Сквозь призму права. Судебные очерки, статьи, эссе

Эпилог

Как свидетельствуют материалы этих и других уголовных дел, проституцией занимаются в Екатеринбурге многие сотни девушек. Занимаются, надо особо отметить, незаконно, так как никто и никогда не зарегистрирует официально фирму по оказанию интимных услуг. Когда же легально нельзя, то люди ищут и находят нелегальные способы заработать своим телом. Тем более, что предлагаемый «товар» относится к категории скоропортящегося, к товару, который слишком быстро теряет привлекательность. Поскольку есть спрос и, надо думать, немалый на девочек свободных и древнейших профессий, то появляется и предложение. Деньги не пахнут.

Известно: в человеке потребность в регулярном сексе заложена природой. И избавиться от него не удалось пока ни одному нормальному человеку. Даже самый законопослушный и добропорядочный иногда оказывается в положении, понуждающем рисковать.

Недавно был случай.

Подданный Великобритании приехал по делам на длительный срок в Россию, а семья осталась дома. Крепился, сколько мог, однако…

Пришлось знакомиться с уличной девушкой, а другой возможности решить проблему нет. Пригласил к себе. Выпили. И британец задремал. Когда проснулся, то в квартире – хоть шаром покати. Такая соблазнительная уличная леди обобрала иностранца до нитки.

Конечно, ловят «ночных бабочек», пытаются привлекать к ответственности, организаторов – даже к уголовной, однако ситуация от этого не становится лучше. Фирмы типа бесстыжей «Лолиты» растут, будто грибы после обильного июльского дождя.

Не думаю, что с помощью санкций можно решить вечную проблему проституции. Россия не первая и не последняя страна, которая пытается бороться, но результат везде нулевой.

Если это так, то, может, в нашей области (в порядке российского эксперимента) пойти по другому пути и разрешить открытие публичных домов? Ведь налицо масса преимуществ.

Во-первых, легализация этого весьма прибыльного бизнеса принесет в областную казну дополнительные налоги.

Во-вторых, тем же правоохранительным органам легче будет контролировать порядок деятельности фирм по оказанию интимных услуг.

В-третьих, будет налажен медицинский контроль за работающими в этих фирмах и секс станет менее рискованным, значит, более здоровым.

Если кто-то считает, что легализация приведет к еще большему всплеску проституции, то, могу смело сказать, – это полная чепуха. Потому что больше, чем сейчас, уже некуда. Сегодня никто реально не может даже представить себе, насколько этот подпольный бизнес стал распространенным.

А пока…

Хотелось бы все-таки предостеречь мужчин, потребителей подпольных услуг.

Конечно, природа требует своего. И если мужчина развивался и развивается нормально, то в его желании иметь женщину нет ничего противоестественного. Но как вы можете так рисковать, господа!? Ведь в этих фирмах и фирмочках нет и не было никаких условий для гигиены. Разве не противно, когда вы знаете, что девушка десять минут назад была с другим мужчиной и, конечно, принять ванную и привести себя в порядок на было у нее ни желания, ни времени…

А если заразитесь? Ладно, если гонореей или сифилисом – еще есть шанс излечиться Но вас же могут «одарить» кое-чем и более страшным. Например, СПИДом.

Девочки, понятно, тоже рискуют. Но они хотя бы за это деньги получают. Притом немалые. У некоторых девушек за ночь зарплата составляет доход авиадиспетчера или шахтера за месяц.

Ваш же риск, мужчины, не оправдан ничем. Будьте осторожны. Не рискуйте. Помните: за ваши кровные – и вы же можете крупно пострадать. Зачем?

Предупреждаю: сегодняшние проститутки работают в антисанитарных условиях и медицинского или иного контроля за ними нет.

Предвижу брюзжание ханжей. На это хочу сказать одно: молчание о том, что есть на самом деле, – не благо.

Раз мы движемся к цивилизованному обществу, то и проблемы, затрагивающие общество, должны обсуждать публично.

Вот в нашей стране часто ссылаются на шведскую модель социализма, которая, мол, больше всего подходит для России. С этим даже коммунисты соглашаются.

Что ж, не стану спорить. А возьму из этой модели лишь один маленький элемент.

Обосновалась на постоянное жительство в Швеции одна российская семья. В семье есть девочка четырнадцати лет. Она стала дружить с шведским мальчиком. Чем крепче становились их отношения, тем больше появлялось у подростков желание интимной близости.

Девочка привела мальчика к себе домой. Высоконравственные российские родители дружка своей дочери выставили за порог. Тогда их дочка стала пропадать ночами. Родители взволновались, кинулись в поиски и обнаружили… Знаете, где? Оказалось, что все ночи, когда девочка отсутствовала дома, она была в семье у мальчика.

Русские родители потрясены. Они возмущены. Стали высказывать претензии родителям мальчика: как, мол, те могли позволить (в таком-то возрасте!) детям спать вместе?

Шведы невозмутимо отвечают: а что случилось? Детям хорошо? Да, хорошо. Они хотят узнать друг о друге нечто интимное, больше того, что они знают? И отлично!

А еще шведские родители добавили: «В нашей стране секс не запрещен и в нем никто и ничего постыдного не видит».

Наше же общество по-прежнему болеет ханжеством. Особенно на самом верху общественной пирамиды. Именно там самые яростные противники легализации проституции. Хотя именно там эта самая проституция особенно востребована. Вспомним министра юстиции Ковалькова и его банные утехи. Вспомним Генерального прокурора Скуридова и его чудные развлечения в обществе двух красавиц весьма-таки легкого поведения. Эти «засветились». А сколько тех, о ком мы еще не знаем?..

Умолотил-таки отца

Листаю уж в который раз материалы этого уголовного дела, вчитываюсь в документы и меня не покидает ощущение, будто происходили события на необитаемом острове и в доисторические времена. Потому что ни единого признака цивилизованности, а сплошная дикость. Хотя на самом деле трагедия произошла, можно сказать, в центре Екатеринбурга, в большом и густо заселенном доме. Да и квартира, ставшая местом кровопролития, недостатка в обитателях не ощущала.

Накануне был красный день календаря – женский праздник. Мужская половина большого семейства славила слабый пол, и желала, видимо, здоровья, любви и ласки. Потом все вместе, очень дружно сдвигали бокалы, произносили разные приятные тосты.

Я бы погрешил против истины, если бы сказал, что веселящаяся компания родных людей не знала, чем может закончиться сие веселье. Потенциал каждого был известен заранее. И все-таки пели. И плясали. И пили.

Через несколько дней Е. Н. Григорьева скажет следователю:

«Саша с похмелья всегда был агрессивен».

От себя же добавлю: а с похмелья он был почти всегда.

Представляю главного «героя» судебного очерка. И, как всегда, мой герой обладает богатейшей на события биографией.

Григорьеву Александру Сергеевичу был тогда всего 21 год. Любил он жить привольно, не тяготея ни к труду, ни к учебе. Четыре года назад он впервые устроился на скамье подсудимых в качестве обвиняемого в совершении преступления – мелкое хищение чужого имущества. Срок определили – полтора года исправительных работ.

Правосудие учло, что подросток еще не бывал в суде, искренне раскаивается в содеянном, обещает вести себя примерно.

Парень повел себя необычайно «примерно». Не прошло и восьми месяцев после оглашения первого в его жизни приговора, как он выслушивал новый приговор, по которому суд признал виновным в совершении нового преступления – нанесение побоев должностному лицу.

Опять-таки самый гуманный суд в мире отнесся к Григорьеву снисходительно и наказание определил чисто символическое. Видимо, судьи не утратили еще по отношению к нему иллюзий сделать из парня достойного члена общества.

Один раз погладили по головка, второй раз пожурили, погладив по головке, и парень уверился: он может делать все, что ему заблагорассудится. Особенно пришлось по нраву причинять боль, не получая сколько-нибудь серьезного отпора ни со стороны правоохранительных органов, ни со стороны родных и близких.

Приведу характерный пример.

Григорьев сталкивается лицом к лицу с неким Благовым и всаживает в него нож. Благова доставляют в больницу, где ставят диагноз: проникающее ранение брюшной полости с повреждением печени. Как повел себя потерпевший в такой непростой для него ситуации?

Во-первых, дал показания, что ранил лицо совершенно неизвестное ему. А потом оказалось они прекрасно друг другу известны.

Во-вторых, следователь предлагает написать заявление в качестве потерпевшего, однако Благов отказывается.

– Мне этот процесс ни к чему, – заявил он.

Что ж, органы не стали настаивать: на нет, как говорится, и суда тоже нет.

…10 марта. Утро Мой «герой» почивает и потому пока в семье все в порядке. Но вот он просыпается с похмельной головой (как-никак, но праздновал два дня подряд). Желудок требует еды. Зовет жену.

– Жрать хочу, – говорит ей, – пожарь мяса.

Жена уходит на кухню. Там у плиты хозяйничает сестра. Узнав о повелении проснувшегося братца, говорит:

– Ничего, подождет. Для всех приготовлю, вместе и поедим.

– Это и возмутило любимого Сашеньку, – впоследствии скажет на суде жена.

Реагируя болезненно на непослушание, тот, видимо, решил по привычке поучить семью. Он встал с постели, лениво потянулся и устроил разборку. Досталось сестре. Потом принялся за жену. Та, увидев, что ее муж готов пустить в дело топор и убить ее, – убежала из квартиры.

Но вот ее малютка (ей на день трагедии было всего полтора годика) не способна была так быстро бегать, и потому «папаша» принялся за кроху, став немилосердно избивать дочку. Повторяю: жертве было всего-навсего полтора годика.

Дальше лучше всего обратиться к тексту документа, который читать без содрогания невозможно:

«Прокурор Октябрьского района г. Екатеринбурга старший советник юстиции… рассмотрев материалы по факту причинения телесных повреждений малолетней Григорьевой Ольге, УСТАНОВИЛ:

10 марта… в дневное время Григорьев А. С., находясь в состоянии алкогольного опьянения в своей квартире, избил свою малолетнюю дочь, при этом пытался душить ее, бросил несколько раз о пол, причинив своими действиями телесные повреждения в виде множественных ушибов, ссадин, черепно-мозговой травмы с сотрясением головного мозга.

Учитывая, что преступление имеет особое общественное значение, потерпевшая Григорьева Ольга, в силу своего малолетнего возраста не а состоянии защитить свои законные интересы…

ПОСТАНОВИЛ:

Возбудить уголовное дело по факту причинения Григорьевым А. С. телесных повреждений своей малолетней дочери Григорьевой О. А. по признакам статьи…»

Это постановление прокурора появится на свет позднее.

События же в квартире тогда, десятого марта, развивались следующим образом.

Забил бы до смерти папаша свое крохотное дитя, не успевшее никому и ничего сделать плохого, если бы все-таки не заступились.

Услышав безумные и нечленораздельные вопли внучки, вмешался Григорьев С. А. Он попытался урезонить агрессора, являющегося ему родным сыном.

Сынуля действительно отступился от малышки, но зато принялся молотить своего отца. Для начала об его голову обломал попавшую под руку гитару, потом в ход пошли другие домашние вещи, вплоть до увесистой деревянной кадки, в которой росли домашние растения.

Молотил он отца методично, молотил так, чтобы нанести как можно больше травм, молотил по голове как наиболее уязвимому месту для пожилого человека, молотил до тех пор, пока отец мог шевелиться.

Вырастил, как говорится, на свою голову.

Когда пострадавшего доставили в больницу, то врачи сразу определили: не жилец на белом свете. Хотя еще три с лишним недели предпринимали отчаянные усилия по спасению жизни, но тот, не приходя в сознание, все-таки скончался.

Так вот и родилось второе уголовное дело по обвинению одного и того же лица: первое дело – по факту нанесения побоев полуторагодовалой девочке-дочери; второе – по факту нанесения тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего-отца.

Начались длительные допросы. Показательны первые признания отцеубийцы. Вот одно.

«Утром у себя дома пил с женой и сестрой. Потом жена убежала. Я поссорился с сестрой Еленой. Потом лег спать. Больше ничего не помню. Очнулся уже в милиции».

Короткая выдержка из другого протокола допроса:

«С отцом у нас ранее происходили ссоры. Доходило дело до рукоприкладства. Ссоры происходили из-за пустяков».

Теперь цитата из одного свидетельского показания

«В семье часто злоупотребляют спиртным, часто слышна ругань, случаются драки».

Итак, суд, исследовав материалы уголовного дела, пришел к выводу, что обвинение Григорьева А. С. квалифицировано правильно, а именно…

«Умышленное нанесение телесных повреждений, повлекших за собой смерть потерпевшего, наказывается лишением свободы на срок от восьми до двенадцати лет…»

Как у председательствовавшего на суде, так и у народных заседателей не объявилось желания искать смягчающие вину обстоятельства (это делает им честь) и суд определил наказание по максимуму, то есть Октябрьский районный суд приговорил Григорьева—сына к двенадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.

Суд поступил в соответствии с законом. Однако остается чувство неудовлетворенности, поскольку зло в полной мере все-таки не наказано. Осужденный заслуживает более сурового наказания за одно то, что он совершил по отношению к крошечной малютке. Плюс фактическое отцеубийство, за что в самой гуманной и самой демократической стране мира (не устаю раз за разом повторять эту мысль) он бы получил пожизненное заключение. Как минимум.

Кто-то из читателей может возразить: в нашем законодательстве тоже есть более суровые наказания. Да, есть, но по другим статьям Уголовного кодекса.

Данный случай закон обязывает судить – не за убийство, а за нанесение тяжких телесных повреждений, поскольку потерпевший не успел скончаться на месте преступления и еще живым был доставлен в больницу, то есть с некоторыми признаками жизни.

Политики считают, что наше уголовное право просто-таки жестокое и нуждается в либерализации.

Аналогичного мнения придерживается отцеубийца Григорьев, истязатель своего крошечного дитя и фактический убийца своего родного отца: он считает, что к нему суд отнесся слишком сурово, поэтому не преминул воспользоваться своим законным правом на апелляцию.

В определении судебной коллегии по уголовным делам Свердловского областного суда, в частности, говорится:

«Приговор Октябрьского районного суда г. Екатеринбурга… в отношении Григорьева Александра Сергеевича оставить без изменения и кассационную жалобу – без удовлетворения».

Поставлена точка.

Но остается тревога за дитя, которое в свои полтора года жизни на белом свете перенесло такое, что и взрослому человеку порой не по силам. Ведь и без докторов понятно, что сотрясение головного мозга вряд ли останется без последствий для будущего взрослого человека.

Погребен заживо

То утро Надежда Владимировна хорошо помнит¹⁹. На дворе конец октября, и все еще не наступил рассвет. Ее сын Сережа встал неохотно: не любил он ранние побудки. Но вскоре его настроение поднялось.

Быстренько и легко позавтракав, взяв учебники и тетради, отправился в школу, в его родную, как ему казалось, школу №30 Нижнего Тагила, в его родной, как он себе представлял, восьмой класс.

Когда захлопнулась за сыном дверь, сердце матери почему-то крепко-крепко защемило. Понять этого она не могла. Потому что видимых причин для тревоги не было никаких.

Сын ее учился неплохо. Хулиганистым тоже не был. Это же впоследствии скажут и его учителя. Конечно, не был он пай- мальчиком, этаким ангелочком с крылышками, однако на фоне других сверстников выглядел вполне прилично.

Из школы он обычно приходил вовремя, нигде не задерживался. Но в этот раз вот и сумерки поздней осени окутали улицы города, а его все не было. Дома забеспокоились, заволновались. Стали названивать одноклассникам, сбегали даже в школу. Сергея там не было. Мальчишки, знавшие его и учившиеся с ним вместе, в один голос твердили, что он ушел из школы после третьего урока; куда ушел – не знают, с кем ушел – тоже им неизвестно.

Несколько часов томительного ожидания. Родные продолжали верить, что вот откроется дверь, и на пороге появится он, их Сереженька. Мало ли где он мог задержаться. К подружке зашел и засиделся. В кино ушел на вечерний сеанс, а домашних предупредить забыл. Хоть и не водилось за ним такое, а все же…

Часы пробили уже полночь, а сына все не было. Обзвонила все райотделы внутренних дел города. Но везде слышала один и тот же ответ: «В числе задержанных Чухлов Сергей не значится». Стала звонить по больницам (вдруг под автобус попал?), однако и там ждало разочарование.

На следующий день пошла в милицию с заявлением о розыске ее сына. Там обнадежили: будем, мол, искать, но не сразу, так как парень может еще сам объявиться.

– Не волнуйся, мамаша, – похохатывая, сказали ей там. – Молодежь-то нынче вона какая.

– Мой сын не такой, – возразила мать.

– Дома-то они все не такие, а как только за порог…

Шли дни, недели. Мать не находила себе места. Чуть ли не каждый день ходила в милицию, а там ответ был один: «Ищем!»

Наступил январь. Мать все еще продолжала ждать своего сына. Пропал он. Как сквозь землю провалился.

Все это время, когда мать проливала безутешные слезы, когда вся семья Чухловых жила в этой жуткой атмосфере ожидания чуда, восьмой класс школы №30 Нижнего Тагила, где учился провалившийся сквозь землю Сергей, жил своей обычной жизнью. Одноклассники исчезнувшего, как ни в чем ни бывало, продолжали ходить в школу, отвечать на уроках, шалить и драться на переменах, ходить в кино и влюбляться, на уроках мужества получать отличные оценки, участвовать в дискуссиях о героике и патриотизме нашего времени, спорить о чести и бесчестии.

Восьмой класс, в отличие от матери, чуда никакого не ждал. Восьмой класс отлично знал, что их одноклассник Сергей Чухлов больше никогда не сможет переступить порог школы.

Да-да, дорогой читатель: в то время, когда шел всероссийский розыск исчезнувшего, восьмой класс весь или почти весь живо и с большим интересом обсуждал в своем кругу то, что произошло с Сергеем на их глазах в октябре предыдущего года. Парни и девчонки, сбившись в кружок на переменках, чуть ли не каждый день возвращались к истории, связанной с без вести пропавшим. И их больше всего интересовало не то, что случилось с Сергеем, а то, как все произошло, детали, подробности, всякие там мелочи.

Если судить по материалам уголовного дела, с которым я внимательно познакомился, нельзя сказать, что тагильские сыщики носом рыли землю, чтобы найти пропавшего. Трудно поверить в это: без малого тридцать подростков-одноклассников знали, где находится Сергей и не шибко молчали об этом, а вот милиция никак не могла выйти на них, с ног сбилась, а до мальчишек дойти так и не смогла.

Вернемся в то время, когда еще не исчез Сергей, и когда его мать еще и не предполагала всего того, что позднее произойдет.

Между восьмиклассниками Сазоновым и Чухловым, видимо, отношения были не из лучших. Сазонов потом скажет, что Чухлов его оскорбил. Именно оскорбление послужило поводом. Сам он, судя по всему, был из разряда трусливых и на самостоятельные действия был не готов и не приспособлен. Однако уже знал, что многое можно сделать чужими руками – проще и безопаснее.

В начале ноября Сазонов подошел к своему однокласснику Кочергину, вокруг которого кружила слава парня, готового буквально на все. И между ними произошел примерно такой диалог.

Сазонов:

– Слушай, надоел мне «Серый».

Кочергин:

– Ну и что? Врежь ему, как следует

Сазонов:

– Нет, я не могу.

Кочергин:

– Трусишь? Тогда – терпи.

Сазонов:

– А что, если ты это сделаешь?

Кочергин:

– Я? С какой стати? Он мне не мешает.

Сазонов:

– Будь другом, сделай, а?

Кочергин:

– Что сделать-то? Побить, что ли?

Сазонов:

– Да, нет.

Кочергин:

– Чего же ты хочешь?

Сазонов:

– Я хочу, чтобы ты убил его.

Кочергин:

– Я? Убить? Нет, это уж ты сам…

Сазонов:

– Убей, а я заплачу.

Кочергин:

– Сколько?

Сазонов:

– Пять тысяч.

Кочергин:

– Ну, это другое дело. Но ты смотри, – предупредил он, – если обманешь…

Сазонов:

– Что ты, что ты! Как сделаешь, так и получишь.

Так две договаривающиеся стороны пришли к соглашению – один делает дело, а другой оплачивает. Оставалось лишь разработать план убийства.

Кочергин, надо думать, большим умом, широкими познаниями и эрудицией не блистал. Я видел одну бумагу, написанную им. Свою бумагу он назвал: «Евко спавеной». Что, перевод нужен? Но это же написано русским мальчишкой, который уже учился в восьмом классе. Едва ли читатель догадается, что означает сие словосочетание. Я и сам поначалу засомневался: уж он ли, Кочергин, эту бумагу писал? Ведь самая малограмотная старушка, за плечами которой ни одного класса школы, напишет яснее и каракули-буквы будут поаккуратнее. Но нет, сомнения рассеялись, когда внизу с большим трудом прочитал: «Писане састбрученно – Качегин». Что означает: написано собственноручно – Кочергин. А сама бумага была озаглавлена, если перевести с русского на русский, – явка с повинной.

Так что этот неуч, современный Митрофанушка, не мог и двух слов грамотно написать, чтобы не сделать кучу ошибок (странно, как он мог дотянуть до восьмого класса?), однако план исполнения задуманного Сазоновым Кочергин разработал до мелочей, с необыкновенной изощренностью, психологизмом и хитростью.

…Только что закончился третий урок в школе. Восьмиклассники высыпали в коридор. И тут Кочергин предложил:

– Давайте сбежим с уроков.

Кто-то из подростков спросил:

– А куда пойдем?

– Съездим на карьер. Там интересно.

Многие мальчишки согласились сразу, Чухлов же сперва не хотел с ними ехать, но его уговорили.

И вот шумная и веселая компания подростков отправилась в путешествие. Сначала ехали трамваем до окраины Нижнего Тагила, остаток пути прошли пешком. Примерно в тринадцать часов они были на месте

Место же это жуткое. Странно, что доступ туда открыт всем, кому не лень.

Цитата из постановления следователя:

«Вступив в преступный сговор с Сазоновым, Кочергин согласился совершить убийство Чухлова. Путем обмана привел Чухлова в зону обрушения блока №21 шахты «Магнетитовая», которую выбрал заранее…

Кочергин воспользовался тем, что Чухлов стоял к нему спиной на самом краю обрыва, умышленно, в присутствии подростков, с силой толкнул Чухлова в спину обеими руками… Чухлов упал в пропасть глубиной 110 метров».

…Душераздирающий крик Сергея, шум падающего тела, увлекающего за собой каменный поток. И тишина.

Те, у кого на глазах произошло все это, в ужасе бросились наутек. Только один из них, Янченко, все же имеющий хоть какой-то здравый рассудок, предложил вызвать «скорую помощь». Но он тут же получил многообещающее от Кочергина:

– Заткнись! Ты ничего не видел, понял? Если кому-либо скажешь, с тобой будет то же самое.

Янченко, действительно, надолго «заткнулся». Буквально до того дня, когда уже его вызвал следователь на допрос.

Опытные альпинисты, с которыми я разговаривал, в один голос утверждают: падение в пропасть, даже на такую глубину, на какую упал Сергей Чухлов, не всегда заканчивается немедленной смертью. Несмотря на полученные увечья и травмы, человек может прожить еще не одни сутки и если будет оказана своевременная помощь, то он останется жив.

Зачем я об этом завел речь? Для того, чтобы сегодня сказать: жить или умереть Сергею Чухлову – это было в руках не только Кочергина, а и тех, кто все это видел и ничего не сделал, чтобы помочь. Они хранили молчание не день или два. И заговорили лишь тогда, когда за них принялась милиция.

Они молчали тогда, когда мать Сергея умывалась слезами; тогда, когда, возможно, медленно и мучительно умирал на дне пропасти их сверстник.

Жутко, необъяснимо, непонятно. Если это нормальные люди, с нормальной психикой, то как они могли спать спокойно все время. Да, они несовершеннолетние. Да, они испугались. Но все же…

Учащийся той же школы А. Новинов на следующий день, когда стало ясно, что Чухлов исчез, в коридоре в одну из перемен подошел к Кочергину и спросил:

– Правда ли, что ты сбросил в карьер «Серого»?

– Да, – ответил Кочергин, – но ты никому не рассказывай об этом.

И тот не рассказывал. А как же? Человек просит. А заговорил лишь тогда, когда милиция его задержала по подозрению, что тот причастен к исчезновению Чухлова.

Его задержание было случайным и ошибочным, так как он не был даже на краю обрыва, где совершилось злодеяние. Но он заговорил о том, что ему было известно давно. И это уже было кое-что для тех, кто занимался поиском провалившегося сквозь землю Чухлова.

Тогда-то (после показаний Новинова) и явилось на свет то самое собственноручно написанное абсолютно безграмотное заявление Кочергина, именуемое в уголовном деле явкой с повинной.

Наконец-таки, оперативно-следственная группа оказалась там, на пока предполагаемом месте преступления. Проводится следственный эксперимент: с той точки, где столкнули Сергея Чухлова, сбрасывают изготовленный манекен, чтобы определить тот последний путь, который совершил подросток.

Далее за дело принимаются вызванные специально опытнейшие альпинисты. Они спускаются на дно глубочайшей пропасти, обследуют каждый метр. Во время спуска примерно на полпути вниз обнаружили сапог, который и был опознан как сапог, принадлежащий Чухлову. На дне же не нашли ничего, абсолютно. Кроме изрядно потрепанного манекена.

И специалисты горного дела дадут этому объяснение: движение горных пород на такой глубине поглотило тело потерпевшего. Поглотило навсегда, став последним пристанищем юноши.

Защита на этом обстоятельстве сделала попытку сыграть, заявив: поскольку тело потерпевшего не найдено, а манекен благополучно обнаружен, то это доказывает, что факт убийства не доказан и обвинение основывается на зыбкой почве.

Дело защиты – защищать обвиняемого. Но все же аргументы для этого надо бы поискать поубедительнее. Можно ли сравнивать два этих факта – отсутствие тела потерпевшего и наличие манекена? Ведь в первом случае с момента падения прошло несколько месяцев, а во втором – считанные часы. Это, кстати, если что-то и доказывает, то лишь то, что своевременное сообщение свидетелей о случившемся позволило бы, по крайней мере, поднять со дна пропасти тело погибшего и похоронить по-людски, а при благоприятном стечении обстоятельств – и спасти жизнь подростку (через полтора года после описываемой здесь трагедии там же, то есть в зоне обрушения шахты «Магнетитовая», сорвалась и упала вниз девочка. Свидетели несчастья тут же позвонили в милицию и вызвали «скорую помощь». Девочку, хотя и с серьезными травмами, подняли наверх живой).

Здесь же случилось то, что случилось: свидетели Новинов, Янченко, Бруцкий, Новоженов, Некрасов, Сазонов и еще многие другие молчали там, где надо было говорить и говорили там, где кощунственно было и упоминать даже имя убитого.

Остается, кажется, всего лишь один вопрос: расплатился ли Сазонов с юным киллером? Да, конечно. Через два дня после злодеяния Сазонов отдал Кочергину обговоренную сумму в пять тысяч рублей. Уговор, как говорится, дороже денег.

Свердловский областной суд рассмотрел это уголовное дело и признал Кочергина виновным в совершении преступления, то есть в умышленном убийстве, но, учитывая несовершеннолетие и первую судимость, срок определила небольшой. Сазонов же, наемник и заказчик убийства, вообще не понес никакого наказания и все время проходил в качестве свидетеля. Говорят, что родители этого подростка хорошо поработали.

Время лечит, время заживляет любые раны. Но не верю, что измученное сердце Надежды Владимировны Чухловой, материи Сергея, невинно убиенного юным мерзавцем, когда-то успокоится. Я, например, хотел встретиться с ней. Перед написанием этого очерка. Признаюсь: не смог. Потому что не смог бы вынести ее взгляда; не смог бы у нее на глазах еще раз, вынуждая вспоминать, бередить незаживающую рану. Это, посчитал, бесчеловечно. Она и без того пережила достаточно за период следствия и судебного разбирательства. Ужас положения этой несчастной матери заключается еще и в том, что она не имеет возможности прийти к сыну в день его рождения или в скорбную дату убийства. У других хоть могилка есть. Она и этого, последнего, на что имеет право мать, лишена. Лишена навсегда. Потому что могилой ее Сергея стал гигантский карьер глубиной в сто десять метров, поглотивший заживо ее кровинушку.

Кстати, о карьере. Кто скажет, почему зоны обрушения шахты «Магнетитовая», находящиеся почти в черте крупного промышленного города, пребывают в таком виде, когда туда может проникнуть всякий, кому только не лень? Не хочу слышать никаких оправданий. Погиб человек. И за это руководители предприятия тоже должны нести ответственность. И не только нравственную, а и судебную, материальную. Пока же об этом даже речи не идет. А это необходимо. Крайне необходимо. Чтобы еще раз их зоны обрушения, образующиеся в результате шахтных выработок, не становились поглотителями любых жизней – как юных, так и взрослых. Трудно разве закрыть доступ в опасную зону? Нет. Обычная разболтанность, безответственность хозяйственников советского образца, для которых чужая жизнь – ничто.