Обжигающие вёрсты. Том 2. Роман-биография в двух томах

Уже в дверях Денисов хмыкнул.

– Всем бы твою вредность.

Куратор ушел. А я остался. Решил сейчас же поработать над оставшимися замечаниями и в третий раз перепечатать на машинке весь текст, чтобы утром следующего дня у него на столе была окончательно доработанная корреспонденция, чтобы не было и следа нашего отчаянного сегодняшнего спора.

Вторник. Утро. Половина девятого. В отделе – никого, но я уже на месте. Жду куратора. Появился тот в половине десятого. Взглянул на материал.

– Уже?.. Когда?..

– Вчера… вечером.

– Да ты, старик, к тому же и труженик?

– Иронизируешь? – Договорились, что будем на «ты».

– Да ты что?! Совершенно серьезно говорю. Не ты первый наш стажер, но такой прыти ни от кого не видел.

– Хорошо это или плохо?

– Еще спрашиваешь, мерзавец!? – Он встал, взял материал и вышел из-за стола. – Пошли.

– Куда, не скажешь?

– К шефу.

– Непосредственному или самому главному?

– Вон, куда метишь? Не широко ли шагаешь? Штаны не порви… Ишь, чего захотел: сразу и к «самому главному»? Думаешь, ждет тебя?

– Почему бы и нет? – Я рассмеялся.

И вот мы у шефа. Корепанов прочитал корреспонденцию и скупо заметил:

– Прилично.

Денисов, ухмыляясь, уточнил:

– В машбюро, что ли?

– Разумеется… Идите… Некогда… Дежурю по номеру.

Через час передо мной лежал профессионально отпечатанный оригинал корреспонденции. Прочитал и удовлетворенно хмыкнул: ни одной опечатки. Печать четкая и аккуратная. Смотреть приятно. Читать – тем более. Совсем не то, что выходит из рук нашей районной машинистки.

И тут, оказалось, возникла проблема… Проблема подписи под корреспонденцией. В моем варианте просто: «Г. МУРЗИН».

Куратор заметил:

– Так не пойдет. – Увидев мой вопрошающий взгляд, уточнил. – У нас – не принято. Даже мои материалы, видел, как подписаны?

– Видел.

Все крупные его материалы подписывались так: «В. ДЕНИСОВ, специальный корреспондент».

Предложил сделать такую подпись: «Г. МУРЗИН, заместитель редактора газеты «Путь к коммунизму».

– Не пойдет. – Отверг Денисов мой вариант.

– Почему?

– Вещь, старик, слишком острая. Материал писался разве не для нас, не по нашему ли заданию? Работа шла над ним не в стенах нашей редакции? К тому же, – куратор на несколько секунд задумался и спросил, – разве не боишься последствий?

Не сразу понял вопрос:

– Про какие «последствия» говоришь?

– Тебе же возвращаться и там жить. Корреспонденция, по твоей милости, получилась такой, что… Местные бароны могут сильно огорчиться.

– А… – Махнул рукой. – Это – ерунда… На обидчивых воду возят. Подуются да перестанут. И партия учит: даже горькая правда лучше сладкой лжи.

Денисов расхохотался.

– До чего ж наивный и непосредственный человек!.. Впрочем, вернемся к проблеме…

Решил сыронизировать.

– Нам бы ваши проблемы. – Сказал и спросил. – А что ты сам думаешь?

– Я? Ну, думаю, что наилучшим вариантом была бы такая подпись: «Г. МУРЗИН, наш специальный корреспондент». Точнее, понятнее и безопаснее для тебя.

Изумившись, посмотрел куратору в глаза.

– Как же можно?!

– Что именно?

– Как можно ставить на одну доску тебя и меня?!

– Почему нет?

– Я – стажер всего лишь, а ты штатный ведущий журналист областной партийной газеты.

– Ты, старик, тут ошибаешься. Под словами «наш специальный корреспондент» совсем не подразумевается, что автор – обязательно штатный сотрудник редакции.

– Как это?

– Смысл этих слов в другом, а именно: автор выполнил специальное задание редакции и им может быть любой внештатный автор.

В конце концов, сошлись на том, что куратор будет предлагать свой вариант, а там – как получится. Напрочь и сразу исключил вариант использования псевдонима, хотя к этому куратор склонялся.

Через три дня моя корреспонденция увидела свет. Вариант подписи был принят не мой, не куратора, а третий. По материалом стояло: «Г. МУРЗИН, наш внештатный корреспондент». Компромисс был найден. Кем найден? Не знаю. По слухам, дошедшим до меня, Иван Гагарин, редактор, высказывался за то, чтобы оградить автора от возможной мести и выпустить корреспонденцию под псевдонимом. Но ему сказали, что автор категорически против этого варианта.

Вот так в Шале разорвалась бомба. Продолжал стажировку, а тем временем в райкоме КПСС стоял сплошной гул злобных голосов. Узнаю об этом лишь по возвращении. А пока…

Чертовски полезна была стажировка

Стажируюсь. И мне поручают подготовить к печати несколько заметок внештатных авторов. С ними все обошлось проще. Кстати, на пятничной летучке «Уральского рабочего» обозреватель мою корреспонденцию в качестве лучшей предложил вывесить на специальном стенде. Возражений ни у кого не было, в том числе и у самого главного шефа, то есть Гагарина⁶. Впереди – еще две недели, но я свой план уже выполнил. Заговорил о сверхплановой работе. Куратор посмотрел на меня, хмыкнул и предложил подумать над темой. Он сказал:

– Если темой заинтересуешь Корепанова, то тебе обеспечена командировка для сбора фактов. Попробуй. Может, что-то и получится.

Стал думать. И тема родилась, как мне показалось, новая даже для областной газеты. Должен задаться вопросом: что такое горком (райком) КПСС и попытаться ответить на него. Конечно, ответ, кажется, на поверхности, поэтому сама постановка вопроса сначала выглядит наивной. Но, на самом-то деле, все не так просто, как кажется.

К тому времени в среде партийных работников прочно укоренился стереотип: райком – это мы, то есть аппарат. Но это в корне неверно и противоречит Уставу КПСС. Райком КПСС (и это должен буду показать в будущей статье) вовсе не аппарат, а те члены райкома, которые избираются каждые два года на отчетно-выборных конференциях, роль которых пока сводится лишь к участию в работе пленумов в качестве статистов, людей, которые слепо зачастую поднимают руки, голосуя, за любое решение, родившееся в недрах аппарата. Да, среди членов райкома неизбежно присутствуют представители аппарата (скажем, те же секретари райкома, избираемые на пленумах, некоторые заведующие отделами), но далеко не все из них. Должен задаться вопросом: а чем заняты члены райкома, не являющиеся штатными партийными или хозяйственными работниками? И ответить. Знаю проблему, знаком с практикой, поэтому в моей голове готов и ответ: чаще всего, такие члены райкома, так сказать, «рядовые» (термин укоренился, но, по сути, неверный, потому что все члены райкома в своих правах и обязанностях, согласно Уставу КПСС, равны) не привлекаются к работе, оказываются без конкретных поручений, многих из них даже не привлекают к работе комиссий по подготовке вопросов для обсуждения на пленумах и заседаниях бюро. Проще говоря, райком, состоящий из членов райкома, числится лишь на бумаге. Работают аппаратчики, члены же самого выборного органа остаются весь выборный срок в тени, в пассиве. Это ли не противоречие внутрипартийной жизни?

О теме подробно рассказываю Корепанову. Он выслушал и тут же принял решение: отправить в командировку. Он уже понял, что могу привезти из командировки (бомбу помощнее, чем домашнее задание), поэтому благоразумно ограничил мои возможности; хотел поехать в Каменск-Уральский, где крупная городская партийная организация, но Корепанов решил иначе, определив другой адрес, – Новая Ляля и тамошний райком КПСС. Районная парторганизация небольшая и вполне сгодится для столь смелой статьи. Корепанов, видимо, ничуть не сомневался, что будет голая критика. Правда, перед моей отправкой напутствовал: взгляд, мол, должен быть объективным, не зашоренным; если, мол, найду (пусть крохи) положительного, то должен не пройти мимо. Видел по глазам, что он сам не верит своим словам.

И вот еду. В след летит телеграмма обкома. В ней сообщается, что прибудет корреспондент «Уральского рабочего» и указывается фамилия, тема командировки, срок пребывания в районе.

Приехал. Представился первому секретарю райкома КПСС. Изложил (в общих чертах, разумеется), что будет меня интересовать. Хозяин, выслушав, дал характеристику району, особо отметив, что состав райкома боевой, пригласил в кабинет секретарей, заведующих отделами, представил им меня; спросил, понадобится ли транспорт? Ответил утвердительно: намерен, сказал, хорошенько помотаться по району; райцентру – минимум времени, отдаленным селам и поселкам – максимум. Попросил хозяина дать необходимые документы, в частности, полный список членов райкома, кандидатов в члены райкома, сведения на них, то есть анкетные данные, а также краткое описание степени активности каждого – с их точки зрения.

За десять дней (в стенах райкома меня больше не видели) побывал в самых удаленных уголках, встретился с каждым «рядовым» членом райкома: пытая их, хотел понять, какова их роль в жизни районной партийной организации, как непосредственно и лично выполняют основное свое партийное поручение. В первую очередь и наибольшее внимание уделил так называемым рядовым, то есть людям «от сохи», представителям рабочего класса и колхозного крестьянства, тем же токарям, шоферам, вальщикам леса, крановщикам, каменщикам, станочникам, дояркам, комбайнерам, полеводам. Старался вывести труженика на откровенный разговор. Однако человек чаще всего не знал, что отвечать на каверзные мои вопросы.

Например, передовой доярке района задаю вопрос: «Что вы сделали конкретно за истекшие полтора года после конференции?» Мнется. Пытается вспомнить. Наконец, говорит: «Участвовала в пленумах… один раз выступила». Спрашиваю: «И это все?» Женщина, член райкома, недоумевая, смотрит на меня и задает встречный вопрос: «А что еще я должна была сделать? Я – человек маленький. Председатель колхоза, вон, – другая статья: каждый день в райкоме ошивается. Он – грамотный. У меня – семь классов… Какой спрос? Да и времени… В четыре утра встаю, иду на ферму и в девять вечера дома оказываюсь… Коровы… Их ведь не бросишь».

Все понимаю: доярке – недосуг. Но у меня в голове другое гнездится: зачем избирали, если изначально было ясно, что проку от такого «члена» не будет никакого? Для галочки, для соблюдения норм, установленных кем-то: в списке должна быть доярка – она есть, нужен для статистики токарь – извольте. Все внешние атрибуты, характеризующие качественный состав членов выборного партийного органа (КПСС – это же не просто партия, а партия рабочего класса, колхозного крестьянства), налицо. Не придерешься. Есть всё… на бумаге, а пользы никакой. Рядовые члены райкома – это неизбежный балласт, утяжеляющий партийный организм. Аппарат понимает: люди находятся в списке для улучшения статистики, а не для реального дела; нужны лишь как некий механизм, поднимающий руки за кем-то подготовленный проект постановления. И не более. И ничего, кроме представительской функции, от «рядового» ждать не надо. Да и никто не ждет.

Спрашиваю секретаря парткома одного из леспромхозов:

– Вальщика леса, – называю фамилию, – знаете?

– Ну, как же! Лучший рабочий, общественник, хороший семьянин.

– А когда, – спрашиваю, – вы приглашали «лучшего семьянина» на заседание парткома?

Партийный секретарь смотрит в потолок, пытаясь что-то воскресить в голове.

– Не помню.

Прихожу на помощь.

– Ни разу. – Уточняю. И задаю тут же вопрос. – Скажите, сколько раз привлекали этого члена райкома к работе комиссий по подготовке вопросов для обсуждения на заседаниях парткома или пленумах райкома?

– Кажется… – Партийный секретарь чешет в затылке.

– Вам кажется, а я знаю: ни разу! Для чего, скажите, такой представитель выборного органа?

Партийный секретарь начинает нервничать.

– Ну и вопросы задаете… Полагается – вот и…

– Зачем полагается? – продолжаю лезть под кожу. – Для галочки в статотчете?

Задаю последний вопрос:

– У вашей парторганизации, наверняка, есть райкомовский куратор…

– Есть. – Секретарь парткома называет фамилию инструктора орготдела.

– И, конечно, бывает, в леспромхозе.

– Не слишком часто, но бывает.

– Встречался ли куратор, приезжая в парторганизацию, с вальщиком леса, членом райкома.

– Не могу сказать… Инструктор обычно появляется на часок, на ходу задаст мне пару вопросов и был таков.

Потом буду разговаривать с тем самым куратором. И он без тени смущения скажет, что как-то не принято встречаться с членом райкома, вальщиком леса. Днем – тот в лесу…

– Почему бы не побывать на рабочем месте?

– Обычно – далеко, бездорожье, трудно добираться.

– Почему бы не дождаться и вечерком, у него дома, за чашкой чая не посидеть с членом райкома, не поговорить, не разузнать, что у него и как в жизни? Отчего бы и, заодно, не дать какое-то конкретное партийное задание?

Куратор ответил:

– Нет такой практики. Я, приехав, встречаюсь с директором леспромхоза, секретарем парткома, а до низов… Все как-то времени не хватает.

Потом в статье, конечно же, будет мною сделан акцент: в глазах аппарата член райкома, если он рабочий, – низы, а директор, даже если он не член райкома, – верхи. Со вторыми встречи неизбежны и необходимы, а на первых – нет времени, о них помнить необязательно.

Итак, командировка подходит к концу. Картина вырисовывается все отчетливее и выглядит безотрадно. Есть в составе райкома актив (это освобожденные секретари первичных парторганизаций и хозяйственные руководители) и налицо пассив (рабочие и колхозники, до которых никому нет дела) – явное расслоение по социальному статусу. Расслоение, как понимаю, не только неоправданное, а и политически вредное. Да и в Уставе КПСС ничего не сказано насчет сортности коммунистов.

Вечером уезжаю в Свердловск. Днем встретился с первым секретарем райкома, попрощался, дипломатично поблагодарил за оказанное содействие. По глазам хозяина кабинета понял, что того регулярно информировали, с кем встречался и какие вел разговоры. Попытался разведать у меня, к каким выводам пришел. Извинившись, напомнил, что я – не проверяющий инспектор, а журналист, поэтому в мою компетенцию не входит информирование об итогах командировки. На лице – беспокойство и разочарование.

Через полчаса, когда собирался покинуть здание райкома, в коридоре меня остановила молодая женщина. Окинув взглядом, понял: не из местных дам. Значит? Обкомовский куратор. Слышал, что в командировке находится инструктор орготдела (повезло, не правда ли?) Свердловского обкома КПСС. Поздоровавшись, женщина представилась. Также хотел представиться по всей форме, но она остановила.

– Знаю. – Потом спросила. – Уезжаете, да?

– Через несколько часов.

– И с какими впечатлениями покидаете район? – Осторожно поинтересовалась женщина.

Понял, что конкретно ее интересует. Насторожился. И было от чего: будущая моя статья, если появится в газете, – это и удар по куратору, поскольку работа с выборным активом (это и есть тема выступления) входит в круг непосредственных обязанностей работника орготдела обкома, который та представляет. Стал тщательно подбирать слова, отвечая на вопрос. Собственно, не выдал своих профессиональных секретов. Более того, притворившись простачком, развеял беспокойство партийного чиновника. Сказал, что впечатлений много. Какие они? Неоднозначные.

Инструктор спросила:

– Может, к каким-то выводам пришли?

– Да что вы! Мне надо разобраться с записями в блокноте, систематизировать факты, проанализировать и лишь потом можно делать какие-то выводы. Простите, – добавил, тяжело вздохнув, – но даже не уверен пока, что статья получится. В журналистике – не все так просто. К тому же тему взял неподъемную. Об этом даже журнал «Партийная жизнь», а там работают асы партийной публицистики, редко касается.

Женщина понимающе кивнула и ушла.

И вот я в «Уральском рабочем». Утром, столкнувшись со мной в коридоре, Сергей Корепанов спросил:

– Как съездил?

– Нормально.

– Что это значит? – Корепанов недовольно уставился мне в глаза. – Конкретизируй!

– Ну… Мне кажется, задуманная статья получится.

– Ладно. Садись и пиши, а там – посмотрим. – Корепанов побежал дальше, но остановился. – Кстати, инструктор обкома звонила мне. Волнуется. Хотела от меня что-либо услышать. Сказал, что сам еще ничего не знаю… А ты, – он подмигнул мне, – кажется, там шороху порядочного навел.

Стал возражать.

– Да… нет… Ничего особенного… Как обычно… Вел себя тихо… И даже в райкоме появился лишь дважды – в день приезда и в день отъезда.

– Вот это-то и насторожило… Правильно, что не разболтал… Их неведение – наш козырь.

Через два дня статья была готова. Перечитал и подумал, что не опубликуют, потому что партийные органы не любят, когда кто-то со стороны влезает в святая святых – во внутрипартийную работу.

Владимир Денисов, прочитав, покрутил головой.

– Смело… Глубоко… Факты убийственные… Хорошо поработал. И, чувствуется, рука неравнодушного человека писала. Но, – Денисов почесал в затылке, – что-то мне подсказывает: статья не увидит свет. Шеф, конечно, не из робких, однако… Статья такого рода требует другого мужества. Ты сам-то хоть понимаешь, что сделал?

– Понимаю. Материал с перцем…

– Ты, по сути, положил на обе лопатки райком КПСС в полном составе… Ладно бы какой-то отдел, а тут… А это уже большая политика.

Денисов унес статью, и больше рукопись не видел в глаза. Не знал, что там, за моей спиной творилось. Честно говоря, не сильно интересовался. Интуиция, правда, подсказывала: не все так уж плохо, а иначе рукопись давно бы вернулась, совершив некий магический круг по редакции, назад.

Пятница. Раннее утро. Последний день моей стажировки. Вечером – уже буду дома. На сердце тревожно: как там меня встретят после того, как «вынес сор из избы»? В отделе – никого. Хожу по комнате из угла в угол. Иногда подхожу к окну и гляжу на проспект Ленина, где суетливо течет городская жизнь. За спиной с грохотом отворяется дверь. Оборачиваюсь: Сергей Корепанов. Он бросает на стол несколько экземпляров сегодняшнего номера «Уральского рабочего» и, ни слова не говоря, уходит. Лениво подхожу, смотрю пахнущую краской газету. Пробегаю первую полосу, потом по привычке – четвертую. И лишь потом разворачиваю. Упираюсь сразу на статью второй полосы, стоящую большим «чердаком». Читаю название: «Член райкома». Заголовок настолько кондовый, что недовольно хмыкаю. Интересно, задаюсь вопросом, кто автор сего дурацкого заголовка? Опускаюсь в конец статьи и не верю своим глазам. Там написано: «Г. МУРЗИН, наш специальный корреспондент». Прочитав, ахнул. Вернулся к началу и начал читать. Сразу замечаю: практически, никакого вмешательства со стороны. Ну, может, пару шероховатостей убрали да заголовок заменили. Замена неудачна, но… Что сделано, то сделано.

После обеда – традиционная летучка в редакции «Уральского рабочего». Тоже иду. Забиваюсь в уголок, чтобы не так бросаться в глаза корифеям областной журналистики, рядом с которыми сидеть-то страшно, а не только… Скосил глаз на Ивана Гагарина, редактора. Перед ним, усекаю, свежий номер. Ну, в этом нет ничего особенного: то и раньше было.

Начинается летучка. Выступает дежурный обозреватель и вдруг начинает говорить…

– Пятничный номер порадовал. Порадовал тем, что отдел партийной жизни, наконец-таки, разродился, выдав замечательную статью.

Все, конечно же, понимают, о чем речь…

Гагарин прерывает обозревателя:

– А, кстати, где автор? Почему нет?

Корепанов довольно хихикнул:

– Да здесь автор, Иван Степанович. Вон, в уголок забился.

Встал. Гагарин бросил быстрый взгляд в мою сторону.

– Умница. – Покрывшись румянцем, не знал, куда себя деть. Стоял и не знал, можно мне присесть или нет. – Присаживайся. – И, обращаясь уже к обозревателю, сказал. – Продолжай.

– Статью можно признать лучшей за эту неделю и, пожалуй, с ней никто не сможет конкурировать и по месяцу.

Редактор, взглянув в сторону ответственного секретаря, бросает:

– На стенд!

– И будет справедливо, – говорит обозреватель, – но разрешите, Иван Степанович, высказать одно лишь замечание… Но принципиальное…

– По статье?

– Да.

– Ну, говори.

– Впечатление смазано заголовком… Крайне неудачный заголовок.

– Ты так считаешь? – спрашивает Гагарин, и я замечаю, что в его голосе яд, а в уголках губ появляется еле заметная усмешка, похоже, чрезвычайно ехидная.

– Не только я, Иван Степанович. – Подтверждая мнение обозревателя, некоторые из присутствующих закивали.

– Вот как? – Редактор нервно застучал карандашом по столешнице. – Порадуйся: мой заголовок.

– Но… – Обозреватель растерялся и не знал, что дальше говорить.

– Ты хотел бы, чтоб статья еще и с авторским заголовком вышла?

– Не… знаю…

– То-то и оно… Заголовок специально сделан кондовым… – Гагарин поморщился. – Это – политика… Всё!.. Закончили и переходим к планированию⁷.

На этом и завершилась моя трехнедельная стажировка в «Уральском рабочем». И вернулся в свою провинциальную жизнь.