЫЙ ШУМ
Строка идет сквозь дрожь руки,
Вибрируя в мозгах.
Вот так рождаются стихи
В натруженных руках.
Через похмелье, через боль,
В разрез насущных дел.
Реальность – подождать изволь,
Я вышел за предел
Непредсказуемости дня,
За предрешенность тьмы,
За грань священного огня,
За холода зимы.
Уже метели не страшны.
Все вьюги февраля
Теперь нелепы и смешны,
И все до фонаря.
В моей избе чуть тлеет печь,
От мыслей горячо.
И я пытаюсь их извлечь,
И спирт здесь ни причём.
В утробе северных ночей
Я одичал от дум.
И рация под треск свечей
Диктует белый шум.
Я воздержусь от громких слов,
Чтоб не кривить душой,
Но белый шум среди снегов
Реальный и живой…
Мой собеседник был незрим,
Но честен по-мужски.
Наш диалог неоспорим,
Как дрожь моей руки.
* * *
Раздроблен день на пустяки,
Есть время помечтать.
В меня глядят черновики
И просят почитать.
Средь вороха забытых строк
Я нахожу слова,
Которые тогда не смог,
Да и сейчас едва…
Жаль, строки некому читать,
И некому прочесть.
Есть только время помечтать,
А время точно есть.
ВЫХОД ИЗ СНА
Когда срывает купола,
И в подсознании стрела
Пронизана наискосок
Чужими мыслями.
И этот сон уже живой
Вновь прилетает за тобой,
Бьет музыкой через висок,
Звенящей истиной.
Переплетая времена,
Срывает голос тишина
И повторяет сотни раз
Слова похожие.
Пульс эху в такт передает,
Что ты ворвался не в свое.
И страх бросается из глаз,
Снуют прохожие.
Все времена заплетены,
Real, фантазии и сны.
От чистоты до пустоты.
И дверь захлопнется.
В провалах город и стена,
Сквозь эхо дата не видна.
Мне хочется сложить персты,
В щепотку хочется.
Из любопытства шаг, другой.
Все происходит. Я живой,
Пора отчаливать домой.
Я покидаю мир теней
И из себя на девять дней.
В том мире где-то за спиной,
По коже проведя рукой.
Мой сон развеяло к шести,
Прощай, мне нужно уходить…
ОПЕРА ТОНКОЙ ВОДЫ
ВРЕМЯ ПИК
Мне одиночество листало время пик,
И душу будоражил отзвук ночи.
Час пик метался в памяти и сник,
Он был заполнен, но, увы, не точен.
Орнамент дня, как тень, ложился вниз
От подоконника до двери в коридоре.
Минуты, облепившие карниз,
Стрижами суетились в разговоре.
* * *
Уйти от шума
в дно,
в остатки,
В тягучий
неуемный транс,
В пустую немощность орлянки,
Противнику оставив шанс.
И проиграть.
Во что угодно
Позволь,
победу отпустить.
Секунду дай побыть свободным,
Печаль живую ощутить.
Пройти по самой грани фола
По лезвию удач и бед.
Я нищий!
Я глотаю голод
И город ест меня в обед,
Жуёт.
И жернова стальные
Гремят.
Я на зубах скриплю.
Речным песком.
Я крошка пыли.
Я пораженье признаю
И, озираясь, вижу
Стены.
Я в комнате совсем один,