Неполучившийся коммунизм. Книга 2

Победителями оказались никому не известные бездари.

Строев зашёл за кулисы, поблагодарил за прекрасную песню, напросился на вечерний визит к нему в гостиницу. В подмогу с собой прихватил председателя профкома. Сложил в большую сумку коньяк, закуску, переносной магнитофон, микрофон. Пришли вечером, составили на стол то, что принесли с собой, кроме магнитофона.

Выпили по глотку коньяка, побеседовали. Конечно, коснулись новой песни.

– Вот если бы магнитофон с собой прихватили, мы бы для вас её спели.

– Обижаете, мы как раз его и принесли.

– Давайте сюда, где он?

Строев достал из сумки небольшой магнитофон, микрофон, нашли розетку, настроили. Пономаренко взял в руки баян и тихим голосом пропел песню.

– Гриша, ну кто так поёт? – Его жена поставила микрофон рядом с собой. – Играй.

Строев почувствовал силу голоса солистки Кубанского хора. Пела она прекрасно. Казалось, от силы её голоса стёкла из окон повылетят на улицу. Пока она пела, в дверях возникла толпа проживающих. Закончила, неожиданные зрители бурно захлопали.

– Всё, Геннадий Евгеньевич, выполнили мы своё слово, песня теперь ваша. По почте вышлю ноты.

– Спасибо вам. Отдыхайте. Верно, утомили мы вас?

– Совсем нет. Самое полезное, что мы в Тюмени сделали, – получили в вашем коллективе вдохновение на новые планы. Песня вот совместная родилась. Для того и работаем. Остальное меня мало волнует. Обязательно посмотрите по телевизору повтор выступлений на конкурсе, там нас не будет, уберут.

– Не может быть.

– Специально посмотрите, будет, как я сказал.

Попрощались, пожелали творческих успехов.

В телевизоре так и случилось: проходимцев показали, Пономаренко вырезали…

Из диспетчерской раздался телефонный звонок. Водитель забеспокоился:

– Геннадий Евгеньевич, мы сегодня домой поедем?

– Сколько времени? – Глянул в окно, было темно.

– К двенадцати подходит.

– Сейчас, виноват.

На завтра по запланированному графику он заехал в Главк и горисполком, передал копии протоколов заседания парткома. После обеда почувствовал себя плохо. Словно танковая колонна проехала по нему в борьбе за дом.

– Может, сходить в поликлинику? – Когда он там был в последний раз, не мог вспомнить. Кажется, ещё работая в Главке, зуб вырывал да с выбитыми руками ходил.

Неприятные ощущения были в животе. Зашёл в платную поликлинику, в то время единственную в Тюмени, в районе кинотеатра «Космос». Записался, попал на приём к тюменскому светиле, пожилому доктору. Сдал анализы. На третий день доктор выдал заключение:

– Лечиться вам надо, молодой человек, загоняли вы себя. Смотрю на вас, плакать хочется. У вас обычный вес сколько килограммов?

– Шестьдесят.

– Встаньте на весы. Пятьдесят три. Что же вы, руководители, с собой делаете? Немедленно в отпуск, в санаторий, в Ессентуки. Полечитесь местными водами. Раз пять придётся съездить – всё пройдёт. Берите в поликлинике документы и лечитесь. Зайдите в свою поликлинику, покажите мои заключения, документы, идите, – он передал бумаги Строеву, – получите направление в санаторий. После санатория зайдите ко мне.

Строев сам чувствовал себя ослабевшим. В отпуск не ходил несколько лет.

– Надо ехать.

В профкоме заказал путёвку, пошёл в шестую поликлинику, по месту жительства, к терапевту.

– Здравствуйте, с чем пришли?

– Вот, – он подал документы от доктора, – справку надо мне для санатория. Поеду в Ессентуки.

– Хорошее дело, санаторий. Для начала давайте посмотрим ваше давление. Положите руку вот сюда… Ой, у вас нет давления. Пульс тридцать восемь ударов. Что с вами? Вам плохо?

– Не пугайтесь так, оно у меня всегда низкое. Сейчас, может, пониже обычного.

– Вам в санаторий ехать нельзя. Немедленно в областную больницу, там у нас лучшие кардиологи. Вас дома сначала надо лечить, потом в санаторий.

– Вы мне отказываете в направлении?

– Не то слово. Давайте ещё раз проверим, может, прибор сломался? Нет, прибор нормальный, опять то же. Идите к главному врачу, я с вами.

Главврач находилась на месте.

– Говорите, давления нет?

– Ну да, проверьте сами.

– Присаживайтесь поближе… Действительно нет. И чего вы от нас хотите?

– Мне надо ехать в Ессентуки, сделайте что-нибудь? Ну припишите это окаянное давление до нормы, что ли?

Главврач отослала терапевта. Они остались вдвоём.

– Геннадий Евгеньевич, при таком состоянии здоровья вы просто не доедете до места назначения. Вам немедленно надо в больницу.

– Я вас прошу. Чувствую себя хорошо. Давление у меня всегда такое низкое. Пойдите навстречу. Там подлечусь, восстановлюсь.

– Не имею права. Если вы так настаиваете, под вашу ответственность отпущу вас, дам направление, но уверяю вас, вы не правы. – Подписала справку, поставила печать.

– Спасибо вам. Очень благодарен. До свидания.

– Удачи, будьте здоровы.

Путёвку дали. Ельцинский дом, как и договорились с городской администрацией, приняли в эксплуатацию. Одну половину дома заселили своими, вторую пришлось отдать.

Ессентуки был маленьким провинциальным городком со старинными небольшими домами, парками, ручными белками. Главное – необычно для Строева тихо и уютно. Он вписался в размеренную жизнь санатория: пил минеральную воду, ходил в столовую, отдыхал. Ходил в походы на местные достопримечательности, место дуэли Лермонтова, на лекции, проводимые докладчиками от общества «Знание».

Прошла неделя. Надо идти к врачу.

– Здравствуйте, всё ли вам нравится у нас? Никто не мешает отдыхать?

– Воду пью, лечусь. Мне бы ещё спину подлечить в грязелечебнице. Иногда зимой болит, особенно шея.

– Это мы организуем. – Выписала направление в грязелечебницу. – Как чувствуете себя?

– Прекрасно.

– Давайте руку, померим давление. – Взглянула на Строева. – Вы живы?

– Жив, как видите.

– Я ваше давление не вижу.

– Не знаю, было.

– И пульс тридцать семь.

Строев улыбнулся:

– Не беспокойтесь. У меня всю жизнь с этим проблемы. Чувствую при этом я себя хорошо.

– Но это невозможно. Сейчас же выпейте вот эту таблетку, идите в номер, лягте и вставайте только по крайнему случаю. Боже мой, боже мой, не хватало нам ещё такого пациента!

Строев вышел от врача, выбросил в урну таблетку, пошёл в парк кормить белочек.

От воды эффекта не ощутил. Грязь спину и шею вылечила навсегда.

Из отпуска он вышел, набрав свой обычный вес, хорошо отдохнул. Вернулся к работе с большим энтузиазмом.

– Пора выпускать собственную газету.

Бегал по инстанциям на разрешение её выпуска. Выменял на мелочи небольшую типографию, пригласил на работу бывшего военного корреспондента. Сам редактировал газету. Она в коллективе имела успех. Работники с интересом ожидали очередного выпуска, с интересом читали: о людях, о себе, о планах, победах, соревнованиях, поздравления, спорт. Безусловно, в газете присутствовала обязательная политическая, партийная полоса, где Строев излагал свои соображения о текущем моменте, недостатках, пути их искоренения, продвижениях в строительстве нового общества.

Прежде чем получил разрешение на её выпуск, потерял много времени, избегал уйму кабинетов и коридоров. Выбился из сил от отчаяния в решении, казалось, простого вопроса. Оказалось, всё просто. Знакомый журналист подсказал: «Заключи договор с действующей газетой, хоть с нашей, о том, что вы наш филиал, что ли». Так и поступил, вопрос решился в течение часа.

– Нас точно погубит бюрократия.

Велась подготовка к выборам депутатов городского совета. Строева выдвинули и избрали по городскому округу. Впечатления от этих выборов у него остались самые что ни на есть негативные. Конкуренты не жалели друг друга, заклеивали портреты своими. Доходило до пистолетов за право проведения встреч с избирателями. Насмотревшись на всё это, Строев вообще отказался от агитации. Выступил несколько раз по местному телевидению. Авторитет в городе его был таков, что взяли и выбрали именно его.

Приближалось сорокалетие окончания Великой Отечественной войны. Необходимо сделать музей. Такой большой коллектив, столько много славных дел, героев труда. У других коллективов есть музеи, в ДСК – нет. Приняли решение, засучили рукава, выделили помещение на пятом этаже нового офисного помещения, произвели отделку, оборудовали стеллажами, наглядными пособиями, кликнули сбор редких фотографий, собрали награды предприятия в одно место… Словом, потрудились на славу. К сроку открыли музей не хуже, чем на моторном заводе или на заводе медоборудования.

Музей помогал Строеву в воспитании трудящихся. Чествовали ветеранов войны, труда, проводили мероприятия, нацеленные на воспитание чувства ответственности за предприятие, прививали гордость за свой труд…

Для пополнения музея новыми материалами и выпуска газеты пришлось принять фотографа. За кандидатурой он обратился к знакомой корреспондентке газеты «Тюменский комсомолец», та порекомендовала Кукушкина Александра.

– Хороший фотограф, но пьёт, можно сказать – пьяница. Жалко, пропадёт, классный специалист. Поговорите с ним. Сейчас сидит без работы.

Строев пригласил фотографа, переговорил с ним. Вроде нормальный мужик. Принял на работу, оборудовал ему мастерскую, купили необходимое оборудование. Работал тот прекрасно более двух лет, не пил. Однажды Строев зашёл в его мастерскую без предупреждения. У того сушились развешанные фотографии.

– Что это у вас?

– Фотографии.

– Вижу, кто на них? – На всех фотографиях была одна и та же голая женщина.

– Женщина, не видите?

– Вижу, Александр Александрович, не энергетик ли наша?

– Она, а чего особенного? – Он снял одну фотографию. – Смотрите, какая фигура, просто класс!

– Хватит, уберите, сколько вам времени на увольнение?

– Понял, завтра уйду.

– Подотчёт сдайте коменданту в АХО.

Сказать правду, хуже ему от того не стало. Он создал свою газету «Блиц», агентство, которое до сего времени пользуется спросом у определённых кругов населения.

Как минимум один раз в неделю Строева приглашали на телевидение, радио, печатали в газетах статьи. В городе рос авторитет ДСК. Алмазом был он и ранее, предстояло его огранить в бриллиант. Перед очередной датой телевизионщикам потребовалось провести в прямом эфире круглый стол передовиков производства. Строев контролировал ход подготовки. Несколько раз в разные дни свозил своих передовиков в телецентр на репетицию. Вести передачу по их замыслу должен был главный инженер Кадочников.

В день эфира перед заходом в студию у того заболел живот.

– Геннадий Евгеньевич, сбегаю на минутку.

– Давайте быстренько, до начала эфира пять минут.

Прошло две-три минуты. Проверили туалет – нет его. Исчез, и след простыл.

– Геннадий Евгеньевич, ведите вы, куда деваться?

– Дайте хоть сценарий.

– Нет сценария.

– Сколько отведено времени для передачи?

Целый час Строев отдувался за своего главного инженера.

Зрители не заподозрили подмены. Всё прошло на ура.

На вопрос «Что же с вами произошло?» главный инженер честно признался:

– От страха живот разболелся, пронесло.

– Чего же сбежали?

– Говорю же, от страха…

При работе в парткоме приходилось писать доклады. Обычно с трибун пленумов райкома, горкома партии он выступал открытым текстом, обращаясь к присутствующим. Брал с собой на трибуну для памяти только тезисы выступления, клал их на трибуну перед собой, размером с ладонь, вроде шпаргалки и говорил. Но иногда, особенно готовясь к отчётам, готовил доклады.

От докладов его, естественно, тянуло к рассказам, повестям, даже при отсутствии свободного времени. Он не мог равнодушно смотреть, как действовали руководители партии. Страна отдалялась от своих идеалов. Надо не так, и он писал, как понимал, видел будущее страны, опираясь на происходящее. Писал он не для того, чтобы люди читали, для самовыражения.

Для отвлечения от тревожащих его мыслей занялся резьбой по дереву. Резал портреты, картины, цветы. Даже изготовил резное кресло Петра Первого из Петродворца, из сверхпрочного дерева – ильмы. Провозился с ним всю зиму.

Времена стремительно менялись. Горбачёв Строеву сразу не понравился: много говорит, не видно практики, опыта работы с народом у него нет. Пришёл, сразу заявил:

– Советский народ сам знает, что делать…

– Откуда ты выпал такой? Советским народом надо руководить, вести за собой. Почему он не знает, что делается внизу, под ним? Видно, не работал он с этим народом. Обстановку в стране знает только по докладам подчинённых. Оторван от реальной жизни, отпустил вожжи, распустил людей, окружил себя подобными себе, и им всё кажется, что они руководят страной. Страна стала совсем другой, и люди изменились. Нет истинных революционеров. Конечно, они есть, но вперёд выступили горлопаны, воры, бездельники. Процесс разрушения идеалов идёт и снизу, и сверху.

Кого сейчас избирают секретарями комсомольских организаций? Не того, кто этого достоин, а кто больше говорит, хочет быть при начальстве. Хорошие люди, комсомольцы прямо отказываются от этой нужной, кропотливой, но сложной работы, остаются на производстве.

Из этих «говорунов» с низкими или отсутствующими идеалами комплектуются районный, городской, областной состав, актив «ведущих» за собой народ к светлому будущему. Потом они плавно переходят в партийную организацию. Свои своих передвигают вверх. Так вот и Горбачёв, видно, попал на самый верх. Жизни как таковой не видел, всю свою жизнь говорил, угождал, рос.

Взять Ельцина – да, производственник. Но предал нас, предаёт страну. Что же делать? Понятия преданности делу поменялись на противоположные.

Если ранее на каких-то мероприятиях Строев выступал с критикой, его потом самого приглашали в большие кабинеты и прессинговали, рассказывали ему, как он некоммунистичен, слушали, но двигались вперёд. Теперь по-другому, наоборот.

На очередном пленуме райкома, как обычно, ему дали слово для выступления, зная, что он «даст прикурить». От него этого теперь ждал секретарь райкома. Но он, наоборот, похвалил конкретно первого секретаря за действительно оказываемую помощь комбинату. Тем более что у него сегодня день рождения…

Секретарь остановил Строева на полуслове:

– Нам не надо таких докладов. Геннадий Евгеньевич, мы ждали от вас деловой критики, а вы? Садитесь на место.

Сидящий в президиуме второй секретарь обкома не удержался от смеха…

С концертами в Тюмень приехал артист Евгений Леонов.

– Надо пригласить в коллектив. – Строев пошёл в отдел культуры горкома партии договариваться.

– Мы ему скажем, только по времени договаривайтесь сами, у него много выступлений. Завтра с двенадцати до двух у него свободное время. Если согласится приехать к вам – забирайте. Обед за вами.

– Какой разговор? И накормим, и напоим.

– Вот напоим – этого не надо.

Вечером Строев поехал в филармонию договариваться. Поднялся за кулисы. Шёл концерт. За кулисами был его директор.

– Вам кого? Я директор Леонова.

– Вас мне и надо. Я секретарь парткома ДСК.

– Звонили, увы, не может он, полностью загружен.

– Но мне сказали, что завтра с двенадцати до двух он не занят.

– А отдыхать ему не надо?

Возникал конфликт. В это время Леонов вышел со сцены за кулисы, видимо, в перерыв, подошёл к столику, на котором стояла недопитая бутылка водки, налил себе в стакан, выпил.

– Что за шум, молодые люди?

– Прогоняю очередного вашего почитателя.

– Совсем не так, я от коллектива ДСК пришёл вас пригласить на завтра к нам на встречу. Наши рабочие очень хотят с вами встретиться.

– Что говорит мой директор?

– Отказывается.

– Почему?

– Говорит, вы очень заняты, хотя мне в горкоме партии сказали, что завтра с двенадцати до двух вы свободны, просили вас покормить обедом.

Он посмотрел на директора:

– Вечно ты такой. Тут народ просит, а ты… – К Строеву: – Поеду я. Приезжайте завтра за мной в гостиницу без пятнадцати двенадцать. Успеем до концерта. – К директору: – У… нехороший человек… – К Строеву: – До завтра. – Побежал на сцену.

– До завтра. Видите, сам сказал.

– Идите вы все, так мне надоели.

Строев вышел из филармонии.

– Нормальный человек, сразу понял.

Как и договорились, Строев заехал за Леоновым в гостиницу, привёз в ДСК. Актовый зал был плотно заполнен сотрудниками аппарата, рабочими завода, уптк, механиками…

Леонову не обязательно было проводить представление. Не успел он появиться на сцене, присутствующие бурно встретили его овациями. Он просто рассказывал о себе, кино. Показал некоторые отрывки, монологи из фильмов. В конце встречи на сцену вытолкали заводского электрика – копия Леонов. Тот такой подставы не ожидал. Обнялись, сфотографировались на память.

По окончании представления, как обещали, пригласили в малый зал столовой пообедать. Чем можно угостить дорогого гостя? Конечно, сибирскими пельменями. Загодя поставили на стол водку из холодильника. Они обедали втроём. После третьей рюмки Ольга Степановна возьми и ляпни:

– Пельмени из медвежатины.

Откуда в нашей столовой взяться медведю? Строев сам видел, как повара стряпали из обычного говяжьего фарша. Леонова такая новость очень возбудила.

– А я ем и думаю, отчего мясо необычное? Оно вот почему. Давайте мне ещё, пока все не съем, не уйду.

За первой бутылкой пошла вторая, пельмени не кончались.

Леонов ел, пил, балагурил, не думал уходить.

Строеву позвонили из горкома:

– Геннадий Евгеньевич, почему Леонова не привезли в два часа? В филармонии зрители беспокоятся, шумят. – Строев глянул на часы, был уже третий час.

– Сейчас, обедает он.

Строев передал разговор с горкомом.

– Пора уже.

– Ребята, я же сказал: пока не доем и не допью – не поеду. Пускай ждут.

Минут через двадцать пельмени и водка – те, что на столе – закончились.

– Как прекрасно я у вас отдохнул. Спасибо, уважили. Если когда ещё в ваш город приеду, прямиком к вам.

– Поедем?

– Поехали.

В филармонию мы опоздали на сорок пять минут. Перед сценой он скинул пальто, сразу вышел к зрителям. Строев не стал задерживаться, лаяться с директором Леонова, на выходе краем глаза заметил тот же столик, на нём новая бутылка водки и стакан.

– Неужели и эту выпьет? Ну и силён!

Перед очередным вручением знамени Совета министров СССР, как обычно, партийные органы встречались с рабочим классом. На этот раз два инструктора Обкома партии решили посетить отделочниц на рабочем месте, поговорить с ними. Строев отвёз их на объект.

– Пожалуйста, встречайтесь, говорите.

– А… где они?

– На рабочем месте, в подъездах.

– И как вы предлагаете нам с ними говорить?

– Зайдите в подъезд, подойдите к какой захотите и говорите, только недолго, они очень заняты.

Зашли. Отделочницы работают по одной, по две в квартире.

Подошли к первой:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. – повернулась к ним задницей, заляпанной краской, показывая о завершившемся общении…

С остальными было почти то же самое. Дошли до девятого этажа.

– Как же так, никто не хочет с нами разговаривать?

– Не хотят, извините их, просто у каждой есть задание, которое они обязаны выполнить.

– Но нам надо.

– Пойдёмте вниз. Скоро конец смены. Подождём, они выйдут из подъездов, тогда и поговорите.

В оставшееся время Строев сам отвечал на их вопросы, рассказывал об особенностях домостроительного поточного строительства. Женщины вышли из подъездов, умылись, переоделись.

– Пора.

Инструктора вышли из вагончика, женщины стояли около автобуса, громко шутили, смеялись.

– Это они самые? Вы не обманываете нас?

– Да, они-они.

– Не может быть! Такие красавицы! Какая поразительная разница! – Подошли к женщинам. Переговорили о нужном.

После очередного непонимания происходящего и разговора на повышенных тонах в райкоме партии Строев зашёл к Викулову:

– Юрий Николаевич, не могу больше работать секретарём парткома. Раньше меня критиковали ни за что, теперь ещё больше. Тогда с ними сражался, отстаивая своё мнение, наши интересы. Сейчас я, оказывается, не столь партиен. Сами ведут нас в противоположное от коммунизма направление. Лучше работать на производстве, чем разрушать под их аккомпанементы то, что создавали наши деды, отцы, мы с вами. Происходящему вокруг нас я ярый противник.

– Геннадий Евгеньевич, я тоже смотрю на это безобразие и ничего не могу понять. С вами как? Немного можете подождать? Нашего главного инженера Самарина просят отдать в госприёмку. Я тянул с ответом. Теперь, пожалуй, соглашусь. На его место вы и перейдёте.

– Слава богу, уйду от них. Замена у меня есть, успел воспитать.

Работа главного инженера давно была Строеву знакома. С первого дня на новой должности он с головой окунулся, кроме текущей работы, в свою любимую сферу: внедрение новых технологий и материалов.

Давно мечтал здесь повторить свой опыт прежнего ДСК: монтаж с колёс, списание строительных материалов по лимитно-заборным картам, контейнеризация отделочных материалов, селектор в восемь тридцать утра…

Решил начать с монтажа с колёс. Поручил технологам заготовить монтажные карты с указанием номера монтажа каждой панели, ПТО сделали лимитно-заборные карты на монтажные работы: панели с добавлением сопутствующих материалов. Издал распоряжения о начале внедрения новой системы монтажа домов. Сам сел на склад готовой продукции. Ежедневно проверял формовку изделий в цехах завода, доставку панелей на строительную площадку. Получалось плохо. Панелевозы простаивали под погрузкой. Долго на СГП искали нужные по карте панели. Пришлось склад разбить на сектора и готовую продукцию из цеха вывозить и складировать в свой сектор. Дело пошло веселее. Всё равно панелевозы не успевали по времени к монтажу. Монтажники снизили производительность.

– Будем удлинять склад готовой продукции на один пролёт, чтобы можно было погрузку вести в двух пролётах двумя кранами одновременно.

Удлинили на шесть метров, теперь в каждом пролёте загружалось два панелевоза. Панели пошли равномерно. Монтажники всё же умудрялись панели разгружать в кассеты. Ритм монтажа сбивался, пришлось насильно их убрать с объектов. Процесс налаживался.

Монтаж с колёс – это не только когда готовые конструкции отгружаются по графику, но и тогда, когда эти конструкции формуются по опережающему графику, когда арматура своевременно укладывается в форму.

Как раз с арматурой дело обстояло не ахти. Строев пригласил своего старого знакомого – кандидата экономических наук Анатолия Помигалова для расшивки тонких мест.

– Анатолий Николаевич, посмотрите, как наладить ритмичную заготовку арматурных каркасов. Мне кажется, у нас там есть резервы. – Пригласил к себе в кабинет начальника арматурного цеха. – Представляю вам специалиста по организации работ, он позанимается у вас в цехе в течение месяца для увеличения выпуска продукции.

– Он кто?

– Учёный он.

– Наше производство знает?

– Узнает, вы ему только не мешайте. Через месяц посмотрим. Работать он будет по заводу со мной. По результатам подпишем ему акт выполненных работ, тогда и оплатим его труд.

– Геннадий Евгеньевич, неужели вы думаете, что он способен нам, профессионалам, что-то подсказать и сделать?

– Не продолжайте, знаю, о чём думаете. Попрошу показать ему вверенный вам цех и не мешать работать.

Несколько раз Помигалов заходил к Строеву за помощью. Тот давал команды по его просьбе сделать в цехе то или другое. Через месяц пошёл посмотреть результаты. Вопросов у Помигалова к арматурщикам и жалоб на них не было.

– Чего же такого Помигалов у них там наделал? – Застал его в цехе. – Ну как?

– Знаете, с интересом провёл этот месяц. Производительность цеха повысилась на тридцать процентов. Посмотрите. – Он подошёл к манипулятору. – Раньше, когда каркас был готов, рабочий бежал, звал мостовой кран, чтобы снять каркас и унести его в накопитель. Теперь смотрите. – Он нажал ногой педаль, загорелась наверху манипулятора красная лампа, раздался звонок. – Видите, кран уже едет. Пошли дальше. – Он с энтузиазмом рассказывал и показывал о других подобных хитростях.

Подошёл начальник цеха:

– Геннадий Евгеньевич, оставьте нам его ещё на месяц. У нас с ним ещё много задумок. Поначалу никто не верил, что такое возможно.

– Сами теперь смотрите и делайте. Главное, почин есть. К сожалению, не могу держать его у вас. У него своя работа. Услугу он нам оказал лишь по моей просьбе, в порядке исключения.

Для большей убедительности всего того, о чём он говорил и пытался внедрить на ДСК, Строев решил свозить главных специалистов и своих заместителей в Ленинград и показать, как это делается на Обуховском ДСК. Там видел он сам своими глазами ещё десять лет тому назад.

Заказал недельные туристические путёвки.

– Совместим полезное с приятным, и обойдётся дешевле, чем ехать просто в командировку.

Слов не было от увиденного, в смысле архитектуры. Строева убил сам ДСК, лежащий в «руинах» – не в прямом смысле, в переносном. Оказывается, после того, как он десять лет тому назад уехал отсюда после посещения объектов ДСК, у них упал строящийся дом. Он помнит свой вопрос насчёт прочности закладных деталей.

После аварии у ДСК и завода разделили балансы. Каждый продолжил работать не на конечную цель – сдачу квартиры, а якобы на себя. На деле друг против друга. Нарушился строительный поток. Руководство комбината не могло влиять на работу завода, нарушился технологический и административный обмен опытом и информацией. Проектировщиков из состава ДСК вывели. Собственно, сам орденоносный комбинат превратили в обычное строительное управление.

Он ещё тогда, в «Сибжилстрое», понял губительность разделения строительного потока с заводом и по возвращении добился отмены отдельного баланса завода.

Теперь он ещё раз понял ошибку и причину упадка Обуховского ДСК. Кто мог додуматься до преступного разделения? Нет, он никогда не допустит такого у себя, ни при каких обстоятельствах.

Конечно, было ещё что посмотреть в Обуховском ДСК. Поездка была полезной для коллег Строева, но для него самого факт состояния предприятия был убийственным.

По возвращении из командировки Строев взялся за отделку. В ПТО составили лимитно-заборные карты на отделочные работы с разбивкой на один подъезд. Технологи выдали набор материалов по контейнерам, их состав. Повезли на объекты. Очень удобно. На стройке открыл контейнер – там все материалы в наборе, искать ничего не надо.

Пора браться за бухгалтерию. Главный бухгалтер, как и на прежнем месте работы, встала грудью на дыбы:

– Нет, пока я здесь, такого не будет.

Строев убеждал, доказывал. Главный бухгалтер бегала не один десяток раз к Викулову, тот поддерживал Строева. Если и не поддерживал, то старался не вмешиваться и не возражать.

– Давайте попробуем.

Прошёл месяц, подотчётники по распоряжению Строева отчёты на списание материалов в бухгалтерию не несут. Главный бухгалтер на своей голове рвёт волосы:

– Как изволите отчитываться в статистику, показывать себестоимость?

– Возьмите ведомости того, что вывезли на стройку подотчётникам и ими принято, всё это и списывайте. Формы двадцать девятой теперь у вас не будет.

– Ай-ай-ай! Посадят нас всех. Чего устроили?

– Попробуйте. Лишнего, кроме лимитки, мы не везли. У нас поточное строительство. Ничего на приобъектных складах не залёживается, сразу идёт в дело. Так мы даже экономим – ни недостачи, ни красноты. Поработаете два-три месяца – поймёте. Хотите – ревизии на объектах делайте.

Куда было деваться, отчитались, как настаивал Строев. Отчёт сделали легко и быстро. Сотрудникам бухгалтерии понравилось, они полностью перешли на сторону Строева:

– По-старому больше не будем.

Так это и вошло в обычай, будто и было сто лет.

Для получения материалов сверх лимитной карты, в случае поломки, утери, необходимо писать объяснительную, составлять акты, приглашать на объект членов комиссии. Строев не помнил случая, когда бы чего-то пропало или сломалось.

Объёмы работ, скорость движения с объекта на объект увеличивались. Приходилось перевозить за собой вагончики. Вагончики стояли на полозьях, и их перебазировка занимала много времени и была многосложна. Поставили их все на колёсные пары.

Много времени терялось на обед. Каждый рабочий на стройку обед брал из дома. Оборудовали автобусы-столовые. В центральной столовой загружали военные контейнеры и кормили из них на строительных площадках. Поначалу в них мало ходило людей, экономили деньги. Со временем никто с собой еду не брал. Считалось плохим тоном.

Главным строителем долгое время работал Казанцев Николай Дмитриевич. Работал хорошо. Беда – пил зелёную, и много. Однажды Викулов, выпивший с ним вместе не одну цистерну, не выдержал и уволил его с работы. Строев сам критиковал не один десяток раз того за пьянки, рассматривал в парткоме, но добиться хоть малого прогресса не удалось. Но не увольнять же заслуженного человека. Работает хорошо, линейщики и субподрядчики уважают. Можно поставить на менее ответственную работу. Переговорил с Викуловым:

– Юрий Николаевич, отдайте его в моё распоряжение.

– Кем?

– Хотя бы заместителем главного инженера по новой технике. Сам возьмусь за него, может, бросит пить.

Начальник ДСК с большим нежеланием согласился, отменил приказ, подписал новый.

– Геннадий Евгеньевич, под вашу личную ответственность. Пьяным увижу – сразу уволю окончательно.

Долго Казанцев не проработал.

К концу года в кабинет зашла начальник отдела кадров:

– Геннадий Евгеньевич, вы уже третий год в отпуск не ходите. Если хотя бы не пойдёте на неделю с последующим отзывом – все отпуска у вас пропадут. Сходите до Нового года на неделю, потом выйдете с нового года.

– Надо так надо.

– Кого исполнять обязанности назначим?

– Казанцева, он мой заместитель. Пишите приказ с завтрашнего дня.

Пригласил Казанцева к себе:

– Николай Дмитриевич, на неделю ухожу в отпуск, оставляю вас за себя. Одно условие: в рабочее время в рот ни-ни.

– Договорились, потерплю.

Через три дня звонок:

– Николая Дмитриевича увезли в больницу. Инсульт.

Строев срочно в больницу. У того рука и нога не двигаются, говорить не может. Спросил врачей:

– Это серьёзно, работать сможет?

– Хорошо жив остался. Улучшение может наступить, но ненамного.

– Жаль.

Казанцев так на работу и не вышел, дали инвалидность. Шестидесятилетие справляли у него дома. Ходил с трудом с тросточкой.

Встал вопрос: кем заменить главного строителя? В райкоме партии у Строева работал знакомый начальник организационного отдела, в прошлом строитель, Вычукжанин Александр Леонидович. Предложил ему. Он дал согласие. Долго не отпускали, но всё же перевели.

Строев ввёл его в курс дела.

– Работай.

У Викулова болело сердце, ушёл на бюллетень, лечиться. Строев исполнял его обязанности и свои одновременно. Было не до Вычукжанина. Что и как он делал – не смотрел.

– Вроде работает – и ладно.

Первый квартал – сдачи домов нет.

– В чём дело?

– А вот тот не подписал акты, этот придирается.

– Александр Леонидович, так нельзя, понимаете? Сроки для отчётности ушли, почему молчали?

Прошёл ещё один квартал. Строев забеспокоился: